Продолжение поста «Великая Отечественная. Воспоминания»⁠⁠

9 Ноября 1943 года дивизия овладела высотой на подступах к Гуляй-поле, родине атамана Нестора Махно. Она располагалась в лощине между высотами. Сложилось так, что сам Гуляй-поле оказалось на нейтральной полосе. С высоты с высот обстреливали мы друг друга, а по самому селу не стреляем. Но перед нами - как на ладони. Наша пехота постоянно атаковала противника и не раз овладевала его траншеями. Однако при поддержке танков противник вновь оттеснял нас. И так высоты в день по нескольку раз переходили из рук в руки. Пушечные батареи нашего дивизиона вели огонь прямой наводкой по пехоте и танкам противника. Это все можно было видеть простым невооружённым глазом. Наконец, немцы ввели в бой свою штурмовую авиацию.
Орудия прямой наводки не раз подвергались атакам с воздуха, но серьезного урона не понесли, так как и орудия батареи были хорошо рассредоточены на местности. В ночь с 13 на 14 ноября 1943 года, на высотах занятых противником, был убит наповал, почти расстрелян в упор, наш командир карты дивизиона майор Данилов Александр Васильевич. Тяжело ранен командир отделения разведки артдивизиона старший сержант Мельников. Они в темную ноябрьскую ночь шли на одну из высот, где располагался командный пункт дивизиона. И натолкнулись на пулеметную точку противника. И были расстреляны почти в упор. Похоронили своего командира на лужайке одного из домов села Гуляй-поле, по соседству с кустами молодых вишень. В деревянном гробу, изготовленным нашими же солдатами буквально за час. Похоронили со всеми воинскими почестями. Около гроба выстроился весь личный состав артдивизиона. Заместитель покойного по политической части капитан Козлович Василий произнес краткую речь. И мы дали клятву отомстить врагу за смерть нашего командира. В то утро 14 декабря враг, опасаясь окружения и полного разгрома, оставил занятые высоты. Пришлось догонять, наступая ему на пятки. По этой причине даже поторопились с похоронами, поставили на могилу деревянный крест и дали салют из личного оружия. Сих пор не приходилось мне побывать в Гуляй-поле. В семидесятых годах я долго переписывался с учащимися средней школы, имел приглашение погостить и побывать на братской могиле, да так и не собрался. Меня огорчило, что в списке похороненных в братской могиле Гуляй-поля солдат и офицеров нет фамилии Данилова А.В. Возможно, его и не перезахоронили.

21 ноября 1943 года мы освободили большой населенный пункт Александрово-Белово, а затем Смоленку и Конзавод. Фронтовое командование предоставило дивизии отдых, она нуждалась не только в воде, но и в пополнении. Пехотные полки не располагали и половиной своего личного состава. Месяц ежедневных, ожесточённых боёв на пределе своих возможностей вызвал и физическую и моральную усталость солдат и офицеров. Временно мы расположились на территории завода, где сохранились еще кое какие постройки. В артдивизион пришло пополнение.
После смерти Данилова его обязанности исполнял капитан Булгаков Александр Яковлевич, заместитель по строевой части. Сменился начальник штаба дивизиона, фамилию не помню. Но он был у нас недолго: под Лысой Горой через месяц его ранили в верхнюю треть бедра. Офицер соседней с нами части, будучи пьяным, в ссоре выстрелил из пистолета в начальника штаба дивизиона. И к нам он больше не вернулся. Очевидцами этого случая были Соколовский Борис и я. Офицер, который стрелял в начальника штаба, тут же заорал как сумасшедший: «полундра!» И тут же из землянки к нему прибежала еще человек пять солдат с автоматами. Он, вероятно, испугался возможных ответных мер с нашей стороны и решил подстраховаться. Но все обошлось без дальнейшего кровопролития.
Вскоре командиром 2-го артдивизиона стал ст. лейтенант Кулеш, погибший в боях за Берлин в конце апреля 1945 года.

3-й Украинский Фронт.


В конце декабря 1943 г. 152 с.д. оставила район Конзавода и вернулась в состав 46й армии, перешедшей уже в состав вновь сформированного 3-го Украинского фронта.
