Братья Ют - Эхо тишины⁠⁠

Часть 1. Глава 9

На улице достаточно тепло: восемнадцать градусов, или около того. Но от этого не легче. Моя одежда мокрая и высохнуть, естественно, не может. Малейшее дуновение ветра бросает в дрожь.

Вот и конец относительно хорошему настроению. Последовательность треков в плейлисте как раз доходит до депрессивной части. Крайне вовремя. Лишь бы очередной день не попал на уже накатанные рельсы. Может плохо кончиться.

Мчусь. По пути один раз останавливаюсь, чтобы покурить – в присутствии отца точно не получится.

Чувствую усталость. В целом я проделала неплохой путь. Проблемно будет вернуться назад. Ехать ровно столько же, а сил уже нет.

Вот он, магазин, в котором работает отец.

Сколько раз я здесь бывала, столько делала подобное замечание: очень странное расположение. Слева находится ювелирный салон, справа – кондитерская лавка, а между ними папин магазин обуви. Нет, он не владелец. Все три стоят в ряд вдоль дороги. Рядом – ни парковки, ни торгового центра, даже супермаркета нет. Интересно, у него вообще кто-нибудь бывает? Дорожки для инвалидов тоже нет, только лестница не очень высокая, буквально в пять ступенек. Непреодолимая преграда. Хорошо, что двери стеклянные, а магазинчик очень маленький, причём настолько, что там работает только один продавец. И он меня видит. Быстрым шагом идёт к двери.

– Привет! Ты как тут оказалась? – Отец явно не ожидал меня видеть.

– Тебя решила навестить. Как дела?

– Эмм... да, вроде, неплохо. У тебя-то всё хорошо?

– Может, поможешь?

Он на секунду задумывается, тупит. Я показываю глазами на ступени, на себя, отряхиваю невзначай грязь со штанин.

– А, давай внутрь, согреешься.

Надеюсь, что у меня получается справиться с лицом. Иногда кажется, будто это совершенно посторонний человек. Ведь нельзя же быть таким рассеянным, таким узколобым, таким…ограниченным.

Папа никогда не отличался ни умом, ни красотой. Я заметила всё это, став старше. У него были мелкие безумно раздражающие привычки, которые порой слишком ярко определяли его характер для стороннего наблюдателя. Он мог очень долго размешивать сахар в кружке, постукивая о стенки. При этом он пил горячий напиток, чай или кофе, неважно. Мог часами просто слушать музыку в наушниках, отрешившись от всего. Иногда от важных дел. Мать из-за этого частенько бесилась. Ещё он крайне медленно раздумывал почти над всеми вопросами, а ответ на некоторые мог дать гораздо позже.

Но я люблю его.

Что их с матерью притянуло друг к другу много лет назад, остаётся тайной.

Попытка затянуть меня в помещение превращается в выступление двух клоунов. Сперва отец тянет за руки. Невозможность двигать ногами ломает его безупречную схему. Затем заходит сзади и толкает. Кресло упирается в ступени. Пока я не подсказываю, он даже не догадывается, что единственный возможный вариант, это действовать, как с детской коляской. Отец давит на ручки, чтобы оторвать передние колёса от земли, потом подталкивает. Благо, ширина ступеней позволяет хоть как-то извернуться.

Наконец, мы внутри. Он отвозит меня в подсобку, находит бумажные полотенца и включает электрический чайник.

– Рассказывай, как там, дома? – Садится напротив.

Комнатушка небольшая, как раз для обеденного столика и двух стульев, один из которых выставляется в коридор.

– Дома нормально. Жить можно. Мама на работу вышла.

– А, это у неё отпуск по уходу закончился.

Ещё у него есть привычка подчёркивать очевидные факты. Чаще невпопад.

– Ты извини, что тогда так получилось. Ну, на твоём дне рождения.

– Проехали. Мы потом нормально отметили.

– А как там твои эти, приятели?

– Не хочу о них вспоминать. – Я отвожу взгляд.

Вода закипает, он суетится, наливая нам обоим по кружке.

– Извини, что ничего нет к чаю. Я не думал, что ты зайдёшь. Я не всегда обед беру на работу, чаще так перебиваюсь.

– Ничего, я пообедала.

Он пьёт, громко прихлёбывая. Делает два шумных глотка и ставит кружку. Ждёт несколько секунд и повторяет действие. Почти сразу это начинает раздражать. Раньше как-то проще всё было. Либо я повзрослела, либо нервы сдают.

– Знаешь, я ведь хочу почаще заходить. – Он начинает говорить достаточно неожиданно. Я еле справляюсь с собой. – Просто твоя мать… Ну, ты её знаешь. Она… бесится, вечно кричит. А после того случая вообще перестала сама звонить. Раньше хоть изредка сообщала, как у тебя дела. Я пару раз пытался дозвониться, но она не отвечает.

– А почему бы мне не позвонить?

