Пожалуйста, оставайтесь в очереди⁠⁠

Это перевод истории с Reddit

Я много думал о том, через что прошёл той ночью пару лет назад. У меня так и не было шанса всё это пережить и осмыслить. Кажется, когда сталкиваешься с чем-то травмирующим или необычным, ты запихиваешь воспоминания так глубоко, что будто всё произошло с кем-то другим. Именно так я себя и чувствую.

В те времена я жил в одном из пригорода Питтсбурга. Денег едва хватало, и собственный дом казался несбыточной мечтой. Я два года встречался с девушкой и искал идеальный момент, чтобы сделать предложение, но никак не мог подобрать время и место.

И тут удача, казалось, повернулась ко мне лицом. На работе мне предложили повышение: через пару недель я должен был стать сменным менеджером на большом химическом заводе. А ещё пришло письмо, которое будто подсказало идеальное время и место для предложения.

Я был подписан на новостную рассылку певицы-авторки, которую мы с девушкой обожали. Музыка — первое, что нас сблизило. В письме рассказывалось о скрытой предварительной продаже билетов на грядущий тур: первые тридцать человек в очереди получат пропуска за кулисы. Нельзя придумать лучшего места, чтобы встать на одно колено. Может, мне даже позволят сделать это прямо на сцене, если вежливо попрошу.

Но всё должно было быть сюрпризом, поэтому я хранил молчание. Сказал, что навещу брата, и собрал походный набор, чтобы занять очередь заранее. В рассылке советовали прийти минимум за двадцать четыре часа до начала продажи.

«Пожалуйста, проявите терпение и понимание, — говорилось в письме. — И, пожалуйста, оставайтесь в очереди».

Я приехал ранним субботним утром. Всё организовали как временный магазинчик: будет куча мерча, а в день открытия народу набежит за обычными билетами. Но я собирался стать одним из тех тридцати счастливчиков, чего бы это ни стоило.

Добраться туда оказалось хлопотно. Три дороги перекрыли на ремонт: пришлось петлять между конусами и ждать, пока встречный поток проедет. Рядом был жилой комплекс, весь накрытый брезентом для дезинсекции. Пару магазинов поблизости закрыли после проверки санитарии. В общем, сплошные неудобства. Но у меня было всё, что нужно: аудиокнига, несколько сериалов, раскладной стул с креплением для зонтика. Хоть сутками сиди.

Как это часто бывает с такими акциями, больших вывесок не было: фасад закрывали металлические жалюзи. Единственным признаком «того самого места» был скромный плакат сбоку двери с надписью «Вы добрались!». В письме упоминали именно его: всё специально делали тайным, чтобы продажа казалась эксклюзивной.

Я прибыл примерно за двадцать три часа до открытия — и сердце ушло в пятки. Люди уже стояли. К счастью, я насчитал только двадцать семь, но на миг готов был сдаться. Встал в конец, пересчитал ещё раз, потом третий — и вздохнул с облегчением: если никто не влезет без очереди, я в пролёте не останусь. Разложил стул, пристегнул зонтик и включил первый сезон «Монаха».

Через пару часов очередь разрослась до пятидесяти человек и замедлилась. Наверное, те, кто позади, надеялись, что кто-то впереди сдастся, или что билетов окажется больше. Письмо упоминало возможные дополнительные, но без гарантий. Я всё ещё держался в заветной тридцатке, так что особо не переживал.

Место оказалось не таким уж плохим. Здание стояло в тени, машин почти не было из-за ремонта, рабочие, похоже, уже разошлись на выходные — ни тебе отбойных молотков, ни бетономешалок. Лишь городской шум да тихий гул очереди.

Впереди произошла маленькая суматоха. Женщина в неоново-зелёной футболке с логотипом группы и синими волосами — её трудно было не заметить — ходила вдоль ряда, спрашивала антигистаминное. У неё началась аллергическая реакция. Никто не нашёлся, и ей пришлось отправиться в аптеку за пару кварталов. Сосед по очереди пообещал сохранить ей место. Женщина ушла, благодарно размахивая рукой.

