Дурёха (начало)
Есть люди, которые по взгляду определяют: чем болен человек, что послужило причиной болезни, или даже кто, да и как эту самую болезнь вылечить подскажут; так вот – я почти такой же. Вот только смотрю я на разные сооружения, а вижу - ошибки, если они, конечно, допущены при проектировании или строительстве. Даже могу предсказать с точностью до года, когда тот или иной дом или мост рухнет. Но в отличие от своих коллег-эскулапов, которые по сюжету сериала или же в жизни, добиваются признания и прилагающихся к нему денежных надбавок, я не заработал способностью ни копейки. И это меня удручает. Потому что деньги мне ой как нужны.
Больше наблюдения за инженерным полётом мысли мне нравилось бездарное просиживание на лавочках пешеходных мостов после учёбы в архитектурном. Я наблюдал за праздно гуляющими жителями. Наблюдал и записывал в блокнот.
«Солнечные зайчики на широченной заднице, обтянутой в трико. Мальчишки на соседней лавочке уплетают мороженое и играются с маминым зеркальцем».
«Парочка: он тюфяк, она - вся из себя королевна. Потому что парень, с неподдельным восхищением (рисую собачку с вытянутым языком и преданными глазками) ловит каждое слово пассии. Будто она рассказывает, как сегодня за завтраком открыла способ лечения рака». Это он зря. Все бабы мечтают о сильной мужской руке, - уж в этом я уверен на все сто, - и твердом мужском слове. И, как одна, хотят, пусть и не все осознанно, подчиняться мужчине.
Я непроизвольно согнул руку и напряг бицепсы. Пусть с силёнками мне пока не повезло, но словечко, то самое твердое мужское, я отрабатывал ежедневно, и подтвердить теорию на практике собирался прямо сейчас, на Георгиевском пешеходном. Объект ожидался не из простых: появилось очаровательное создание в нашем дворе, когда я учился классе в десятом, и с тех пор тайком каждое утро, жуя бутерброд, провожал её взглядом. Узнать удалось немногое: приёмная дочь то ли профессора, то ли членкора некой академии наук – об этом подслушано в трескучей болтовне вечерних старушек; что замешана в кровавых преступлениях - оттуда же. Прочёсывание соцсетей по адресу жительства или фамилии профессора результатов не дало. Ну и, собственно, то, что она любит гулять по Георгиевскому, я узнал совершенно случайно, анализируя уже раз в третий этот тихий, умиротворяющий мост через реку.
А вот и она. Про себя я уже назвал её цыганочка Рада за поразительное сходство с артисткой из старого кино. Летящая походка. Иссиня черные, длинные волосы, собранные в тугой хвост сзади. Темно-красное строгое платье без излишеств и украшений. Взгляд в смартфон – сегодня она куда-то торопилась. Может перенести знакомство? Нет! – она почует слабость, а я намеревался предстать в образе уверенного и несомневающегося ни в чём ухажёра. Вскочил с лавочки и таким же быстрым шагом направился наперерез. В сети я нашел и готов был выучить наизусть миллиард способов знакомства, но после второго десятка понял, что ни один мне не подходит. К особой девушке и подход должен быть особым, в чём я не сомневался даже за три шага до неизбежного, когда ещё можно было отступить, свернуть, передумать. А за два цыганочка стала поднимать взгляд от гаджета к несущейся на неё парадигме мужелобства, пронзая смутьяна бархатной глубиной чёрных глаз. И тут меня накрыло.
- Девушка, а давайте?.. – начал мямлить я, перебирая в голове листы блокнота с записями лучших способов, но все они были чисты.
- А в бубен?
- В смысле?.. - сконфузился я.
- В бубен не боишься получить? – тон её был немного грубоват для столь ангельской внешности и выражал начальную степень раздражения.
- То есть? От кого? – Скорее всего, в тот момент я выглядел крайне глупо и растерянно, потому что чувствовал, как нить разговора ускользает от меня, так и не побывав в хозяйских руках.
