Кричи громче. Часть 3: Правосудие. (22 конец)

8 Августа

– Я не знаю, зачем бабушка притащила маску домой. В конце концов, это была улика. Очень опрометчиво с ее стороны. Я не спрашивал ее об этом, а когда наконец набрался смелости, она уже не могла вспомнить ни судью, ни Робин, ни меня. Я часто держал маску в руках, прикасался к остаткам черного меха, просовывал пальцы в пустые глазницы, надеясь почувствовать что-то и получить ответы. Но если маска и хранила какие-то тайны, огонь выжег их дотла.

– Вы примеряли ее на себя?

– Какое это имеет значение?

– Так и?

– Да. Я надевал ее.

– Вы ощущали какую-то связь между собой и судьей?

– В определенном смысле вы правы… Чем-то мы и правда похожи.

– Чем же?

– Мы оба уродливы. Внутри.

– Почему вы так считаете?

– Потому что так и не смог убить жажду смерти внутри себя. Всю жизнь я вынужден сдерживать гнев и жестокость, что привил мне Фред Пуч. Он отнял у меня Робин и Амалию, но также черными пальцами коснулся моей души. Сделал уродливым.

– Это много объясняет.

– Теперь вы думаете обо мне плохо? Я хотел, чтобы история… не знаю, не оправдала, но хотя бы… помогла понять меня.

Робин, я много что думаю. Во-первых, то, что с вами произошло, это ужасно. И не справедливо. Но это не может служить оправданием того, чтобы совершать преступления. Во-вторых, я думаю вы одиноки. И одиночество стало еще одной причиной, подтолкнувшей вас к темной стороне. Возможно, вы сделали это, чтобы наконец появился кто-то, кто вас выслушает, чтобы он узнал, как вам было тяжело. Вы метались между светом и тьмой и мечтали, что найдется человек, который подтолкнет вас к свету. Но такого человека рядом не оказалось. И мне очень жаль. Я действительно искренне вам сочувствую, Робин.

– Но вы все равно считаете меня виновным.

– В этом не может быть никаких сомнений. И думаю, вы прекрасно осознавали, что делаете.

- Вы считаете меня здоровым человеком? Даже я с этим не согласен.

- Я, безусловно, не считаю вас психически здоровым человеком, но вопрос вменяемости – это немного другое. Несмотря на ваши… особенности, вы понимали, что делаете, и не жалеете об этом.

– В таком случае вы понимаете, что меня ждет.

– Вы знали, на что шли.

– Значит, вы отправите им отчет о моем психическом состоянии?

Робин, я уже это сделала.

– Как это? Мы ведь только что закончили.

Робин, никто не станет ждать месяц, пока мы с вами наговоримся. У нас были сроки. Я отправила отчет менее чем через неделю от нашей первой беседы.

– Не верю! Я тогда даже не перешел к сути.

Но мне тогда уже было все ясно.

– Да что вам могло быть ясно?! Хватит строить из себя умницу, вы совершенно не так проницательны, как себе навыдумывали…!

Робин…

– …Простите, мне не следовало выходить из себя.

– Я понимаю вас.

– Я просто не понимаю, зачем тогда вы ходили ко мне все это время.

А что непонятно? По-моему, вам это было необходимо. Вы хотели быть услышанным хотя бы раз в жизни. К тому же я сама хотела узнать всю историю. Вы мне верите?

– Как же я могу не верить этой искренней улыбке? Нужно быть совсем бессердечным... Однако вы все равно сделали выводы еще когда толком не знали меня.

Мое к вам отношение не связано с делом, по которому вас судят.

– Вы осудили меня уже тогда. Еще не зная, что послужило причиной.

Вы совершили преступление. Эта история вас не оправдывает. Она лишь объясняет почему.

– И вот вы снова скатились в формальщину... На секунду я поверил, что вы мой друг, что вы на моей стороне... забыл, что ты всего лишь одна из них. Робот. Машина, выполняющая приказы.

Я и есть ваш друг. По крайней мере, пока мы в этой комнате.

– Ага. Дружба дружбой, но долг зовет.

– Робин...

– Я поверил, что вы способны заглянуть внутрь. Глубже, чем привыкли. Что вы поймете меня.

И я понимаю вас. Но не оправдываю.

– Друг ни за что бы так не поступил. Он бы переступил через себя, свернул горы, переплыл океан.

– Вы романтизируете. А что, если так: друг это тот, кто остался рядом, когда все остальные отвернулись?

– В вашем определении друг ни на что не влияет.

Мы не всегда можем повлиять на судьбу других.

– Но вы можете!

– Так что же вы хотите от меня, Робин?

– Перепишите отчет. Скажите, что ошиблись. Изменили свое мнение, выяснили новые факты, я не знаю… Придумайте что-нибудь!

