Некро-Тур (часть 6)⁠⁠

Людмила, поддерживаемая под локоток одним из «вышибал», сделала несколько шаркающих шагов и остановилась. Глаза ее, ввалившиеся, деформированные, со сморщенными глазными яблоками, уже не могли двигаться, поэтому она по-птичьи дергала головой, пытаясь взять в фокус кричащую дочь.

Девочка не прекращала вырываться, тянуться к матери. Растерянный папаша уже готов был ее выпустить, когда на помощь подоспел какой-то коренастый мужичок, взял девочку на руки и понес из зала, крикнув на ходу: «Только не забудьте про Зорьку спросить!»

Плач отдалился и затих. Затих и зал, глядя на Людмилу. Она стояла, покачиваясь, как пьяная, рядом с «председательским» стулом.  

Видно, что над ней только что поработали, постаравшись привести в божеский вид. Успевшие подсохнуть, стоящие сухой, ломкой паклей волосы были тщательно расчесаны. Простое, серое платье потемнело на животе и в паху, пропитавшись гнилостными соками. Руки, как и у Раисы, по самые плечи были туго замотаны тряпками, вызывая ассоциации с египетскими мумиями.

«Минута молчания» продлилась недолго, и зал взревел. То и дело из него неслись, заглушая друг друга, возбужденные выкрики:

- Милка, дитё я опять скинула! Будет еще в этом годе?

- Мила, душенька, а кто мою баньку спалил, не подскажешь?

- Сеять-то в мае можно будет? Картофка нонче совсем плохая - до июня не дотянет!

- Про Зорьку забыли! Митя просил!

Народ начал вскакивать с мест, толкаться, теснить соседей, стараясь придвинуться ближе.

- Тише, дурни! – проревел Батюшка, появляясь из-за ширмы и размахивая руками, - Всем сесть!

Удивительно, но селяне тут же пришипились и, послушно заняв свои места, умолкли. Повисла чудовищная, невыносимая тишина, нарушаемая только звуками разбивающихся о дощатый пол тяжелых капель. Макс без труда нашел источник. Капало - серое, жирное -  из-под подола и растекалось лужицей вокруг босых, сморщенных стоп с поджатыми внутрь пальцами. Смрадные испарения поднимались вверх, достигая Максовых ноздрей. Под ложечкой у него засосало, а наступившее было облегчение начало стремительно испаряться. Как-то все слишком… для актрисы…

- Мила, как ты себя чувствуешь? – спросил Батюшка.

Голова женщины закачалась, как у собачки с приборной панели, и с трудом развернулась к вопрошающему. Макс невольно скривился, видя, как сбоку на ее подгнившей шее разошлась кожа. Растянутые, как у рыбы, губы разлепились, оставив при этом на верхней губе изрядный кусок нижней, и с трудом выплюнули слабое, хриплое:

- Болит. Где Зина?

- Это ничего. Ничего, что болит. Боль не вечна. А с дочкой после свидишься.

- Уложите в сухое. Быстрее. Больно.

- Скоро, - потирая руки, ответил Батюшка и, подхватив ее за второй локоть, помог сесть. Она тут же захрипела, послышался влажный хруст, на губах женщины надулись и лопнули черные пузыри, окатив мелкими брызгами стоящую перед ней пустую тарелку и кружку. Макс зажал рот, стараясь сдержать рвоту.

- Может воды? – батюшка склонился к ней, напоминая услужливого официанта с почтительно прижатой к груди рукой. Женщина отрицательно покачала головой и кое-как установила ее ровно.

- Ну… Как водится, первый вопрос от ближайшего родственника. Зину пришлось… Словом, тёть Рима, что ты хочешь узнать у дочери?

Сидящая напротив отца Зины женщина с неприятными, пронырливыми замашками поспешно приподнялась и выкрикнула:

«Куда ты, дрянь, мои грабли запрятала? Весь двор перерыла! Сколько говорила, ложь всё на свои места, так нет, обязательно бросит, где попало, потом ходи за ей подбирай… Я уже и на делянку сто раз…».

