Хранители воспоминаний. Часть 2 из 2⁠⁠

***

Я, запинаясь и оступаясь, плелся через пустырь. Впереди маячили пряничные домики. Я повернул влево, не глядя по сторонам, перешёл дорогу и упёрся в крыльцо публички. Ступеньки её, протянувшиеся до середины тротуара, смотрели прямо на проезжую часть.

Я нервно хохотнул. Похоже, голова сбоит. Неужели смерть Кири так сильно сказалась на мне? Развернуться бы и бежать в психушку как можно скорее. Мне точно нужна помощь. Я мог поклясться, что ещё вчера вход в библиотеку был повернут в другую сторону. Я перевёл глаза влево. Пустырь, накануне ершащийся сухим бобылем и прошлогодней почерневшей крапивой, сегодня был полностью расчищен. Более того, на его месте высились бордовые дощатые стены одноэтажного домика. Крыши строение ещё не имело, зато окна – не новые, пластиковые, а деревянные, выкрашенные пожелтевшей эмалью – уже были на месте.

Я почувствовал, как падаю в тошнотворную черноту. Пошатнувшись, я все же устоял на ногах, мотнул головой и быстро взбежал по ступенькам библиотеки.

Публичка встретила меня все тем же тёмным коридором и звенящей тишиной.

– Ульяна Владимировна! – позвал я с порога. – Вы здесь?

В читальном зале послышалось шуршание невидимых страниц, затем глухой короткий удар, как будто захлопнули книгу. Из-за угла высунулась аккуратная голова библиотекарши.

– Руслан? – удивлённо проговорила она. – Вы пришли? Ах, простите меня за бестактность в прошлый раз. Вы меня совершенно неверно поняли, – женщина двинулась ко мне плавно, точно вскользь, волоча подол длинной клетчатой юбки по полу. Совершенно бесшумно. Никаких шагов, цокота каблуков, шарканья мягкой подошвы тапочек или носков. Как я не заметил этого вчера?

– Ульяна Владимировна, я вас не отвлекаю? Вы можете уделить мне буквально несколько минут? Мне нужно поговорить с вами. О Кирилле.

– О, конечно, – взгляд её стал обеспокоенным и тёмным, – проходи, дорогой. Я просто листала книгу. От скуки.

Я проследовал за ней.

В помещении сгустился холодный мрак, разгоняемый лишь теплым светом настольного светильника. Ульяна устроилась в кресле, жестом пригласила меня занять стул напротив. Я сел на самый край, нервно теребя рукава, и уставился на терпеливо поджавшую губы женщину, не зная, как начать столь странный разговор.

– Если все, что я скажу, покажется вам максимально странным, вызовите для меня, пожалуйста, соответствующих врачей.

Ульяна хохотнула, как мне показалось, с облегчением, снисходительно что ли:

– Начало интересное.

– Скажите, Кирилл рассказывал... Ему виделось когда-нибудь... – я чувствовал себя полным идиотом. – Что-то странное?.. Говорил ли он о каких-либо необычных вещах?

Библиотекарша пристроила на коленях беспокойные пальцы и задумчиво уставилась в пол.

– Ну... Можно и так сказать.

Я выдохнул. Оказывается, все то время, что она раздумывала над ответом, я не дышал.

– И... Чем же он с вами делился?

– Жаль, что я не согрела чаю, – вдруг выдала Ульяна Владимировна. – Может быть, я схожу за ним сейчас? – она попыталась встать, но я, схватив худую прохладную ладонь, удержал её.

Внимательно посмотрев в выцветшие глаза, я повторил вопрос более настойчиво:

– Расскажите мне. Что он вам говорил?

Женщина тяжело вздохнула и вновь присела на скрипнувшее кресло.

– Я даже и не знаю, с чего начать.

– Это мне еще как знакомо, – кивнул я. Теперь пришёл мой черёд улыбнуться.

– Твой брат... Я уже сказала тебе в прошлый раз, что Кирилл был необычным мальчиком.

Я закатил глаза. Всё, что затрагивало дебильную инфантильность Кири, бесило меня с пол оборота.