Перед нами ставилась задача совместно с 4м Украинским фронтом разгромить Никопольско-Криворожскую группировку противника, ликвидировать его плацдармы на реке Днепр в районе Никополя и Мелитополя. В состав №го Украинского фронта ( командующий генерал армии Малиновский ) входили 37, 46, 8я и 3я гвардейские, 5я ударная и 6я армии, которые вместе с 4м Украинским фронтом имели превосходство над противником в живой силе в полтора раза, по орудиям и самолетам в два раза, лишь немного уступая по количеству танков.
Нам противостояла 6я армия немцев из группы армий «Юг» в составе 17 пехотных, 4х танковых и одной моторизованной дивизии, численностью около 540 тысяч человек, 2400 орудий, 327 танков и самоходок и около 700 самолетов.
Главный удар наносила 8я гвардейская и наша 46я из района Лысая гора и Новониколаевка в направлении города Кривой Рог. Наступление фронтов началось 30-31.01.1943г.
Это наступление в день нового, 1944 года, было неудачным, если не хуже, едва ли не катастрофичным и трагическим. А было так.
29 декабря дивизия прибыла из района Конзавода, после небольшого отдыха и пополнения. И сразу включилась в подготовку наступательной операции. О ее начале не знали. По ходу подготовки чувствовалось, что начнется она через день-два. Мы подготовили огневые позиции, укрытия для личного состава, лошадей и техники. Работали все до пота, потому что погода стояла скверная, мороз чередовался с оттепелями, дождь сменялся мокрым снегом. Успела промерзнуть и земля. Стояла гололедица, а сильный ветер прошивал тебя до костей. В такой обстановка, да еще и при отсутствии стройматериалов, оборудовали лишь временные, холодные укрытия. Небольшие траншеи, прикрытые сверху брезентом или плащ-накидками. А вокруг – голая степь без единого деревца или домика.
Наступление поддерживала не только артиллерия 152 с.д, но и специальные артиллерийские части из резерва командования. В частности, реактивные установки «Катюши» и «Андрюши». Их огня фашисты особенно боялись. Снаряди «Андрюши» стартовали с земли прямо с деревянными упаковками (ящиками). На высоте 50-100 метров ящик разваливался сам по себе, а снаряд длиною около метра продолжал лететь. Его движение было видно до места падения, так как сзади снаряда горела красная лампочка или что-то, ее напоминающее. Скорее всего, реактивная жидкость. Зрелище приятное, а действие эффективное. Говорили, что впервые их применили под Сталинградом. И немцы грозились ответными мерами – применить отравляющие вещества, если мы не перестанем бросаться ящиками.
По соседству с нашим дивизионом стояло несколько таких установок. С большим любопытством и интересом я наблюдал за их работой. Ведь вся р.у. «Андрюша» состояла из автомашины с боевым расчетом человек 7-8, деревянной «бороны» и ящика со снарядами, к которому подсоединялся электрошнур от машины. Этим устройством, схожим с бороной, придавался определенный угол наклона, и снаряд уходил на цель.
Наступление пехотных полков началось около 9 часов утра вместе с рассветом, после мощной артподготовки продолжительностью в полчаса. Пехота продвигалась медленно, пока не очистила от противника его же траншеи.
В середине дня в дивизион поступила команда «на передки». Нужно менять огневые позиции и подтянуть их ближе к боевым порядкам пехоты, к тому времени продвинувшейся вперед до 3,5 и 5 км. Наступали цепью, в два эшелона.
Я шел со взводом связистов во главе с Соколовским Борисом. Они тянули за собой кабельную связь к новому месту расположения штаба. Место должен был указать следующий за нами начальник штаба. Когда до залегшей впереди пехоты оставалось метров триста, мы наткнулись на пустую немецкую землянку. Она очень нам понравилась. Имела сверху несколько накатов нетолстых бревен. Стены обшиты досками, дощатые нары, печка. Этим временным домом мы были рады. Наконец-то отогреемся и отоспимся в тепле хоть одну-две ночи. Единственным недостатком была входная дверь, обращенная в сторону противника.
