Как ломали шаблоны Иван IV и Петр I⁠⁠

В отечественной истории есть только два правителя, действия которых, по мнению как современников, так и потомков, выходили за рамки приличествующего монархам поведения. Их преобразования вызывали бурю самых разных эмоций — от простого недоумения до праведного гнева. Большая часть всех прочих владетелей "земли Русской" — князей, царей, императоров, вождей и генсеков — была более понятной. Во всяком случае по поводу их решений у очевидцев вопросы вроде "с чего вдруг?", "почему так, а не иначе?" и "за что нам это?" возникали реже.

Многие процессы в истории России проходили незаметно, скрыто от высшей власти. Другие же — наоборот — были ими замечены, ускорены, заторможены или использованы в своих интересах. Однако таких встрясок, как устраивали в своё время стране Иван IV и Петр I, вспомнить можно немного.

Персонаж № 1 — Иван IV Грозный— первый царь «всея Руси», сын великого князя Василия III и дочери литовского аристократа Елены Глинской. Обладает репутацией дискуссионной и противоречивой фигуры с того момента, как в салонах стало модно читать Н.М. Карамзина. Прославился ранними реформами и поздними психозами. В 1565 г. запустил программу "реновации" страны с опорой на насилие и модную гвардию с метлами на кнутовище. Одни связывают опричнину с целенаправленной попыткой борьбы с "феодальной реакцией", другие винят буйную царскую голову, третьи и вовсе говорят, что это была царская рептиция "Страшного Суда".

Персонаж № 2 — Петр I Великий — первый "император и самодержец Всероссийский", сын царя Алексея Михайловича и Натальи Нарышкиной. Сравнивался с "Грозным царем" еще при жизни. Был обвинен И.В. Сталиным в излишнем либерализме и попустительстве "немцам". В 1698 г. запустил программу "реновации" страны с опорой на насилие и модные западные тренды. Одни связывают начало реформаторской деятельности Петра с особым воспитанием и западным опытом, другие винят буйную царскую голову, третьи и вовсе говорят, что Петра подменили во время "Великого посольства".

Первый всего через несколько десятилетий после своей смерти стал рисоваться старосветским и немодным "царем-батюшкой". Второй — наоборот — всегда рисуется в европейском платье, во взгляде железо, в осанке сталь, в голове проекты реформ для построения дороги в светлое будущее.

Оба этих образа являются упрощением. Ведь и у Ивана IV ученые находили признаки реформатора, в том числе и западного типа, пытаясь подтянуть его к образцу европейского монарха эпохи абсолютизма. И у Петра I, по мнению некоторых историков, вполне прослеживались черты традиционного лидера, идущего по пути, проторенному предками.

И тот, и другой выделяются из общего ряда своих предшественников и преемников своими неординарными действиями, объяснение которых не всегда укладывается в рамки рационального. Результаты их преобразований не были похожи и значение радикальных перемен, устроенных монархами, оценивается по-разному.

Объединяет Ивана и Петра то, что устроенные ими "встряски" были направлены на укрепление собственной власти, изменение своего культурного и политического статуса. Ведь последний, судя по всему, не устраивал ни того, ни другого. Для того, чтобы перекроить устоявшую социальную иерархию, оба правителя действовали не так, как ждали от них современники, не следовали образцу поведения «идеального» монарха, пренебрегали каноничными функциями, обязанностями и церемониалом. Они не особенно считались с моралью, этикой, традициями эпохи.

О том, как Иван IV и Петр I ломали привычные шаблоны для своих современников и последующих поколений и стоит поговорить. О том, как столь отличные друг от друга государи "рассекали" Россию на части, глумились над духовными нормами, попирали церковные уставы, лепили "новое общество" из преданных им последователей и потешались над придворным церемониалом.

Чтобы было проще, стоит пояснить, что сравнивать двух монархов стоит, исходя из того времени, когда оба они проявили себя в деле "разделения и властвования" на полную катушку. В случае с Иваном IV этот период охватывает 1565-1572 гг. (и продлевается вплоть до 1584 г.), в случае с Петром I — почти все время его самостоятельного и не очень правления (168х-1720-е гг.), поскольку тот шатал Россию с самой юности и довольно планомерно.

