Муравьи⁠⁠

Миша третий день лежал в больнице. Ему повезло туда попасть после пика заболевания во всем городе. Лекарств было много, лежать было тяжело и неудобно, грудь болела, каждый вдох давался с трудом. Он с благодарностью погружался в очередное забытье после капельницы. Но это было невозможно. Невозможно было спать в этой палате. Сосед – Олег Иванович, совсем с ума сошел. Он бормотал себе под нос молитвы, здесь Мише было стыдно из-за своего недовольства. Бог – дело святое. Но бормотал молитвы его сосед и днем, и ночью.

Миша просыпался от тяжелых снов, смотрел на грустный потолок, откуда так и норовила краска упасть на лицо и пытался тут же уснуть. Но сон не шел. Зато сидел рядом Олег Иванович и болтал. Без умолку болтал про свою жизнь. Как он служил то во Вьетнаме. Серьезно? То потом это стало Афганистаном. Как он ходил на медведей в Сибири. Или на тигров в горах на границе с Китаем. Он еще и по-китайски говорил просто невероятно, правда, сейчас позабыл, но раньше говорил. Вот такой тебе: Нихао!

Но когда заходили врачи в своих белых костюмах – с головы до ног, так что даже не видно и непонятно – женщина перед тобой или мужчина. Это с тобой разговаривает медсестра или врач? Одни только глаза за защитной маской, уставшие глаза. Только в этот момент Олег Иванович замолкал и ложился к себе на койку. Молча принимал лекарства, разрешал ставить себе капельницы, и еще долго лежал какой-то испуганный. Миша только радовался этим островкам тишины, в больнице жизнь и так была не сахар, а тут еще с этим соседом. Он ждал не дождался, когда его, наконец, выпишут.

Интернет на четвертый день почему-то не работал. Миша пытался позвонить по своему сотовому, но ничего не вышло. Тревога холодила где-то внутри. Олег Иванович что-то себе бормотал под нос. Миша поднялся с койки и встал на пол, покрытый линолеумом, который частил квадратиками, треугольниками, прилепленными кнопками – заштопали дыры называется. Он поискал тапки у старой тумбочки рядом с койкой, надел их и побрел к двери.

- Не ходи, - прошептал Олег Иванович.

Миша обернулся и посмотрел на своего безумного соседа, в глазах того читался искренний страх. Некогда ему было возиться с Олегом Ивановичем, ему надо было связаться с семьей. Миша вышел в коридор. Там было пусто. Оба конца коридора – запечатаны плотным целлофаном, крест на крест ярким красовалась лента. Да, они тут – крыло зараженных, и никуда ему от этого не деться. Возле запечатанных входов стояли столы регистратуры, за ними никого не было. Миша прислушался к разговорам и стонам из других палат. Он поплелся в сторону туалета.

Это было отдельной историей то, как он относился к своему пребыванию в больнице. Обшарпанные стены, потолки, с которых сыпалась краска, сомнительная чистота в палате – все это блекло перед убранством единственного туалета с душем на весь этаж. Да, кафель, но потеки ржавой воды – были везде. И на полу, и на стенах, в туалете, в ванной. Это то, что не отмывалось, или никогда не сходило. Одинокая тусклая лампочка еле освещала помещение. Миша все боялся встретить тараканов. Хотя, чего их бояться? Он или от вируса грохнется, либо его сосед задушит во сне, вспоминая очередные боевые заслуги.

Миша включил воду в ванной. Трубы недовольно затрещали, загудели, словно это не их дело тут подавать воду. Горячей воды не было. Он сел на край холодной ванны, в ожидании, то и дело пробуя воду рукой. Миша должно быть отключился от лекарств, потому что воду он так и не дождался, и проснулся у себя на кровати.

Олег Иванович участливо смотрел на своего соседа, склоняясь над кроватью.

У Миши гудела голова, он потрогал затылок – там была большая шишка.