Связисты начали подключать телефонные аппараты. Начальник штаба и Соколовский волновались: батарей еще не было видно. А цепь нашей пехоты впереди почему-то лежит на земле без движения, давненько. Они вероятно заметили что-то, что не могли видеть мы, и потому не продвигались вперед. Пехота лишилась огневой поддержки и потому проявляет нерешительность. Но в таком положении на голой земле долго не пролежишь. Окопаться пехота не могла. Потому что земля промерзла на солидную глубину, и простой саперной лопаткой укрытие себе не вырыть. Надо много времени. А день уже подходил к концу. Начинало темнеть.
Обстановка прояснилась, когда над нами пролетел сначала один, потом другой снаряд, разорвавшись в метрах 30 от нас. Затем обстрел наших позиций усилился. Стали слышны даже выстрелы. Из ближайшей к нам цепи пехоты донеслась команда: «Впереди танки, готовиться к бою!»
Впереди, на горизонте, виднелись темные предметы, которые двигались на позиции, занятые нашей пехотой. Мы стали считать их. Когда счет перевалил за 30, Соколовский приказал связистам сматывать связь. Танки продолжали двигаться на нашу пехоту широким фронтом и медленно. За их броней шли автоматчики. Танки вели огонь по нашей пехоте из орудий и пулеметов. И вот тут-то нервы у нашей пехоты не выдержали напряжения. Сначала побежали назад из цепи отдельные бойцы и небольшие группы, потом и вся цепь, которая находилась ближе к нам. Но цепь, расположенная ближе к противнику, лежала и не двигалась с места.
В это время появилось несколько орудий нашего дивизиона, которые стали разворачиваться для отражения атаки танков и пехоты противника. И повели огонь прямой наводкой. Но вот и вторая цепь пехоты стала отходить, и вскоре обе они слились вместе и уже приблизились к нам. Образовалось скопление солдат, похожее на неуправляемую толпу, которая поначалу шла, отступая назад, а потом обратилась в бегство. К ним присоединились и мы.
Незаметно наступил вечер, стало темнеть, видимость ухудшилась. Ориентироваться на местности стало трудно. В такой ситуации можно было не попасть в ту дыру в обороне немцев, которую мы сами же создали, а угодить прямо в лапы противника. Общим ориентиром, куда отходить, стала зона сосредоточения огня, которая просматривалась в темноте в виде перекрестного пулеметного огня трассирующими пулями. Нам всем предстояло попасть в его центр, фокус. Противник вел огонь и с флангов, к месту нашего единственного прохода. Его не обойдешь и не объедешь. Хочешь избежать окружения и плена – иди через это пекло, может, и выживешь. Через какое-то время наше отступление стало неуправляемым. Противник наступал буквально на пятки. И каждый стремился от него оторваться, обгоняя друг друга.
Поначалу, когда еще совсем не стемнело, командование дивизии пыталось предотвратить отступление. На нашем пути появилась большая группа автоматчиков. Она создала цепь, и приказано было остановиться под угрозой расстрела на месте. В какой-то мере положение немного поправилось. Но приказу подчинились те подразделения, которые отступали компактно, во главе с командирами. Все остальные, а их было намного больше, продолжали отходить на свои прежние позиции до начала наступления.
Я все время держался своих, связистов. В какое-то время мы попали под прицельный огонь противника. Около меня стали падать раненые солдаты, которым надо было помочь. Приходилось просить других, чтобы увели или унесли раненых. А время шло. Связисты ушли, и я остался один среди своих «чужих». И вот тогда я ощутил нечто большее, чем тревога за свою жизнь. Мелькнула мысль: а что, если ранят меня, да еще тяжело? Тогда наверняка не выберусь отсюда. Кто будет возиться со мною, если каждый находится в опасности, в толпе, которой никто уже не управляет? Все торопились вырваться из котла, который устроил нам противник. Особенно тяжело было преодолеть последний километр перед нашей линией обороны, откуда утром того же дня начали наступление. Именно в этом месте немцы пытались перекрыть нам пути отхода, часто контратаковали, вели непрерывно перекрестный пулеметный огонь. И им в какой-то мере это удалось. Подразделения нашей пехоты, которые подчинились требованиям заградотряда дивизии, не отступили и, проявив мужество, остались на месте, в степи. Поплатились своей жизнью. Танки и пехота противника постреляли всех, как куропаток.