- Спасибо, тёть Рима, - перекричал ее Батюшка, и женщина, недовольно умолкнув, села на место, - Суть вопроса ясна?

Людмила несколько секунд молчала. Максим видел – или думал, что видит – как ее веки трепещут, пытаясь моргнуть. Безрезультатно. После она с визгливым свистом втянула в себя воздух и ответила:

- В овчарне. В левом углу. Упали. Под соломой.

- Дура! – отозвалась ее мама, - Ни в жисть бы туда не полезла! И какого…

- Следующий! – нетерпеливо перебил ее Батюшка и перевел взгляд на отца Зины, - теперь Гоша.

Тот, глядя на нетронутую еду в своей тарелке, угрюмо поинтересовался:

- В прошлом году, пока я на пашне был, к тебе… Егор ходил? Зинка - его?

- Ходил. Его.

Через мгновенье послышались торопливые шаги, и где-то вне поля зрения хлопнула дверь. Не поднимая глаз, Гоша молча встал и пошел догонять беглеца.

- Да она, моить, брешет? – послышался несмелый старческий голос.

- Придонные не брешут! – с возмущением отозвался батюшка, - Кто следующий?

- Про Зорьку можно? Митяй просил… Пока не забыли…

- Да сдохла давно евошняя Зорька! Есть поважнее вопросы! Отвечай, какой козёл баню мою сжёг?!

- Больно…, - Людмила снова с трудом набрала в грудь воздух и выдохнула, - Зорька заблудилась, вымя разорвалось. Околела. В березовой роще лежит. Баню Ефим поджег, ты ему третий год долг не отдаешь. Отомстил…

- Ух, паскуда! – взвыл мужичок, отчаянно крутя головой в поисках обидчика.

Снова хлопнула дверь.

- Дык, а что с погодой-то на будущий май? И рот мне не затыкайте! От ентова все мы зависим!

Людмила беспомощно сморщилась, словно хотела заплакать, но слез в ее организме, видать, уже не осталось.

- Уложите. Пожалуйста. В сухое. И Зину ко мне…

- Потерпи, сердешная, - похлопал ее по плечу батюшка и рассеянно вытер повлажневшую руку о рубаху, - До рассвета всего-ничего осталось. Глаголь, покамест время не вышло.

Людмила высунула толстый, серый, как комок сухой земли, язык и попыталась облизнуть губы.

- После… второй седмицы погода установится.

Вопросы сыпались один за другим. Урожаи? Надои? Когда появятся первые рыжики? Кто у кого родится – мальчик или девочка? Чем лечить понос, если бада́н не уродился?

- Про нас не забудьте! – послышался тревожный, звонкий выкрик из девичьего угла. Батюшка пошарил глазами по залу и нашел вопрошающих.

- Да, у нас тут молодежь, а мы про понос… Милочка… Расскажи-ка молодым? Кому подфартит?

Людмила надолго замолчала, потом произнесла:

- Пелагея уже на сносях. Тамара с Захаркой скоро сговорятся, Акулина с пришлым сойдётся.

Зал загудел, из девчачьего угла послышались визги и смех. Только Пелагея не смеялась, а, прижимая руки к груди, заверяла, что врёт Милка, всего-то раз и попробовала… Но ее в общем гвалте никто не слушал.

- Про дитё мое говори! – перекричал их истеричный женский голос, - Третий раз за год скидываю! Будет ли еще?

- Будет, - спокойно отозвалась Мила, - Еще три раза скинешь, а через два года на погост.

- С чего бы это? Лесиной ли че ли зашибёть? – недоверчиво хмыкнула вопрошающая.

- Карцинома левого яичника.

- Че?

- Ладно, кто следующий?! – пытался взять инициативу Батюшка, - Рассвет уже близко.

