Другой-23. Критерий познания - практика. (продолжение)⁠⁠

Согласно формуле периметра эллипса, дорога вокруг озера — это пять с половиной километров, в наипервейшем приближении. В самый раз, если учесть ещё пару улиц. Я вернулся с пробежки, когда Сергей уже продрал глаза и вяло манипулировал чайником. В безопасный момент подножкой сбил его с ног, подхватил на руки и сделал десяток приседаний с этой нагрузкой. Всё, утренний комплекс выполнен. Теперь душ и хавчик.

— Слушай, как тебе не лень каждое утро так над собой издеваться? Ещё и вкалываешь целый день, как заводной. Оно тебе надо?

— Надо, Серёженька. Это, как наркоману, подсел на иглу — каждый день нужна доза. Иначе замучает абстинентный синдром. К тому же демонстрация идеальной мускулатуры есть лучшая реклама в смысле девушек. Не верь, что они любят ушами. Глаза у них очень даже участвуют. И всё остальное тоже, но это уже потом, когда реклама достигает цели. Скупой платит дважды, а ленивый кормит двоих. Что там у тебя калорийного?

Мы уминали бутерброды, запивая чаем, куда я накапал свой любимый элеутерококк. Так, немножко для аромата. Между степенью гиподинамии и аппетитом моего приятеля корреляции не прослеживалось.

— Кстати о девушках. Ты прямо сходу закадрил эту красивую врачиху. Как её? Аллу Феликсовну. У тебя с ней что-то серьёзное?

—Эллу. Эллу Феликсовну. Скажем так: у нас с ней взаимная симпатия. Это всё. Остальное оставим потомкам для исторического анализа. Очень тебе советую стряхнуть с ушей всё, что тебе про неё навешали, особенно эта сладкая парочка - старая дева и бабник-неудачник. Одна мстит ей за свою никакайность и тупость, а другой — за то, что пытался забраться к ней в кровать, но был послан туда, откуда его когда-то по ошибке акушерки вытащили живым. Ненавидят её, уроды, за красоту и свободу.

Серёга хохотнул.

— Умеешь излагать красиво и доходчиво. Но этого типа ты опустил ниже плинтуса. Я даже его пожалел. Но, если правда, что ты сейчас сказал, то там ему самое место.

—Отож! Побежали. Цигель, цигель!

По дороге до больницы он развил новую тему. Оказывается, в субботу будет ночь Ивана Купалы. Наши все собираются на озеро. Кроме Тани, которая проходит практику вместе с мужем в областной больнице, и меня, который под вопросом.

— Так ты пойдёшь?

— Вопрос на засыпку. Я ничего не знал. Вы собираетесь скакать через костёр и веселиться голышом? Это с нашими-то недотрогами?

— Ну да. Девчонки не против. Обещают, что они все, как одна, будут без купальников. Так идёшь с нами?

— Хм... интересно, хотя верится с трудом. Нет, с вами не иду. Сереж, без обид и "отрыва от коллектива". Я слишком торчу вообще, а кое-кому в частности — поперёк горла. Если вас налопают, ничего не будет. Маладёжь, гарачый кров ыграит! Ну, скажут айяяй! А на меня таких собак с таким удовольствием навешают... Оно того не стоит. Пусть девочки не обижаются.

—Да, как-то я не подумал. Ладно, принято. Ты куда?

—Сперва на обход со всеми - в терапии. Потом посмотрю кой-кого в травме, а с десяти и до упора буду в массажном кабинете. Мне уже больных записали.

— Блин, передовик-стахановец. Ладно, притопали. Где-то я тут свой халат оставил?

А наш педагог хорошеет не по дням, а по часам. Элла протянула мне фонендоскоп. Взял исключительно из вежливости. И без него отлично слышу. Теперь, после объяснения с начальством, можно меньше шифроваться. Просканировал организм по-своему. До "хорошо" ещё далеко, но уже не очень плохо. В чудесах надобности нет. Пора ему начинать шевелиться. Но без разрешения Эллы рекомендаций давать не могу. Она — лечащий врач. Всё должно исходить от неё. Попрощавшись, покидаем одноместную палату.

