Тысяча Кладбищенских Улиц. Третья Часть⁠⁠

Первая Часть

Вторая Часть

III

Над пустующим адом лежало холодное и промозглое весеннее утро, снова вместо яркого солнышка над землёй поднялся бледный диск, скрытый пеленой облаков. На рассвете путники собрали свои скромные пожитки и повели лошадку вперёд, в сторону центра Погоста. Начался второй день неспешного пути средь мертвых квартирников и бесконечных могильных знаков. Последние уже примелькались, и ребята не замечали их, словно ехали по низкорослому лесу из деревяшек и камней. Безымянные могилы не помогали отыскивать дорогу. Закон Третьей Церкви уважал покойников, но запрещал им иметь свои имена. И когда на четвертый час пути он увидел несколько невысоких, гладких, черных камней с подписанными именами и изображением лиц, он невольно вскрикнул. На его голос проснулся Василий, всё утро дремавший рядом.

-Ты чего кричишь? — спросил поэт.
-Тут могилы… Подписанные, с лицами. — в глазах мальчика читался ужас.
Василий внимательно осмотрелся, взгляд его остановился на небольшом доме, который окружали бесовские столбики. На крыше висела большая красная буквица “М”.
-Поехали-ка отсюда. — ответил Василий. Подобру-поздорову.
-Ну нет, сначала сотру все имена, потом уедем. — Ивашка уже доставал длинный перст-скребок, пахнущий гарью и горечью. Негоже их так оставлять.
-Видишь тот дом? — махнул головой Василий. — Негоже нам рядом оставаться. Плохое место.
-Ну дом и дом, что в нём такого?
-Это вход в подземелья. Их на Погосте много. Небось не рассказывал тебе твой Лаврентий?
-Нет… А ты откуда знаешь?
-Знаю, говорю же, бывал уже здесь. Не нужно нам рядом с ними оставаться надолго. Кто знает, что там внутри живет.
Страх оказался сильнее цехового долга. Ивашка погнал лошадку вперёд, подальше от проклятого места.
-И кому только в голову придет так могилы уродовать? — спросил он скорее у самого себя.
-Почему говоришь “уродовать”? Может быть, бедные люди, которые лежат здесь и не знали твоих обычаев и обрядов? Может, они не умеют по другому прощаться с мёртвыми? Ты клеймишь их страшным словом “ересь”, но даже не знаешь, кем они были.

Ваня устыдился. Живя в маленькой деревне и целыми днями заучивая правила из старых книг, он и помыслить не мог, что где-то существует мир, сложенный из других кирпичиков, нежели его собственный, что долгие истории Пустых Сестёр, возможно, рассказывают лишь часть правды. И что если Третья Церковь…

-Скажи, Василий, а ты знаешь историю Второй Церкви? Наверняка ведь знаешь, не зря на тебе её пиджак. Почему про неё ничего не говорят, почему Первую помнят и уважают, а о второй — нигде ни строчки?

Василий улыбнулся, раскурил свою трубку, вытянул ноги и принялся рассказывать свою историю, глядя на унылое и больное солнце.

Почему говорят — Третья Церковь? Земля наша, горемычная, пережила трех богов одной веры, три смены всяческих попов. Первая Церковь была самой древней. И самой красивой, на мой-то взгляд — с золотыми куполами и резными храмами. Древние были похожи на нас — верили в смерть, чтили мертвого бога. Сохранились ли они до наших дней в том же виде или это придумки Пустых? Сам решай. У нас их много осталось, церквушек этих. От моря и до самого Урала их можно встретить. Старенькие, горбатые, но живые, поросшие быль-травой до самых макушек. Попам обрезали волосы, у колоколов повыдергивали языки — они теперь безопасны.
Потом была Вторая Церковь. С ней такой фокус не удался. Появилась она, когда Первая ещё была сильна, на пике её могущества самые сильные и влиятельные прихожане откололись, решили вывести мракобесие, заговорили о человечности, вот только в глубине своей отличались они мало. Второцерковники носили на своей одежде символ в виде зелёной змеи, пронзенной копьем. Это были суровые, властные люди, изгнавшие Старого Бога из своих домов, построившие храмы из стекла и металла, имевшие в своих руках заводы и фабрики, машины и армии. Что с ними стало потом? Вот тут, как раз, заканчиваются даже самые тёмные сказания.