- Зину ко мне… пожалуйста…

То ли сгнившие мышцы отказались держать Людмилину голову, то ли она что-то почувствовала, но внезапно голова ее запрокинулась и уставилась в потолок. Максу показалось, что ее мертвые, неподвижные глаза остановились прямо на нем. Он отодвинулся в тень, прижимая к себе камеру. Та едва слышно пискнула, возвещая, что заряд батареи близится к нулю. Анка, зажимая рукой рот, бесшумно отползла в темный угол.

- Небо посветлело, батюшка… - послышалось снизу, и Макс снова осторожно приник лицом к щелястому настилу.

Лысый печально вздохнул, хлопнул в ладоши и поднялся.

- Ну, вот и все… Еще надо дать ей с дочерью свидеться.

Народ недовольно заворчал, но Людмилу уже подхватили под руки и аккуратно повели в «закулисье». Селяне, сшибая со стола посуду и еду, ломанулись следом, пытаясь докричаться до жуткого оракула, но путь им преградили батюшкины «братки». Народ потолкался и нехотя потянулся к выходу. Тут и там слышались приглушенные обрывки разговоров:

- Отличная Седмица. Милка много повидала, а ведь и двух месяцев не прошло, как…

- Егор-то… Впрочем, я давно подозревала…

- Раиса впустую искупалась…

- Главное – картофку сохранить, но ежели в мае…

- Я про курей своих не успела спросить. Пёрья лезуть, а что за хвороба не разберу…

- Дык радовалась бы, щипать меньше придется!

- Зинку, моить, себе заберем? Он от нее теперь…

- Вырастить девку надо – она наше будущее…

- А Палашка, сучка, поди с братом кувыркается. Эх, не уследили!

- Где их уследишь? Природа зовет. Тут не только с братом, с самим…

Голоса отдалились, затихли. Повисла тишина, нарушаемая лишь неразборчивым бормотанием со стороны «закулисья» и сдавленными детскими всхлипами. Зину привели. Макс нервно кашлянул и нашел в полумраке оглушенную Анку.

- Я быстро… Завершающие кадры… Представляешь, как это… эта… ну, в общем, как это свидание будет…

Анка не реагировала, по-прежнему зажимая руками рот, словно сдерживая рвущийся наружу крик. Сегодня впервые ее давняя любовь Смерть увидела её саму и… признала.

- Сиди тихо, - шепнул Макс и, так и не дождавшись ответа, поднялся и на цыпочках, изо всех сил стараясь не скрипеть, пробрался вперед – на закулисную сторону. Доски настила здесь были подогнаны тщательнее. Глазу хватит подсмотреть, но не камере. Он нашел круглую дырку от сучка и приник к ней.

…

Людмилу уже уложили в новый гроб на толстую подушку из белой, сухой травы, прикрыли ей же сверху. Зина сидела рядом с матерью прямо в гробу и, всхлипывая, плела ей косы.

Мертвая женщина успокоилась, губы чуть подрагивали в улыбке, а изо рта её едва слышно несся какой-то заунывный, на одной ноте наговор:

«… пойду к синему морю. На синем море бел-горюч камень Алатырь, на белом камне Алатыре Богиня Джива сидит, в белых ручках держит белого лебедя и ощипывает его белое крыло… »

«Сказку что ли  читает?», - озадаченно подумал парень.

Появился Батюшка со своими «братками», и девочка сразу захныкала, вытянулась рядом с матерью, вцепилась в ее волосы.

- Ну, все, Зинаида, пора прощаться, - он поскреб в затылке, глядя на заливающуюся слезами девчонку, и позволил, - Ладно, но только до Сухого. Тебе еще бабку пестовать, Гоша теперь вам не помощник.

Братки подняли гроб с мирно лежащими женщиной и девочкой, вынесли его на еще темный двор и погрузили в телегу. Распашные створки ворот захлопнулись. «Сельсовет» опустел.