- А угроза, исходящая от меня, не очевидна? – Девушка обошла меня, как досадное препятствие, и продолжала свой путь, но отойдя на несколько шагов, оглянулась и крикнула: - Стоп! Ты ж сосед?
- Да! – с зарождающейся надеждой в голосе ответил я.
- Так, а чего раньше не подходил?
- Я, я… - Если образ самоуверенного мачо ещё и таился где-то в закоулках души, то этим дрожащим щебетанием я его окончательно растоптал прямо на виду у объекта вожделения. – Не знаю…
А цыганочка лишь отмахнулась, мол «все вы такие» и ушла, но её пронзительный, всепроникающий взгляд ещё долго преследовал меня, пока я, опустошенный, возвращался домой. Люди проходили мимо, оставляя шлейф из сотни, наслаивающихся друг на друга глаз цыганочки Рады.
Дабы проанализировать постыдный провал я набрал номер Юрца, единственного представителя своего возраста, с которым мог общаться более пяти минут:
- Представляешь, облом.
- Слабак! – констатировал друг. – Ладно, братан, давай перезвоню – я щас мотик покупаю…
- Ещё? У тебя ж есть!
- Тот продал, а этот - бомба, братан, ты не поверишь – просто БОМБА! – разрядил эмоцию и сбросил вызов.
Слегка ошарашенный такой реакцией, я заскочил в магазин за продуктами, затарился на последние деньги самым необходимым, и бегом к маршрутке. Путь до дома лежал через набережную. Мимо проплывали толпы туристов, лениво прогуливающихся по аллее. Мороженщики, художники, группы детей - вроде ярко и пёстро вокруг в этот жаркий летний день, но мне отчего-то окружающий праздник казался унылым. Броня, в которую я облачил себя перед знакомством, треснула, облупилась и, покрывшись пылью, отправилась в гараж к Юрцу, - там, среди разномастного металлолома, ей самое место.
Я жил на четвёртом этаже старой кирпичной пятиэтажки. Подкопчённые бока, балконы, увешанные застиранными простынями, подвал - а-ля «Клуб любителей Доты» и неизменные лавочки-старушки, притаившись у которых можно было узнать все тайны мира, - вот то окружение, где я родился, рос, которое ненавидел, к которому прикипел всем сердцем. Да, ещё звонко лающие собаченции всех мастей и раскрасок – непременный атрибут шумного двора. Как всегда у подъезда меня встретила покоцанная камера наружного наблюдения над дверью с треснутым объективом и выцарапанной надписью «1984» на корпусе.
Лифт сломался в конце девяностых, в день, когда я родился. Чуть попозже начала ломаться и наша семья. Отец выпивал, мать погуливала. В какой зависимости находились эти действа меня, в силу возраста, волновало мало, но именно в ежедневных скандалах и формировалась моя нелюдимость. Когда я стал старше, накал страстей уже перевалил за черту невозврата и потихоньку затухал, превращаясь в опостылевшую рутину. Отец мог полгода и не пить, а потом месяц бухать без просыха, а мама всё чаще не ночевала дома. Грехи, доведенные до автоматизма, перестали уже нервировать - с ними прижились, к ним привыкли. А когда папа попал в аварию и после операции оказался прикованным к инвалидному креслу, мама ушла и, как мне казалось, особо не переживала по поводу того, что я решил остаться с отцом. И мне этот выбор тоже дался легко: с мамой пришлось бы вклиниваться в чью-то чужую жизнь, приспосабливаться… Или же чужой мужик начал бы искать подход к новоявленному довеску, а меня вот эти притирки бесили до ужаса. Проще закрыться, зарыться, убежать и спрятаться, чем принимать в свое окружение плюс одного чужака.
Дома я разложил скоропортящиеся продукты в холодильник, крупы в шкаф, сахар пересыпал в трехлитровую банку. Отметил, что тётя Тоня прибралась и приготовила ужин. Когда, три года назад, умер папа, именно тётка помогла избавиться от лишнего и аккуратно разложить то, что ещё может пригодиться. Именно она научила меня делить вещи на эти две категории.
