Кричи громче. Часть 2: Судья. (14)⁠⁠

31 Июля

«Бабушка радовалась, что убийцу нашли и теперь он получит по заслугам, однако ей тяжело было поверить в виновность Найджела. Конечно, они не были друзьями, и в целом он дружил только с бутылкой, но все же… он ведь один из нас, понимаете? Свой. Бабуля приносила ему сдобные булочки в поддержку, когда пропала Мишель, они вместе молились на утренней мессе, а сейчас его обвиняют в убийстве Робин. Да как такое вообще возможно?! Пусть Найджел не отличался добропорядочностью, не был примерным семьянином и частенько любил заложить за воротник, но убить…!?

На следующем собрании епископ сменил тактику и сообщил, что Дьявол все это время скрывался в наиболее уязвимой душе – душе пьяницы, ибо алкоголь – это страшный грех и бла-бла-бла… Спросите, извинился ли он передо мной? А-ха-ха! Ха! Я для него больше не существовал, и сие меня устраивало.

Тогда же нас атаковали журналисты. Раньше они не были настолько наглыми. Они стучались во все двери и толкались между собой, словно стервятники в борьбе за падаль. Бабушка не позволяла им войти в дом, а дед пару раз выходил на крыльцо с ружьем, и лишь тогда нас оставили в покое. Линде повезло меньше, ее окружали со всех сторон, кричали прямо в ухо: «каково спать с убийцей детей?» и «как она могла не заметить, что живет с монстром?». Некому было защитить их семью. В газетах мелькали громкие заголовки:

«МОНСТР ИЗ ЭМБЕРЛИ – ПРИМЕРНЫЙ СЕМЬЯНИН ИЛИ ЖЕСТОКИЙ САДИСТ?»

и

«УБИЙЦА-ДУШИТЕЛЬ ДЕРЖАЛ СЕМЬЮ НА КОРОТКОМ ПОВОДКЕ».

Несмотря на суматоху, мы с Тимми все же смогли встретиться. Соседи избегали их семейство, особенно те, что сами пострадали. Официально Найджела обвиняли только в похищении и убийстве Робин, но по деревне прошелся слух, что пропажа других детей тоже его рук дело. В ночь после ареста кто-то даже поломал их забор. Линда и дети остались сами по себе. Мне надо было знать, что Тимми думает обо всем этом. Мы сидели на кровати в его комнате. Я не стал снимать ботинки, но он и не заметил.

– Ты же не думаешь, что папа это сделал, правда?

Какого ответа он ждал? «Конечно, нет, Тимми, дружбан, твой папаша регулярно тебя поколачивал и оставил шрам на щеке, который, судя по всему, никогда не исчезнет, но ни в коем случае он не мог причинить вред кому-то другому! Этого не может быть!». Что за абсурд?

– Не знаю… – промямлил я, – а почему вообще его обвиняют?

А это самое интересное: накануне ареста Найджел упился до такой степени, что едва волочил ноги, и тем не менее как-то добрался до дома, ну почти… Рухнул около забора и отрубился. И если бы его нашла Линда, то, вероятно, никакой беды бы не случилось, но злой рок решил, что мимо должна пройти Кэтрин. Она возвращалась домой и не сразу приметила тело, что валялось в траве. Подошла поближе, чтобы проверить, не труп ли это. Всего лишь Найджел! Да и хрен бы с ним, даже если б сдох… но что у него в руке? Пододвинься, пьянь, дай взглянуть! А это… маленько детское платьице. Но чье? Мишель? Кэтрин была уверена, что это желтое платье с бантами она неоднократно видела на Робин. Могло ли у Мишель быть такое же? Она заметила какой-то узор, напоминающий букву Р…

