Тогда кто?⁠⁠

Это перевод истории с Reddit

Я Эмилия. Я знаю, что мне вряд ли поверят, если выложу это где-нибудь ещё, но здесь, где мы будто «прошиты» воспринимать вещи как факты, а не как выдумку, мне достаточно безопасно. Сейчас мне просто нужно, чтобы кто-нибудь поверил мне.

Есть причина, почему я такая, какая есть — замкнутая, странная, своеобразная, или, как обычно говорят, просто «чудачка». В детстве я плохо ладила со сверстниками, и точно знала почему. У меня особое состояние. Я особенная. Я вижу, как люди умерли.

Вы же знаете закон физики: энергия не исчезает — она остаётся или превращается во что-то другое. Нельзя создать «ничто» из чего-то. Думаю, с душами так же, с тем, как они видели мир. Я не знаю, как это устроено, я пыталась разобраться, но я одна, и, учитывая, сколько сил я трачу на то, чтобы моя способность приносила пользу, у меня не было времени понять всё до конца. Я просто знаю, что когда люди умирают, мы оставляем отпечаток, запись, знак того, что были здесь — не только одежду, идеологии, наследие, но и буквальный способ, которым мы умерли.

Расскажу короткую историю о том, как я узнала о своей способности. Мне тогда было десять. Папа вёз нашу семью — меня, маму и брата — в местный торговый центр. Помню, как я была взволнована, помню, как эта шустрая девчонка подпрыгивала на сиденье и канючила у папы новую Барби. Тогда я не была странной. Я была просто девочкой, которая любит играть с игрушками, и иногда — ругаться и играть в Game Boy с братом.

Тот день изменил мою жизнь. Ещё мгновение назад мама смеялась надо мной, а папа объяснял, почему не купит мне больше игрушек, что их нужно заслужить. Я помню слова папы дословно, потому что прокручивала эту сцену в голове тысячу раз: «Сначала сделаешь три поручения по дому, и тогда я куплю тебе твоих кукол Барби».

«Я хочу Game Boy!» — заорал мой брат и легко стукнул меня кулаком по руке. Мне не было больно, он просто баловался.

«Молодой человек, и тебе это просто так не сойдёт, ты—» — и тут я помню лишь визг шин и грохот слева. Меня швырнуло вправо, я врезалась в брата — и мамин крик. Мгновение: отказавший тормоз у грузовика на встречной полосе и водитель в панике — этого оказалось достаточно, чтобы я потеряла папу. Но эта история не о моём горе. Она о том, что случилось потом.

Я пришла в себя первой: брат обнял меня, будто прикрывая собой на заднем сиденье. Ему было девять, и первым его порывом было меня защитить. Я увидела папу за рулём: одежда в крови, глаза открыты, но он не шевелился. Я знала, что такое смерть, даже в таком возрасте. Где-то внутри я уже понимала, что папа больше никогда не будет говорить о делах по дому и не купит мне кукол. Я протянула к нему руку. В тот момент, когда я коснулась его предплечья, ледяное что-то осело во мне, и, словно щёлкнуло, — я уже глядела на дорогу, мои руки лежали на руле. Я не могла себя контролировать, я говорила, я произносила слова, слышала звуки и—

Я обернулась на полсекунды и встретилась лицом к лицу с собственными глазами, своими тёмными волосами, маленьким телом. Я сидела на заднем сиденье и спорила с братом рядом. Потом снова вперёд, взгляд на дорогу. Я заговорила: «Сначала сделаешь три поручения по дому, и тогда я куплю тебе твоих кукол Барби». Из моего рта, из моего горла звучал папин голос — и тут до меня дошло. Я жила его глазами.

Я закричала внутри головы: папа, там грузовик! Осторожно! Папа! Я вопила, колотила, била по чему-то в воздухе — по крайней мере, так я представляла себе, как застряла в папином теле, в его точке зрения. Я краем уха услышала брата: «Я хочу Game Boy!»

Папа, прошу. Прижмись к обочине. Папа. Я увидела грузовик, его жёлтый капот, колёса почти с нашу машину, всё ближе. Папа! Пожалуйста, услышь меня! И это случилось. «Молодой человек, и тебе это просто так не сойдёт, ты—»

Я увидела, как грузовик заносит в нашу полосу и он бьёт в папину сторону. Папа судорожно вдохнул, посмотрел на маму — и по их лицам, по взглядам я поняла: они прочитали друг друга без слов. Я знала, что это значило: я тебя люблю. Папина голова дёрнулась в сторону — и пустота. Я ощутила, как холод расползается по телу, как тепло, что движет мной, медленно уходит, как дым: сначала густой, а потом превращается в лёгкий воздух и растворяется, исчезая, как жизнь — папина жизнь.

И я очнулась в собственном теле, в реальном. Я мало что помню из того, что сделала после того, как коснулась папиного безжизненного тела. Наверное, что-то сказала маме или брату. Но с тех пор я боялась прикасаться к мёртвым. Я горевала, я жила дальше. Пока не случилось ещё одно, от чего меня пробрало до костей.