— Эллочка, прости меня, штафирку, но ему пора больше двигаться. Не опасно, а необходимо. В венах ног начинается тромбоз. Не веришь - закажи коагулограмму. Я в лаборатории тромбоэластограф видел. Полчаса, и имеем очень наглядную кривую. Он там для антуража или им пользуются? Кровь у больного я сам возьму.

— Откуда у тебя такие подозрения?

— Не подозрения. Я уверен. Как тебе объяснить? Я умею чувствовать по-особенному. От природы обострённая чувствительность, а я её ещё специально развил упражнениями. И ещё, к нему нужно кого-то подселить или его перевести в другую палату, с соседями. Ему необходимо общество, ему разговаривать надо. Его убивает одиночество. Ему нужны люди как лекарство.

— Знаешь, я тебе верю. Ты какой-то особенный. Пойду к Анне Григорьевне, изложу.

— Вернись к нему в палату и предложи подселить соседа. Я тут побуду, чтобы не влиять.

Элла вернулась минут через десять. Удивление её очень украшает.

— Он не просто согласен. Он требует! Он хочет видеть того, кому в голову пришла эта идея. Я сказала. Но ты сейчас не ходи — зацелует. Мне ничего не останется. Тромбоэластограф сломан. Дадим аспирин и с физиотерапевтом посоветуемся. Матка боска! Ну ты даёшь!

Элла зашла за мной в конце рабочего дня, столкнувшись в дверях с покидавшей кабинет упитанной парой, совершенно опупевшей от моего урока. Хорошая реакция спасла её от лобового столкновения, Если бы она среагировала чуть помедленнее, без участия травматолога спасти её вряд ли бы удалось. Но зато хохотала, когда я ей рассказал, так, что прибежала испуганная медсестра. Подумала, что у кого-то тут истерика.

— Марек, пьепшони клаун, ты же меня чуть не уморил. Ой, аж живот болит. Никогда ещё так не смеялась. Ох, не трогай меня, дай отдышаться. Тебе только в цирке выступать.

— Было дело, выступал.

— Что?! Только не сейчас, умру. Но потом всем нашим расскажешь. И это вот... обязательно. Всё-всё... Идем, на улице все разговоры... ой. Икота. Воды дай!

Мы вышли на улицу и сразу направились к озеру. Прошли парк насквозь, по узкой тропинке в уже естественных зарослях ещё почти через километр добрались до каменного барьера. В самом деле, зачем наживать по дороге солнечный удар, если можно наслаждаться прохладой в тени. Элла перебралась через скалу с непринуждённой уверенной грацией. Путь был ей хорошо знаком, даже привычен.

— С пляжа ничего не видно и не слышно. И тут никто не пристаёт с дурацким ухажёрством. Так. Ты меня правильно понял. Не придётся тащить домой мокрые тряпки в сумке, которой нет. Это моё любимое место.

— Поэтому у тебя нет этих дурацких белых полосок, — сказал я, любуясь её стройным ровно загорелым телом. — Но могут увидеть с лодки.

— А, вшистко едно. Разве мне будет плохо от того, что они увидят красивое? Ты понесёшь меня до воды или мне топать самой по горячему песку? Да, совсем забыла! Что у тебя в планах на выходные?

— Не что, а кто. Ты. А что у тебя — надо уточнять?

— Не надо. А если не только я? У меня есть компания друзей, у которых я часто провожу выходные. Хлопцы и девушки. Там чудная природа и никого, кроме нас. Мы играем, купаемся, гуляем по лесу. Отдыхаем. Любим друг друга спокойно и без всяких дурацких... пшеклентых ханжей.

— Это чудесно! Я с тобой.

— Так. А если меня — не только ты? Будешь ревновать и драться?