Интуиция подсказывала, что нужно вызвать полицию, так она и сделала. Они приехали через полчаса и, не разбираясь, повязали невменяемого Найджела, а на следующий день уже предъявили обвинения. Быстро? Наверно. Сейчас мы-то с вами знаем, что недалеко от кладбища полиция обнаружила лопату, запрятанную в кустах. Уж не знаю, что там с ней сделал Тимми, но отпечатков на ней не обнаружили. Найджел без задней мысли лопату свою узнал, да к тому же мучимый жутким похмельем вряд ли мог сообразить, чем это чревато. Заплаканная Мэри подтвердила, что платье, конечно же, принадлежало Робин, и теперь улик было более чем достаточно. Свое дело сыграли и показания Аманды о происхождении своего шрама на щеке. Оказывается, Найджелу не нравилось, что она «везде сует свой нос», и, разъяренный после моего чудесного спасения в церкви, он подкараулил Аманду и порезал ей лицо. Затем пригрозил, что убьет, если она кому-нибудь вякнет о произошедшем. Полицейские убедились, что он и есть тот психопат, что терроризирует деревню несколько месяцев.

– А ты сам что думаешь? – спросил я друга.

– Да что тут думать!? Ты же знаешь, кто настоящий убийца! Мы оба его видели.

Я медлил с ответом, Тимми со злобой в голосе:

– Черный Шак!

Он заметил мое недоверие.

– Тимми, а что если он вселился в твоего папу? – он тут же покачал головой и покрутил пальцем у виска.

– Послушай, Бобби. Папа тот еще кретин… и алкаш. Но я точно знаю, он не убивал твою сестру.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, – он помолчал, затем добавил: – Мама часто говорила, что без него нам было бы лучше. А теперь все время плачет.

– Ты тоже плачешь?

– Неа, – гордо ответил он, – мы справимся. Мама будет работать, а я… я тоже могу, если придется. А вот Мишель жалко… она… скучает по нему.

Я засмотрелся в окно. Тяжело было поверить, что отец моего друга мог убить Робин, это казалось полной чушью… Но самое главное: я ничего не чувствовал.

– Бобби, говорю тебе, он этого не делал, – убеждал Тимми, но не мог развеять моих сомнений.

Я молча кивнул, на этом тема была закрыта.

В общем, учебный год начался скверно, все только и говорили, что про отца Тимми, включая учителей, особенно после новости о том, что Найджел-таки признал вину. Я держался рядом, давая понять, что друг не виноват и плевать я хотел на их мнение, но ребята все равно подтрунивали над ним.

– Тимми, ну и как твоему папашке в тюрьме?

– Каково быть отпрыском убийцы, а, Тимми?

– Мою сестру он тоже похитил, да-да, надеюсь, он сгорит в аду!

– Ты такой же, как папка!

– П-п-п-порченный!

– Щенок!

– Выр-р-р-родок!

– Маньячье отродье! Шавка-маньявка!

И как я ни старался его успокоить, Тимми постоянно вступал в драки. Он разбил нос Биллу, брату Кристи, которая, кстати говоря, больше с нами не водилась, поставил фингал Заике-Майку, да и сам словил пару оплеух, пинков под зад и разбитую губу. В итоге его отстранили от занятий, и я стал новым мальчиком для битья. Меня дразнили «подстилкой убийцы», намекали, что я помог Тимми разобраться с Робин (Тимми уже ассоциировали с его отцом).

– Ман-н-н-ньячья шавк-к-ка, – плюнул мне в лицо Заика-Майк, зная, что я не отвечу. Миссис Даунс была свидетелем этой выходки, но предпочла опустить взгляд и не вмешиваться. Уверен, потом она хорошенько помучилась от чувства вины, и мне нисколько не жаль старую каргу.

Амалия… избегала меня. Я не понимал причины такого поведения, и это меня сильно расстраивало. Почему она не поддерживает меня? Неужели тоже винит, как и другие? Нет, полный бред.

Вскоре Тимми вернулся на занятия и снова занял место изгоя и лузера. Что ж, хотя бы меня оставили в покое. Спустя время жизнь вошла в привычное русло, и мало-помалу от Тимми отстали. Правда и общаться с ним никто не спешил.

О, я не упомянул о Мишель… да, ее первый класс начался весьма неплохо. Ее не обижали, наоборот, она была такой скромной и тихой, что одноклассники быстро полюбили эту милую девочку. К тому же они побаивались ее большого, страшного брата!.. что исколотил полшколы. Ну, такие были слухи. Тимми иногда заглядывал к ней, но убедившись, что все хорошо и что Мишель довольно неловко от его появления, он перестал заходить. Линда вышла на работу, она устроилась швеей на ткацкую фабрику и теперь каждое утро проделывала путь в 30 километров по направлению к Лондону, а по выходным помогала Билли Бобу в баре: мыла стаканы, тарелки, полы и выполняла прочую ерунду. Кстати, Билли Боб один из немногих, кто не отвернулся от нее, но платил он мало. Тимми и Мишель пришлось стать очень самостоятельными.