…

- Поехали? – спросил он Анку, вернувшись. Та подняла на него глаза, и Максу на мгновенье показалось, что она не вполне понимает, что он имеет в виду. Но через пару секунд она отрешенно кивнула и поднялась. Он видел, что она оглушена. Он и сам был оглушен. Ничего подобного никогда в жизни не видел и не ожидал, что увидит. Сам он или кто-либо другой. Но помимо вполне понятных чувств – суеверной жути и неверия – его переполняло что-то торжественное, праздничное… почти мелодраматическое…

«…Я пойду по калинову мосту через реку-Смородину, стану супротив мати Морены, поклонюсь ей в ноженьки, лягу в темные воды…» - вспомнились ему тягучие напевные слова. Последние в этой пост-мортем жизни... А может, она до сих пор читает свой пробирающий до костей заговор, покачиваясь под мягким покрывалом из белой травы, пытаясь ввалившимися глазами поймать восходящий над горами диск августовского солнца. И прижимает к груди голову притихшей дочки. Их волосы, спутавшиеся воедино…

- Ну, чего ты? – он помог Анке подняться. Её сотрясала крупная дрожь, глаза лезли из орбит.

- Ты видел, как она на меня посмотрела? - Девушка прижалась горячим лбом к его груди.

Макс кивнул, потом понял, что она его кивок не видит, и ласково ответил:

- Видел. Испугалась? – трудно было разобрать, на кого из них посмотрела мертвая, но если Анка считает, что на нее – пусть так…

Девушка несколько секунд молчала, потом отстранилась и двинулась к чердачной дверце:

- Надо убираться отсюда. Немедленно!

…

Выбравшись на крышу батюшкиной избы, они зажмурились. Солнце еще не выглянуло из-за гор, но небо уже посветлело. Всего пару дней они прожили во тьме, а отвыкли от света так, словно год провели в темном подвале. День обещал быть ярким и жарким. На деревьях и траве сверкала роса, вовсю орали петухи, кричала скотина, где-то вязко журчал последний подсыхающий ручеек. Разве что пустолаек не слыхать. Макс только сейчас задумался, почему в деревне нет ни собак, ни кошек – неотъемлемой части сельской живности… Может, как и птицы, попрятались от странной непогоды?

Анка настаивала на том, чтобы плюнуть на все и немедленно идти за машиной, но Макс решительно потянул ее к домику стариков. Торжественное, праздничное уже улетучилось из его души, оставив после себя лишь жуть, смятение и тревогу. Мысли постоянно возвращались к машине. Что если…? Надо быть готовыми к тому, что они останутся без транспорта. А значит, им предстоит длительный пеший переход, и нужны еда и вода.

Как что-то давно приснившееся, вспомнился Леонид. Где-то он сейчас?...

-Если попадется по дороге, заберем, - отрезала Анка, видимо, припоминая вчерашнюю стычку, - Если же нет…

Макс не стал спорить. Что-то ему подсказывало, что Леонид им не попадется.

В считанные минуты они добрались до стариковского жилища. Баба Груша, распустив по плечам седи́ны и зевая, бродила по горнице и по очереди опускала горящие кончики лучин в миску с водой. Готовилась завалиться спать.

- Что за переполох? – спросила она, когда Анка бегом забралась на чердак и тут же с грохотом обрушилась обратно, прихватив рюкзаки.

- Где набрать воды, бабушка? – спросил Макс. Та кивнула на кадку в углу, и Анка тут же погрузила в нее бутылки. Макс принялся ей помогать, - Пожрать нам чего-нибудь завернешь, бабуль? В дорогу…

Баба Груша озадаченно пожала плечами, но все же полезла в подпол. Вскоре на столе оказались большой кусок вареного сала, несколько ломтей хлеба, россыпь свежих огурцов и зелень.