С Иваном IV всё кажется до боли очевидным, ведь разделение России на две антагонистические части — опричнину и земщину — вполне официальное и проявлялось не только в культурных отличиях. В XVII веке дьяк Иван Тимофеев напишет, что царь "всю землю державы своея, яко секирою, наполы некако разсече". Однако первое, о чем озаботился Иван, создаваю свою "особую" охранку — как выделить их среди прочих подданных? Ответ пришел сам собой — скутеры модный шмот.

Новая одежда опричников, похожая по своему фасону на монашескую, являлась не только внешним атрибутом — она символизировала полное исключение человека из обычного общества — земщины. Ведь в соответствии с нормами XVI века, носить монашеские одежды и головные уборы мирянам не дозволялось — это считалось богохульством. Исправить такой проступок можно было лишь приняв постриг, чего опричники, конечно, не делали. Упомянутые Генрихом Штадтеном элементы вроде собачьих голов и мётел только дополняли яркий образ "святотатцев".

Члены царь-гвардии должны были клятвенно отказываться от общения с земскими, а также отрекались от своих отца и матери, ставя себя в положение изгоев. Они выдергивались из привычной социальной структуры и формировали новую, подотчетную лишь царю и пользовавшуюся особыми привилегиями.

Петр в некотором смысле тоже "рассек" Россию надвое, хоть и куда более изящно. И модные шмотки играли здесь не последнюю роль. В отличии от Ивана IV, Пётр не изгонял никого из привычной структуры общества — всего лишь настойчиво впихивал в неё новые элементы.

В первую очередь, он переодел высшие сословия в венгерское, а потом в "саксонское и немецкое" платье. Вслед за этим следовала известная антибородяная кампания с насильным пострижением и последующим налогообложением всех, кто имел растительность на лице. Борода становится атрибутом крестьянина или священника, что проводит вполне четкую границу между современным дворянином на государственной службе и дремучим пахарем или попом из далекого прихода.

Разделение общества на носящих бороды и нет имело также и конфессиональный элемент. Борода и русское платье были атрибутами "Того Времени", то есть старых устоев, предшествующей Петру эпохи, с которыми тот намеревался бороться. Потому в сознании консервативных слоев общества борьба Петра с русским платьем и бородами воспринимались как выступление против самой христианской веры, что вызывало закономерную реакцию в виде объяслений царя Антихристом и прочих неповиновений.

Новый социальный элемент, принявший западную моду, возвышался над прочими и образовывал привилегированную прослойку общества, отличающуюся по одежде, манерам поведения и облику от остального населения, что подчеркивало двойственность России.

Кроме того, европейское платье, как и любое другое, отличавшееся от общепринятого на Руси в допетровское время воспринималось как "потешное". Приехавший с Запада человек — "немец" — часто именовался "ряженым" со всеми атрибутами этого эпитета.

Такими "ряжеными" представлялись современникам и опричники Ивана IV, и "молодые друзья" Петра I. Восприятие опричнины по сообщением того же Штадтена как "игры" и "потешных полков" будущего императора может и не вписывается в концепцию "карнавализации" М.М. Бахтина, но несет схожий отпечаток. Сплочение членов новой группы через противопоставление их остальному социуму вполне укладывается в основы смеховой культуры, а подчеркнутое пренебрежение к нормам одежды и статус "ряженых" лишь укреплял статус сподвижников Ивана и Петра.

Кроме того, "игра" не обязана была быть веселой — оба монарха нередко переходили границы морали, превращая свои "потехи" в кровавые побоища и извращения, объяснить которые у их современников не получалось.

4 (14) января 1700 года был объявлен именной указ Петра I "О ношении платья на манер Венгерского"

Если говорить о более ощутимых последствиях «разделения» России, нежели культурный статус новых сторонников Ивана и Петра, то стоит отметить и территориальный антагонизм, который по-своему культивировали оба правителя.

В случае с Иваном IV все довольно ясно – начиная с 1565 года в состав опричнины почти каждый год приписывались новые уезды, города и монастыри. Причины включения в "царев удел" тех или иных объектов объяснялась по-разному. В 1980-х годах поддержку получила теория о попытке отсечения Иваном свободолюбивого Новгорода от богатых северных промыслов, развитие которых позволяло городу сохранять своё богатство и торговое значение. Но этот вариант имеет смысл лишь в том случае, если в качестве рабочей версии причины опричнины мы берем борьбу с 2осколками феодальной реакции".