— А если я — не только тебя? Обидишься и передашь своего практиканта Марье Давыдовне?

— Фу! Какая гадость! Бррр. Я тебе за неё отомщу. Скажу девчонкам, что с тобой это совершенно безопасно. Трепещи! Так понесут меня до воды или нет?

Спозаранку в субботу я забежал в больницу. Пациент Бойцов демонстрировал весьма приличную динамику. Начал потихоньку вставать, даже чем-то помогать своим сопалатникам. Его нарочно поместили с двумя лежачими, дабы удовлетворять его воспитательный инстинкт. Набрал у него крови на анализы, сделал несколько уколов, лёгкий общий массаж. В общем, обиходил. Предупредил, что в воскресенье меня не будет. Помог сестричкам с обоими его соседями и испарился.

Из зелёного изрядно запылённого УАЗика мне призывно помахал рукой сидевший за рулём светловолосый парень. Дверка открылась, и я устроился рядом с ним. Заднее сиденье оккупировали три очень милые особы: Элла и две её подруги. На ходу познакомились: Тома, Оксана и Михаил. Обогнули озеро, пересекли протоку, соединяющую его с речкой и углубились в лес по дороге, идущей параллельно ей. Примерно через полчаса езды, в том месте, где река образует излучину, дорога удаляется от берега. Мы свернули с шоссе на слабо наезженную лесную дорогу и ещё через несколько минут Михаил заглушил мотор. Приехали. Большой и, видимо, очень старый бревенчатый дом на краю поляны. Такая же старая банька, сарай, поленница. Кругом густой, непроглядный лес. Тишина и запах реки. Сказочное место. Со стороны реки появились три нагих загорелых фигуры: молодой, но сильно бородатый крепыш и с ним две девушки.

— Что привезли вы? Гей, не рубли ли?

— Нет, отец мой, полячка младая!

Мы вышли из машины.

— Эллочка, кто этот юный витязь с вами? Это ты про него нам рассказывала?

— Он самый. Знакомьтесь, ребята: Марк - мой новый и очень добрый друг. Только он никакой не витязь. Он волхв и целитель.

— Многих воителей славных стоит один врачеватель искусный! — густым басом провозгласил бородач.

— Марк, это Игорь - владыка и хранитель здешних мест. Живёт тут почти круглый год. Он эколог. Аж целый кандидат биологических наук! С ним Клава и Рая. Обе наши с тобой коллеги. Фельдшерицы из участковой больницы. Их село в десяти километрах отсюда. Вот и вся наша компания. Валерки только нет. Вливайся.

Игорь протянул здоровенную лапищу для рукопожатия. Силён, однако. Так и я не дистрофик. А с девушками мы расцеловались. Какие прелестницы! И как пахнут рекой!

— Милый, давай раздевайся. И раздень меня. Всё снимай, нам здесь одежда не нужна.

Я мигом сбросил прямо на траву все свои тряпки. Расстегнут молнию и медленно снял с подруги платье. Похоже, сафари —это её любимый фасон. Так же медленно спустил с плеч бретельки и осторожно освободил сначала левую, а потом правую грудь. Только после этого расстегнул сзади застёжку. Опустился на одно колено перед ней и ласково скользя руками сверху вниз по нежной загорелой коже, ещё медленнее стянул крошечные, почти несуществующие трусики до самой земли. Она грациозно переступила через них и только тут судорожно, восхищённо выдохнула:

— Ну, ты артист. Волшебник. Маэстро!

Все зааплодировали.

— Боже мой! Не подозревал, что это может быть так красиво!

— Да ты посмотри, какие они сами красивые!

— Вот это ничего себе! Ну прямо мастер-класс. Ну Эллка, какой ты нам подарок привезла!

— Это идея - мастер-класс. Ребята, смотрите, учитесь. Марк, теперь меня, пожалуйста.

Ну вот, быть мне Учителем во веки веков.

— Марк, и меня!