Мы с бабушкой отдалились, она всегда была скупа на чувства, а сейчас не дарила и тех мимолетных крупиц тепла. Дед почти все время валялся пьяным на диване в гостиной, мучимый то артритом, то похмельем. Плюс ко всему Амалия избегала меня, и я страдал от одиночества, как выброшенный на улицу котенок.

И вот снова новость, как снег на голову: бах! Не прошло и трех месяцев с ареста, как Найджела приговорили к смертной казни без права обжалования. После выступления прокурора, где он старательно, не брезгуя громкими словечками, описал заключенного, как кровожадного и неисправимого убийцу детей и пропащего человека, суд присяжных единогласно решил, что такому безумному преступнику не следует жить. Судья с таким решением согласился.

Семья Найджела восприняла эту новость тяжело. Даже Тимми, строивший из себя бессердечного циника, оказался не готов к таким последствиям. Бабушка заключила, что «видимо, сам Господь желает Найджелу смерти, тогда так ему и надо». Я же испытывал смешанные чувства. Да, мы жили спокойно, монстр покинул наши земли, но история не казалась мне законченной.

Все произошло так быстро: арест, суд, приговор и, наконец, казнь. И никто не вступился за бедного пьяницу. В декабре 1974 года Найджел был казнен на электрическом стуле, и за процессом наблюдали родители всех пострадавших девочек, включая Кэтрин. Говорят, он плакал, как младенец, пока его усаживали на стул и пристегивали. Он потерял килограмм 15 в весе, а лицо его осунулось, опухло, к тому же было синим, как труп с первыми признаками разложения. Значит, обращались с ним не очень нежно. Тело семье не выдали, власти сами захоронили его где-то, а место мы так и не узнали. Вот так прервалась его судьба…

Вскоре у нас выпал снег и ездить на велосипеде стало невозможно, мне приходилось топать пешком до школы более семи километров. Учился я слабо и к тому же потерял интерес ко многим вещам – да ко всем, раз уж на то пошло! Жизнь казалась мне противной и кислой, как лимон, который я надкусил по ошибке, перепутав с апельсином…

Однажды Амалия сама заговорила со мной после школы.

– Привет.

– Привет, – неуверенно ответил я.

– Пойдем вместе?

– Лады.

Какое-то время мы шли молча. Она ртом ловила снежинки и топала по подтаявшему снегу. По-моему, Амалия чувствовала себя вполне комфортно, будто ничего не случилось.

– Я хочу извиниться.

– За что? – пренебрежительно бросил я, играя в игру «не понимаю что происходит».

– Я перестала общаться с вами, ребята, ничего не объяснила.

– А где ты видишь ребят? Наш клан давно распался.

– Грустно…

– Ага.

Она ждала, что дальше я поведу беседу, спрошу, в чем причина, но из моего рта не вырвалось ни звука.

– Короче, мне было очень тяжело это время… – оправдывалась она, и тут мне нашлось, что сказать.

– Ах, это тебе было тяжело…

– Что?

– Это же тебя все бросили, твоего отца приговорили к смертной казни и от тебя отвернулись…

– Заткнись. Ты не знаешь, каково мне было.

– Я слушаю, – сказал я и со злобой пнул сугроб, под ним оказался камень, и острая боль пронзила ногу от кончиков пальцев до самого колена. Выругнулся, запрыгал на одной ноге.

Амалия проигнорировала мой танец.

– Я ненавижу этого человека, он разрушил мою жизнь, я так сильно ненавижу его…!

В ее глазах вспыхнули огоньки ярости.

– А еще я ненавижу полицейских, потому что они всех убедили, что дядя Найджел это и есть тот самый человек!

Она привлекла мое внимание, я остановился.

– Это не он?

«Конечно, нет, идиот, это Черный Шак, мы оба его видели!» – прозвучал в голове голос Тимми.