- Куда снарядились-то? – поинтересовалась она, наблюдая, как Макс торопливо запихивает съестное в рюкзак.

- Уходим, бабушка. Нам домой пора.

- Ну, точно Степан в молодости, - Груша всплеснула руками и с нежностью поглядела на Макса.

- А где, кстати, он? – Макс кивнул на пустой топчан в углу, но Анка тут же его одернула и вытолкала в сени.

- Какого хрена ты болтать начал?! – зашипела она, затравленно озираясь, когда они оказались на дворе.

- В смысле?

- Зачем сказал, что уходим? Неужели нельзя было придумать что-то про поход, пикник или какую другую ерунду?

- Я просто… не подумал… Милейшие ведь старики…

- Да? – она сердито хихикнула, - Уверена, что твой Степан с остальными уже караулит нас у хлева. С вилами в руках.

- Но… зачем им это…, - Макс поскрёб верхними зубами колючую ложбинку под нижней губой и оглядел пустые улицы и дворы. Ни души. Либо все, утомленные «праздничными гуляниями», отправились на боковую, либо… Под сердцем противно заныло.  

Из оружия у него был разве что карманный набор туриста. Нож, штопор, ложка и вилка в одной связке. Таким разве что грибочки срезать… Все же он достал его из рюкзака и под хмурым, напряженным взглядом Анки сунул в карман.

- Сдурел? – она невольно перешла на шепот, - Если мы заметим их… ну, или что-то подозрительное, немедленно разворачиваемся и уходим пешими. Понял? Или ты собираешься отбиваться от толпы этой зубочисткой?

Макс нехотя кивнул, но нож оставил в кармане, хотя капелька уверенности, которую он нес, без следа тонула в океане страха и беззащитности. Анка внимательно вгляделась в его лицо и удовлетворенно кивнула.

- Я не могу с уверенностью сказать, зачем им это надо, но…, - Анка внимательно сканировала округу на предмет любопытных и недобрых глаз, - Но, если бы они выпускали отсюда, то мы бы узнали об этом месте еще лет двадцать назад из передачи Каневского.

- Не глупи, - Макс поправил лямки рюкзака и с опаской двинулся вверх по улице, к хлеву, - Тот парень точно не отсюда свое письмо отправил.  

- А что тот парень видел? – Анка, пружиня шаг, чтобы не топать по бревенчатому настилу, шла чуть позади, - Несколько пустых могил! Смысла было его… удерживать?

- Да уж… Мы повидали гораздо больше… Ходячие мертвяки! Может… нам все приснилось?

- Ничего мы не повидали! Мертвецы не ходят и не говорят. Мертвецы лежат в своих гробах и гниют. Это все, на что они способны, - угрюмо ответила она, и Макс от неожиданности затормозил, удивленно уставившись на подругу.

Она, не отвечая на его взгляд, прошла мимо.

- Аня, постой, - Макс догнал ее и осторожно взял за локоть, - Ты же сама видела…

- Видимо, дело в воде, - она раздраженно стряхнула его руку, - Скорее всего, вода здесь отравлена круглый год, Поэтому они постоянно под кайфом, вот им и мерещится, что нет вокруг ничего, кроме этого села. А в период этих седмиц концентрация токсичных веществ становится критической… Воду они не пьют, но ведь лето, жара, испарения. Надышатся за неделю, а потом откапывают трупы и смотрят «мультики».

- Мы с тобой тоже видели…

- Массовый психоз, коллективные глюки, - резко ответила Анка, и изо рта ее брызнули капельки слюны. Она отерла рукавом губы, затравленно огляделась, а потом резко села на корточки и, скинув рюкзак, принялась выливать из бутылок воду.  

- Что ты творишь?! – зашипел он, пытаясь выхватить у нее остатки воды, - Без воды мы…

- В машине осталась еще. Если не хватит, отъедем, как можно дальше от этой дыры и наберем. А если нет машины, значит. пойдем без воды. За двое суток не пересохнем!