Тут подал голос Михаил.

— Марк, а в самом деле. Мы тут всегда ходим голышом. Как приезжаем — все тряпки долой. Но ты же спектакль показал! Давай на бис.

— Ещё и теоретический курс стриптиза вам прочитать в такую жарищу? В речку жажду окунуться.

— Ну, Маричек! Элла, ты его попроси!

— Так и быть. Уступаю настойчивым требованиям публики. Сначала объясню. Сейчас только пару слов, а то и вправду жарко и просто нет настроение, чтоб много болтать. Время еще будет, если захотите. Если очень коротко, то одежда в большинстве земных цивилизаций исполняет две главные функции: прагматическую и сакральную. Открытость определённых частей тела или даже намёк на неё выражает сигнал сексуального призыва, а нагота — прямой, императивный призыв, сообщение о полной готовности к сексу. Тут есть куча оговорок - баня, спорт, пляж, искусство, но в целом — так. Соответственно, постепенное обнажение в присутствии другого пола вызывает нарастающее сексуальное возбуждение. На этом основано искусство стриптиза, очень древнее, кстати. А если само это действие выполнят человек противоположного пола - мужчина обнажает женщину или наоборот - этот эффект многократно усиливается. Особенно, если всё делать правильно.

— Неужели для этого есть правила? Невероятно! Господи, сколько интересного мы пропускаем.

— Есть. Я вам потом расскажу и покажу. А сейчас только покажу. Хорошо, что они такие разные.

— Чур, я первая!

Тамара среднего роста, слегка полновата. Но подтянутая, энергичная, с большой грудью и широкими бёдрами. Такой вот румяный аппетитный пончик. Ой, мамочки! Вот почему такой румяный: я же сам совершенно голый. Вот и хорошо. В этом сказочном месте, среди этих ребят можно отдаться природе и не контролировать каждый свой орган.

Тамара одета во что-то вроде штанов-бермудов и в просторную голубую майку. Волосы схвачены резинкой в конский хвост. С него и начал. Длинные, слега вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Секунду полюбовался и основательно их взлохматил. Она подняла руки, чтобы помочь стянуть с неё майку, но я проигнорировал это движение и занялся нижней частью туалета. Избавил её от бермудов, под которыми оказались трогательные трусики, белые в розовый горошек. Взялся за резинку, стянул их немножко ниже: как будто начал снимать, и вернулся к майке. Неспешно снял её с девушки. Лифчик такой же - в розовый горошек - плотно обтягивает большие круглые груди. Мягким, ласкающим движением спустил с плеч бретельки. Потом обошёл её, глубоко и часто задышавшую, сзади, прижался к её спине, обеими руками очень нежно приласкал и приподнял упругие тяжёлые полушария, как будто хотел добраться до них снизу. Потом взялся за застёжку, расстегнул и несколько секунд провёл в задумчивой нерешительности, а потом снова зацепил крючки. Мои руки скользнули по её телу вниз и нырнули в трусики. Обстоятельно познакомились с очаровательной круглой попкой и представили её моему восхищённому взору. Ну, как такую не поцеловать? Ещё полюбовался немного и снова стал перед ней. Девушка была уже не румяной, она прямо пылала.

— Посмотрите на эту прелесть. Вы же привыкли тут ходить голышом. Она вполне одета, хоть на городской пляж, а так разволновалась. Её аж трясёт на такой жаре. Что, дальше сама?

— Нет. Ттты.

— Ладно.