Мне было тринадцать, и подруга потеряла бабушку. Она плакала в школе и показала нам кольцо, которое бабушка оставила ей. «Она носила его до самого последнего дня». К тому моменту я запихнула случай с папой под ковёр, в закрытый сейф, подальше от глаз — на край внимания. Я не подумала, когда подруга протянула мне кольцо, и внезапно меня накрыла чужая картина — я была её бабушкой: лежала в постели, тянула руку к кому-то, но не могла говорить, не могла позвать на помощь, и вдруг горло сжалось, я не могла вдохнуть, я была — она была — беспомощна. Я вернулась в своё тело с её последним выдохом, но было уже поздно: меня трясло, по лицу текли слёзы, и я кричала: «Я не могу дышать!» Я была в истерике. Этот момент изменил ещё одну часть моей жизни.

Я не могла заводить друзей, я была чудачкой. Когда я случайно касалась вещей людей, недавно умерших, я видела их последние минуты их глазами. Я не справлялась. Какое-то время я просто уходила в музыку, в рисование, в учёбу — во всё, что могло занять меня.

А потом в одну случайную ночь я нашла своё призвание. Мой дядя — полицейский, я зашла к нему в кабинет. На столе лежала куча вещей в зип-пакетах. Видимо, я так ничему и не научилась, потому что меня потянуло коснуться. В одном пакете был грязный коричневый бумажник.

«Да, я по делу о ограблении», — услышала я голос дяди в трубке. Я коснулась пакета — и тут же провалилась в взгляд убитого.

Я — он — боролся. Здоровяк с пирсингом в губе посмотрел мне прямо в глаза, потом — хлопок выстрела. Тело впало в шок, потом пришла боль, и я ощутила, как уходит энергия; я начал оседать. Я наблюдал, как он хватает мою сумку — сумку убитого. Молния, должно быть, разошлась во время потасовки: когда грабитель закинул сумку на плечо, вещи посыпались. Среди них — коричневый бумажник и телефон. Грабитель наклонился за телефоном первым. Издали завыли сирены, и он так перепугался, что выронил его, вскочил, ногой случайно загнал аппарат под большой мусорный контейнер. И — пустота.

— Готова, малышка? — спросил дядя. Я уже вернулась в своё тело. И ответила точно: — Телефон нашли?

Он нахмурился, вглядываясь в меня. — Дядя, телефон под мусорным контейнером. Грабитель держал его в руках, — сказала я. Дядя закатил глаза — наверное, решил, что это очередная моя выходка. — Я всякая, но не лгунья. Пожалуйста, проверьте место преступления ещё раз, вы найдёте там телефон.

Дядя отмахнулся, но позже вечером позвонил: «Слушай, малышка. Не знаю, откуда ты это знала, но благодаря тебе мы раскрыли дело. Мы сняли отпечатки с телефона, о котором ты сказала». Я помню облегчение, восторг: наконец-то я помогла. То, что я в себе ненавидела, помогло кому-то ещё. Пусть поздно, но помогло справедливости.

— Дядя? — спросила я. — Думаю, я могу тебе помогать.

Так я и оказалась здесь — консультантом при полицейском департаменте. Я помогла в нескольких делах, если не во всех, и власти привыкли меня не допрашивать. Если кто-то спрашивает, они говорят, что я интуитивна, вижу и замечаю то, чего другие не видят.

Но сейчас, на этой сцене преступления, стоя над этим телом, я оказалась в ситуации, которую не могу объяснить.

Тело лежало на полу, кругом кровь. Ему разбили голову до неузнаваемости, отпечатки пальцев выжгли, чтобы нельзя было их снять. Зубы тоже вырвали. Убийца сделал всё, чтобы мы не смогли опознать мужчину.

Я наклонилась и увидела тёмный волос. Обычно я оставляю улики криминалистам, но сейчас во мне что-то дёрнулось и запуталось — будто я не могла поверить, что этот волос здесь. Я не понимала, откуда это чувство, ведь на местах преступлений такое — дело обычное. Я подняла волос в перчатке — и меня перенесло.

Мужчина — тело, в котором я оказалась, — смотрел вниз, на лежавшего на полу — на жертву. «Подождите, если это жертва, значит, у нас два трупа?» — пронеслось у меня в голове. Я пошла к ящику стола, мои — его — руки дрожали. Внутри были деньги, украшения, но мужчина даже не задержал на них взгляд. Он перерыл весь дом и ничего не нашёл. Наклонился к телу, снова выпрямился. Уже тянулся к двери, когда бросил взгляд на зеркало на стене — и у меня похолодела кровь.

У него были тёмные волосы — густые, непослушные, как у меня. Тёмно-карие глаза, и ямочка справа на подбородке — та самая, которую я знала слишком хорошо. Я в ужасе смотрела на себя — на мужчину в зеркале — на моего папу, моего мёртвого отца. И — пустота.

Я вышла с места преступления; дядя меня окликал, но я не могла ему в глаза посмотреть. Он так похож на папу, и всякий раз, вспоминая увиденное, я видела папины глаза — haunted, преследующие. У меня слишком много вопросов, мне нужно было вдохнуть.

Холодный пот прошиб меня с головы до ног. Никогда раньше я не получала взгляд живого человека, значит, я увидела память мёртвого — и всё же как? Он не умер. И вопрос, который я больше не в силах была даже пытаться осмыслить: если мой отец не умер — или умер, — то кто был тем человеком? Кто сидел в машине во время аварии? Кто?

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit