Некро-тур (альтернативная концовка)⁠⁠

Изначально "Некро-тур" задумывался, как рассказ с открытой концовкой. Но постепенно он распух до повести, а затем и до небольшого романа, которому открытая концовка явно не подходила и выглядела бы сущей халтурой.

Где-то там, под черепной костью , и по сей день остается уверенность, что единственно возможный финал для этой истории - это Макс откапывает Анку, уносит её в укромное местечко и задаёт самый главный в своей жизни вопрос: "Как отсюда выбраться?!". Анка, в свою очередь, открывает рот и... Всё, финита.

Но махровый графоман под той же черепной коробкой бил копытом и требовал подробных объяснений. И он победил. Вышли аж две концовки, но они не смогли обмануть ни читателя, ни меня саму и напоминали идиотскую игру "приделай ослику хвост". Конец отдельно, история отдельно.

Несколько месяцев я мучилась чувством вины и незавершенности, пытаясь разрубить этот гордиев узел - и не оставлять финал открытым, и придумать не выбивающийся из общего повествования конец. И вот, что в итоге получилось...

Некро-Тур (альтернативный финал)

- Я был не в себе. Но все равно… это был самый последний шанс! Поверь, я тебя не брошу! Или мы выйдем вместе, или я останусь здесь с тобой! – бормотал он, закрыв лицо руками, в пароксизме обрушившегося на него слезливого раскаянья, - Они забрали мой нож, но я вполне могу последовать примеру Степана. Ветви тут толстые, низкие… а мой ремень по-прежнему крепкий… Будем с тобой рядышком.

- Вместе выйти не получится…

Он на секунду застыл, переваривая услышанное, а потом шумно с облегчением задышал. Слава Богу, она не сказала, что выхода нет!

- О нет, детка, я тебя заберу с собой! – возбужденно затараторил он, думая уже совсем о другом, - Обратимся к лучшим врачам! Устроим пересадку органов или кожи, или… всего вместе! Ты представляешь, что мы…

В голове замелькали беспорядочные фантазии, где у него всегда будет под рукой личный оракул. А какие он, Макс, будет делать репортажи! «Некро-тур» глазами мертвеца! Байки из склепа!!! Мысленно он унесся в далекие дали, где он арендует у не слишком любопытного обывателя хороший, просторный подвал, оборудует студию…

Фантазии внезапно запнулись, померкли.

- Что будет…, - он сглотнул, - Если я тебя не закопаю с рассветом? Ты… как там… покинешь снова тело?

Девушка молча покачала головой, и он радостно ухватил и сжал ее холодную руку

- Ну, вот видишь! Все у нас с тобой наладится!

Анка молчала. На неподвижном, бесстрастном лице жил только уцелевший глаз. Он с каким-то пристальным, напряженным вниманием следил за все более разгорающимися верхушками гор.

- Как…, - он сглотнул, - Выбраться отсюда?

Не глядя на него, она произнесла:

- На Седмицу проход открыт почти до самого заката, но только для вновь прибывших. Можно легко вернуться по своим следам. Постояльцам много сложнее, - Она кашлянула, от чего на грудь вывалился влажный комочек глины, - Пить…

Макс с сожалением покачал головой. Сам погибал от жажды…

- Червоточина есть, - продолжила она,- И не одна. Но они постоянно смещаются. Когда на три градуса, когда на все десять. Зависит от положения Водолея и активности Солнца. Если…

Макс вслушивался изо всех сил, но вскоре совершенно запутался. О чем она говорит? Неужели, действительно, рассчитывает, что он разбирается во всех этих широтах и долготах, Водолеях, азимутах и прочей белиберде? А даже если бы разбирался, как прикажешь высчитывать эти градусы, если у него даже компаса нет?! Он схватился за голову, наблюдая, как она бесстрастно и деловито выплевывает на него географические и астрономические термины, а в голову ему стало заползать невесть откуда возникшее подозрение, что она это делает намеренно. Но зачем?

Ответ очевиден – выиграть время.

- Ты… можешь объяснить проще? - торопливо спросил он, - Ну, например, когда вот эта самая тропа будет открыта?

Анка кивнула и после небольшой паузы выдала:

- Пятого августа текущего года с 8-30 утра до 9-00 и с 16-00 до 16-15 по местному времени.

Макс несколько секунд таращился на нее, а потом резко выдохнул. Облегчение было так велико, что он даже немного намочил штаны. Так скоро! Так близко! Всего-то четыре дня перетерпеть.