– Это совсем не то, что ты себе представляешь, Руслан. Не нужно думать об этом как о каком-то отклонении или о слабости. Нет, это совсем иное. Понимаешь, каждое поколение, каждое время хранит в себе уникальный опыт, знания, чувства. Совершенно неповторимые в будущем. Кирилл – особенный человек. Ему выпала... Да, не побоюсь этого слова, честь сохранить память о времени вашего с ним детства. А ещё о детстве тысяч мальчишек и девчонок, выросших одновременно с вами.

– Не пойму пока, к чему вы клоните.

– Исчезающие вещи? Из-за этого ты пришёл? Квартира пустеет на глазах, да?

– Да... – я удивлённо моргнул, не ожидая такого резкого перехода.

– Кирилл забирает с собой то, что было для него дорого в детстве. Забирает, чтобы сохранить навечно.

– Не понимаю, – я подался вперед, сверля свою собеседницу глазами.

– Твой брат не умер. Он изменился. В сентябре он рассказал мне, что воспоминаний в его голове становится все меньше. Они истончались, блекли. Каждый день он терял по зернышку памяти. И ему пришлось действовать, чтобы сохранить как можно больше.

Во рту внезапно пересохло.

– Что вы...

– Пойми, он не выбирал такую судьбу. Он таким родился. Он просто выполнил свой долг.

– Вы... Вы в секте какой состояли вдвоём? – еле ворочая языком, просипел я.

– Ну что ты, милый. Совсем нет.

– Вы говорите про тот свет, все дела?..

– Тоже нет. Ты можешь увидеться с Кириллом. Не сейчас, но очень скоро.

– Как это? – я вообще перестал понимать происходящее. – Это шутка какая?

– Сейчас он строит свою раковину. Собирает ценные вещи, воплощает воспоминания. Ещё чуть-чуть – и он закончит. Ты видел дом по соседству? Он не показался тебе... Знакомым?

Это слово кольнуло, точно ржавая булавка. Именно так. Знакомый. Знакомый дом. Это я и подумал, увидев свекольные стены и голубые ставенки, украшенные резными арфами.

– Возможно, – ответил я расплывчато.

– Теперь это Кирилл. Всё это.

– Простите, – я резко поднялся со своего места. – Это уже слишком. Я пришёл за ответами, а получил... Это какой-то бред, – я мотнул головой, пытаясь привести мысли хотя бы в относительный порядок.

– Ты уже второй раз пытаешься сбежать, – улыбнулась грустно Ульяна.

Я сжал губы до онемения и направился из читального зала. С меня хватит всех этих странностей. Можно было переночевать сегодня у тётки, а завтра рвануть домой. Основную часть вещей Кири я разобрал. Дальше пусть родственнички без меня управляются. Я устал, и, должно быть, стресс повлиял на меня сильнее, чем я мог подумать.

– Не веришь... – протянула Ульяна Владимировна мне в спину. – Но я могу доказать.

Я даже не замедлился. Прочь. Достаточно.

– До свидания, – бросил я и вышел из темного помещения.

Коридор был окутан густым мраком. Я чертыхнулся, положил правую ладонь на стену и небольшими шажками двинулся на ощупь. Левую я вытянул вперёд, водя ею перед собой, как слепец.

Я ожидал, что вот-вот наткнусь на дверь, когда пальцы врезались во что-то мягкое и прохладное. Я вздрогнул от неожиданности, отнял руку и тут же почувствовал на ней вязкую, липкую слизь.

– Руслан.

Вскрикнув, я отшатнулся назад, потерял равновесие и грохнулся на пол.

– Не пугайся, прошу тебя. Я не причиню тебе вреда, – раздалось из тьмы.

Я лихорадочно зашарил по карманам. Телефон нашёлся в нагрудном. Выхватил его, нажал на боковую кнопку и вытянул гаджет перед собой. Синеватый свет окутал стоящую перед дверью высокую фигуру. Она плавно колыхнулась, чуть приблизилась ко мне. На склизкой бугристой коже заиграли холодные переливы. Тварь склонилась ко мне, и я сумел разобрать на голове некое подобие рогов.