Что ж, осталось подумать, где раздобыть деньжат. На еду и коммуналку пенсии по потери кормильца хватало. Да и тётя Тоня закупала продукты на свои: чай не чужая, сестра папина как никак. А вот деньги на учёбу приходилось изыскивать. Прошлый семестр я оплатил проданным велосипедом, компьютером и половиной папиных книг. Сколько я не ломал голову, но все мысли возвращались к одному: настало время для альбома с марками, который отец подарил мне на десятый День рождения. Думал, наверное, что мне передастся его юношеская страсть, но как-то не зацепило. Я любил иногда доставать из кожаного шубера тяжеленный альбом, отделанный алым бархатом, и листать его, вспоминая о прошлом. Отец рассказывал: у него было около тридцати альбомов, но после свадьбы он раздарил всё друзьям, оставив только любимые марки в этом последнем, из далекого прошлого, альбоме.
Тяжело вздохнув, я сделал несколько фотоснимков на телефон, открыл в браузере интернет-аукцион для коллекционеров, и разместил объявление о продаже «с рубля» через профиль, созданный, когда продавал книги.
Это был один из тех жизненных моментов, после которого обычно ставят точку и переворачивают лист, надеясь на лучшее стечение обстоятельств. Но, чтобы с комфортом плыть по реке Фортуны, необходимо быть капитаном хоть какого захудалого, но плавательного средства, а моя лодка трещала по швам.
Я открыл дверцу шкафа в своей комнате, нащупал на задней стенке потайной рычаг и отодвинул её в сторону. Секретное место глубиной сантиметров в тридцать, обнаруженное тут еще в детстве, использовалось раньше по прямому назначению: для пряток, а теперь - для возвращения в беззаботность. Только здесь я чувствовал себя свободным, дышал легко, и даже привкус пыли не мешал полноценному наслаждению от процесса погружения в детство. Папа знал об этом месте. А ещё друг из беспечного прошлого Пашка, но тот уже давно переехал жить в деревню. Иногда мы списывались в соцсетях: возвращаться он не желал, уже и семьёй обзавелся, поросятами и прочей атрибутикой сельской жизни. Живёт, как мне кажется, в своё удовольствие. Даже завидно немного.
Время в шкафу текло по-чудному. Вернее, оно тут вовсе отсутствовало. Когда ты счастлив, стараешься поставить время на паузу и дышать осторожно, чтобы ненароком не спугнуть эту залипшую кнопку. Я рассчитывал побыть в невесомости с полчасика, но мне не удалось.
Звонок в дверь. А за ним настойчивая барабанная дробь. Нехотя я выбрался в реальность, стряхнул невидимые фантики «Love is…» и паутину из ленты бобинной пленки «Сектора газа» и поспешил открыть.
- Ты идиот?! – в полуутвердительной форме гаркнула цыганочка Рада с порога и, отодвинув меня в сторону, уверенным шагом направилась по коридору, заглядывая в комнаты, будто что-то выискивала.
- Где? – крикнула из спальни.
- Что «где»? – Я все еще не успел собраться с мыслями и взять себя в руки.
- Комп. Ноут. Планшет… Что у тебя? Откуда объявление выдал?
- Какое объявление? – я поспешил за рыскающей девушкой, но сознание мое отказывалось принимать тот факт, что впервые в жизни эту квартиру, а уж тем более мою комнату посетила представительница противоположного пола, не являющаяся родственницей. Да еще такая красивая. И она прикасалась к моим вещам! Именно от волнения я не мог никак сосредоточиться на причинах её появления.
- Марки! – она стояла посредине комнаты - руки в бок, волосы взъерошены, серая с розой футболка в обтяг, шорты, тоже серые и с розочкой, - глаза горят, грудь качается в такт тяжелому дыханию: ко мне - от меня, ко мне – от меня, ближе – дальше, вот-вот… Слова её пробивались сквозь любую пелену ротозейства: - Если у нас в городе решат поставить памятник кретинизму, я им скину фотку из твоего профиля в качестве образца! Это верх тупости! Верх идиотизма!
