Очищение⁠⁠

- … и приговаривается к году заключения в комнате Очищения. Но учитывая первую судимость, а также сотрудничество с органами следствия, судья счел возможным снизить срок Очищения до трех месяцев с ежедневными тремя часами отдыха. Приговор объявлен и обжалованию не подлежит. Приговор вступит в силу сегодня в 21-00.

Три удара молотка.

Я сидел на скамье подсудимых и смеялся. Три месяца. Ха-ха-ха. Это просто смешно. Какие-то жалкие три месяца за все, что я сделал. Мне уже нравилась эта дурацкая программа воздействия на преступников. И назвали-то как – Очищение.

Пока еще не было преступников, прошедших через нее. Кто-то был в процессе, кого-то только-только приговорили. Как меня. Но уже по всем СМИ трубили об ее эффективности, ведь проводились испытания на добровольцах, и все испытуемые, как один, после программы резко изменили свое поведение, став практически святошами.

Скорее всего, набрали студентов-актеров и проплатили им полгода кривляний.

Да мне, собственно, было до задницы, как это Очищение пропинули в судебную структуру, главное, что вместо предполагаемых десяти-двенадцати лет тюрьмы мне нужно просидеть всего три месяца. Практически нет ничего.

В 20-55 меня вывели из общей камеры. Надзиратель довел меня до белой двери и, дождавшись, пока минутная стрелка коснется цифры двенадцать, мягко втолкнул внутрь.

Внутри было все полностью белым. Белые стены, причем не побелка, а какой-то мягкий пружинистый материал, такой же мягкий пол. Как в дурдоме, чесслово.

Я лег на пол, устроился поудобнее и решил покемарить. Солдат спит - служба идет.

- Мяяяса бы, – раздался вкрадчивый шипящий голос. - Вкусненького… жареного. С пивком. Чтобы пена сверху шапкой стояла. Хотя нет, лучше тортика. Маленький кусочек. Ну, мам, только один кусочек.

Как-то незаметно голос изменился, стал по-детски писклявым. Но очень знакомым. Перед глазами предстала картина, где маленький ребенок бегает вокруг праздничного стола и выклянчивает у мамы сладости.

- Мама, всего один кусочек. Ну пожааалуйста! Тебе жалко что-ли?

- Не жалко. Вот сейчас гости придут, и я отрежу тебе кусок. Даже с цветочком, как ты любишь.

- Нет, я хочу сейчас! Сейчас! Мам! Дай мне тортика!

Ненавижу детей. И вопли их не люблю. А таких избалованных засранцев я бы вообще ремнем порол, чтоб неделю сидеть не могли.

А пацан тем временем дождался, пока мама уйдет на кухню, бросился к торту, запустил в кремовую мякоть грязные ладошки и принялся жадно пожирать, нещадно измазывая лицо и одежду. Меня чуть не стошнило от его вида.

Но тут я вспомнил. Вспомнил, как когда-то в детстве я не дождался гостей и начал жрать торт прямо руками. Как мама при виде меня уронила салатницу на пол, и осколки сильно посекли ее ноги. Как вместо празднования взрослые поехали в больницу, а я сидел запертый в своей комнате. И изуродованный торт стоял передо мной на столе, но я уже не мог на него смотреть. С тех пор я сладкое на дух не переношу.

Картинка пропала. И снова послышался шипящий голос:

- Хочу денег. Много денег. Чтобы больше, чем у Митьки. Чтобы всегда в кармане пачка стодолларовых купюр. Чтоб зашел в магазин и купил все, что захотел, хоть жвачку, хоть Мерседес, хоть продавщицу. Поэтому дай бабло. Слышь, придурок, ты все равно их на книжки спустишь…

Голос позвончел, огрубел. Два пацана в переулке. Один схватил второго за шиворот и шипел ему в лицо:

- Давай-давай, не жмись. Я слышал, что тебе мамка давала сегодня бабосики. Ах, Петя, не забудь купить молока, - передразнил он. – Лучше по-хорошему гони. Ты же меня знаешь, я зря бить не буду.

- Не надо, - пропищал зажатый мальчишка, - у меня Катька болеет, ей надо кашу на молоке варить.

- Кашу варить, детишек кормить, - издевался первый. – Этому дала, - и с этими словами врезал в живот, - этому дала, - и еще удар.

Мальчишка сполз на землю, из разжавшегося кулака выпала смятая сторублевка. Драчун подхватил купюру:

- А досталась-то мне.

Этот эпизод я вспомнил сразу. Тот мальчик так и не смог признаться родителям, что у него силой отобрали деньги, сказал, что потерял. Его выпороли. А я понял, что зло не всегда бывает наказано. А значит, можно творить все, что хочешь. Главное, чтобы никто не узнал.

А деньги я тогда просадил на Сникерс и бутылку лимонада.

Тогда мне не было стыдно, но сейчас по душе полоснуло огнем. Я помню глаза того мальчика, когда он вышел на следующий день во двор. Как он испугался, когда меня увидел, как съежился и присел. Как шептал: «Не надо. У меня нет денег. Я принесу, обязательно принесу. Потом». И воровал у своих родителей деньги. Для меня.

Белые стены. Пустота. Я судорожно дышал, пытаясь прийти в себя. Что это за хрень такая? Почему…

Но уже раздавалось новое шептание:

- Ну давай, не ломайся. Что ты из себя строишь недотрогу? Я же видел, как с Витькой того…

- Да мы только целовались и все, - расплакавшись, сказала девчонка. – Ничего у нас с ним не было. Отпусти!

- Да ладно тебе, - потные от желания ладони полезли под ее юбку. – Прикинь, как тебе повезло. В первый раз на дискотеке и уже столько внимания. Заодно и трахнешься в первый раз.

- Не хочу, нет, пусти…

Физически та девчонка осталась невредимой. Я так перевозбудился от ее воплей, неумелого сопротивления да и просто ощущения женского тела, что кончил ей на трусы. Психологически же…

Почему-то я ощущал сейчас ее тогдашнюю беспомощность, отчаяние и отвращение. Она никому не сказала. Ей было стыдно. И словно в ускоренном кинофильме я увидел ее дальнейшую жизнь. Как она стала избегать людей, бояться толпы и громкой музыки, как она задыхалась по ночам от кошмаров и плакала часами в подушку. Как ее родители, не понимая, что с ней происходит, пытались насильно вывозить ее в общественные места, где у нее случались истерики. А потом отправили на лечение в дурку. Как она сидела на кровати, бледная, худая, держа в руках пачку таблеток…

Всю ночь и весь день меня терзал чертов голос, ожившие воспоминания сменялись одно за другим, незнакомые чувства волна за волной обливали меня то стыдом, то страхом, то болью…

- Восемнадцать ноль-ноль. Время трехчасового отдыха, - надзиратель отпер дверь.

Заключенный сидел в углу и, слегка покачиваясь, говорил:
- Это не я. Это был не я. Я не хотел.

Надзиратель мягко приподнял мужчину и потащил его к выходу.

Закончился первый день Очищения.