И не вернулась. Часы шли, её место пустовало.

К ужину я разговорился с парнем рядом. Он пришёл сразу после меня — значит, тоже входил в первую тридцатку. Звали его Родни; худой металлист, руки в татуировках, штаны со змейками, которые превращаются в шорты. Не сказал бы, что это его стиль музыки.

— Хочу удивить девушку, — улыбнулся Родни. — Она обожает эту исполнительницу.

— У меня то же, — признался я. — Думаю, сделаю предложение.

— Красавчик. Будет круто.

Он угостил меня колой. Подготовился он хуже, чем я, поэтому я одолжил ему планшет посмотреть сериалы, пока сам слушал аудиокнигу. Перекинулись парой историй, поделились закусками, добавили друг друга в соцсети.

На ужин я жевал холодный буррито и задремал. Родни болтал по телефону. Люди впереди спорили, хватит ли тридцати билетов или каждому выдадут по одному. Если каждый захочет хотя бы по два, надо уже больше шестидесяти. В письме этого не уточняли, и они нервничали. Я не знал, но спорить смысла не было — скоро всё выяснится.

Пару мест передо мной занимал парень, который вышел ненадолго: друг должен был привезти ему вещи. Попросил придержать позицию минут на пять. Я видел, как он исчез за углом, лёгкой поспешной трусцой. Прошло пять минут. Полчаса. Час — а его всё нет.

— Странно, — сказал я Родни. — Двое ушли и оба не вернулись.

— Да, странно, — кивнул он. — Но люди часто ищут предлог свалить. Неловко признаться, что им наскучило.

— Наверное. Всё равно неладно.

— Я работаю анестезиологом, — пояснил он. — Знаю, как люди ломаются под давлением: они всегда уходят, сославшись на удобный повод.

— Серьёзно?

— Других версий у меня нет.

С заходом солнца шум города стих. Авто сменили собаководы — в этом районе их много. Ещё несколько человек вышли из очереди и не вернулись. Нас оставалось больше сорока, но некоторые струсили, когда стемнело. Фонари с соседней улицы бросали длинные тени.

Я дремал, когда Родни толкнул меня. Он выглядел озадаченным.

— Сзади говорят, что мы не в той очереди. Здесь открывается брендовый магазин, а не продажа билетов.

— Шутишь? — фыркнул я. — Серьёзно?

Парень в трёх шагах повернулся:

— Никакой это не магазин, — крикнул он. — Это автограф-сессия!

Началось гудение: все заговорили сразу.

Выяснилось, что каждый ждёт своего. Многие — продажу билетов, но к разным артистам. Некоторым обещали открытие магазина, другим — автографы или раздачу подарков. Телефоны передавали из рук в руки, сравнивали письма.

Все письма пришли с разных адресов, выглядевших вполне официально. Рекламировали разное, но заканчивались одинаково:

«Пожалуйста, проявите терпение и понимание. И, пожалуйста, оставайтесь в очереди».

Становилось ясно, что никто не знает, зачем здесь собрались. Несколько человек поднялись и ушли. Наконец парень во главе вышел из строя.

— Я не намерен торчать в какой-то мошеннической заднице, — сплюнул он. — Я домой. И вам советую.

Ещё несколько человек собирали вещи, мявкали что-то неопределённое. Я колебался. Пока смотрел, как тот парень заворачивает за угол, решил, что это, наверное, недоразумение. Может, пара акций одновременно?

Я услышал его голос. Он звучал удивлённо и сердито:

— Что это за…?!

Потом он заорал. Пронзительно, до мороза.

Наступила тишина. Все переглянулись. Я встал со стула, чтобы увидеть лучше, но Родни схватил меня за руку.

— Подожди, — прошептал он. — Не ходи.

— Надо вызвать кого-то.

Он согласился, но видел, как другие уже набирают 911. Тот парень не вернулся. Люди сзади тоже звонили. Несколько смельчаков пошли посмотреть — и тоже исчезли.