Так, этой дамочке явно что-то от меня нужно. Где-то я накосячил, но если сейчас прогнусь и приму роль, которую она мне старательно навязывает, то прости-прощай моя мечта: она никогда в жизни не взглянет на меня, как на мужчину. Нужно собраться и со всей жесткостью заявить о своем превосходстве! Ну, или хотя бы о присутствии. Но жестко!
- Эй-эй, - я успокаивающе, плавно поставил блок руками: «Дыши глубже». – Давай по порядку. Объясни, в чём дело-то.
- В чём дело? – видно было, что она тоже начала приходить в себя. – Тебе ещё не звонили?
- Кто? Нет. А должны?
Она поспешила достать из заднего кармана шорт телефон, что-то листала в нем и, наконец, вызывающе показала страничку с моим аукционным лотом.
- Твоё?
- Моё! – Я решил не уступать нежданной гостье в твердости голоса.
И тут с верхней полки раздалось протяжное жужжание, а за ним громкая мелодия из заставки новостной программы. Я взял вибрирующий и орущий аппарат под внимательный цыганский взгляд и, чувствуя себя заранее виноватым, взглянул на экран.
- Незнакомый номер.
- Так, - девушка глубоко вздохнула. – Сейчас ты ответишь: скажешь, что не продаешь, что бабушка пролила на марки керосин, и что тебе очень жаль. Не забудь сказать, что тебе очень жаль!
- Керосин? – неуверенно переспросил я.
- Именно, - она, в противовес мне, оставалась непоколебимой в своих словах. – Это очень вяжется с твоим идиотским поведением.
Убедила. Я нажал кнопку вызова.
- Алло.
- Здравствуйте, - бархатистый голос мужчины лет пятидесяти. – Это вы продаете марки с рубля на «Мешке»? Лот с названием… минутку… «Старые марки СССР одним лотом с рубля».
- Да, но…
Голос прервал:
- Я представитель международного аукциона, меня зовут Михаил, я заинтересован в скорейшей реализации таких лотов, как ваш, по среднерыночной стоимости. Скажите, за какую цену вы точно продали бы ваши марки?
- Извините, - после секундной паузы и удара локтем в бок опомнился я, - ради бога простите, но тут такая оказия случилась: бабушка пролила на альбом… керосин, да-да, именно керосин, и… вот, в общем, они теперь все в керосине… не продаются. Я их сжег.
- Сожгли?
- Да. До свидания, - и сбросил вызов.
Цыганочка закрыла лицо руками и плюхнулась на диван. То ли ей было стыдно за меня, то ли от перенапряжения… Катя! Да, точно, её звали Катя, я же пытался навести справки о ней в интернете, тогда и узнал имя. И больше ничего.
- И что теперь? – спросил я. – Кто это вообще?
- Чёрные брокеры, - ответила она, словно сталкивалась с ними каждый день. Потом, смерив меня оценивающим взглядом, нехотя покопалась в смартфоне и показала ту же картинку с моими марками. – Узнаешь?
- Ну, это…
- Да, вот только это не «Мешок»! Это точная копия твоего лота, но цена тут уже в евро. Обычно брокеры – это посредники между покупателем и продавцом. Брокеры от покупателя выискивают нужные клиенту лоты. Брокеры от продавца обычно тупо продают материал и отслеживают активность лотов. Черные же брокеры действуют самостоятельно. Выставляют твой лот по цене, превышающей возможный максимум. Если покупатель найдется, тут же выкупают и перепродают, разницу – в карман. Фулкой 1964 года, даже с зеленым Токийским блоком сейчас никого не удивишь, а у тебя вот на этом листе, - она показала скан листа, на котором я сложил марки-дубли в плотную стопочку нахлестом одну на другую, - есть Леваневский 1935-ого года с перевернутой надпечаткой, но букву «Ф» не видно из-за закрывающей его соседней марки справа. Если марка хорошего качества: нет следов от наклеек, загибов, отпечатков пальцев… Слушай, а сколько ты хотел денег срубить на этом альбоме?