Говорят, что именно из-за Второй Церкви случился Год Без Смерти.
Тогда-то, чтобы спасти весь мир и всех людей, живых и мертвых, пришли те, кто поёт песню могил и упокоищ. Они открыли семь башен, семь маяков, и мертвые со всей земли устремились в город, который Вторая Церковь продала Змею Пронзенному. С тех пор, люди молятся Третьей Церкви как спасителям. Теперь-то все знают, что смерть неостановима, все молятся ей каждый день и с детства готовятся к упокоению. Я знаю, что в твоей деревне, друг, считают, что Загробный Мир и Великий Погост были всегда, а вы живете на краю света, у самых врат преисподней. А я говорю тебе, что когда-то это был великий город, который люди превратили в кладбище.

Поэт закончил историю. Ваня молчал, глядя вперёд, на лошадиные уши. Правда, полуправда, переписанная история. Картинка сыпалась, словно старая штукатурка. Они поехали дальше.
Ивашка задумался. В его родных местах знали про Первую Церковь и не возражали против поклонения ей. В деревнях, поменьше обряды перемешивались и более причудливыми образами. Так и священнослужителей хоронили в древних храмах Первой Церкви, если не удавалось добраться до одной из семи великих башен.
-А что если и года без смерти не было? — спросил он у Василия. — ведь тогда получается, что придумать можно всё, что угодно. Василий удовлетворённо кивнул.
-Теперь понял? Вторая Церковь ничего такого не говорила, а её все равно объявили ересью. Как скажут — такой история и будет.

За разговорами о церквях ребята въехали на Второй Круг. Домов здесь было куда меньше, очень многие лежали в руинах. Местами, меж них пробивались высокие тополя и дубки, превращая целые улицы кладбища в настоящие рощицы. Асфальт здесь был старый, в трещинах, словно кожа столетней Пустой, и все вокруг покрывала быль-трава, растущая сквозь камни, прячущая многочисленные могилки и знаки. Она доходила до самых колен лошади и навевала на ребят дурман, заставляя вспоминать о вещах, давным-давно ушедших из их жизни.
Ивашка думал о родителях, с которыми он не виделся с далекого детства. Думал о запахе реки, свежескошенной травы, о яблонях, растущих в их дворе. Снова вернуться в их дом он сможет только после завершения обучения, и лишь для того, чтобы проститься с ними окончательно.

Обряд сделал их чужими людьми, подарив Ивану нового отца.

О чем думал Василий, Ивашка так и не понял. Он лишь смотрел по сторонам, то и дело задерживаясь взглядом на домовинах с буквой “М” на крышах. Они, да многочисленные храмы Первой Церкви были единственными зданиями, которые почти не тронуло время.
Для похорон церковника выбрали маленький белокаменный храм. Разбитый купол, бывший когда-то позолоченным, лежал сиротливо, поросший быль-травой. На кресте сидела красногрудая птичка и наблюдала за тем, как мальчики заносят ящик в здание. Тусклый солнечный свет лился внутрь, освещая ритуальное помещение, которое не выдержало напора времени и пустило в себя дикую природу. Гроб оставили ровно в середине помещения и Василий снова вышел вперед, оглядываясь на образы, запечатленные в дереве.

Конец пути. Слова святыеНе разнесутся больше в тишинеЗабудет люд молитвы гробовые
Cотрется память о лгуне

Поэт выглядел озлобленным, но Ивашка, на сей раз не стал его останавливать. Он начал понимать его.. Третья Церковь, оплот живой смерти на земле, казалась вечной, нерушимой и могучей. А сейчас, ящик с её жрецом они занесли в маленький храм, оставили на нём последние отпечатки и закрыли дверь навеки, похоронив храмовника, бывшего бессмертным ещё вчера.
-Теперь на третий круг. — сказал Ваня, тяжело вздохнув. Я никогда не был там, и не имею понятия как туда добраться.
-Мы найдем дорогу — подмигнул поэт. Я обещаю.