– Я обещала, что расскажу тебе, – произнесло нечто голосом Ульяны Владимировны. – Кириллу обещала, – рот у существа был большим, округлым и беззубым.

Я подскочил на ноги и, сломя голову, кинулся в читальный зал. Стоило мне переступить порог, как половые доски передо мной взбугрились, вздулись горбом, будто резиновые, и вытянулись вверх, приняв очертания той самой фигуры. Ещё миг, и дерево обратилось неровной коричневатой кожей. Существо уставилась на меня блестящими черными глазами, моргающими на концах «антенн».

– Остановись! – умоляюще воскликнуло оно.

Я, резко крутанувшись на пятках, бросился обратно в коридор, пронёсся по нему, выбил грудью дверь и кубарем скатился с низкого крыльца. Поднявшись на ноги, я побежал прочь, не ощущая боли от разодранных в кровь коленей.

Обернулся я лишь единожды. Оно стояло на пороге, вытянувшись из дверей вперёд, и хватало руками воздух.

***

Я, не чувствуя под собой ног, взлетел по лестнице на четвёртый этаж, дрожащими пальцами провернул ключ в замке и ввалился в квартиру. От вида тёмного коридора закрутило живот. Я лихорадочно ударил по стене, вновь попал выше выключателя, и только с четвёртого раза сумел зажечь свет. Меня встретили голые стены серого бетона. Ни трельяжа, ни старенькой вешалки с верхней одеждой. Даже советская зелено-белая плитка с пола пропала. На трясущихся ногах я вошёл в зал и рухнул на пол.

Что это вообще было? Я взглянул на свою руку, которой коснулся «этого». Слизь высохла, превратившись в тонкую белую плёночку. Я принялся тереть рукой о штанину.

Лишь когда кожа болезненно покраснела, мне удалось остановиться и подавить панику. Я затравленно огляделся. Вокруг сжалась та же, что и в коридоре, тесная коробка из ободранных стен. Мебели как не бывало. Голые полы, окна без штор, глядевшие своими черными глазищами. Я сидел посреди разоренной комнаты в полоске золотого света, льющегося из прихожей. На полу у дальней стены лежал мой рюкзак с вываленными наполовину вещами. То был багаж, который я привёз с собой. Я подскочил, трясущимися руками затолкал пожитки в сумку и вышел из опустевшей квартиры.

Через двадцать минут я сидел в пропахшем табачным дымом салоне такси, которое мчало меня прочь. Подальше от всего этого кошмара, который практически свёл меня с ума. От монстров и призраков, от загадок и горькой тоски.

До соседнего города добираться было около трех часов. Я расслабленно съехал по сидению, устало глядя на проносящиеся мимо оранжевые фонари. Вскоре в воздухе закружила мелкая белая крупа. Вот и снег пошёл... Бабье лето выдалось долгим и щедрым, но все хорошее рано или поздно заканчивается.

Страх схлынул, оставляя после себя лишь пустоту и...

Недосказанность. Кирилл тянул на дно, точно трехтонный якорь. Я закрылся носом в воротник, прикрыл глаза, пытаясь задремать. Почему? Почему?.. Вопрос не отпускал. Почему брат сделал это? Я закусил костяшки пальцев. Я уезжаю. Уезжаю все дальше. "Ты уже второй раз пытаешься сбежать".

Нет. Я обижен на брата. Обижен всей душой. Все, что касается его, вызывает у меня мерзкое раздражение. Он несправедлив ко мне. Он жестокий, безответственный, инфантильный недоумок. Эгоист и разгильдяй. Иначе как объяснить его поступок? Почему он не подумал обо мне, почему не вспомнил о брате?

Да, я несказанно зол. Ненависть переполняет меня.

"Он не выбирал свой путь. Он таким родился"

Ерунда. Сто тысяч раз ерунда. Он причинил мне столько боли своим ублюдским поступком. В миг перечеркнул жизнь, измазал грязной черной краской. Если бы я мог, о, если бы я только мог схватить его за шиворот, тряхнуть от души и выпалить в лицо это моё выжигающее душу "Почему?.."