Минут через двадцать подъехала патрульная машина. Двое полицейских стали задавать вопросы. Все говорили одно: человек отошёл и, похоже, попал в беду. Копы обошли улицу и, вернувшись, пожали плечами.

— Здесь ничего нет, — сказали они. — Может, он к другу окликнул?

В ответ поднялась волна возмущения, но что поделаешь? Не преступление — отойти и не вернуться. Ни крови, ни признаков борьбы. Может, мы неправильно расслышали. Заговорили и о странных письмах, будто это ловушка. Копы лишь пожали плечами:

— Да всё законно. Нас предупреждали, что тут народ соберётся на какое-то мероприятие.

Что за мероприятие, они не знали или не сказали. Организатор нанял агентство, а оно — ещё кого-то. Помочь они не могли, лишь пожелали удачи и уехали.

Уезжая, они встретились на углу с каким-то мужчиной, выгуливавшим собаку. Пожали руки, поглядели на нас и разошлись.

Мы с Родни не спали до поздней ночи. Договорились дремать по очереди, чтобы никто не спер вещи. Я дежурил первым.

Очередь сократилась до тридцати человек. Многие ушли после всего этого хаоса — и, конечно, не вернулись. Было чувство, что шаг в сторону опасен. Люди шептались об этом. Пока какая-то женщина сзади не выдержала. Она тихо сидела, слушала, как спорят другие.

— Ничего страшного! — воскликнула она. — Смотрите: я обойду здание разок. Оставлю сумку здесь, значит, точно вернусь, да?

Может, она устала или хотела доказать, что мы параноики. Женщина повернула за угол. Обход должен был занять пару минут быстрым шагом.

Минуты растянулись в полчаса — её не было. Она оставила всё: документы, карты, телефон. Ясно, что добровольно не ушла.

Люди задумались уйти группой. Кто-то предложил идти, оставаясь на связи по телефону. Но никто не рискнул. Мы гадали: торговля людьми? Банда? Или глупая ошибка?

В полночь я разбудил Родни, сам откинулся в кресле. Рассказал о пропавшей женщине, и увидел, как его лицо помрачнело. Ситуация абсурдная: или мы в порядке, или в смертельной опасности. Но что вероятнее?

Сон был беспокойным. Я вскакивал от каждой глупости: громкая музыка машины, лай собаки, грохот бутылок. Обычные городские звуки — но нервы на пределе.

Родни сидел, уткнувшись в стену, жевал лакричную палочку. Заметив мой взгляд, кивнул на улицу.

— Они всё возвращаются.

— Кто? — спросил я.

— Не знаю. Мужик с собакой каждые полчаса.

— Один и тот же?

— Похоже. Может, разные.

Мы выглянули — и правда, мужчина с псом прошёл мимо. Длинное пальто, бейсболка, крупная порода, возможно сенбернар.

— Каждые полчаса, — повторил Родни. — Он не собаку выгуливает.

— А что тогда?

Он покачал головой, откусил лакрицу.

— Патрулирует.

Глубокой ночью полиция вернулась. Те же двое, тяжело вздохнув.

— Снова звонки. Что теперь?

Парень поднялся, показал сумку пропавшей женщины. Копы забрали вещи, обещали доставить в участок. Парень попросил проводить его к машине. Те согласились.

Уходя, он повернулся к нам, поднял телефон. Соседка подняла свой.

— Я буду на линии до дома! — крикнул. — Буду сообщать!

Вроде всё шло нормально. Но, сворачивая за угол, один офицер поднял руку и помахал кому-то в сторону.

Мы смотрели на девушку с телефоном. Она сжимала его обеими руками, слушала через беспроводные наушники. Иногда тихо говорила: «Да, я здесь» или «Ты в порядке?». А потом глаза её расширились.

— Алло? — позвала она. — Дэн? Дэн, ты меня слышишь?

Тишина. Слёзы наворачивались, руки дрожали. Он обещал не вешать. Что-то случилось.