– Я не могу этого сделать, даже если захочу.

– А вы хотите?

– Затрудняюсь ответить.

– Да нет, вы уже ответили.

Мне очень жаль.

– Я вам не верю.

Разве я когда-нибудь врала вам?

– Все то время, что заставляли меня поверить, будто я что-то значу. Будто моя история способна что-то изменить.

Она изменила мое мнение о вас. Разве этого мало?

– Это не даст мне свободы.

Не я принимаю решение о вашей свободе. Я делаю заключение о вашем психическом состоянии.

– Это все решает.

Вовсе нет. Почти все зависит от прокурора… и вашего адвоката.

– Боюсь, я уже нарушил совет своего адвоката.

– А знаете что странно? Вы сменили тактику общения со мной и стали рассказывать свою историю сразу после визита вашего друга.

– А вы умны. Вы чертовски умны. И наблюдательны. Не позволяйте мне ни на минуту забыть об этом.

– Это он захотел стать вашим адвокатом?

– Я сам его попросил. Предыдущий ни на что не годился.

– И что за совет он дал?

– Тимми хотел, чтобы я поделился с вами историей. Видимо, надеялся, что я сойду за невменяемого. Да, это была его идея. Он не просил меня врать, просто… рассказать про Черного Шака. Какое же здесь вранье? Я ведь действительно верю в монстров, хоть и считаю их частью человека. Но в процессе мне захотелось открыть вам больше… А точнее, все.

– Значит, он считает, что вы невиновны?

– Он поверил мне. Всегда мне верил. А вы не можете.

– Я...

– Если вы это не сделаете, завтра меня не увидите. И никто не увидит. Понимаете?

– Вы думаете, это выход? Угрожать мне?

– Послушайте, Амалия…

– Это не мое имя.

– Пусть так. Но оно такое красивое. И вам бы пошло… Я не собираюсь заканчивать жизнь по их правилам. Ясно вам?

Тогда я вынуждена буду доложить о вас, чтобы за вами сделали круглосуточное наблюдение.

– Ну и сука же вы…

– Послушайте меня, Роберт.

– О, как вы заговорили…

– Шутки кончились. Вас судят за убийство. Вы и правда надеялись избежать наказания?

– Я надеялся, что моя история изменит хоть что-то. Но все остается как и было. Вы судите тех, кто не виновен. И помогаете мразям избежать тюрьмы. Хорошо, что я взял все в свои руки.

– Вы не знаете, что этот человек виновен. Не можете знать.

– Я же столько раз объяснял вам. Но вы так и не поверили мне…

– Главное, что ВЫ верите в это.

– Нет, Амалия. Не главное. Уходите.

– Увидимся в суде, Роберт.

– Нет, не увидимся… Что ж, мне пора в камеру.

– Сядьте, пожалуйста. Еще один вопрос.

– Ну?

– Почему вы назвали священника Рахель? У него совсем другое имя.

– Не знаю, а разве это важно?

– В этой истории фугировало много разных персонажей. И только одно имя вы изменили. Даже имя судьи осталось настоящим.

– Верно… раз вам так интересно, я расскажу. Но не считаю это сколько-нибудь важным.

– Нам нужна эта часть для полноты всей истории.

– Вам, но не мне…

На первом году колледжа во время летних каникул я подрабатывал на ферме старика Честера. Он держал около сотни коров, дела шли в гору, и работы было много. Честер подкармливал дворнягу по кличке Клеопанда – вот серьезно, так он ее и звал. Белая псина с черными пятнами, а уши острые, как лезвие бритвы. Бегала без поводка то тут, то там, да и добегалась по лесу. Подхватила бешенство, видать, съела какую-то зараженную падаль. Заметили мы это поздно, к тому времени сука уже ощенилась пятью щенками и вскормила их молоком: трое пятнистых, один белый и один черный. Тогда-то она и стала агрессивной, слюни изо рта лились рекой, белые, как пена, все норовилась укусить кого за ногу, а щенков, наоборот, забросила. Честер, недолго думая, схватил ружье и пристрелил бедную псину. Сначала мы хотели сами вскормить щенков, но Честер настоял, что всех зараженных надо тотчас прибить. Они уже открыли глазки и резво носились по вольеру. Я отказался это сделать и ребята тоже, так что Честер вновь сам взялся за дело и по одному утопил щенят в ведре. Признаться, все мы рыдали, как маленькие девочки, даже сам старик.

«Эй, Робин», – крикнул он мне, – «или я считать не умею, или один гаденыш где-то укрылся. Живо отыщи его».

Черного щенка мы не нашли, хотя искали долго. Решили, что засранец сбежал в лес. Да только не убежал он. Спрятался в хлеву. Хорошо спрятался. Целый месяц сосал молоко у коров, обсосал больше сотни после того, как его болезнь проявилась и слюна стала заразна. Нашли мы его случайно, а как нашли – увидели большое черное пятно, которое вцепилось зубами в коровью сиську. Мы прозвали его Рахелька. Скользкий, хитрый слизняк.