Присел перед ней на корточки и спустил её горошковые до земли. Нежно погладил кончиками пальцев черные кудряшки и отступил на пол шага. Она стояла с закрытыми глазами, часто и прерывисто дыша. Зубы слегка стучали, как от озноба. У неё сейчас в крови, наверно, целое ведро адреналина. Снова приблизился, обнял её и прижал к себе так, чтобы она всё хорошо почувствовала, и расстегнул застёжку на спине. Круглые упругие груди с торчащими розовыми сосками радостно вырвались на свободу. Я прислушался к ней. Спектакль удался. Совсем чуть-чуть осталось до кульминации. Тамару трясла крупная дрожь. Ноги её уже не держали. Сейчас упадёт. Подхватил её на руки, коснулся губами соска и несколько раз легонько сжал его. Девушка застонала, выгнулась, по её телу прошла судорога, ещё... Потом она расслабилась, замедлилось дыхание. Обняла меня за шею руками, плотнее прижалась. Глаза открылись и уставились на меня.

— Что ты со мной сотворил, колдун? Что это было?

— Да ничего такого особенного. Практическое занятие по раздеванию красивой девушки. Ты же сама умоляла тебя раздеть. Видела бы ты, какая у тебя обалдевшая блаженная мордашка.

— Только раздел? И всё? Не может быть.

— Ну, разок поцеловал. Ты такая красивая, что я не удержался и поцеловал.

— Надо же!

Я слегка приподнял её, чтобы она могла дотянуться до моего уха.

— Знаешь, а я — всё! Правда-правда. Так хорошо у тебя на руках. Я — как маленькая. Подержи меня ещё, а? Ты сильный.

— Ладно, пока тебе самой не захочется слезть.

Вот теперь я переключился на зрителей этого маленького эротического представления. Вид у всех был восхитительно обалдевший. Классическая немая сцена, только не на сцене Малого театра, а поляне большого леса.

— Томочка, полюбуйся, какие они все смешные.

— Ага. А Оксанка завидует.

Она ещё крепче меня обняла и показала подруге язык. Это вывело из транса созерцателей высокого искусства. Сто тысяч тонн зелёных крокодилов! Меня отдыхать привезли или вкалывать в три смены тренером по сексболу? Балаган я прекратил командой:

— Ша! Смирррна! Медики, ко мне!

Новая немая сцена.

— Кто будет писать посмертный эпикриз? Ещё минута, и будете иметь тут покойника с тепловой денатурацией всего, что денатурируется. Где у вас речка, изверги?

Прохладная речная вода охладила страсти. Потом девушки стряпали что-то на газовой плите. У этого служителя природы не было электричества, вернее, он запускал дизель-генератор только при крайней необходимости, дабы не осквернять атмосферу. Но газ в баллонах был. Был и здоровенный мангал, собственноручно построенный хозяином из камней на цементном растворе. Одну комнату в доме он превратил в мастерскую-лабораторию, где не было даже признаков творческого беспорядка. Как и во всём его хозяйстве. Умный, рукастый и очень образованный мужик. Книги по специальности на русском и английском, много другой литературы. Импортный двухкассетник с аккумулятором, солидный такой. Вот не знал, что бывает классика на кассетах.

— Тут места изумительные. Увидишь ещё. Погуляем по лесу -, покажу. Ты не подумай, я не анахорет какой-нибудь свихнувшийся. Сам видишь нашу компанию. Валерки вот нет. В командировке, изучает новую технологию в Магнитогорске. Когда запустят здесь, буду отслеживать её влияние на местную природу. Мы тебе тут странными кажемся на всю голову?

— Нет, как раз наоборот. Наверно первый раз вижу в одном месте столько совершенно здоровых людей. Красивых, умных и здоровых душой и телом. Свободных! Тоже душой и телом. Хорошо с вами. О, сейчас дамы нас кормиться позовут. Я отсюда слышу.

— Позовут — пойдём. Скажи, почему тебя Элла волхвом назвала? Она своим польским акцентом рисуется, кокетничает. Когда надо, по-русски лучше нас с тобой говорит. Умна, как сто чертей. Значит, это она не спроста. На что-то намекает. На что?

— Она вечером расскажет о некоторых моих способностях.

— Это мы видели. Одним раздеванием довести девочку до оргазма...

— Не только это. Про Юрия Горного, Самвела Гарибяна, Вольфа Мессинга слышал? Так вот, слей в один флакон. И добавь кое чего, чему не учат в школе.Только не надо много об этом. Не хочу, чтоб относились...