– Разверните машину, – рявкнул я. – Пожалуйста, – добавил через миг мягче.

– Что? – таксист обернулся через плечо.

– Обратно в город, пожалуйста. Мне нужно кое-что закончить...

***

Над улицей, там, где теснились пряничные домики, рассвет растянулся над крышами. В окнах спящих пятиэтажек плясали зловещие отсветы.

Я кинул таксисту зелёную купюру и вылетел из авто. Быстро обогнув дом и пролетев базарный пустырь, я вывалился из кустов на узкую улочку. Здание музыкальной школы объял пожар. Алчные языки пламени с гулом вырывались из лопнувших окон, облизывая чёрной копотью стены. Валил густой дым.

Старая крапива и голые клены, что росли между музыкалкой и библиотекой, звонко трещали и сыпали яркими искрами. Дощатая стена публички уже покрылась багряными тлеющими трещинами. Из окошка по пояс высунулась перепуганная Ульяна Викторовна. Волосы её, обычно аккуратные и прилизанные, сейчас растрепались, очки совсем съехали и еле-еле держались на кончике носа. Она плеснула из небольшого ведёрка на разгорающуюся древесину и вновь пропала внутри здания. Вода задела пожарище едва ли, редкие капли жалобно зашипели.

Я схватился за телефон и мигом набрал сто двенадцать. После пары коротких гудков послышался сухой щелчок.

– Здесь по Пионерской пожар! – прокричал я в трубку.

– Музыкальная школа горит? – спросил спокойный женский голос, пропитанный безразличием.

– Да!

– Нас уже оповестили. Службы выехали, ждите.

– Поторопитесь!.. – выпалил я. Из окна опять показалась перепуганная библиотекарша с крохотным ведерком. – Ульяна Владимировна, вам нужно уходить, это опасно!

Женщина с ужасом взглянула на меня сверху вниз и одними губами прошептала:

– Я не могу...

– Не несите ерунды! – я начал злиться. – Немедленно выходите из библиотеки!

– Но я в буквальном смысле не могу! – вскрикнула она отчаянно, выплеснула воду на стену и вновь исчезла в окне.

Я кинулся было к входу в публичку, но замер перед самыми ступеньками в изумлении. По соседству на месте старого пустыря вырос домик. О, то был не просто старенький, заваленный на один бок пятистенок. Это был мой дом. Мой отчий дом, в котором мы с братом жили до смерти мамы. Низенький, выкрашенный свежей бордовой краской, с замшелым шифером на крыше и облетевшим кустом сирени под окнами. Из трубы его весело вился сизый дымок, точно внутри кто-то топил печь.

Пока я стоял, разинув рот, дверь библиотеки распахнулась, и на крыльцо вылетела растрепанная Ульяна Владимировна. Я попятился назад от неожиданности.

– Ки... Кирилл?.. – промямлил я, указывая на пятистенок.

– Что?.. – женщина, опешив, замерла на нижней ступени.

– Вы сказали тогда, что это Киря.

Она лишь коротко кивнула и махнула рукой:

– Отойди подальше!

Я сделал несколько нетвердых шагов на дорогу и остановился. Вокруг все скомкалось, стало нереальным. Как будто я смотрел странный фильм на старом рябом телевизоре.

Ульяна сжала руки в кулаки, подобралась и всем телом будто потянулась вверх и вперед. Пронзительно взвизгнули старые доски, дрогнули библиотечные стены. Публичка с протяжным скрежетом начала разворачиваться крыльцом к бордовому пятистенку. Женщина взмокла и раскраснелась от натуги. Тело ее начало вытягиваться, будто резиновое. Только сейчас я рассмотрел, что длинная юбка ее как будто слилась с полом. Выцветшие клетки на шерстяной ткани плавно переходили в голубоватые доски крыльца, монолитные с ним. Голова женщины начала меняться. Кожа посерела, заблестела от слизи, глаза вытянулись вперед на длинных конусообразных антеннах.