Он задумался. Можно будет найти тех дур на розовом внедорожнике и всем вместе слинять. Достаточно ли у них бензина? Пофиг! Сколько есть, столько и есть. Он готов был всю дорогу идти пешком и нести Анку. Да всех троих, если придется!

- Мы сейчас пойдем в нашу старую избу. Пересидим там эти дни. Местные не знают, что я тебя… что ты умерла, поэтому бояться их нечего… Отмоем тебя, причешем.

Макса переполняло возбуждение. Он все-таки справился, пусть и такой страшной ценой… Он поднялся, потом снова сел на траву. Нет, в деревню идти еще рано. Пусть угомонятся, улягутся… Но и просто сидеть и смотреть на мертвую девушку было невмоготу.

Душа его за этот год совершенно выгорела, и он больше не чувствовал к ней ни любви, ни сострадания, ни сожаления. Но его страшно нервировал её взгляд – внимательно и неотрывно следящий за ним. Такие глаза он видел разве что в зоопарке, у львицы. Она лежала в своем вольере неподвижно и с виду безмятежно, если бы не ее взгляд – цепкий, внимательный, подсекающий каждое малейшее движение рядом… Вот и Анка…

Он снова поднялся и заходил вокруг дуба кругами, думая о том, что если бы не её драгоценные новоприобретенные навыки, он бы, скорее всего, смылся в одиночку.

Молчание начало его не на шутку тяготить, и он, чтобы прервать его, спросил:

- А что тут вообще за… место?

- Карантин.

- Кара…? – Макс умолк, - Что?

- Карантин, - Анкины запекшиеся губы дернулись, словно пытаясь улыбнуться, - Это место – не эксперимент над человеком, как ты себе нафантазировал. Бог в последнюю очередь думает о человечестве. Куда больше Его беспокоит утечка.

- Утечка чего…? Приливных вод?

- Лета разлилась, и Бог запечатал это место своим перстом, чтобы не дать ей покинуть пределы распадка.

- Лета? Река мертвых? Она же вроде где-то в Греции…, - Макс почесал в затылке, понимая, что греческие мифы не слишком надежный источник.

- Лета протекает под поверхностью всей Земли. Не только в Греции.

- И местные стали заложниками…

Анка кивнула и снова перевела взгляд на горы, над которыми, наконец, поднялось солнце, выплеснулось за край и покатилось вниз с холма.

- Еще один наш рассвет, Мася, - произнесла Анка и тут же добавила, - Жаль, что последний.

Макс удивленно уставился на нее. Впервые после воскрешения она назвала его этим ласковым имечком. Да и в голосе ее появились, наконец, какие-то эмоции. Сожаление, нежность? За ними он не сразу уловил смысл ее слов, а когда до него дошло, он с досадой повторил:

- Я же сказал, что не оставлю тебя. В крайнем случае…

- Боюсь, это мне придется оставить тебя.

Солнце, наконец, настигло их. Анкин нерабочий глаз с громким чмоканьем разлепился, нос с хрустом сам собой встал на место. Она поднялась, рассеянно отряхивая от комьев грязи рубашонку, в которой провела последние месяцы жизни и смерти.

- Как?… Как ты?

- Земные законы на меня больше не действуют, Мася, - спокойно произнесла она, - И мне не требуется червоточина, чтобы покинуть это место.

В доказательство своих слов, она легко пробежалась по заросшей тропе. Гораздо дальше, чем Макс мог хотя бы мечтать в последний год. На мгновенье он решил, что она не вернется, но она вернулась.

- Боюсь, я не смогу тебя ждать. Год – это слишком долго.

- Год… О чем ты, мать твою?! – Макс подскочил, - Всего четыре дня!

- Это для живых. А живым и мертвым не по пути…

Она коротко улыбнулась, глядя на него, и он вдруг дико заорал и выгнулся дугой, словно собираясь встать на мостик. Что-то в спине хрустнуло, и ноги под ним мгновенно пропали. Он повалился на траву, выпучив глаза и ловя ртом воздух. Лопатками он чувствовал что-то твердое, неудобное и гнал от себя мысли, что это его собственные ступни в ботинках.

«Скрутило в бараний рог…», - промелькнуло в голове старое выражение. А ведь именно это она с ним и сделала! И ведь даже его не коснулась! Господи! Теперь ясно, почему местные торопятся закопать своих мертвых до рассвета! И ведь сами уже не помнят, почему…

Анка присела рядом с ним на корточки, с вялым любопытством вгляделась в его перекошенное, бледное лицо.