— Нас убирают, — прошептал Родни. — Кто-то нас убирает.

— Но зачем? — так же тихо спросил я. — В чём смысл?

— Подумай, — сказал он. — Квартал перекрыт: ремонт, работы, дезинсекция, реконструкция. Здесь только мы.

— Но почему мы? Почему сейчас?

— Должна быть причина.

Все проснулись. Мы пытались найти общее. Разный возраст, внешность, цель. Живём в разных районах. Ничего явного.

— Дэн работает на розливе напитков, — сказала девушка. — Я в рознице.

Другие добавили: пилот, телохранитель, пожарный, переводчик. Совсем разные профессии. Но у всех был доступ к чему-то.

У Родни — к всему медоборудованию в больнице. У продавщицы — к влиятельным клиентам. Пожарный распределял смены и вызовы. Переводчик слышал конфиденциальную информацию. Я вот-вот стал начальником смены на заводе: решал бы, что и когда отправлять.

— Вот зачем? — сказал Родни. — В этом дело?

— Но зачем нас убивать? — спросил я. — Это же никому не выгодно.

По улице снова прошёл мужчина с собакой, на этот раз замедлив шаг. Увидев, как мы смотрим, он остановился в конце улицы. И пёс тоже.

Около трёх утра группа людей с конца решила бежать. Одни кричали: «Позовём всех, устроим толпу — уйдём толпой!» Другие: «Разбежимся, кто-нибудь прорвётся!» Родни пытался перекричать:

— Их не меньше восьми! Я считал! Не меньше восьми!

Никто не слушал. Толпа рванула в ночь.

Мы затаились. Слышны были бегущие шаги. Сначала грохот, словно кто-то врезался в контейнер. Потом остановились одни шаги, затем другие. Издалека раздался лай. Протяжный, глухой.

— Нет, — вскрикнул кто-то. — Нет, нет!

Криков больше не было. Стрельбы тоже. Звуки стихли — никто не вернулся. Позади нас кто-то звал их, но впустую.

Нас осталось около двадцати. Кто-то звонил домой, кто-то снова в полицию — те отказались приезжать третий раз. Заказали такси — оно не могло подъехать ближе. Женщина с татуировкой на лице попросила телефон. Родни дал свой.

— Я вызываю ребят, — буркнула она. — Сейчас приедут, я задолбалась.

Крича в трубку, она объясняла ситуацию. Минут через двадцать по улице ковыляли шесть сонных мужчин. Под пиджаками угадывались кобуры.

— Мы уходим, — объявила она. — Хотите — идите.

Пара человек поднялись. Я посмотрел на Родни, он покачал головой.

— Как хотите, — пожала плечами она. — Мы сваливаем.

Мы видели, как они уходят за угол. Завели машину, ритмично бил бас. Казалось, уезжают, когда услышали лай — не просто лай, а рычащий кашель.

Выстрел. Ещё выстрел. Звук разнёсся по улицам. В нескольких окнах вспыхнул свет.

Потом снова тишина. Никто не пошёл проверять.

Люди орали к окрестным домам, надеясь, что кто-то выглянет. Никто. Очередь развалилась: кто-то собирал рюкзак, потом бросал, ходил кругами. Я старался сохранять спокойствие, Родни помогал: он считал сколько людей проходит, как выглядят «собаки», прислушивался к повторяющимся звукам. Голова кипела, глаза наливались кровью.

— Я одного не понимаю, — сказал я. — Есть же срок.

— Какой? — спросил он.

— Нам дали точное время открытия, — объяснил я. — Если их цель — держать нас, пока не перебьют, зачем назначать конец?

— В этом что-то есть, — задумался он. — Нужна именно эта точка и этот час.

— И что будет, когда откроется?

Мы переглянулись. Что бы внутри ни было, ничего хорошего.

Родни предложил взломать дверь. Пару человек согласились, но передние ворота заперты, вход для персонала сзади. Спор вспыхнул вновь: звать ли помощь, бежать ли гурьбой. Пытались изогнуть арматуру, сделать лом — безуспешно. Здание закрыто намертво.