Я медленно двинулся дугой по направлению движения публички, следя за странным существом. Фундамент библиотеки бороздил землю, оставляя глубокие рытвины в подмерзшем грунте.

Со стороны музыкальной школы раздался оглушительный треск – рухнула кровля. В воздух взвился столб пламени, заревел и рассыпался на ослепительные искры.

От неожиданности я присел, прикрыв голову руками, затем вновь подскочил и уставился на неведомую тварь, что медленно, но уверенно ползла прочь от страшного пожарища.

– Боже! – просипел я.

Огромная нелепая улитка уносила прочь свою раковину, так умело замаскированную под дом. Публичка, сантиметр за сантиметром, отдалялась от клокочущего пламени, оставляя за собой поломанные клены и голую землю. Ульяна вытянула вперед тонкие бугристые руки с полупрозрачными пальцами и схватилась за столбик на крыльце соседнего пятистенка. Подтянувшись, она придвинула свое крыльцо вплотную к дощатым, выдраенным дожелта ступеням маленького домика, нависнув над ним двухэтажной серой громадой.

Вдали послышалось завывание пожарных сирен, замаячили сине-красные огоньки мигалок. Я отбежал с дороги, привалился спиной к пьедесталу старого грифона и, обмякнув, осел на землю.

***

Рассвет замаячил над крышами розовой полосой. Я по-прежнему сидел подле каменного чудища, обхватив озябшие плечи побелевшими пальцами. Пожар давно был потушен, от пепелища тянулся вверх лишь полупрозрачный то ли дым, то ли пар.

Ульяна расположилась на краю крыльца прямо на полу. Ладонями она сжимала щербатую кружку. Вторая, такая же, стояла рядом с ней нетронутая и остывающая.

Библиотекарша отпила, не сводя с меня обеспокоенного взгляда.

– Замерзнешь, – негромко проговорила она. – Ты или сюда уже иди, или домой.

Я посмотрел на нее исподлобья. Ульяна закатила глаза. Нормальные, вполне человеческие, за толстыми стеклами очков. Если бы не эта уходящая в пол проклятая юбка, она бы выглядела вполне обычной дамой. Я перевел взгляд на бордовый домик.

– Как ты сказала? Хранитель?

Ульяна, подливающая себе чай из термоса, коротко кивнула:

– Хранитель воспоминаний.

– И что Кирилл такое теперь?

– Сходи, да сам посмотри. Это не опасно, – она стукнула чашкой по блюдцу, – он все так же твой брат, Руслан.

– Он больше не человек... – прошептал я сипло.

– Он теперь человек больше, чем кто-либо в этом мире.

Я встал. "Боже, что же я делаю?" Ватные ноги понесли меня в сторону знакомого крыльца. Две потемневшие ступеньки, просторное крылечко с желтой скамейкой, заросшее пожухлым хмелём. Картинки перед глазами сменялись, точно слайды диафильма. Я протянул руку, толкнул дверь. Она отворилась со знакомым коротким вскриком...

Я вошел в бабушкину прихожую. Серые обои, изодранный котом угол, старое трюмо. И запах. Тот же самый запах...

Я пересек коридорчик и оказался в зале уже своем, домашнем, деревенском. Бубнил негромко черно-белый телевизор – по ТВ-6 шел рекламный блок. Картинка дернулась, по экрану пронесся красивый желтый конь с белоснежной гривой – Таура. Снова вспышка помех – королева воинов, сверкая синими глазами, ловит шакрам. Волевое лицо Зены рассыпалось на мураши серой ряби, комнату затопил белый шум. Я клацнул по кнопке выключения. Экран погас, шелест оборвался.

Я подошёл к деревянной светло-зеленой двери и, приоткрыв ее, осторожно заглянул в щель.

Вместо детской, которая должна была там находиться, я напоролся на стремительно убегающие в темноту грязные бетонные ступени. Лестницу с двух сторон стискивала пыльная кладка почерневшего от времени кирпича. Одинокая шестидесятиватка, болтающаяся на коротком оголенном проводе, разливала по верхней площадке тусклый оранжевый свет.