Я только хотел спросить, что там с буквой «ф», как она сбила маску непроницаемого внимания своим вопросом, обнажив прежнее глупое выражение лица.
- Ну, не знаю…
- Блин, это у тебя любимое словечко? – девушка раздражалась и не на шутку. – Сколько? Десять? Двадцать тысяч?
- Ну, двадцать ты эт, конечно, загнула, - я попытался выправить пошатнувшееся положение.
- А ничего, что Леваневский с перевернутой строчной «Ф» лет эдак десять назад за полляма ушел с аукциона для богатых дядей? Долларов кстати, не рублей.
Челюсть моя безвольно отвисла.
- Не разевай варежку! - цыганочка наступала беспощадно. – Раз уж у тебя есть Леваневкий, то скорее всего обычный и со следами от наклейки, но даже без него, шестьдесят четвертый с зеленым блоком – это пятнадцать тысяч минимум, если чистый. Он звонил, чтобы уточнить, а, скорее всего, настаивал бы на личном осмотре. Вот ненавижу! – Она стукнула кулаком по деревянному облокотнику и процедила сквозь зубы: – Ненавижу, когда что-то делают, не разузнав: как это лучше всего сделать. Дай сюда!
- Что?
- Кляссер! – Нервно. Но добавила уже более сдержанно и показушно ласково: - Я только посмотреть. Это в твоих же интересах.
Я достал альбом, щеки нещадно полыхали, словно щуплого цыпленка попросили выступить с плохо выученным стихом перед огромной аудиторией зубастых, пускающих слюни, койотов.
Она приняла альбом и отошла с ним к окну, но не отворачивалась, бережно переворачивала листы, шелестела промежуточными страницами пергамина так, чтобы мне было видно.
- Пинцет можно?
- Пинцет?
- Ты… - она начала, но недоговорила, лишь вздохнула: «Безнадежно».
Я нервно заёрзал на диване, он стал каким-то чужим, жёсткими и жутко неудобным.
Пока она с особой тщательностью изучала марки, я невольно залюбовался изящными, но в то же время нежными чертами лица. А почему бы не попробовать применить к ней тот же взгляд, каким я изучаю сооружения? И только я это подумал и сосредоточился, как контуры фигуры Кати разошлись в множественных иллюзорных копиях, словно круги на воде, и тут же сошлись снова в оригинал – идеально! Меня охватило странное волнение: предчувствие опасности и благоговение перед чем-то непостижимым. Пока не понятно, что за характеристики относительно человека можно рассматривать и как их сопоставлять, но… И почему я раньше так не делал? Надо попрактиковаться на других…
- Как я и думала: Леваневский с поврежденной клеевой стороной, «ф» обычная. Это всё? – девушка выжидающе смотрела на меня.
- Нет, там ещё с обратной стороны. – Я вспомнил, как перекладывал в этот кляссер марки и блоки из небольшой картонной раскладушки с символикой Олимпиады – 80, когда нечаянно обляпал обложку шоколадом. Папа уже года два как лежал дома, а мама почти не заходила.
- Да ты гонишь, - я еле расслышал эти произнесенные отрывисто, почти беззвучно слова Кати. Она медленно сползла на стул и чуть даже не промахнулась. Альбом сложила на колени, уставилась в него, а изо рта вырывались не то нервные смешки, не то это она просто так выдыхала рывками. – Нет-нет-нет, - запричитала цыганочка, - как же… может быть…
Я пока не знал, как реагировать, не понимал, что же необычного она увидела. Попытался вспомнить какие именно марки были сложены в конце. Точно были три почти одинаковых блока с изображениями зданий в синем и сероватом цвете, выставка какая-то, отличались они лишь надписями. И несколько невзрачных марок, из которых мне нравилась только марка с кораблем «Башкирия».
Между тем Катя продолжала бубнить себе под нос:
- Это подделки… Да, только так, но проверить все-таки нужно… Да-да…
Я решил подождать, когда она сама даст пояснения к своему поведению.