— Как к чудищу. Закрыто.

— Да-да, вот именно поэтому и волхв. Они же учили необычному. Расскажу, покажу и научу. Редкость — ученики без предрассудков. Да, женщин очень люблю и хорошо понимаю. Специально этому учился и дальше изучаю. Нет, он тоже не читал. Это невозможно. Идеомоторика, кой-какие психологические трюки. Даже не пробуй. Остановлю, даже пальцем не пошевельнув. Ага, выступал. Только с другим номером.

Игорь загрохотал своим протодиаконским басом.

— Ну, уел, брат! Вусмерть уел! Дай пять! Чтоб ты был здоров! Пошли, а то без нас девчонки заскучают.

Девушки постарались на славу. Их кулинарное искусство и отменный аппетит молодых здоровых организмов весьма способствовали быстрому опустошению тарелок, тут же вновь исправно наполнявшихся. Вся эта благодать запивалась лесными напитками от эколога. Ничего подобного никогда не пробовал. Чудо! Первый раз в жизни отведал жареное мясо нутрий. После чего, воздав хвалы хозяину и прелестным стряпухам, глупо поинтересовался: где другая дичь? Здесь же не заповедник.

— Вот это и хорошо. Тут населения мало и обижать природу некому. А если, не дай бог, объявят заповедником, здесь моментально окажется тьма всякой сволочи с разрешениями на улучшения. Я тут живу один. Ну, вот вы приезжаете, хорошие люди. Вы же из ружей не палите и лес не подпалите. Пардон за каламбур.

— А нутрии?

— Так они здесь чужие. Удрали, наверно с какой-то зверофермы и вписались в местный биоценоз, естественно, его изменяя. Я их бью из арбалета. Без шума. И ровно столько, сколько могу употребить. Естественных врагов у них почти нет, плодятся быстро, поэтому моя охота на их популяцию никак не влияет. Пойдём потом гулять вдоль реки, я тебе покажу, сколько их. Хоть руками лови, но кусаются, бестии.

Как же я пожалел, что не взял с собой свой верный "Никон"! Виды тут были не просто великолепными. Они были фантастически великолепными.  У Игоря, естественно, была фототехника, и очень даже неплохая, но материалы были не те. Он фотографировал для своей науки на черно-белую свемовскую плёнку. Её качество вполне соответствовало задаче. Для художественной фотографии нужно совсем другое. В первую очередь для таких пейзажей - цвет.

А как изумительно смотрелись в этой лесной первозданности наши нагие подруги! Нимфы, наяды и дриады. Ладно, даст бог, не в последний раз. И с Игорем поделюсь хорошей немецкой плёнкой. Реактивы потом почтой пришлю Элле, а она передаст. Надо же отблагодарить за такое гостеприимство.

Вечером разожгли большой костёр на берегу. Внутри обложенной большими камнями круглой углублённой площадки далеко от деревьев. Вокруг - причудливой формы коряги, на которых оказалось очень удобно сидеть. Ну, Игорь, ну золотой человечище! Влюбился бы, не будь мужчиной. Сидели, болтали обо всём на свете и ни о чём. Обнимались и целовались с нашими красотками. Элла с Мишей появились из темноты позже всех. Элла посмотрела на меня лукаво-вызывающе. Я только показал большой палец. Это они были уверены, что отошли далеко, но мне-то всё было слышно.

— Эл, ты обещала рассказать что-то очень смешное про каких-то толстяков.

— Пусть Марек расскажет. Это его история. Так послушайте из первоисточника. Я ещё раз с удовольствием послушаю. Марек, давай!