- Что случилось?

- Говорил я тебе – не ходи, - обеспокоенно и с каким-то сожалением сказал Олег Иванович, а потом продолжил каким-то высоким, энергичным тоном, - принесли они тебя значит, эти белые черти в костюмах и говорят – упал, отрубился от лекарств, надо повысить дозу, а то совсем копыта отбросишь. А я им: нет! Не надо!

- Почему не надо?

- Разве ты не понимаешь? Они специально нас пичкают этими лекарствами, чтобы эти проникали, как муравьи через иглы – прямо в вену, прямо в вену, и протаптывали своими маленькими ножками пути внутри твоей руки. И проедали своими маленькими ротиками – плоть каждого, кто тут лечится, а потом они доберутся до твоего мозга, и все там скушают, также, как и мне скушали.

Олег Иванович улыбнулся, тут впервые Миша заметил, что у соседа – нет нескольких передних зубов. Но были же, он мог поклясться, что вчера только были на месте, когда тот хохотал во время своего очередного приступа.

Олег Иванович пошел в свою сторону палаты нервно грызть ногти. Миша не мог избавиться от ощущения тумана в голове и тошноты, которая подступала к горлу. Он посмотрел на телефон – тот разрядился. Странно, он помнил, что ставил его на заряд, когда проверял наличие интернета утром.

- Сколько я проспал?

- Ну, давай посчитаем, не было тебя день, а потом, когда принесли – то проспал еще один день.

- Как не было день?

- Так, говорю же, они тебе дали двойную дозу муравьев, теперь тебе эти мураши по венкам прогрызают себе пути.

Чушь, решил Миша. Просто чушь. Как его не было день? Его так долго не могли найти в больничном туалете? Он попытался сесть на кровать – голова закружилась. Во рту был неприятный привкус лекарств. И сколько он уже не чистил зубы? Тело чесалось, а кожа на руках – болела. Дышать все также было тяжело.

Телефон никак не реагировал на заряд. По ходу зарядка не работает, решил Миша. Все не как у людей. Он старался не замечать бормотания Олега Ивановича у окна. Миша поднялся, нащупал ногами тапочки под кроватью и отпрянул. Он начал отмахиваться руками, перед глазами мелькали, маленькие насекомые. Некоторые продолжали бегать по ногам, не обращая внимания на его старания отряхнуться. А у Миши было ощущение, что несколько из них копошатся где-то у него под кожей.

- Муравьи! Муравьи! Почему мне никто не верит, пока сам не увидит? Ха-ха-ха!

Миша схватил одну из тапок, которая кишела муравьями так, что была вся черная без проблеска яркой ткани. Муравьи забегали по его руке, кусая, разгоняясь. Миша поборол отвращение и запульнул тапкой в Олега Ивановича. Тот только довольно заверещал, как маленькая девочка.

- Больной! Старый! Больной! – прокричал Миша то ли от усталости, то ли от ощущения беспомощности, он так и не нашел в себе силы встать с кровати. Вся энергия ушла на муравьев, которые продолжали взбираться на его кровать.

- Ха-Ха-Ха! От такого и слышу! – Олег Иванович, как ребенок, смелся и показывал пальцем на Мишу.

- Старый пердун, - пробурчал Миша, собираясь с силами, для новой борьбы с мурашами.

- Ты себя-то видел в зеркало, Миш? – серьезно спросил Олег Иванович, стоя прямо перед кроватью Миши.

Как он тут очутился? Сколько времени? Но ответы на эти вопросы Миша так и не узнал, и погрузился в тяжелый сон.

- Вставай, страна огромная! Вставай, великая страна! – орал в самое ухо Мише Олег Иванович.

Тот оттолкнул от себя мужчину, задыхаясь в ощущении чужого дыхания на своем лице.

- Отойди! – рыкнул Миша.

- Ну, и отойду! – провизжал Олег Иванович и начал корчить рожи.