Я с опаской перешагнул порог. Пахнуло сыростью, потянуло промозглым сквозняком. Я медленно, держась за стену, принялся спускаться. Ноги, дрожащие, непослушные, неуверенно нащупывали узкие ступени. С каждым шагом все крепче становился запах пыли и плесени. Внизу меня встретил коридор, резко уходящий вправо. Земляной пол, кирпичные стены и множество ржавых дверей по обе его стороны, убегающие вдаль. Тусклое освещение делало и без того узкий туннель ещё теснее.

Погреб. Да, точно, это был он. Общественное овощехранилище, находящееся когда-то у бабушки во дворе. Насколько я знал, его закрыли много лет назад из-за угрозы обрушения. Будочку, в которой располагался вход, снесли, а лестницу засыпали.

Я прислушался. Где-то впереди звенела редкая капель. Кроме нее – тишина, давящая на голову мокрой отяжелевшей периной. С трудом проглотив соленый ком, ставший в горле, я медленно зашагал по коридору, осматривая старые запертые двери. Какая же из них была нашей?

Стены словно съеживались, стараясь стиснуть мои плечи. Стало тяжело дышать. Я никогда не любил это место. Все уже и уже... Или то было только мое разыгравшееся воображение?

Слева. Точно. Наша дверь была слева. Черная, не закрывающаяся до конца. Между стальным полотном и косяком всегда оставалась щель в пол-ладони. Замок с длинной дужкой стягивал проушины, не давая проникнуть посторонним вовнутрь.

Двери мелькали передо мной, одна за одной. Кажется, их было куда больше, чем на самом деле – столь длинным, бесконечным, погреб был только в ночных кошмарах. Я уже не шел – бежал. Воздуха не хватало до хрипа. Мимо смазано пронеслось жирно выведенное мелом число четырнадцать, и меня точно током ударило. Оно! Я остановился, поднимая ботинками в воздух мелкую кирпичную взвесь. Черное железо. Щель. Замок с тонкой стальной дугой.

Я схватился за ручку и дёрнул. Дверь задребезжала, лязгнул металл о металл. Закрыто. Непослушными пальцами залез в карман куртки. Холодным грузом легла в ладонь связка бабушкиных ключей. Я поднял ее к глазам и удивлённо замер – нужный ключ, ржавый и простецкий, по-прежнему позвякивал на ней.

В скважину попал раза с десятого – руки трусило. Откинув замок, я распахнул дверь.

Белая комната. Без окон, мебели и других дверей. А посреди на полу мальчик, лет десяти. Он сидел ко мне спиной, окружённый чистыми листами бумаги, и время от времени всхлипывал. Я перешагнул порог и остановился в нерешительности. Ребенок и я сам выглядели здесь будто нарисованные чистыми яркими цветами, без теней и мелких деталей. Плоские, мультяшные. Я удивлённо оглядел свои гладкие руки и вновь перевел взгляд на мальчишку.

– Кир, – голос мой прозвучал глухо, без эха, будто стены были обиты мягким рыхлым поролоном.

Мальчик резко обернулся, утирая кулаками набрякшие слезы.

– Я не помню! Я забыл! – с отчаяньем воскликнул он и скомкал ближайший к розовым коленкам лист.

– Что ты забыл? – осторожно спросил я и чуть приблизился.

– Рисунки из стола! Помнишь? Мы рисовали и складывали их в один ящик. Что там было?

Подойдя к нему, я присел на корточки и мягко улыбнулся. Сердце в груди отбивало быструю чечётку. Взяв один лист, я взглянул на него и, потерев подбородок, задумчиво произнес:

– Я помню пейзаж с динозаврами. Огромное солнце на фоне, три птеродактиля в небе и стадо бронтозавров у реки.

Лицо Кирилла просияло.

– Точно! – он радостно захлопал в ладоши. – Я тоже вспомнил!

Лист в моих руках пошел цветными разводами, и через миг на нем проявилась та самая картинка с древними ящерами.

– А ещё что? – Кир схватил меня за рукав и потянул.

