Дым. Однушка. Карантин⁠⁠

Утром пишешь о казни Христовой, а вечером синий, как море, крутишь косячок и нарушаешь карантин с малознакомой женщиной, снижая дистанцию до отрицательной.

Затяжка, горечь, выдох... Дым. Белые клубки растекаются под потолком узорами. Льётся сладость по телу, смешиваясь со сладостью в голове. «Двадцать шесть... Мне всего двадцать шесть... Как же охуенно, Господи».

— О чем думаешь? — спрашивает гостья.

— О тебе, конечно, — вру без запинки.

Она довольно улыбается и прикрывает глаза. Кладет голову мне на плечо. Мы лежим на полу, и её волосы цвета пшеницы, взмокшие, спутанные, щекочут мне шею. Они пахнут ромашками, напоминая о лете, и о дальних краях, в которые я вновь сорвусь, как только, наконец, допишу эту книгу.

— Ты веришь в Бога? — спрашивает гостья ни с того ни с сего.

Чтоб тебя...

Думаю, как бы соскочить с разговора. «Может, скрутить тебе ещё косячок, чтобы уснула?»

Она проводит пальцем по моей груди и тихо произносит:

— Я заметила: ты носишь крестик в кармане. Почему не на шее?

— Потому что у меня с Ним сложные отношения.

— Расскажи.

С губ слетает усмешка. «Вот ведь неугомонный старик. Решил теперь так со мной пообщаться? Через женщину? Изыди, Отче! Не до тебя сегодня».

— Так что? — переспрашивает она.

— Мы с ним играем в бунт. Крутим один сюжет по кругу. Разыгрываем спектакль. Пишем историю.

— И как, получается?

— Вроде бы да. По крайней мере, молнией меня до сих пор не убило. Видимо, ему нравится моя жизнь.

Она задумалась на секунду. Затем провела ладонью по моим волосам.

— Возможно, он сам был таким же. Водил маленький микроавтобус, курил травку в кальяне и был под кайфом, когда создавал утконоса.

Я опустил взгляд и удивленно посмотрел на гостью.

— Долорес?

— Риверс. Но Долорес я тоже любила. Как и ты.

— А откуда ты знаешь, что я...

— Чёрный кот нашептал, — улыбнулась гостья. — Помнится, вы любили слушать её пластинки... Расслабься, Лин. Я знаю, как тебя зовут на самом деле. Знаю твоё настоящее имя.

Я откинул голову на пол и засмеялся. Что ж. Кажется, старику действительно нравится, как я живу, раз он преподносит такие подарки.

— Как думаешь, долго еще продлится этот карантин? — спросила гостья.

— Понятия не имею. Думаю, только Ему на небесах и известно.

Гостья задумалась о чем‐то своём. Затем взяла у меня дымящую самокрутку и глубоко втянула в легкие дым.

— Скорее бы, — сказала, выпустив изо рта белое облачко. — Все эти социальные дистанции меня жутко напрягают.

Она повернулась на бок. И прижалась всем телом. Наперекор всем указам.