- Сколько времени?

- Пять утра.

- Почему свет горит в палате?

- Его теперь не отключают, глупыш, восьмой день как-никак.

- Какой восьмой день, ты чего мелешь?

Миша удивился какому-то приливу сил во всем организме. Он не только смог довольно быстро встать с кровати, но и догнал прыткого худющего Олега Ивановича, схватил его за хилые грудки и прижал к стене.

- Что ты мелешь? – повторил он вопрос.

- Ха-ха-ха! – стал заливаться смехом Олег Иванович, он краснел, смеялся, по лицу текли слезы.

Миша опустил соседа и пошел к двери. Он схватил ручку, обернутую марлей с раствором – у них так было на всех дверях, и потянул на себя. Дверь была закрытой.

- Тик-так, тик-так, восьмой день, Мишенька, как-никак, - пропел Олег Иванович.

Все смешалось разом перед глазами Миши. Телефон, да, он вспомнил про зарядку. Подбежал к кровати – телефон все-также был не заряжен. Он швырнул трубку. Посмотрел вокруг кровати, вспоминая о муравьях, или это ему приснилось? Яркий свет в палате сбивал его с мысли. Да, надо выключить свет. Он подошел к двери в поисках выключателя, того не оказалось на месте.

- Тик-так, тик-так, все неправильно, Мишенька, все не так! – верещал у окна Олег Иванович.

Миша оглядел всю комнату – сосед был прав, все было неправильно – свет слишком яркий, выключателя нет. Миша стал долбить в дверь.

- Откройте!

- Да, откройте! – пристроился рядом Олег Иванович.

- Откройте!

- Действительно, ОТКРОЙТЕ! Мишенька почти готов! Мишенька хочет на свободу!

Миша хотел ударить этого старого дурака, но что-то в виде соседа его остановило. Не безумный блеск в глазах, а тот факт, что сосед не был стариком, когда Миша лег в больницу в эту палату. Он был мужчиной, может лет так за 50, но не этим иссохшим стариком, который корчил рожи рядом.

Дверь резко распахнулась. В палату ворвались трое в белых костюмах. Олег Иванович вскочил на свою койку и закрылся одеялом. Врачи схватили Мишу и потащили его к койке. Тот вырывался.

- Что вы делаете? Отпустите!

Он кусался, но костюмы не поддавались, даже со всей своей приобретенной силой – он не мог дать должного отпора людям в экипировке. Те прижали его к кровати, привязали ноги и руки ремнями.

Олег Иванович скулил где-то у себя под кроватью, не осмеливаясь высунуться.

Зашла еще одна фигура, полностью одетая в белое, ведя перед собой стойку капельницы. Там была не привычная прозрачная жидкость, которую вводили Мише в первые несколько дней его пребывания в палате, там было что-то черное. И Миша мог поклясться, что это черное – было живым.

- Нет, нет! Что вы делаете?

Олег Иванович поскуливал у себя под кроватью.

Миша пытался вырываться, но ничего не выходило, руки его были крепко привязаны к кровати. Он весь покраснел от бесполезных усилий. Койка ходила ходуном. С потолка сыпалась краска.

- НЕТ!

Он почувствовал укол иглы. Это была не просто игла, а целая трубка, а как еще, позвольте, смогут проникнуть, прогрызть свой путь муравьи к нему под кожу? Иглы на этом этапе скорее формальность, персонал прибегал к ним, чтобы отдать должное местной культуре. Сделать что-то привычное, понятное подопытным. Этот экземпляр был особенно удачным, главное, чтобы он не съел своего соседа раньше времени. Сейчас только восьмой день. Кормежка для полного изменения должна быть только на десятый. А пока – муравьи, которые прогрызали плоть Миши, ища свой путь, проползая, заменяя собой его ткани, становясь частью него, становясь им.

Олег Иванович скулил под кроватью, захлебываясь в молитвах.