– Что с ним стало?

– Вы серьезно? Пришиб его Честер, да с такой яростью, будто сам болен. Мокрого места не оставил. Еще бы, производство пришлось остановить. Среди коров началась эпидемия. Почти половина по итогу сдохла. Старик разорился. Вот такой он Рахелька… маленький, жалкий червячок, что загубил коров… Достойное имя для нашего епископа. Черное пятно на сиське…. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Более чем.

22 Августа

– Почему вы снова пришли?

– Мне сообщили, что ваше состояние нестабильно. Близится день суда…

– И что я должен сказать на это?

– Наверно, вам страшно.

– Конечно, мне страшно. И вы, и я прекрасно понимаем, что решит суд.

– Почему вы так уверены?

– «В нашем обществе любой, кто не плачет на похоронах матери, рискует быть приговорённым к смерти»[1].

– Вы убили человека, Робин. Вас судят не за черствость, а за убийство. Вас нашли в его доме, сидящим около трупа. В маске Черного Шака. Вы продолжаете настаивать, что невиновны.

– Так спросите меня. Спросите, почему я это сделал.

– Еще одна история?

– Да, но очень короткая.

– Для убийства нет оправдания.

– Просто мы с вами по разную сторону правосудия.

– Почему вы убили этого мужчину?

– Потому что он хотел причинить вред своей дочери.

– Вы не можете этого знать.

– Дело в том, что – могу. Я заправил его машину, он протянул мне мелочь… коснулся руки… буквально на секунду. И я узнал все, что он планирует сделать и когда. Я долго колебался… до последнего не хотел идти, но зло во мне взяло вверх. Я схватил маску и пошел к нему домой. Я знаю, вы думаете, маска что-то значит… однако она лишь скрывала лицо. Я не думал убивать его – только запугать. Но пока сжимал его шею… мне столько всего открылось… Руки больше меня не слушались. Они сцепились вокруг шеи, пальцы впились в глотку. Я так хотел, чтобы он перестал существовать… Он монстр.

– Почему вы не сбежали?

– Дочь вошла в комнату, к тому времени ее отец был мертв. Она закричала. Не знала, что я спас ее. Но я вдруг увидел себя глазами этой девочки и… к черту, я устал. От всего. Чертовки устал.

– Прокурор будет настаивать, что вы хотели похитить девочку. Из-за связи с маской.

– А вы сами как думаете?

– У меня нет времени решать загадки.

– Я бы ни за что не причинил ей вред…

– …Погодите, что у вас в руках?

– Ох, это… Посмотрите.

– «Эмбер из Эмберли». Сказка?

– Да. Тимми написал ее для меня. И для Робин. Прощальный подарок.

– Это очень трогательно. О чем она?

– Так, милая история про девочку и брата. Только в ней он смог защитить ее от монстра…

– Послушайте, Робин… Хочу еще кое о чем спросить вас.

– Валяйте.

– Почему вы назвали меня Амалией?

– А что не так?

– Я понимаю, вы хотели ассоциировать меня с одной из девочек своего детства, но почему именно она?

– Сложно сказать. Вы напоминаете мне ее. То ли светло-рыжими прядями, что выбиваются из прически, то ли детским упрямством, которое я так не люблю, то ли тем, что считаете себя старше и умнее. Но главное, потому что я вижу вас в ней.

– И как это понимать?

– Вы ведь знаете, что я имею в виду. Вы много думали об этом и решили, что знаете.

– … Но откуда вы… Нет, этого не может быть.

– Может.

– Вы не можете этого знать. Не морочьте мне голову.

– Однако, знаю. Я уже сто раз повторял: некоторые вещи я просто знаю.

– Докажите.

– Вы хотите, чтобы я озвучил это вслух? За нами наблюдают.

– Скажите завуалировано.

– А вы любите давать трудные задачки, как вам повезло, что я умею их решать!

… Вспомните то дерево около скалистого обрыва. Вы любили это дерево из-за больших красных листьев, хотя мама запрещала бегать туда, боялась, что вы заиграетесь и упадете со скалы…

– Вы не можете этого знать!

– Вам было 11.

– Где вы раскопали эту информацию?!

– Нигде. Никто не в курсе о том, что случилось. Вы не доверили эту тайну даже своему дневнику… Мама обрадовалась, что ее девочка перестала бегать к обрыву. Она не понимала истинной причины вашего страха, не видела, как в тот самый день вы плакали, сидя у ствола дерева, как закрывали глаза и уши в надежде перестать ощущать внешний мир…

– Замолчите. Немедленно.