Несколько дней спустя, во время второго, более успешного наступления дивизии, мы стали очевидцами этой трагедии. Солдаты лежали на земле цепью, лишь слегка окопавшись, чтобы спрятать голову. Лежали, как живые, держа в руках винтовки, за спиной вещмешки. Казалось: подай команду, и они поднимутся. Однако они были уже мертвы. Немецкие танки и пехота расстреляли их. За ночь, в мерзлой земле, они не смогли глубоко зарыться.
Командование дивизии, мне кажется, допустило ошибку и совершило большую глупость, не дав подразделениям пехоты отступить на прежние позиции, и заставило занять оборону в голой степи, на промежуточном рубеже. Оставило их в окружении противника. На второй день, 2 января 1944г. надо было контратаковать противника, чтобы высвободить своих, попавших в окружение, но командование не пошло на такой шаг. Посчитало их погибшими. Наша армейская разведка скорее всего тоже бездействовала. Иначе как объяснить тот факт, что группа наших солдат, тоже попавшая в окружение, 10 дней пряталась в скирде соломы на поле, в нескольких десятках метров от землянок противника? Им чудом удалось выжить.
10 января их обнаружили наши и вывезли на повозках. Я до сих пор помню их беспомощность и страдания. А выжили не все, потому что выпал снежок, он и дал им силу не умереть голодной смертью. По ночам они выползали из своих нор, чтобы насладиться вместо воды снегом.
Той ночью артиллеристы нашего дивизиона подожгли и уничтожили несколько танков противника. Расчеты двух орудий 4й батареи едва не погибли полностью. Однако орудия удалось спасти.
В ту ночь погиб мой фронтовой друг, командир взвода 5й батареи, ст. лейтенант Шварцман. Его фото я взял на память, сохранил до конца войны и в 1984 году передал музею 152 с.д. в деревне Эсхар Чугульского района, Харьковской области.
В ту новогоднюю ночь мало кто спал. До самого рассвета поодиночке и группами выходили из окружения наши бойцы. Долго не было сведений о судьбе наших орудийных расчетов, преградивших дорогу немецким танкам. Мы всю ночь с тревогой ожидали их возвращения. К сожалению, вернулись не все. В ту темную новогоднюю ночь в степи сложилась такая ситуация, когда рядом друг с другом блуждали и наши и немецкие солдаты, танки противника принимались за свои танки и мирно расходились.
Помню, сержант пехотного полка рассказал, как они приняли немецкие танки за свои, залезли на них и какое-то время даже ехали. Заметив, что танки ведут себя странно и двигаются не туда, стали присматриваться, нашли кресты и тогда спрыгнули с брони и убежали.
10.01.1944 с тех же позиций под Лысой Горой дивизия начала новое наступление в сторону д. Терноватка и взяли ее, но противник далеко не ушел, окопался на высотах рядом с деревней и часто контратаковал нас при поддержке танков и самоходных орудий. Однажды имели успех. Так, несколько немецких танков неожиданно ворвались на окраину Терноватки и немного потеснили нашу пехоту.
Танки, маневрируя между домами, атаковали с флангов нашу 4ю пушечную батарею. Расчеты двух орудий растерялись и драпанули, оставив противнику оба орудия. Расчеты даже не сняли с орудий замки, без которых нельзя вести стрельбу.
Командование дивизиона было потрясено случившимся. Командир батареи был вызван в штаб и ему сказали: «любой ценой через 2 часа вернуть орудия. Расчеты орудий пусть сами же искупают свою вину за трусость. Договаривайтесь с пехотой, она вам поможет». Конечно, и дивизион был готов помочь всеми имеющимися средствами. Пехота была заинтересована, чтобы вышвырнуть противника из деревни. Через 2-3 часа наши атаковали противника успешно. Оба орудия оказались целыми и невредимыми. Теперь уже пошли разговоры: «молодцы, ребята, вместо трибунала полагаются ордена». Командование дивизиона воспряло духом. Еще бы. Без трибунала тогда бы не обошлось.