- Тебе бы исчезнуть на несколько дней, - вдруг выдала Катя. – А лучше на месяц. Эти типчики непременно навестят квартирку и, скорее всего, попытаются её вскрыть. У кого ещё есть ключи?
- У тёти. – Она застала меня врасплох таким заявлением. Я даже внутренне посмеялся: ага, сейчас, всё брошу и уеду.
- Она часто приходит?
- Ну, раз-два в неделю, убраться, приготовить…
- Да… - она огляделась по сторонам, - бардачело у тебя тут знатный.
- Да где? – я был крайне возмущен, это уже не в какие рамки…
- Везде! Твой альбом с марками – единственный предмет в квартире, на котором мои глаза отдыхают. Это... - она посмотрела в одну сторону, потом в другую, показывая мне, что имеет в виду всё вокруг, - срач. А это... - указала на марки, - совершенство. Короче, собирайся. – Катя встала, закрыв альбом. Полная решимости: – Тебе есть где перекантоваться?
- Есть! - Я тоже встал - с мыслью, что на сегодня достаточно женского присутствия в моей скромной, привыкшей к одиночеству, конуре. Необходимо было разобраться с тем, что навалилось уже на этот момент, прежде чем строить какие-то планы. – Обязательно спрячусь, заныкаюсь, лягу на дно – всё, что необходимо, всё, что в моих силах. Созвонимся. – Я указал рукой на выход, давая понять, что разговор закончен. Но правда была в том, что меня грызла тошнота, я больше не мог терпеть чьего-либо присутствия рядом. Без соответствующего настроя, раздражение от внезапного появления человека вблизи моей зоны комфортности, захлестывало уже через пять минут «общения». Мне требовалась подготовка. Основательная подготовка.
- Ну, уж нет, - усмехнулась на это Катя, опуская мою руку. – «Если есть те, кто приходит к тебе, найдутся и те, кто придет за тобой». Теперь мы с тобой связаны одной цепью. По крайней мере, пока я не оценю марки. Хватай альбом и ко мне.
- К тебе? – паника лишь на секунду завладела мной, но я быстро справился. – Зачем это?
- Прихвачу барахлишко.
- А я тут подожду.
Катя взглянула на меня, как на свадебное б/у платье, которое ей собираются сплавить по цене нового.
- Боишься меня?
- Вот еще! – Я вальяжно облокотился на стенку шкафа, но рука предательски соскользнула, зацепив дверцу.
- Ну-ну, расслабься. – Катя была явно довольна собой. – Пойдем - по пути введу в курс дела.
***
- Слушай, я, конечно, могу предположить твой ответ, но задать вопрос все же должна. – Мы шли через детскую площадку с копошащейся малышней и деловито следящими за ними родителями. Альбом я нёс в пакете. До её дома было рукой подать, но она не торопилась – видать не верила в мою сообразительность и умение схватывать на лету. – Откуда у твоего отца эти марки?
Чуть помедлив, я только хотел ответить, но Катя опередила меня, передразнив:
- «Ну, я не знаю»
- Да на самом деле не знаю! – Ещё с утра эта девушка мне нравилась так, что я был готов переступить через любые бесившие ограничения, а теперь вот ищу способ, как от неё отделаться. – Я марками никогда особо не интересовался. Когда совсем маленьким был, отец любил рассказывать мне о них, - вместо чтения книг. А потом… ему некогда стало.
Помолчали. Воспользовавшись паузой, я решил просканировать случайного прохожего, допивающего квас у ларька. Контуры не складывались. Дама с собачкой курит и болтает по телефону – вообще вразброд, сплошные недостатки. Проверил ларек – с фундаментом накосячили, но не критично.
- Меня, кстати, Катя зовут, - вдруг представилась цыганочка, и контуры снова образцово сошлись в одно целое. Должно быть редкое явление.
- Знаю.
- Ну, хоть что-то…
- Меня Сергей.
- Сразу предупреждаю, - обронила она уже у подъезда, - семейка у меня специфичная: в разводе, но… короче, врожденная интеллигентность не позволяет вести себя в соответствии с ситуацией. Меня с утра не было, так что понятия не имею, какая там обстановка. Но я постараюсь быстренько собраться, а ты пока реши: как и куда добираться. И желательно не общественным транспортом. Сможешь?