Макс понял, что девушка в стадии отрицания. В поиске простых, рациональных объяснений, которые ему лично показались, наоборот, фантастическими. Он скорее поверил бы в Дэвида Копперфильда. Но зачем устраивать такое трудное в исполнении и, без сомнения, дорогостоящее представление для горсточки дремучих деревенщин? А когда деревенщины ушли, представление продолжилось для одной единственной девочки…

«…На синем море бел-горюч камень Алатырь, на белом камне Алатыре Богиня Джива сидит…» - вспомнилось ему напевное и жуткое из гроба вместо более уместного «Стоп! Снято!»

Улица слегка повернула вправо, и на пригорке показался край хлева. Макс одернул Анку за рюкзак и оттащил за угол ближайшей избы. Они присели под окном, прислушиваясь, пытаясь уловить приглушенные голоса, какие-то сигналы, разговоры. Но вокруг стояло тихое летнее утро. Даже скотина, кричащая спозаранку, умолкла, то ли получив необходимую ей порцию заботы, то ли временно смирившись с её отсутствием.

В кронах деревьев гулял ленивый августовский ветерок. Вот и все звуки.

Они опасливо выглянули из-за угла, готовые увидеть местных здоровяков с вилами, но путь был… совершенно свободен.

- Может, успели отогнать машину? Или замок навесили? – пробормотала Анка, не желающая верить, что их просто… отпустят.

Ни засады, ни амбарного замка… Макс снял с петель служащую засовом грубо обработанную доску и распахнул ворота. Анка шумно задышала, всхлипнула и кинулась к мирно стоящей в полумраке машине, потом притормозила и с подозрением велела: «Открой капот. Может, они аккумулятор сняли или свечи выкрутили…».

Макс послушно выполнил ее поручение. Все было на местах. Тогда девушка забралась в машину и счастливо затихла, откинувшись на спинку. Макс проверил багажник – и канистры с бензином, и остатки бутилированной воды на месте. Он с удовольствием приложился к одной, машинально пытаясь припомнить, пили ли они местную воду? Пили, конечно…

- Ты уснул там что ли? – послышался нетерпеливый шепот. Он достал еще одну бутылочку, аккуратно захлопнул багажник и уселся за руль.

- Я не смогу тут развернуться, - сказал он, протягивая ей воду, - Тебе придется выйти и направлять меня, чтобы я не слетел с пандуса.

Анка нехотя вышла. Пока Макс прогревал двигатель, она оглядела хлев. Вчера в темноте она толком не разглядела животных, да и не шибко они ее интересовали. Сейчас же пробивающееся в щелястую крышу солнце высветило четвероногих обитателей. Она поежилась. Большинство животных было вполне нормальным, хоть и выглядело вялым и болезненным, но попадались и явные уродства. Совершенно лысая овца, коза с деформированным черепом, пара телят с безобразными наростами вместо рогов, напоминающими ореховую скорлупу. У одного при этом был только один глаз. На месте второго кудрявилась грязно-белая шкура. Разве что черное пятнышко по центру словно подсказывало, что при иных обстоятельствах тут был бы глаз.

Она тихонько стукнула костяшками пальцев по стеклу, привлекая внимание Макса, и указала на животных. Тот на несколько секунд замер, потом включил заднюю.

Через несколько секунд они были внизу. Ворота Анка не закрыла, но Макс не хотел задерживаться - побоялся, что машина встанет. Почва хоть и подсохла, но все еще была топкой, вязкой, как замазка. Животные в загонах, не должны разбежаться… А если разбегутся, то и хрен с ними…

- Видел? – спросила Анка, когда он тронул машину и на малой скорости, чтобы не шуметь, двинулся в обход деревни, - Это вода! Может, тут захоронены радиоактивные отходы?

- Но люди вполне здоровы…, - ответил он, отчаянно выкручивая руль, когда машина начинала буксовать.