- Баш на баш, Мася, - она приложила грязный палец к своим губам, потом – к его. Палец был ледяной и пах тухлой рыбой, - Не подумай, что это месть. Скорее, просто… ну, разминка. Попрощаемся на всякий случай.

Она поднялась, махнув оборванным подолом и пошла прочь.

- Куда… ты? – прохрипел Макс, когда увидел, что она двинулась обратно в деревню.

- Закончить дела, - отозвалась она, не оглянувшись, и вскоре скрылась из виду.

…

До самого вечера Макс пролежал на верхушке холма. Солнце палило нещадно, и он несколько раз предпринимал героические попытки добраться до спасительной тени «свадебного дуба», но каждый раз при этом терял сознание. Все, чего ему удалось добиться – это неимоверными усилиями перевернуться на бок и выправить из-под себя ставшие враз бесполезными ноги. В какой-то момент остро запахло мочой, и он понял, что обоссался, хоть и совершенно этого не почувствовал.

Весь день из деревни доносились приглушенные вопли и крики, а следом потянуло гарью. Совершенно обессиленный, он наблюдал за тем, как горит деревня. Сочувствия к селянам он не испытывал. Чувствовал лишь облегчение, что все для них так или иначе закончилось.

А когда на распадок упали душистые вечерние сумерки, он  увидел поднимающийся на холм розовый внедорожник и слабо улыбнулся. Анка всегда была умной девочкой…

Грязное колесо остановилось в нескольких сантиметрах от его лица. Хлопнула дверца. Анка решила попрощаться.

Макс попытался изгнать со своего лица выражение жалостливой мольбы и нацепить на него маску гордого мученика, но…

Вслед за водительской дверцей хлопнула сначала пассажирская, а потом задняя, и он с дебильным изумлением уставился на три пары ног, по очереди появившихся в поле его зрения.

Он закатил глаза, чтобы разглядеть их хозяев.

Баба Дуся выглядела сногсшибательно в пестром, обтягивающем отвисшую грудь топе и розовой, пляжной, прозрачной юбке, развевающейся вокруг костлявых ног. Анка переоделась в модный сарафан с узкими бретельками.

В чемоданах «тех дур» не оказалось только наряда для… Степана. Но он, не смотря на свои старые штаны, замурзанную душегрейку и лапти, выглядел самым нормальным из них. Самым… живым.

- Эх, паря… Что ж ты так опарафинился?..., - покачал он головой.

- Моить, хоть прикопать его? – подала голос баба Дуся, - Чавой валяться будет!..

- Пусть сам решает, - отозвалась Анка.

Макс разглядывал беглецов. Они успели как следует отмыться и навести лоск, но это им мало помогло. Обтянутые сухой и тонкой кожей лица, глубоко ввалившиеся тусклые глаза, почерневшие губы, которые все трое не слишком успешно попытались замаскировать красной помадой. На сморщенной шее Степана по-прежнему отчетливо выступал рубец от веревки.

Кого они пытаются обмануть? Да их примут на первом же посту… Впрочем…

Это ему, Максу, очевидно, что они мертвы. Для простых смертных, ничего не подозревающих о бесовском распадке, это будет пусть и колоритная, но не заслуживающая пристального внимания троица. Эксцентричная старуха, альтернативно ориентированный дед и… возможно, смертельно больная девушка. Ткнут пальцем, поохают и через день забудут.

А потом весь мир загородило приблизившееся Анкино лицо.

- Так, что ты решаешь? – спросила она.

Макс открыл рот, закрыл и снова открыл. Но из него не вылетело ни звука.

- Он хочет смотреть, - перевела Баба Дуся, поправляя сползающую с пегого плеча бретельку.

Макса в тот же миг поволокло, развернуло так, что перед глазами вместо дымящейся мертвой деревни появилась тропа. Все такая же близкая, но по-прежнему недоступная.

Он больше не мог видеть беглецов, но до последнего ждал каких-то особых слов. От Анки, от Степана. Да, он виноват перед ними, но они могли бы снять груз с его души простыми словами, дескать, да, ты ошибся, но ...

Им это было явно не нужно, а что было нужно ему, Максу, их явно не волновало.

Послышались звуки захлопывающихся дверей, а потом розовый внедорожник, набитый мертвецами, двинулся прочь от распадка. Да, для деревни все закончилось. Для остального мира… только начиналось.

Чувствуя разливающуюся по всему телу дремотную небыть, Макс глядел ему вслед внедорожнику и… улыбался сквозь слезы...