В её глазах заискрился вызов моей мужественности.
- Смогу, - твердо ответил я, постаравшись скрыть обиду.
Уже поднимаясь по лестнице, она обратилась ко мне, спокойно и старательно подбирая слова:
- Я смотрю, ты пока не до конца принял серьёзность того положения, в которое себя же и загнал. Три «Картонки», одна из которых именная, два Леваневских, невыпущенная в обращение «Полтавская битва», «Голубая гимнастка», «Лимонка», беззубцовая «Аспидка» - такой концентрации редких марок в одном месте попросту не может существовать в природе. За любую из них убьют, не моргнув и глазом. А потом уже будут разбираться: настоящая или нет. Хочешь склеить ласты из-за ста рублей?
Я мотнул головой. Мне внезапно поплохело: как-то похолодело в животе, замутило, а на лбу проступила испарина. Катя остановилась у двери и нажала кнопку звонка. Ещё и ещё подольше. Электрическое дребезжание разжижало сердце, заполняя его холодным страхом. Я хотел было спросить про ключи, но цыганочка словно догадалась, перебив меня:
- Лучше позвонить. Я обещалась быть к вечеру. Мало ли…
Защёлкал замок, и дверь распахнулась. Нас встретила дама лет эдак пятидесяти с хвостиком, в домашнем халате и с чудной прической в виде пушистого шара. Плохо скрываемая растерянность неумело пряталась за натянутой наспех маской доброжелательности:
- Ой, Катька, а ты ж…
- Одна? – Катя смело вошла внутрь. – Я ненадолго. – Кивнула мне головой, приглашая зайти.
- Одна-одна, - затараторила хозяйка. – Тесто поставила, к вечеру пиццу сделаем.
Я прижался к стене возле обувной полочки, стараясь ничем не выдавать своего присутствия. Катя разулась и деловито расхаживала по квартире: заглянула на кухню, приоткрыла дверь в другую комнату и, раздосадовано вздохнув, твердым шагом направилась, судя по всему, в свою комнату.
- Опять крошки на столе! – крикнула она оттуда.
- Уберу! - тётка замешкалась было на минуту, будто не зная, куда деть меня, и заковыляла на кухню.
Вдруг Катя выглянула из комнаты и нравоучительно заявила, подтверждая каждое слово резким взмахом руки с вытянутым указательным пальцем:
- Никогда не выйду замуж за того, кто не умеет резать хлеб без крошек!
Это она мне? Я-то тут при чём?
За спиной девушки во всю стену красовался стеллаж с книгами - бесконечные ряды, от пола до потолка, в основном в серийном оформлении, подобранные по высоте, - строго и чётко.
Я чувствовал, что должен хоть что-то ответить в защиту всего мужского населения планеты и не нашел ничего лучше, чем:
- Да никто не умеет!
Только у меня не получилось столь же пафосно и самоуверенно.
Катя лишь отмахнулась и снова исчезла. Но через минуту уже выпорхнула в легком сиреневом платьице выше колен, со спортивной чёрной сумкой через плечо. Поклажу сбросила у моих ног, а сама скрылась в спальне. Послышался протяжный скрип открываемой дверцы шкафа, а затем её вопрос:
- Давно тут?
В ответ приглушенное мужское бормотание.
- Да не в шкафу, а вообще!
Снова басовитое «бу-бу-бу».
- Помешала? Ну, извини - срочное дело.
Зашуршала одеждой.
Затем вышла, сложила аккуратные стопки белья в сумку, в боковой кармашек - что-то с полочки у зеркала, и на прощание крикнула в стеснённую пустоту:
- Меня не будет в городе какое-то время. Позвоню!
Указала мне на выход.
Когда спускались, я не выдержал свербящего напряжения от молчания и спросил:
- А кто в шкафу-то был?