И я поведал всей компании, как наставлял на путь истинный супружескую пару, половина которой страдала от болей в пояснице по причине... и выложил всю цепочку умозаключений к этой причине приведшей. И какое впечатление это произвело на них. Они никак не могли въехать, что кроме миссионерской позы, которую они переросли и не могли исполнять супружеские обязанности по чисто анатомическим причина, существует несколько вариантов, идеально им подходящих. И акробатами для этого не надо быть. Пришлось рисовать. Когда они изучили рисунки и получили мои инструкции...

— Ребята, они меня чуть в стенку не впечатали, так домой спешили, — перекрывая общий хохот сообщила Элла.

— А что, красивый получился бы барельеф.

Когда все немного успокоились, Элла вспомнила:

— Ты говорил, что в цирке выступал. Давай, выкладывай.

— Эллочка, ребята, это было совсем не смешно. Даже патетично и патриотично. Был конкурс худ самодеятельности. Подготовил номер — сочетание йоги и силового жонглирования. Ничего особенного и ничего смешного. Просто проводили в цирке. Ни в одном из институтов актовый зал не подходит. Слишком много народу. Если было что-то смешное, так это прогон номера на худсовете.

И я рассказал, как дразнил и охмурял ответственных товарищей, едва не доведя женскую комиссию до сексуального экстаза. Слегка приукрасил, конечно. Но не соврать — сказку не сказать. Слушатели сползли со своих коряг на песок и досмеивались уже лёжа. А когда все окончательно успокоились, Михаил вспомнил:

— Кстати, об экстазе. Что ты утром показал: сперва с Эллой, а потом с Томой — обещал объяснить и просветить нас, тёмных.

Да-да-да, обещал! И мне обещал, но удрал с Томкой на речку, — запрыгала у меня на коленях Оксана.

— Окей! Обещал, исполняю. Только рассказывать буду долго, а показывать сейчас не получится, и завтра - тоже. Девушки уже раздеты. Если оденутся, всё равно не сработает. В общем, суть в том, чтобы постепенное, медленное — это важно — освобождение от одежды сделать частью возбуждающей прелюдии. Кое-что я уже утром рассказал.

— Ты ещё сказал, что стриптиз — это древнее искусство. Как это? Вроде бы первый стриптиз был показан в Париже уже в нашем веке. Не такая уж древность.

— Реактивная турбина тоже не такая уж древность. Ей всего-то тысяча девятьсот лет. Я имею в виду "колесо Герона" - начало первого века. Начало стриптиза связывают с именем натурщицы Моны. В тысяча восемьсот девяносто третьем году на вечеринке художников в "Мулен Руж" она на спор разделась догола на столе. Оштрафовали бедняжку на сто франков. А на самом деле история стриптиза идёт откуда-то из древнего Египта, задолго до Героновой вертушки. Жрицы Озириса исполняли танец томительного обнажения. Потом это распространилось на всё Средиземноморье. Был очень популярен "танец с осой". Танцовщица выходила, закутанная по самое немогу и изображала, что в её одеждах запуталась оса. В поисках осы она сбрасывала одежды, пока не оставалась совершенно голой. Ребята, тема такая, что я до утра могу трепаться. Так я сокращусь. В древней Греции жрицы храмов Афродиты исполняли танец томительного обнажения в присутствии группы мужчин. Им, бедолагам, запрещено было даже шевелиться, а жрицы были такие искусные, что доводили мужиков до оргазма. Сперму собирали в жертву Афродите. Танцовщицы обнажались и на симпосионах, на народных праздниках. После краха эллинистической культуры традиция танцев с обнажением перешла в Византию. Они были украшением празднеств во дворцах базилевсов. Даже в самом Ватикане танцы томительного обнажения не были запрещены, хотя и обставлялись так, чтобы не пересекаться с религиозными обрядами. Но на пирах без религиозных церемоний они были почти непременным развлечением. А уж на ярмарках и народных гуляниях без "бесстыжих плясок" не обходилось во все времена. Это в Европе. А на Востоке... Гейши, девадаси, баядеры... Ну, там свои забабахи. За пределами мира аврамических религий вообще совершенно другое отношение к эросу. Достаточно вспомнить скульптуры храмового комплекса Кхаджурахо в Индии, и знаменитую "Камасутру".  В Индии и Тибете сформировалось сложное философское учение - Тантризм. У него есть несколько отдельных направлений. А соединённые йони и лингам — это вообще официальный государственный символ Индии. Я вас вусмерть заболтаю. Аналогичные ритуалы были для женщин. Но с вами, милые мои, сложнее. Вы иначе устроены. Но тоже можно. Вы это видели. Томительное обнажение, правильные прикосновения с учётом сексуальной конституции и психологической ситуации. В общем, это лучше показывать. Но я уже сказал: вот прямо сейчас не получится. Кстати, не со всеми женщинами получается, как с Томой. Но разогреть до кипения можно любую. Не последний раз видимся. Всё расскажу и покажу.