– Я видел, как спустя 20 лет вы приехали на похороны своей матери. Как вы вновь сидели у старого дерева, как кричали и с какой злостью вырывали каждую травинку, словно жаждали убить все живое, что посмело расти на том месте, где вы были уничтожены…

– …

– Чем больше вы мне доверяли, чем сильнее мы сближались, тем больше мне открылось. И поэтому я знаю, что ваши чувства ко мне искренни. Вот почему вы столько времени потратили на беседы со мной: вы впервые встретили человека, который понимает вас. А я прекрасно понимаю. Мама бы разозлилась, она бы обвинила вас, потому что несмотря на запрет вы все время бегали к этому чертовому дереву… И хоть вам и кажется, что только я один могу понять вас, в целом мире таких людей много, больше, чем вы думаете. И чтобы найти их, нужно раскрыться этому самому миру. Поверьте тому, для кого уже поздно. И… спасибо вам. За все.

– Робин…

– Да?

– Вы не уродливый.

[1] Отсылка к произведению Альбера Камю «Посторонний». Как-то Камю выразил идею книги в парадоксальной форме: «В нашем обществе любой, кто не плачет на похоронах матери, рискует быть приговорённым к смерти».

Вне записи. Кабинет судьи

– Я ничего не намерен переносить, у вас было достаточно времени.

– Ваша честь, я все понимаю, но случай действительно сложный.

– Я изучил материалы дела, и ваша позиция там отражена довольно точно.

– Тогда мне не были известны все тонкости психики моего пациента.

– Другие члены комиссии солидарны с вашими взглядами на тонкости психики этого юноши?

– Как председатель комиссии я выражаю общее мнение.

– В таком случае я могу вызвать на заседание любого из них.

Вы в силах заменить меня хоть сотней психиатров, но вряд ли они станут так же досконально разбираться, как я... Просто навесят ярлыки. Ваша честь… Мы больше пятнадцати лет работаем бок о бок, вы знаете, что мне всегда удавалось докопаться до истины в самых сложных случаях. Потому что мне важно, чтобы каждый получал то, что заслуживает. И если я прошу об отсрочке… что мне нужно исправить некоторые ошибки в заключении, значит, это действительно необходимо. Пожалуйста.

– Вы меня убиваете! Вы осознаете, что суд оставляет за собой право принимать решение независимо от вашего заключения?

– Конечно, ваша честь. Но с моей стороны все должно быть оформлено правильно. Важен каждый винтик этого механизма.

– Так и быть, я отложу заседание суда до исправления ошибок в материалах дела.

25 Сентября. День суда

– Доброе утро. Вы пришли пожелать мне удачи?

– Доброе. Вы хотели встречи со мной.

– Не знаю, почему мне подарили лишний месяц. Я думал, вы придете объяснить.

– К сожалению, у меня не было времени.

– Ладно, уже неважно. Сделайте мне одолжение. Последняя просьба, так сказать.

– Да?

– Я хочу, чтобы мир знал, что случилось с Робин. Напишите книгу. Сам я не смогу. Как бы я хотел прочитать ее…

– Книгу? Но я не писатель. Я психиатр.

– Вы вели аудиозапись всех наших бесед. Просто перепишите на бумагу.

– Я не могу…

– Знаю, на это нужна смелость, но прошу, сделайте это для меня… и… до встречи в суде!

До встречи в суде.

На заседании суда

– Оглашается решение суда. Всем встать.

…Суд установил: подсудимый Р. во время совершения преступления находился в состоянии невменяемости, то есть не мог осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, соответственно не может быть привлечен к уголовной ответственности. Суд назначает подсудимому Р. принудительное лечение в психиатрическом стационаре с интенсивным наблюдением до улучшения его психического состояния.

Подсудимый, приговор вам понятен?

–Да, ваша честь.

– Желаете сказать что-нибудь?

– Желаю, ваша честь. Прощайте, Амалия.

– Прощайте, Робин.

– Заседание суда объявляю закрытым.

ВСЕ МАТЕРИАЛЫ ОПУБЛИКОВАНЫ С РАЗРЕШЕНИЯ УЧАСТВУЮЩИХ ЛИЦ

Лига Писателей

3.7K поста6.4K подписчика

Добавить пост

Правила сообщества

Внимание! Прочитайте внимательно, пожалуйста:


Публикуя свои художественные тексты в Лиге писателей, вы соглашаетесь, что эти тексты могут быть подвергнуты объективной критике и разбору. Если разбор нужен в более короткое время, можно привлечь внимание к посту тегом "Хочу критики".


Для публикации рассказов и историй с целью ознакомления читателей есть такие сообщества как "Авторские истории" и "Истории из жизни". Для публикации стихотворений есть "Сообщество поэтов".


Для сообщества действуют общие правила ресурса.


Перед публикацией своего поста, пожалуйста, прочтите описание сообщества.