- Муж её бывший. Не бери в голову: они развелись недавно, а потрахаться-то иногда охота. Воспитание не позволяет признаться, что ведут себя так, как не подобает высоконравственным людям. А я просто делаю вид, что не замечаю. Им отчего-то так легче обманывать себя.
- А чего развелись?
- Работают вместе в институте. Взгляды на систему образования разные, а ругаются из-за этого дома. Ты бы видел, как они интеллигентно посылают друг друга – это до усрачки смешно.
Последний пролёт проехались по перилам.
- И давно ты у них?
- Шесть лет. Я, конечно, могу съехать в любой момент, но они без меня пропадут. Ты решил вопрос или мне самой искать, где нам перекантоваться?
Чуть отстав, быстренько набрал Юрцу:
- Можешь говорить?
- Валяй!
- Братан, дело есть, добросишь меня до Дубровки?
- Без проблем? Это все?
- Я не один.
- Как скажешь. Заодно колеса новые опробуем. Когда?
- Прямо сейчас.
Тишина несколько секунд, но друг не подвел:
- Подъеду – звякну.
***
- Братан! – я не смог сдержать эмоций при виде нового тарахтящего приобретения Юрца. – Что это за корыто?!
Катя стояла в сторонке и болтала с кем-то по телефону, а друг с гордостью восседал на железном, мрачно поблескивающем бордовыми боками монстре с прицепленной сбоку люлькой. Юрец походил на дворового шалопая, хотя таковым не являлся - зачётный ёжик, выбритая полоска в брови, клетчатая рубашка без рукавов, и наколка, прячущаяся под воротом. Человек, на которого можно положиться, - такого хочется иметь поблизости каждому. Человек, общество которого я терпел больше пяти минут без особого напряга.
- Чува-а-ак! – он расплылся в довольной улыбке. – Это ж Че-зет!
- Вот эта хрень, - я похлопал по корпусу коляски, - похожа на гоночный болид из 50-ых прошлого века, и я в нём не поеду. – Потом перешел на шёпот: - Только ей не говори.
- Не проблема, братан, садись за мной. – Юрец прищурился, изучая цыганочку, одобрительно покивал и выдал: - Горжусь тобой: утром ты плакался, что ничего не вышло, а к обеду уже везёшь с родней знакомиться – да тебе памятник ставить пора!
- Ага, - усмехнулся я, - на счёт памятников – эт ты в очередь вставай.
- Это что? – Катя подошла к нам и ткнула пальцем в корпус люльки, как бы проверяя его на прочность. – Неучтенный прототип разрушителя из Имперского флота?
Мы одновременно пожали плечами.
- Я сюда не сяду.
Не успела она закончить фразу, как я быстренько перебазировался за спину Юрцу, уселся с видом, будто уже давно занял это место, и отвел рассеянный взгляд в сторону.
- Ну, ты и дрянь, - выругалась сквозь зубы Катя, но в коляску полезла. – Первый и последний раз… ой! – Сорвалась рука. Ни сказав больше ни слова, они прижала платье к ногам, и, скривив лицо, втиснула свое тело в мотоциклетную утробу.
Усевшись и, с облегчением вздохнув, она бросила злой взгляд на меня:
- Ехать-то хоть не далеко?
За меня ответил Юрка:
- Километров восемьдесят! Но мы срежем по полям полпути, а то и поболее. Держись!
И, отжав сцепление, газанул.
Авторские истории
32.6K постов26.9K подписчиков
Правила сообщества
Авторские тексты с тегом моё. Только тексты, ничего лишнего
Рассказы 18+ в сообществеhttps://pikabu.ru/community/amour_stories
1. Мы публикуем реальные или выдуманные истории с художественной или литературной обработкой. В основе поста должен быть текст. Рассказы в формате видео и аудио будут вынесены в общую ленту.
2. Вы можете описать рассказанную вам историю, но текст должны писать сами. Тег "мое" обязателен.
3. Комментарии не по теме будут скрываться из сообщества, комментарии с неконструктивной критикой будут скрыты, а их авторы добавлены в игнор-лист.
4. Сообщество - не место для выражения ваших политических взглядов.