В любом случае, разделение территорий было налицо. У опричнины была собственная Боярская дума, свои чины, своя "карьерная лестница". В качестве основных центров новой территории можно выделить Александровскую слободу, в которой царь обретался большую часть времени и Вологду, которую ученые отмечают как неофициальную "столицу" опричнины. Там разворачивается масштабное строительство — появляются очертания нового кремля, возводится новый Успенский собор по образцу московского, ходят слухи о каких-то морских верфях, да и сам Иван нет-нет да и наедет в город с проверкой.

Разделение России и у Ивана IV, и у Петра I выражалось и территориально…

При Петре всё опять оказывается куда более неочевидно и тонко. В первое время юности роль его вынужденной, но все же "резиденции" играли дворец и село Преображенское, а позднее и село Семеновское. Там в 1682-1688 гг. Петр сформировал свои первые "потешные полки", где на первых порах служил простым барабанщиком, была выстроена крепость Пресбург, построена верфь. Впоследствии Пётр стал частым завсегдатаем соседней Немецкой слободы, где стал проникаться иностранным образом жизни, знакомился со своими новыми сподвижниками — Францем Лефортом, Патриком Гордоном и Францем Тиммерманом. Двор юного царя становится сосредоточием "иной" культуры. Полученный Петром опыт общения с иностранцами и устройства своего собственного войска повлияет на его путь и определит некоторые будущие преобразования.

Впоследствии, после начала самостоятельного правления Петра, возвращения из "Великого посольства" в 1698 г. и закладки новой столицы в 1703 г., разделение России станет более наглядным. Строительство Санкт-Петербурга представляет собой показательный отказ Петра от старомосковских образцов не только градоустройства, но и управления государством.

С момента начала строительных работ Петр I запрещает по всей России каменное строительство, отдавая приоритет в этом деле Санкт-Петербургу. Таким образом им создается не только образ России будущего — каменной и модной, но и определяется образ России прошлого — деревянной и, очевидно, уставревшей. Это разделение подтверждает Феофан Прокопович, говоря о сосредоточии, по мнению Петра, новой и «златой» России именно в Санкт-Петербурге, тогда как старая — "древяная" — остаётся в Москве.

Такой контраст между двумя Россиями создается намеренно, чтобы отделить культурное наследие "старой" Москвы от нового поворота в политике Петра. При этом устаревшая часть России, по замыслу царя, должны была в конечном счете исчезнуть.

"Се внемлет Иоанн, что в жизни Петр творил. Как грады покорил и как врагов разил". Иллюстрация к "Краткому описанию славных и достопамятных дел императора Петра Великого", 1808 г.

Своеобразное культурное раздвоение России распространялось также и на личности монархов, отказывавшихся в отдельные моменты придерживаться идеологических канонов и оставаться "царями" в полном смысле слова.

Так Иван IV в 1575 г. почти на год отрекается от престола, нарекает себя Иваном Московским, покидает Кремль и селится на Петровке. На московский престол он сажает касимовского хана Симеона Бекбулатовича и шлет тому челобитные от имени "Иванца Васильева с женой и сыновьями".

Да, за царем остается его личный удел. Однако нарушение традиционной процедуры передачи власти и поведения правителя — прямой подрыв каноничных норм, принятых для той эпохи. Отказ от царского титула являлся в глазах современников прямой дискредитацией верховной власти, ведь от обязанности быть "царём" правитель отказаться просто не мог.

"Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками, с Иванцом да с Федорцом, челом бьют"

Реальные причины постановки правнука хана Ахмата в роли политической марионетки остаются неразгаданными. Кроме очевидных обвинений Ивана в срыве кукухи, ученые говорят о хитрой махинации для изъятия церковных привилегий, о попытке на законных основаниях вернуть опричный режим или воскресить символический дуализм ордынских времён и даже об особой интриге для участия Ивана в выборах польского короля.