– Бобби, я знаю его… не полностью, но… как он говорит, как пахнет … двигается… Хоть и спала почти все время… но я помню.

Наш поцелуй у озера, чувства Амалии сливаются с моими, я ощущаю страх, боль, вижу образ чудовища…

– Я не могла тебя видеть, понимаешь? Я так злилась, мне хотелось крушить все вокруг… Полицейские не отстали, пока я не сказала то, что им было нужно… и я соврала.

Теперь я уже не понимал, о чем она говорит. Причем тут они? Что сказала?

Мы снова двинулись в путь, холодный ветер буквально бил по ушам. Потер их руками – не помогло. Как же сегодня холодно.

– Ты осуждаешь меня?

– Нет. Да и как я могу, если даже не знаю за что? – недоумевал я.

– А вдруг ты узнаешь и больше не захочешь дружить…

– Если ты поэтому бегала от меня, то ты дура. Никакое говно не заставит меня отвернуться от тебя.

Как ни странно, она не оскорбилась.

– Честно-честно?

– Да.

Амалия все еще сомневалась, говорить или нет. Я терпеливо ждал.

– Когда папу Тимми арестовали, нас с мамой отвезли в полицейский участок. Она долго с ними разговаривала, а потом они захотели побеседовать со мной… Двое полицейских, они были ужасны… Все время повышали голос, хотели, чтобы я сказала, что это он меня похитил… Я отвечала, что не знаю, но вроде не он… А они все кричали и убеждали, что я не в себе, но как я могу быть не в себе… где же я тогда?

Мимо проехала машина, окатив меня водой из лужи. Майки Маус, мой одноклассник, высунулся в окно с пассажирского сидения и показал язык.

– В конце концов мама накричала на них, и нас отправили домой. Но они приходили снова и снова, говорили одно и то же… Я должна была узнать его, вспомнить, и маму уже не пускали ко мне, а наедине они становились такими страшными… Они так долго убеждали меня, что я сама поверила… Но больше всего мне хотелось, чтобы меня просто оставили в покое.

– Вот уроды!

– Да… мне пришлось сказать им, Бобби. Я не хотела, но пришлось. Да и мама сказала, его все равно посадят, так что какая разница? Я не знала, что его убьют…

– Ты не виновата.

– Это он убил твою сестру?

– Нет.

– Я так и знала!

Амалия заплакала, закрыв лицо руками. Честно говоря, мне тоже хотелось, ком уже подступал к горлу, но я сдерживался.

– Не плачь. Его бы все равно убили. Ты ничего плохого не сделала.

– Думаешь? Я ведь врала!

– Тебя обманули.

– И что теперь будем делать?

– Не знаю. Просто жить… Нужно восстановить клан.

– Тимми меня не простит.

– Простит. А вообще… не надо ему знать, Амалия. Уже неважно. Забудь.

Мы старались как могли, чтобы воссоздать нашу дружбу из пепла. Тимми, Мишель постепенно подпускали нас… а вот с Кристи не позволяли увидеться. Возможно, она и сама не хотела. Ну и черт с ней, решил я. Четверо даже лучше, никто не останется без пары во время игр.

Снежные дни быстро закончились, да и в целом, снег зимой у нас редкость. Видимо, силы природы просто решили отразить мрачную погоду моей души.

В один прекрасный выходной день светило солнце, и мы выбрались поразвлечься на воздухе. Тимми оторвал толстую ветку и вызвал меня на дуэль, ткнув под ребра. Я схватил конец ветки и постарался выдернуть из рук друга, но тот оказался сильнее. Я плюхнулся на зад, ударил копчик. Девчонки игриво захихикали. Боль прошла через весь позвоночник и застряла в горле.

– Ай, – тихо выговорил я.