Кто-то предложил связать куртки, чтобы тянуть друг друга верёвкой, если пойдём разведать угол. Но добровольцев не нашлось.

— Пока мы на виду, ничего не происходит, — сказал кто-то. — Пусть один отойдёт к концу улицы, глянет за угол и вернётся.

Нашёлся доброволец — крепкий мужик лет сорока. Он махнул рукой, уверяя, что всё ок, и пошёл.

Мы видели его всё время.

— Здесь машина! — крикнул он. — Дверь открыта, никого нет!

— Слышишь что-нибудь? — позвал Родни.

— Пусто! Ни души!

Он собирался вернуться, когда замер, глянув в сторону. Родни поднял брови.

— Патруль сейчас появится, — пробормотал он. — Секунда на секунду.

Вдруг мужчина сорвался и побежал назад. Трое бросились ловить его, он едва дышал.

— Это не собака, — прохрипел он. — Не знаю, что это, но не собака.

Мы уставились на фигуру в конце улицы. И правда, пёс выглядел странно: искривлённые задние лапы, голубоватый блеск глаз.

Ещё пару человек сорвались: один рванул напрямик, другого удержали. Кто-то истерично звонил в полицию, приглашая их «если так злятся — приезжайте и арестуйте».

К рассвету нас осталось меньше двадцати.

Около шести утра по улице шла женщина с синими волосами и неоновой футболкой. Я толкнул Родни.

— Она вернулась.

— Уверен? — прищурился он.

— Точно она — те же вещи.

Она махнула нам, вся сияя, словно хорошо выспалась — в отличие от наших дрожащих теней.

— Говорят, тут проблемы! — весело сообщила она. — Наверное, недоразумение.

— Что случилось? — спросил я.

— Ничего, — пожала плечами. — Таблетки меня вырубили, я домой ушла. Сейчас заберу вещи, посмотрю, что тут.

Я не поверил. Судя по лицу Родни, он тоже. Но некоторые заметно расслабились.

Несмотря на сомнения, она подняла на ноги половину оставшихся. Их увели, обняв, вытирая слёзы. Одна женщина рыдала:

— Мне страшно! Я не понимаю! Я хочу домой!

Их утешали, брали за руку, и они ушли.

Ни одна не вернулась.

Час спустя нас меньше десяти. Родни оглядел улицу.

— Патрулей нет, — сказал он. — Два круга пропустили.

— Может, можем уйти? — спросил я.

— Нет. Что-то не так.

Он покачал головой — и мы увидели фигуры на улицах.

Это были «собаководы». Только теперь они не проходили мимо, а встали, перекрыв выходы. Кто-то присоединился, заблокировав другую сторону. По одному они нагнулись и отстегнули поводки.

У Родни дрогнула грудь.

— Нас огородили, — шепнул он. — Их больше.

— Что делать? — тихо спросил я.

Мы поднялись. Остальные тоже заметили. Стоило нам двинуться, люди спереди двинулись наперерез. И раздался лай.

Никогда не забуду, как эти «собаки» вышли из тени.

В темноте они казались угольно-чёрными и остались такими же под утренним светом. Гладкая, почти мокрая кожа, задние лапы — как у птицы, всё тело на четырёх конечностях, но слишком человечье. Подойдя ближе, они распрямлялись: самая маленькая достигала двух метров.

Одна глянула на меня, улыбнулась акульей ухмылкой, царапая асфальт длинными когтями.

Я посмотрел на Родни. В следующую секунду начался ад.

Кто-то попытался бежать — его сбили и перекусили шею. Другой полез на фонарь, надеясь достичь окна; две твари сломали столб, и он рухнул. Их было как минимум двенадцать, и они знали, что делают.

Мы с Родни прижались к стене. Я разглядел «хендлеров». Пару лиц я узнавал: они стояли в очереди с нами. Может, были подставными.