В конечном итоге князь Симеон как был поставлен — так и был снят, пускай и со всеми почестями. И краткосрочное пребывание на Российском престоле не прошло даром — в 1598 г. Борис Годунов в своей крестоцеловальной присяге отдельно пропишет пункт о неприятии боярами Бекбулатовича как законного царя. Боялся.

Пётр "Михайлов" учится строить корабль. Гравюра 1770-х гг.

Опыт же Петра I в отрицании своей "царской" роли разглядеть куда проще. Уже упомянутая им служба барабанщиком при "потешном" Преображенском полке указывает на пренебрежительное отношение Петра к традиционному церемониалу. На момент устройства полков он, правда, не рассматривался еще как первый наследник престола, но пример довольно показательный.

Позже, уже во время "Великого посольства" он будет работать на голландских верфях в амплуа Петра Михайлова. Послужит царь также бомбардиром, уряднико и шаутбейнахтом (аналог контр-адмирала), не претендуя на безусловное лидерство в некоторых своих начинаниях.

На время своего отсутствия в Азовских походах и в том же Посольстве Петр оставлял в Москве в чине "князя-кесаря" Федора Ромодановского, а позднее — его сына Ивана. Подобное делегирование полномочий было нонсенсом для предшествующих времен, поскольку идеология царской России не допускала такого "распыления" власти монарха. Идеальный государь, в соответствии с канонами, обладал всей полнотой власти, которой не мог позволить делиться со своими подданными, пускай даже и самыми доверенными.

В потешных церемониях Петр целовал князю-кесарю руку, а на выездах "Всешутейшего собора" и вовсе отбрасывал в сторону весь возможный церемониал, общаясь со своими друзьями на равных.

Князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, Генералиссимус потешных войск

Еще одним инструментом слома культурной парадигмы, который часто припоминался и Ивану IV, и Петру I, было посягательство на духовное — на русскую церковь. В правление Ивана свою роль в этом деле сыграл так называемый "опричный монастырь", а при Петре — "Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор". Оба этих института не имели прецедентов в русской истории и с точки зрения традиционалистов рассматривались ничто иное, как очередное святотатство.

В случае с Иваном его опыт «наряжания» опричников в монашеские одежды уже был упомянут. А быт Александровской слободы в момент увлечения царем монастырской тематикой больше напоминал большой реконский фестиваль. Сам царь играл роль игумена, а опричники были его чернецами. Иван служил службу, раздавал причастие, благословлял и отпускал грехи — недопустимое кощунство для светского лица. Опричникам же оставались глумливые молитвы да "свальный грех".

Другие сведения царской "потехи" можно найти в работе шведского дипломата Петра Петрея (1570-1622), хотя относиться к ним стоит со скепсисом. Так Петрей пишет, что Иван IV распевал во время застолий "Символ веры Афанасия и другие молитвенные песни и находил в том удовольствие" А во время свадьбы своей племянницы Марии Владимировны Старицкой с герцогом Магнусом Ливонском под тот же "Символ веры" лихо отплясывал с молодыми иноками. Постирония — скажем мы сейчас. Богохульство — ответят клирики XVI века.

Если же проследить в царских потехах образы реальных преобразований и изменений по отношению к церкви, то всё складывается вполне логично. Модель опричного монастыря обнаруживает связь с включением в "царев удел" реальных монастырей — Воскресенского Горицкого, Махрищского, Симонова. А пренебрежение к статусу церковников распространяется и на некоторых близких к царю опричных иерархов 1570-х гг.

POV: ты попался под руку во времся вспышки царского гнева

Немец Альберт Шлихтинг в своих записках об устройстве России пишет, как Иван IV надругался над новгородским архиепископом Пименом в 1570 г., сказав, что тому нужно не владычествовать, а скоморошить и жениться. И царь претворил свою потеху в жизнь: с Пимена были торжественно сняты принадлежности его сана, после чего в нищенском одеянии он был посажен на белую кобылу, объявленную его женою, к которой его привязали ногами, вручили ему бубны и волынку и в этом виде его водили по городу.

С его преемником Леонидом царь сыграл не менее злую "шутку". По свидетельствам псковского летописца в 1575 г. он был обвинен в государственной измене. После этого владыку зашили в медвежьи шкуры и затравили собаками. Потешно.