- Ну… может, человеческие уроды не выживают, в отличие от животных… Ты ведь не будешь спорить, что деревня вырождается…

- Не буду.

Некоторое время спустя ехать стало намного легче. Они начали взбираться на спасительный холм. Анка без конца оглядывалась, пытаясь засечь запоздалую погоню, но деревня стояла на удивление тихая и мирная в лучах желтенького утреннего солнца. Длительный пологий подъем встречал их оставленными их же автомобилем колеями. Придавленная мокрая трава уже начала отряхиваться, приподниматься. Вскоре совсем сровняется, словно и не было тут никакого авто…

Макс вдруг резко затормозил и, скрипнув ручником, достал с заднего сидения камеру. Анка непонимающе уставилась на него.

- Мы – идиоты! – воскликнул он, - Ведь я постоянно снимал! Если это все лишь радиоактивный морок, то…

Он включил перемотку, и пока изображение беспорядочно мельтешило на маленьком экранчике, тяжело сглотнул… Что если запись действительно покажет лишь гору гнилого мяса…

Включил на воспроизведение и облегченно выдохнул. Мертвая женщина с качающейся головой вещала в зал свои дурацкие предсказания.

Анка отвернулась, к горлу подступал комок, по спине, несмотря на усиливающуюся жару, сбегали холодные ручейки пота. Она чувствовала себя бесконечно напуганной, дезориентированной, больной, грязной и уставшей. Наверное, что-то подобное ощущал и труп во главе стола… Который потом посмотрел прямо на нее – глаза в глаза, словно отметил… Нет, не думать об этом. Это верный путь в психушку!

- Что? – рассеянно спросила она, словно издалека уловив сбивчивый Максов бубнёж. Он явно взбодрился, убедившись, что теория с «мультиками» оказалась ошибочной.

- Я говорю, представляешь, какие возможности! А эти идиоты растрачивают их на своих «курей» и «картофку». Аж зло берет! Но, с другой, стороны, тем лучше для нас.

Анка глядела на него безо всякого выражения, и он начал кипятиться еще больше, едва не подпрыгивая на сидении, раздраженный ее молчанием.

- Нет, это путешествие мы оставим пока в тайне, - почти кричал он, - У нас есть хорошие сбережения, да и кое-какие старые материалы можно из загашника достать, смонтировать, если вдруг прижмет! Нет, ты прикинь! Тотализаторы! Скачки! Сраные Олимпийские игры! Курсы акций! Грядущие войны, эпидемии… Ты представляешь? Нам не пришлось бы больше никогда работать! Можно немедленно завести ребенка! Мы имели бы все, что…

Анка отвернулась обратно к окну, глядя на медленно приближающуюся вершину холма. Вот и рощица, где они встретили Лёню с Ксенией… Река теперь была по правую руку и текла, как ей и полагалось, вниз по склону – в деревню. Тихая, светлая, не такая, как два дня назад.

Все, что Макс с пеной у рта ей доказывал, приняв ее молчание за отрицание – она прекрасно понимала, но ей это было сейчас совершенно не интересно. Все, чего она хотела – это в благостном молчании просто убраться отсюда, уснуть в пути, а проснувшись, увидеть за окном придорожную забегаловку с мангалом, проезжающие мимо машины, людей, горящие на трассе фонари…

- Что молчишь? – спросил Макс, - Все еще будешь меня убеждать, что мы мультиков насмотрелись?

Она пожала плечами, и нехотя, без стремления к спору, ответила:

- А ты не задумался, почему при таких фантастических возможностях, эти люди не стали олигархами, а продолжают жить в жалкой деревушке на курьих ножках?

- Конечно, задумывался. Это…

Макс резко замолчал и сбросил скорость. Они уставились вперед на «свадебный дуб»,  под которым, разминая затекшие ноги, поднимался дед Степан.

Некро-Тур (часть 7)