– Что вы делаете, дети? – раздался грозный с холодными нотками голос за спиной. По коже пробежали мурашки. Представьте, как вам слегка дуют в затылок, ощутите, как каждый волосок встает дыбом... Омерзительно! Ох, этот голос будто скрежет железа по стеклу…

Из черного затонированного ягуара вышел высокий тучный мужчина. Сразу видно, один из тех, кто пренебрегает физической активностью: заплывшее жиром лицо, лысый череп, впалые маленькие глаза, как у крота, и короткая толстая шея. Он напоминал огромного английского бульдога, короче говоря, мерзкий тип. Поверх толстого тела надета черная мантия (боже, спит он тоже в ней!?). Человек направился в нашу сторону. Мы все сжались, как будто пристыженные, забавно, ведь для стыда совсем не было причин. Он навис над нами, как скала, такой страшный, суровый…

– Я спросил: что вы делаете? – повторил голос, я понял, что не произнесу ни слова: горло больно сжалось. Когда-то Рахель внушал в меня подобный ужас.

Как хорошо, что Тимми сам ответил:

– Мы играем в пиратов, сэр.

Казалось, Тимми ничего не боится, но голос его предательски дрогнул. Тем не менее он смотрел четко в глаза подошедшему мужчине.

Внезапно суровое лицо стало насмешливо-презрительным.

– Зачем вы это делаете, дети? Разве не знаете, что пираты – злые? Вы что, хотите быть такими же? Злые парни заканчивают жизнь в тюрьме.

Он склонился над Мишель, хотел потрепать ее по щеке или типа того, но Амалия резко встала между ними, загородив собой Мишель. Ее злобный взгляд говорил сам за себя: «не трогай, не то я порву тебя на куски». Думаю, она могла бы, да. Правда силы ее не хватило бы одолеть даже пятку человека в черной мантии. Когда он наклонялся, я заметил уродливый темный шрам на голове и вздрогнул от отвращения.

– Я не слышу ответа, – снова тон сменился на грозный.

– Сэр… – начал Тимми. Я знал, что он хотел сказать: «Мы добрые пираты. Воруем у богатых, отдаем бедным. Как Робин Гуд». Но его прервали.

– Эй, я знаю тебя, – сказал мужчина, обращаясь ко мне. Я обомлел от страха. За свои 9 лет не помню, чтобы он хоть раз заговорил со мной. Для меня он был тенью, незаметной, почти невидимой, призраком, скрывающимся во мраке.

– Бедный мальчик, – с наигранным сочувствием сказал он. Вероятно, так человек изображает незнакомую для него эмоцию. – Бобби, ты, должно быть, очень рад, что убийцу твоей сестры нашли?

– Да… – еле слышно промямлил я и запаниковал: «Откуда он знает мое имя!?». Сам же ответил: «Успокойся. Конечно же, знает, не тупи».

– Это огромная удача! – продолжал он. – Если бы негодяй не напился вусмерть, мы никогда бы его не поймали.

Тимми закричал:

– Мой папа этого не делал! Вы совершили ошибку!!!

Мужчина обернулся на детский визг, изобразил недоумение.

– Видимо, ты сын убийцы. Ох, мне очень жаль, юноша. Думаю, это было большим ударом для вашей семьи.

По тону с каким он произнес свою речь, я понял, что он отлично знает, кто такой Тимми, но зачем-то играет в игру: «прости, я не знал». Меня выворачивало от него, друг готов был взорваться от злости, Амалия сгорала от нетерпения треснуть его по яйцам, а Мишель держалась за спиной подруги. В таком напряжении мы простояли целую минуту, пока мужчина вновь не заговорил:

– Запомни, юноша: каждый человек – преступник. Пусть он ещё не совершил преступление, но может совершить![1] – затем развернулся, сел в ягуар и быстро уехал. Будто призрак: был он вообще или только привиделся? В тот день настроение у нас было испорчено безвозвратно.

Что ж… наконец, пришло время рассказать вам пару слов об этом человеке поподробнее. История сама привела нас к нему. Речь пойдет о судье, что приговорил отца Тимми к смертной казни…»

…

– Какое место занимает этот человек в механизме вашей истории?

– Хотите услышать, что он тоже важный винтик? Нет. Вовсе нет. Он… непреодолимая сила, которая все разрушила.

…

[1]Автор цитаты – Жавнерович Михаил Кузьмич – советский белорусский следователь по особо важным делам, был известен стопроцентной раскрываемостью дел, но в дальнейшем признан виновным в превышении должностных полномочий, сокрытии преступлений (изнасилований и убийств) и пытках.