Митрополит Филипп Колычев отказывается благословить Ивана Грозного, 22 марта 1568 г. (х/ф "Иван Грозный")

Петр I в своём "извращении" над церковью пошел еще дальше, превратив её в административную структуру, подотчетную светской власти. Отмена, или скорее, приостановка патриаршества, создание Синода и подчинение церкви монарху как "крайнему судии" превратило её в организацию, существование которой сложно было назвать благополучным. Постоянная текучка, ограничения в передвижении, нехватка квалифицированных кадров на местах, коррупция в высших эшелонах — церковь в полном смысле слова стала очередным звеном бюрократической системы в новой России.

А начиналось всё так невинно! Хотя не совсем.

"Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор" — затея, созданная Петром в том числе для принижения достоинства церкви. Пародийная составлящая церковных церемоний, дополнение выездов маскарадами и колядками добавляло акциям большего абсурда, высмеивая нормы не только католической, но и православной культуры.

Среди прочих задач Собора в разное время выделяли: раскрепощение нравов, развоплощение рамок между разными слоями общества, принижение высшего сословия, дискредитация общественной иерархии и старой системы чинов, выстраивание новой вертикали с подчинением монарху, сплочение наиболее преданных лиц вокруг фигуры Петра, эксплуатация коллективной вины для повышения верности. Наконец, трудно отрицать психологическую роль этой карнавальной акции. Хорошая пьянка, знатная гулянка и неприемлемая оргия — хороший способ сбросить стресс, неуверенность и страх.

Записи о заседаниях и выездах Собора пестрят "срамными" деталями, абсценной лексикой и извращениями, чтение которых сейчас заставляет удивиться, устрашиться и… может даже позавидовать.

Так одной из забав, описание которой сохранилось в документах, было "освящение жилищ в честь Бахуса". В день 21 января 1699 года члены собора приехали во дворец Франца Лефорта и окурили все помещения табаком, а князь-папа "крестил" дворец двумя перекрещенными табачными трубками. Остальные члены собора носили по всем комнатам чаши с вином, пивом, водкой и другими алкогольными напитками. Закончилась церемония всеобщей огромной попойкой.

Другой пример "потехи" — свадьба Никиты Зотова в 1715 г. Некоторые участники торжества были в "платье гамбургских бурмистров», в "китайском", "венецком", "скороходском", "арцибискупском" платье; в руках же они держали музыкальные инструменты. Немолодых жениха и невесту вели четверо старых людей, а перед ними шли одетые в скороходское платье "четыре же претолстые мужика, и которые были столь тучны и тяжелы, что имели нужду, чтоб их самих вели, нежели чтоб бежать им перед мнимым патриархом и его невестою".

"Всешутейшие" увеселения Петра I рассматривались консервативными современниками как явление богохульное. Сейчас можно рассматривать царские выходки через призму карнавальной культуры, способа распространения секулярного сознания. Однако в те времена, когда Петр со своими друзьями носился по Москве и Петербургу, это была откровенная вульгарщина и святотатство. Практическая эффективность Собора до сих пор остаётся предметом дискуссии, однако феномен его как инструмента преодоления традиционных зажимов морали и этики отрицать сложно.

Гордеев Д. Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор Петра I

У Ивана IV, в отличие от Петра, смекалки, устроить нечто похожее на "Всешутейший собор" не хватило — все же царь действовал, как ему казалось, в рамках христианского мышления. А потому разгульные оргии и грубые пародии на высших иерархов не слишком подходили по формату. Другое дело — массовые казни. Однако способ дискредитации родовых начал и положения личности в обществе у Ивана был и воплотился он в его публицистических посланиях.

В них царь использовал прием "уничтожения истории", отказывая своим оппонентам в древности рода, что в XVI веке имело большое значение – "честь и слава" многих родов копилась поколениями, а потому отказ в их признании считался глубоким оскорблением и унижением. Да, даже те политические легенды и мифы, которые поддерживали статус аристократических семейств, имели свое право на существование, были важной частью официоза и иерархии родов. Царь Иван IV не признавал иных политических легенд, кроме своей, согласно которой он вел род от сродника Октавиана Августа Пруса. А потому мог себе позволить гнобить более низких по роду аристократов, не стесняясь в выражениях.

Так в послании к князю Александру Полубенскому в 1577 г., чей род в легендах возводился к Палемону, родственнику императора Нерона, царь пишет:

"А пишешься Палемонова роду, ино то палаумова роду".

Замечание может и верное, о каком родстве Нерону может идти речь? Но вот формат подачи своих претензий не вписывается в модель поведения царя. Ехидство Ивана IV ставит под сомнение в принципе всю историю Полубенских на том лишь основании, что царь так решил.

Михаил Названов в образе князя Андрея Михайловича Курбского (х/ф "Иван Грозный")

Нечто похожее можно видеть и в переписке с опальным князем Андреем Курбским, которому Иван пишет:

"Извыкосте от прародителей своих измену учинити. И понеже еси порождение исчадья ехиднова, посему такой яд отрыгаеши".

На что его собеседник не менее резко и ядовито замечает, обвиняя Ивана в грехах его предков:

"Аще и зело многогрешен есми и недостоин, но обаче рожден бых от благородных родителей... иже тоя пленицы княжата не обыкли тела своего ясти и крове братии своей лити, …яко первие дерзнул Юрей Московский в Орде на святого великого князя Михаила Тверского".

Здесь можно наблюдать не столько "переход на личности", сколько попытку отрицать знатность собеседника и его право участвовать в самой дискуссии за неимением достойных предков. В таком случае переход на личности, мать и отца оказывается вполне оправданным. Иван обвиняет своего бывшего товарища в происхождении от "Ехидны" из-за измены. Сам же Курбский, в свою очередь, намекает царю, что и его родичи не то что бы образцы добродетели, раз нарушали клятвы и проливали кровь христиан. Обмен оскорблениями можно считать равнозначным.

Памятники Ивану IV в Орле и Петру I в Кронштадте

При взгляде на кажущиеся похожими действия Ивана IV и Петра I по "разделению" России и нарушению традиций остаётся некоторая недосказанность. Самая простая претензия заключается в противопоставлении положения России после Ивана и после Петра. Преобразования и задумки одного предопределили долгий социально-экономический и политический кризис, растянувшийся на несколько десятилетий. Аналогичные, казалось бы, действия другого позволили России обрести статус европейской державы и начать активно вмешиваться в мировую политику.

Как вообще в таком случае можно говорить о сходствах двух монархов, если результаты их деятельности столь отличаются?

Проводить прямые параллели между действиями Ивана IV и Петра не представляется возможным, как и говорить о каких-то конкретных сходствах в их политике. Причины успеха одного и провала другого в своем желании перекроить культурные и политические нормы управления страной связаны с разным подходов монархов к осуществлению своих проектов. На одного и на другого с одинаковой силой воздействовали актуальные для своего времени представления об идеальной власти правителя, идеальном государстве, оба монарха по своему представляли будущее страны, выстраивая свои оригинальные проекты, исходя из этого видения.

Отличия заключались в том, что свои идеалы Иван IV и Петр I видели в разных эпохах и в разных примерах.

Первый в своих представлениях об идеальном государстве обращался к прошлому, второй – ориентировался на современную ему ситуацию, воспринимая опыт западных стран. Оба правителя оставили свой след в истории страны и считаются одними из самых ярких правителей России не только благодаря своим реальным преобразованиям или успехам на внешнеполитической арене. Но благодаря тем методам и инструментам, которыми они пользовались, чтобы утвердить свою власть. К благу ли пошли их начинания или к худу.

Список литературы:

1. Зимин А.А., Хорошкевич А.Л. Россия времени Ивана Грозного. М., 1982.

2. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: Реформы в россии XVIII века: опыт целостного анализа. М., 1999.

3. Панченко А.М., Успенский Б.А. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха // ТОДРЛ. Т. 37. 1983. С. 54-78.

4. Скворцова Е.А. Парные изображения Ивана Грозного и Петра Великого: идея преемственности Московского царства и Российской империи в русском искусстве XVIII века // Артикульт. 2018. С. 16-30.

5. Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992.

6. Трахтенберг Л.А. Сумасброднейший, Всешутейший и Всепьянейший собор // Одиссей: Человек в истории. М., 2005. С. 89-118.

7. Успенский Б.А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998.

Мой авторский блог и исторический лекторий "Бои за Историю"