Госпитальные будни 4⁠⁠

Продолжение Госпитальные будни 3

Госпитальные будни 3

Госпитальные будни 4

Травматология

Между операциями под общим наркозом должно пройти некоторое время. Я не знаю, сколько именно. Но явно не три месяца прошло, думаю, недели три, может четыре… Можно конечно найти эпикриз, но лень. Да и не сильно это важно.

Я стал привыкать к постоянной боли, приспособился спать, не держа ногу в руках – подставлял под икру свёрнутое одеяло, выпрошенное у сестер.

Уже бодро передвигался на костылях по «взлётке» коридора, даже один раз занял почётное третье место в соревнованиях по бегу на костылях. Правда, после этого сильно болели подмышки… Ведь бег на костылях, он такой. Кто не знает: отталкиваешься здоровой ногой, и посылаешь тело вперед, выбрасывая костыли, и весь удар приходится на подмышки, опять отталкиваешься, и по новой. При наборе определённой скорости начинаешь махать костылями, как крыльями, инерция несёт тело вперед, и удары через костыли слабее передаются на подмышки. Весело было. Особенно, если кто-то падал.

Пока не забыл… 16 или 17 августа приезжали женщины с комитета солдатских матерей. Я ещё в хирургии лежал. Спрашивали, что могут для меня сделать. Я попросил отправить маме телеграмму(кто не знает что такое телеграмма, иди в гугл, ты слишком молод)… У неё 15 августа было день рожденья. Текст телеграммы был такой: «Мама, поздравляю тебя с днем рожденья, у меня всё хорошо.» Что самое удивительное, оно так и дошло. Никто из них не прибавил, что я в госпитале.

(Пока не забыл 2 – ни одно (из десятка) письмо из Чечни не дошло до адресата.)

И тут приехала мама. Коллективный деревенский сбор проанализировал текст телеграммы, и было вынесено решение. Раз я в Краснодаре, значит, был в Чечне, меня ранило, и теперь я в госпитале. Не скажу, что сильно логично, но верно ведь?)))

Мама сняла у какой-то старушки комнату, и в течение недели закармливала всю палату, пока не кончились деньги… Запомнился один момент)))

Мыться мне было нельзя, влажных салфеток тогда в России на тот момент не существовало, потому мама взяла спиртовой огуречный лосьон, платок, и со словами, как ты загорел, сынок, провела по моему лицу…

-Нет, ты не загорелый, ты грязный!

-Ма, да я каждый день умываюсь, с мылом! -Возмутился я.

-Смотри! –мне под нос сунули белый платок с черным пятном. –Это что?

- Это копоть. –с нами лежал контрактник Лёха. Четырнадцать месяцев отвоевал. Потом решил из патрона МДЗ сделать авторучку на память. Вытащил пулю, зажал её в тиски (в ремроте) сточил напильником носик, и гвоздиком попытался проковырять дырочку под кончик стержня. Итог – минус четыре пальца на правой руке. –Копоть от дизеля въедается, фиг отмоешься. А он на броне сколько катался.

А ведь верно, выхлопная решётка на БМП спереди, дыма глотали немерянно…

Всё хорошее быстро проходит… Мама уехала домой.

***

Привезли новенького в палату - аппараты Елизарова на обеих ногах. Подвешенные к стойкам. Всю ночь орал, спать не давал. Наутро мама к нему приехала. И началось…

- Ты чего мне привезла, старая, я это не ем! (пельмени млять!) Сигареты не те купила, ты чего, долбанулась? Ты вообще, башкой своей думаешь? Ты нахрена им (нам) продукты даешь?

И тд и тп.

Сказать, что мы были в шоке, это не соответствовало ситуации. Мы просто были в охренении. Мама для срочников –это икона. Никто в здравом уме такого маме не то что не скажет, даже не напишет…

Я поковылял в сестринскую.

-Анют, привет. –улыбчивая девочка лет двадцати пяти. Мы с ней нашли общий язык, и частенько я у ней зависал вечерами, мы пили кофе и болтали. Нет, любители клубнички, мы просто болтали. –Ты не знаешь, кого нам подселили?

-Мажорика. –сразу ответила она. –Местный, Краснодарский. Мама пристроила по знакомству в городе служить. Он в самоходе с другом на моцике катался, и разбились.

-Понял…- я собрался уходить, обдумывая планы воспитания данного индивидуума.

-Погоди, померь мне давление, что то голова болит. –она сняла с головы косынку, и засучила рукав халата. А мне что, я умею. 90\60.

- Давай кофеинчику мне кольни. –снарядила шприц, придирчиво выбрала иглу. Скинула с плеча халат. Я сглотнул слюну, и дрожащими руками протёр место укола ваткой, что она сунула мне в руки. Лямка бюстгальтера, белокурый витой локон, спускавшийся по маленькому розовому ушку вниз, на спину. Белая гладкая кожа… Стоп, стоп! Я взял себя в руки, раздвинул себе пальцы на правой руке, вставил в них шприц. Ввел подкожно кубик кофеина.

- Анют, ну тебя нафиг, с твоими приколами! – увидел её хитрую улыбку. – Нафиг! В следующий раз через одежду вколю!

Поковылял к себе, в палату. А там уже вовсю шла воспитательная работа.

-Слышь, пацан, -гаечный ключик в руке Лехи выстукивал какой-то военный марш по кольцам аппарата Елизарова,- ты как с матерью базаришь?

-Как хочу, так базарю, моя мать! –огрызался тот. Зря он это. –Не стучи, ****!

Я сел к нему на кровать, взял металлическую армейскую кружку с тумбочки.

-Нет, душок, ты ошибаешься. –я стукнул по аппарату Елизарова донышком так, что звон пошёл. –Мы мам чтим. Даже чужих. Даже тех, у кого, такие как ты, сволочь, сыновья. А ты нам доставляешь моральные страдания. Своим неподобающим отношением.

В общем, всей палатой взялись за его воспитание. Даже кружку повесили на дужку его кровати. Идёшь в туалет –бааммм. И говоришь обязательно -Маму нужно любить. На маму нельзя кричать. Маму нужно любить.

Через пару дней пришла его мама. Ведь совсем другой человек стал! Понял, видать, что мама у него одна! Всё скушал, что мама ему принесла. Мамочкой называл. Даже прощенья попросил, что в прошлый раз нагрубил. Ушла его мама счастливая. Видимо, давно он так себя не вёл. Ну и хорошо, мамы должны быть счастливы.