В д. Терноватке задержались на несколько дней, так как пробиться через оборону противника дивизии не удавалось. Такое положение многих устраивало: ночью можно было поспать в теплой избушке, совсем как дома, у родной мамы. Разница в том, что спали не в постели, а на полу и не разуваясь. Кому как удобнее и безопаснее. И, конечно, шли разговоры и разборки вокруг событий, происшедших за 10 последних дней. К тому времени стали известны причины поражения 152 с.д. в наступательном бою 1 января. Оказывается, нашему противнику помог случай и не более. К исходу дня его положение оказалось катастрофическим. Наша дивизия прорвала оборону и успешно продвигалась вперед. Резервов остановить наше продвижение у немцев не было. В это время на марше у противника находилась танковая дивизия «Мертвая голова». И шла она недалеко от места наших боев, на другой участок фронта. Наступление ставило под угрозу ее передислокацию. И ей было приказано изменить маршрут и атаковать 152 с.д. Наше командование не могло предвидеть подобного рода осложнение, многократный перевес в танках в условиях степной местности, появившихся неожиданно, когда наша пехота не имела ни сил, ни средств, чтобы противостоять врагу. Это решило исход боя не в нашу пользу.
Итак, 11.01.1944 дивизия прочно укрепилась в Терноватке. Наступление приостановилось на неопределенный срок. Передышка была использована командованием дивизиона во благо здоровья и боеспособности. Командир приказал старшине хозвзвода Москвину организовать помывку личного состава управления дивизиона в бане. И мне тоже. Подыскали домик с теплой пристройкой и колодцем во дворе. Приспособили бочку для нагрева воды, пособирали, где могли, приличные ведра и тазики и начали мыться. Сначала старшие по должности, затем повзводно. Я пошел мыться последним, когда уже начало темнеть. Воды оставалось немного, не более двух ведер. Вымыл с мылом голову и намылил тело. И вдруг слышу, как над крышей пристройки пролетел снаряд и разорвался метрах в десяти. Затем второй, третий. Стоявшая на табуретке лампа из гильзы 45мм пушки подпрыгнула и едва не упала. Я лег на пол и прекратил мыться.
Одеваться не стал, решил выждать, что будет дальше. Бросив еще несколько снарядов, противник прекратил обстрел. Но, прежде чем продолжить мыться, я приказал солдату выяснить, что творится на улице и в деревне. Возможно, немцы вновь ворвались сюда. Солдат быстро вернулся и сообщил, что в деревне спокойно, а обстреляла нас немецкая самоходная пушка, возможно танк.
И я не спеша продолжил мыться. Сменил белье, отдал старшине грязное и вернулся в штаб дивизиона. Оказалось, что причиной артобстрела явился костер, на котором грели воду. Только его погасили – обстрел прекратился. Хорошо, что обошлось без жертв, а баня состоялась.
На ночь, после бани, хозяйка дома постелила на пол солому, и все мы улеглись в ряд друг с другом. В хате было тепло. От свежего белья слегка попахивало мылом «К», что давало гарантию, что вошь беспокоить не будет. Кое-кто снял шинель, но не раздевались. В холодных помещениях и землянках спали, прижимаясь друг к другу – так теплее. Нередко укрывались одной шинелью с соседом. Поэтому, когда у кого-то заводились вши, они сразу становились общественными. Не всегда, но очень и очень часто. А вот мыла «К» вши боялись и погибали, либо уходили к соседу. Со временем запах мыла в белье пропадал или выветривался, и тогда вошь приживалась вновь. Мыло в сочетании с периодической дезинфекцией всего обмундирования давало хороший результат. Обработка паром в металлических бочках широко применялась в полевых условиях на фронте. С помощью этих средств удалось избежать эпидемий сыпного тифа, переносчиком которого является вошь.