Твари жрали. Один из «псоводов» подошёл к дверям и поднял жалюзи. Ко мне с Родни приблизился парень лет тридцати в очках, с модной бородкой и бейсболкой. Чёрная тварь с довольным рыком опустилась у его ног.

— Остались выводки? — спросил он.

— Все готовы, — ответили изнутри. — Всех собрали.

Парень оглядел нас, поправил кепку.

— Кого берёшь? — спросил он. — Кого видел во сне?

Я почувствовал руку Родни. Он просто взял меня за руку — не план побега, а жест страха. Мы держались.

Тварь изучала нас, синие отблески в глазах.

Мы не нашли слов. Ни мольбы, ни речи. Человек в очках стоял неподвижно, будто выбирал арбуз.

Тварь зарычала. Она выбрала.

И прыгнула на Родни.

Я держал его руку, пока мог. Я не смотрел. Чувствовал, как горло разрывает немой крик. Сила его пальцев исчезла. Человек в очках сделал шаг, тихо успокаивая монстра:

— Тихо-тихо. Спи и ешь.

Треск костей, хруст, запах горячего железа. Я зажмурился до боли.

Кругом были звуки: чавканье, разговоры.

— Ракушки взял? — спросил кто-то.

— Не нужно, жжём.

— Точно?

— Чисто, у нас пожарный.

Я поднял взгляд. Некоторые твари менялись: кожа светлела, тела толстели. Когти звякали, отваливаясь. Кости лопались, выпрямляясь.

Парень в очках хлопнул ладонями.

— Эй, — сказал он. — Ты свободен.

— Что?

— Можешь идти, — повторил. — Мы закончили.

Я поднялся, вытер слёзы. Несколько человек смотрели настороженно. У некоторых было оружие — я узнал женщину с тату.

— Вы меня отпускаете?

— Конечно, — пожал он плечами. — Поголовье набрали, ты не нужен.

— Нельзя убивать людей и просто уйти, — прошептал я. — Нельзя.

Он кивнул, будто я спросил, сколько времени.

Я попятился. Никто не следовал. Глянув на тварь, грызущую Родни, заметил, что она приобретает его черты: лицо, длинные руки. Человек в очках гладил её спину.

Остальные поджигали здание: канистра бензина, газета. Внутри мелькнули чёрные, будто каменные осколки и странные органические коконы по три-шесть в кучке.

Увидев, что я не ухожу, парень лениво показал пистолет — не целясь, просто напоминая.

— Иди давай.

Пламя вспыхнуло, и я, обогнув угол, побрёл прочь.

Я вернулся домой в слезах. Рухнул в коридоре, пытаясь выпалить всё сразу: билеты, планы, людей, «собак», проводников. Показал девушке соцсеть Родни — и он выкладывал пост. Сердце подпрыгнуло.

«Долгая ночь», — гласила подпись.

Селфи, сделанное десять минут назад. Он выглядел отлично, даже здоровее. Но в глазах — лёгкий голубой оттенок, которого раньше не было.

В ту ночь никто не пропал. Все, по официальным данным, вернулись домой. И вроде бы ничего не случилось. Кому звонить? Что сказать? «Человека не до конца убили»? Я написал Родни, и он ответил, будто всё в порядке.

«Я просто ушёл домой, — писал он. — Всё норм. Надо как-нибудь увидеться!»

Я не решился. Не знаю, что думать.

Примерно через неделю пришла открытка. Синяя грустная подсолнуховая картинка и надпись:

«Приносим извинения за неудобства».

Внутри — два билета на концерт и пропуска за кулисы.

Я сходил. Сделал предложение. Кажется, я узнавал парочку лиц в толпе, но не уверен.

Спустя годы всё кажется кошмаром. Не к чему прицепиться: нет свидетелей, нет преступления. Но я знаю, что пережил. Это навсегда. Это было жестоко, мерзко, отвратительно.

Но письмо просило терпеливо ждать. Может, именно это и спасло мне жизнь.

Может, я до сих пор жду.

Только вот чего?

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit