The roof is on fire⁠⁠

Раннее субботнее утро – все дома. Всего в семье четверо детей, но двойняшки поднялись неестественно рано и уже где-то на улице.

Именно они вдруг вбегают в кухню и кричат о том, что сарай – уродливая саманная постройка, что стоит почти вплотную прижавшись к дому – горит.

В лихорадочной спешке муж и жена выбегают на улицу. Начало ноября и землю уже прихватило ледяными пальцами: на листьях белые узоры, но еще можно без куртки. Это юг.

Женщина вбегает в покосившийся проем сарая. О том, что его нужно снести, она нудела мужу как только семья въехала, но все как-то не доходили руки. Теперь здесь лежат горы бумаги на растопку: фотки старых жильцов, растрепанные тетрадки, корявые рисунки и дрова – это они распилили огромную и мертвую березу. Сейчас все это весело и дымно трещит под языками пламени. Выедает глаза.

Пока она бежит за лопатой, мужчина кидается к крану с водой, но он замерз и не поддается. Огонь разгорается все сильнее, дым стоит столбом и в сарай не зайти.

Она бросается к соседям:

– Сарай горит! Как пожарных вызвать? - все тихо, народ спит. Соседка наконец выбегает растрепанная и кажется понимает в чем дело.

Кричит:

– Спасай документы из дома, вдруг он загорится!

Я дозваниваюсь до заведующей садика, не знаю почему именно ей, но уже совсем не соображаю и она наконец подсказывает:

– Звони 101!

Ну конечно, балда. Перед глазами проносятся воспоминания: мне 18, я на даче у друзей и горит баня. Пожарные приезжают через 15 минут и спасают дом - он уже начал заниматься жадным огнем. Понимаю, что нас может ждать тоже самое.

По телефону ответ:

– Высылаю к вам казачью дружину!

Приезжают быстро. Это местные мужики, добровольцы. Говорят, повезло, что машина была заправлена водой -– такое бывает не всегда.

Мне казалось, что сарай сплошная глина, но он полыхает как свечка, и балки, что поддерживают крышу нашего дома, начинают потихоньку заниматься огнем. Куски сайдинга сползают с них оплывшей змеиной кожей.

Взбегаю на второй этаж и смотрю на огонь через окна: стеклопакеты трещат и трескаются под давлением пламени. Впрочем оно постепенно сдается под напором воды.

Пожарные ползают по мокрой глине, сосед помогает отбивать куски шифера, дерева и прочей дряни с остова сарая, а у меня внутри растет холодный и страшный вопрос: “Нас что, подожгли? “

Мужики смеются:

– Да кому это надо?

Но я то знаю: мы здесь чужаки из столицы. Недавно нам среди бела дня разрезали москитную сетку на окне и украли металлические запоры с ворот изнутри.

– Если это правда, нам придется уехать, - устало говорит муж, когда все наконец кончилось и грязные, мокрые мужчины разошлись, оставив нам дымящиеся руины.

До меня постепенно доходит: буквально вчера я застала шестилетнего сына со спичками во дворе и полчаса доходчиво объясняла, что играть с ними нельзя. Я смотрю на него: побледневший, с большими от испуга глазами, но завороженный происходящим, он все еще стоит на улице.

– Пойдем поговорим в дом, милый, - говорю я ласково и веду его в отдельную комнату, - Послушай, все очень серьезно. Я обещаю, что не буду ругать, но нам правда нужно знать: это ты поджег сарай? - стараюсь говорить спокойно, объясняю, что мне очень важно узнать правду.

– Пожалуйста, только не говори папе! - в каком-то ужасе кричит он наконец, хотя папа его вообще никогда не ругает. Я убеждаю, что сказать должна, но санкций не будет. Мы выходим из комнаты и еще какое-то время осмысливаем все вместе, что произошло.

Больше у сына желания играть с огнем не возникало. Хотя на всякий случай я убрала спички подальше. И да, мы наконец снесли сарай.

Так что, все что ни делается… ну вы знаете.