– Ещё лошадь... Единорог. С хвостом, как у коровы. Помнишь, мы прочитали, что у них именно такие хвосты?

Брат задумчиво нахмурился.

– Да, – протянул он. – Было!

На бумаге проявился красивый волшебный конь с развивающейся гривой.

– А ещё мы часто рисовали по клеточкам! – затараторил вдруг я. – Котят и мороженное. А ещё слонов и человечков. Нам показала учительница во время продленки. И черепашки-ниндзя – я же нарисовал про них целый комикс! И зубастики из фильма. Для них мы делали бумажные плоские домики – рисовали разные комнаты!..

Кирилл бросился вперёд и повис у меня на шее. Я тоже порывисто обнял мальчишку. Плоть сошла с меня слоями, растаяла, как многолетняя наледь. Теперь я сравнялся с братом в росте. Отстранившись, я взглянул в его заплаканное лицо – точное отражение моего.

– Мне тебя не хватало, Рус, – хлюпая носом, пробурчал Кирилл.

– И мне тебя! – я снова притянул его к себе, комкая в кулаках светло-голубую ломкую рубашонку.

– Я очень многое забыл, знаешь... – брат запнулся, всхлипнул и продолжил, – Я не помню, что нам дарили на Новый год. Ни одного подарка! Я совершенно позабыл поездку в летний лагерь и кружок рисования. Как звали учителя?

– Александр Сергеевич же. Как Пушкина.

– Да! – вздрогнул Кир. – Так же точно!

Я выпустил его из своих объятий.

– Ты мне нужен, – брат стиснул мою руку. – Вместе мы обязательно все вспомним, все вернём!

Я помрачнел. Годы вновь обволокли меня тяжелым мясом. Макушка Кирилла ушла вниз. Я тяжело взглянул на него сверху и прошептал:

– Я не могу...

– Почему? – брат поднял на меня огромные темные глаза.

– У меня... Сын родился, Кир...

– Ого... Когда?

– Две недели назад.

– У нас было такое счастливое детство! Что может быть лучше него? Останься, мы всегда-всегда будем вместе, будем маленькими! Ни печаль, ни невзгод – детям они ни к чему, ведь так? – Кирилл настойчиво потянул меня за край куртки. – Оставайся, ну? Как раньше – ты и я. Денди, «Юппи», фишки, любимые фильмы и книги, бабушкины булки с курагой. А?

– Не могу! – я, смахивая слезы, отступил к двери. – Мне нужно жить!.. Меня ждут!..

– Но жить так страшно... – брат поник головой и упёрся взглядом в свои клетчатые кеды. – Прошлое – оно уже было, там безопасно... А будущее. Оно же такое... Жуткое... Кто знает, что там впереди? Какой ужас?

– Ну и пусть, – я вновь попятился. – Но там ждет не только горе, уж поверь. Мы назвали сына Лёшей. Вот, гляди! – я вытащил из кармана телефон, и, разблокировав экран, показал фото. На нем совсем ещё крошечный младенец щурил темные глазки во влажной беззубой улыбке. – Он копия меня! И тебя тоже...

Кирилл, покраснев, сморщился в беззвучном рыдании.

– Ты останешься?! – надрывно воскликнул он.

– Не останусь, – одними губами проговорил я. – Я уже взрослый... Я ответственен за других... Я им нужен.

Мальчик отвернулся, сгорбился. Его плечи мелко задрожали.

– Люблю тебя, – сказал я севшим голосом. – Всегда буду любить... Мне пора...

Развернувшись, я вылетел из комнаты и понёсся по темному коридору. Лестницу преодолел в четыре прыжка. Зал, бабушкина прихожая...

Вывалившись на улицу, я рухнул с крыльца на влажную землю.

Ульяна Владимировна, по-прежнему сидевшая на крыльце, с грустью и пониманием посмотрела на меня.

– Вы это... – прохрипел я, поднимаясь. – Приглядывайте за ним. Ладно?

Женщина молча кивнула.

Я отряхнул колени и быстро зашагал прочь. Больше меня ничего не держало в городе детства.