— Марек, а почему со мной не получилось?

— С тобой нет проблем. Просто я не знал, как ты на такое отреагируешь, Вы же молчали по дороге, как три партизанки.

— А я?

— А ты вспомни, во что была одета? Сарафан, босоножки и трусики. Как тебя можно было "томительно обнажать"? В другой раз будешь скромной, благопристойной девочкой. Вот как Тома.

— Марек, что ты называешь психологической обстановкой?

— Как реагирует мужчина на незнакомую девушку в бикини на пляже? Никак. Чисто рассудочно, без особых эмоций: фигура, походка, мордашка... нравится - не нравится. А теперь та же девушка в том бикини зашла тому же мужчине в квартиру. Его это немножко иначе впечатлит. Не испытывая особых эмоций, человек раздевается в кабинете врача. Открылась настежь дверь в коридор. Всего-навсего. Шквал эмоций. Моя очень хорошая знакомая некоторое время работала в ФРГ. Пошла со знакомым парнем — не любовником, просто коллегой —на нудистский пляж. Одеты, как обычно: шорты-майки... По мере приближения к пляжу они прямо-таки чувствовали настоятельную потребность раздеться.  На пляж пришли: она в купальнике, он в плавках. Никто им ничего не говорил, на них просто не обращали внимания, но они испытывали сильнейший дискомфорт. Разделись окончательно. И наступил полный душевный покой. По пути с пляжа всё сработало в обратном порядке. Когда я раздел тебя там, на лужайке, ты испытала удовольствие, а я получил поцелуй.

— Ага, понятно. Если бы ты проделал то же самое в ординаторской, я испытала бы стыд, а ты получил бы в морду.

— Вот-вот. А в чём разница?

— Гармония настроя и события — в первом случае, и диссонанс - во втором.

— Мои аплодисменты, прекрасная коллега! Добавлю только, что тут, как и в музыке можно сыграть на диссонансах. Я иногда пользуюсь таким приёмом.

Игорь забрал в кулак свою бородищу и после некоторой паузы изрёк:

— Надо же: стриптиз в Ватикане. Выходит, наша коммунистическая нравственность целомудреннее католической, а генсек —святее папы римского. Как интересно-то.

— Тебе было бы ещё интереснее, если бы ты изучил эволюционную историю морали вообще и коммунистической — в частности.

Костёр почти догорел. Я отошёл немного в сторону, из темноты любовался семью нагими фигурами в каком-то нереальном фантастическом свете от сочетания полной луны и горящих углей. Я совсем не сентиментален и далёк от всяких там эстетических экзальтаций, но эта картина проняла меня основательно. Афродита Сосандра, как же это красиво!  Из транса меня вывел голос Игоря:

— Похоже, все дровишки кончились. Если нет желающих за ними сбегать, заливаем костёр и — по пещерам.

Тамара и Оксана моментально атаковали меня с обоих бортов и взяли на абордаж. Я сдался без сопротивления. Подхватил обеих красоток на руки и понёс к дому. "Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках". Это ваши проблемы, Булат Шалвович. Мне нести их на руках изумительно приятно.

(Окончание главы следует)