Про заговоры, наговоры, приметы и деревенское вуду
Дед с бабушкой у меня всю жизнь были коммунистами и атеистами, получили образование в советской школе, но с небольшим нюансом - жили они всю жизнь в селе. А жизнь сельская она такая - там помочит, тут посушит, поплюй три раза через плечо - авось и пронесет, а с тебя не убудет.
Когда я особенно громко говорила - "не бывает такого!", дед хмыкал и рассказывал про своего прадеда Петра, которого звали на все свадьбы и перед женихом с невестой во двор запускали.
"А потому что знаткОй был. Порчу али сглаз видел сразу. Однажды заходит свадьба в избу - а там пола-то и нет. Дед Петро во двор выпрыгивает - видит, в уголку старушошка шепчет что-то. Он ей - ну-ка, бабушка, иди сюда, спляши нам. Та и пошла плясать. Гости обратно в избу - там все чин-чином: пол на месте, столы стоят. Вечером к деду Петру мужики подходят и просят, чтоб разрешил бабке домой пойти - она ведь так остановиться и не может, упала уже, ревьмя ревет.
Вышел Петро на крыльцо: "Поняла мой урок? Будешь еще свадьбы портить? Иди-ка домой и больше не греши". Поползла старуха оттуда на четвереньках, встать-то сил уж не было."
Бабушка добавляла: "Ну и свекровка-то моя, Мария Васильевна, тоже по его породе пошла, знаткАя. Как-то зять у нее уехал в милицейскую академию учиться и оттуда письмо жене шлет: "Дорогая Нина, сообщаю, что встретил здесь женщину, которую полюбил. Сердцу не прикажешь, как честный человек пишу, что остаюсь здесь." Нинка в рев, а мать собрала нас и говорит: "Привезите мне его только сюда, и он уже никуда не денется. Самой мне ехать нельзя, Нинка не справится, а тебя, Валя, он послушает". И вот села я в самолет - никогда ни раньше, ни после на таком не летала - с брезентовыми бортами - и полетела в город Горький. Встретила там зятя, уговорила съездить домой и по-человечески поговорить с Ниной. Я у него в авторитете была, послушался. Ну а приехал, у тещи поужинал - так и перестал обратно собираться. Вскоре его в запретку распределили, так и уехали они вместе с женой, и ни на шаг он от нее не отступил больше за жизнь."
"И в это не веришь? А помнишь, корова у нас рыжая была, Марта? А сватьюшка Настасья за молоком к нам ходила? А, ну то-то же. Марта когда отелилась первотелом, доиться не давала - как даст ногой - я в одну сторону, подойник в другую, скамеечка в третью. Я без деда боялась к ней ходить - убьет. А попуститься жалко - молока у нее много.
Вот приходит как-то сватьюшка с баночкой за молоком, я ей говорю - обожди полчаса, сейчас дед управится, пойдем с ним подоим. Она - а зачем нам дед? Я ей и рассказала, что корова бьется. Сватьюшка говорит - пошли, сами справимся. Пришли в пригон. Она говорит - садись под корову. А сама к ней к голове подошла - в одно ухо пошептала, в другое пошептала. Корова стоит, как вкопанная. Сватьюшка мне - ну чо сидишь, дой коровушку. Я и подоила - хоть бы шелохнулась. Идем домой с полным подойником - а дед на крыльце ждет, глаза по семь копеек - как нас корова не убила. И все, стала Марта доиться с того дня. Еще два раза только Настасья со мной доить ходила. А дальше, сказала, сама справишься".
"Ну а как у нас кривая Шурка овечек всех увела, так это ты уже хорошо помнишь, большенькая уже была. Дураки, конечно, сами - сами предложили, сами сменяли ей ярку с ягнятами на барана. И все, как пошел у нас мор на овец - что ни двойней объягнится, то и не кормит одного. То овца в поле не знамо от чего сдохла, то в пригоне затоптали, то баран на сук напоролся, то еще како несчастье - так у нас от отары в двадцать голов штук пять овец за год и осталось. Думали уж совсем овцам попуститься, раз не ведутся они у нас. А осенью копали картошку, Маня Никулина - знаешь ее, пришла помочь. Разговорились за работой, я ей про овечек и пожаловалась. А она мне говорит - эх, девка, посоветовалась бы со мной сначала, про Шурку нехорошее люди говорят. Научу тебя одному заговору, как будешь покупать, продавать или меняться - говори. Можно вслух говорить, только крепче будет: "Хватит тебе и мне. Чего желаешь мне, того возьми и себе. Трое аминь, трое аминь, трое аминь."
И что ты думаешь, пришла весной к нам Шурка курочек покупать. Деньги мне протягивает, я ей пестерь с курицами и заговор говорю в глаза глядя. Тут ее еще больше перекосило, взяла пестерь и ушла. Передохли у ей все курицы, так и не развела она их в тот раз. А мы старицу с ягнятами купили, да так и развели обратно овец. Ни до ни после с ними такой беды не приключалось, как в тот год" .
Венчает семейные истории про тонкие материи народная примета: как деду пасти коров - так обязательно будет дождь. Ливень. Потоп.
У нас в селе пасли по очереди: у кого одна корова - день, у кого две - два. Очередь приходила один- два раза за сезон, стадо было большое. Мы пасли четыре дня - дед на мотоцикле, дочери с мужьями - грустные, мокрые, в плащ-палатках. Вечером, кто из встречающих обязательно спрашивал: "Ну чо, Поликарпыч, сколько тебе осталось еще маяться? А я как раз своих поторопил вчера зарод сметать. Говорю - завтра Поликарпыч пастушню гонит, надо с сеном сегодня закончить, заколебемся сушить копешки-то потом".
Бабушка говорила - это тебе боженька кару шлет, за то что в пригоне перед скотиной матерь божью неприглядно поминаешь (а дед надо сказать очень изобретательно матерился во время управы).
В одно лето дни пастушни пришлись на неудобные нам даты - дед пошел к соседу по улице и поменялся с ним очередью. Мы пасли в его дни, он - в наши. Мы первый раз за несколько лет отпасли в солнечную ясную погоду, ловили раков, рыбачили и загорали. Потом отвели свои очереди другие соседи и пришло время "сменщика".
Хлестало в те дни с градом. "Прости, тёза! Ей богу, не хотел тебя подвести" - весело кричал дед вечером из под плащ-палатки соседу.
"Еб твою мать, Поликарпыч!" - гудел сосед из окошка тентованного уазика - "Сам ведь, старый хрен, знал с кем меняюсь! Дурья голова, да чтоб хоть раз ещё... А ты б сам помолиться съездил что ли, свечку поставить - помогло бы может где."