– Ну, мне кажется, что… Ну… Не хочу тебя беспокоить. Ты же тоже меня винишь во всём, да?

– Что, почему? – Я потихоньку начинаю закипать. – Ты же сам не звонишь, откуда тебе это знать?

– Я просто так думаю. Я за рулём был…

– Всё, давай закроем тему. Виновата корова. Никто бы не справился. На этом всё. Звони чаще и сразу мне. Если скучно. Мама, да, какая-то раздражительная в последнее время. Так что не надо её беспокоить.

– Спасибо! Извини, что я такие вещи говорю. Просто для меня это важно. Когда дочь не общается с отцом, это, ну, неправильно, да?

– Да не нужно постоянно извиняться. Ты ни в чём не виноват.

– Ты у меня такая мудрая! – Он что, всплакнуть собирается!? – Не по годам!

– Всё, пап, давай закроем тему. – К чаю я так и не притронулась пока. Потому делаю большой глоток и спрашиваю, чтобы обстановку разрядить: – Как тут дела идут?

– Да как… Покупателей мало. Шеф нервничает постоянно. В том месяце премии лишил. А сейчас сменщик заболел, – и добавляет уже тише, – на самом деле, он в запое, только попросил начальнику не говорить. Пока без выходных работаю. Уже две недели. Короче, кручусь потихоньку.

– А я вот пытаюсь упражнения восстановительные делать, да что-то не идёт. Настроения всё нет, – обманываю я

– Эм, ну-у-у… ты не переживай. Знаешь, как прадед твой говорил? До свадьбы заживёт!

Я поперхнувшись чаем, кашляю. Терпи, нельзя срываться на отца только за то, что он такой.

Очень вовремя раздаётся звук открывающейся входной двери. Отец мигом бросается в зал, встречать потенциального покупателя. Через пару секунд я слышу диалог.

– Ну, дружище, дай ещё пару дней!

– Э, ну, так же нельзя. Как-то некрасиво перед начальством. – Это папа. Он говорит неуверенно, явно нервничая и сомневаясь.

– Да он не узнает ничего! Точно тебе говорю. Я только одну пару. Там такая тёлка! Прям реальный вариант, а за такой подарок она вообще…

– Ну-у-у, если очень надо…

– Я тебе реально говорю. Через три-четыре дня я на работу уже выйду, сменю тебя и туфельки верну. Мы с ней как раз успеем, э, это, то самое. Пошлю её, короче. И буду как стёклышко! Точно тебе говорю.

– Ладно, бери, – сдаётся отец. Как он поверил вообще в такую историю? Господи, пусть лучше во мне больше будет от истеричной мамаши.

Они ещё что-то обсуждают, но слышно плохо, видимо, отошли от кассы. Через пару минут отец возвращается.

– Напарник приходил, представляешь? Почти трезвый. Похоже, в субботу у меня, наконец, будет выходной! – Он доволен. Отец ведь даже не волнуется по поводу честности его напарника.

Хорошо, что я научилась никому не верить на слово.

– Кстати, скоро заканчивается рабочий день. Не хочешь потом в гости зайти? Закажем пиццу, а? А вечером я тебя на такси отправлю. Ближе к маминому возвращению.

– А давай, почему нет? – Я действительно не против. Хоть какое разнообразие в серых буднях. Ещё и Эри увижу.

– Ты меня тогда подождёшь, да? Хочешь, ещё чаю сделай, я пока всё в порядок приведу, бумажки заполню и полы помою.

– Хорошо, пап.

Он воодушевлён предстоящим вечером, суетливые движения выдают радость. Я не уточняю, какой порядок он там собирается наводить. За весь день явно не было ни одного покупателя.

Признаюсь честно, так скучно, как сейчас, мне не было давно. Я успеваю выпить ещё чая, залипаю в телефон, даже делаю то, чего не люблю – читаю с планшета. Всё время слышно, как отец ходит по залу, чем-то шуршит, что-то переставляет. Один раз он выходит на улицу. Потом, кажется, кто-то звонит. За всё время он ни разу не заходит проверить, как я тут одна.

На самом деле, я давно привыкла к тому, каков отец. Всё это не кажется чем-то важным на фоне другой проблемы.

Двенадцать букв, вертикаль социальной приспособленности: «Задокументированная медициной ограниченность физических возможностей».

Инвалидность.

С некоторых пор я завела привычку записывать мысли в планшет. И вот именно в такой момент отец возвращается в каморку. Он меняет фирменную рубашку на свою, клетчатую, а сверху – тёплый жилет.

– Тут мама твоя звонила, – говорит он, опуская роллет.

– Ну, и?

– В общем, она сегодня будет пораньше, и зовёт меня в гости. Сказала, есть разговор. Без подробностей.

– Не понимаю.

– Я тоже. Но, похоже, едем к вам. Извини, что пицца отменяется.

– Да хрен с ней…

Он никак не комментирует такую оговорку.

– Тут такое дело… Извини, но придётся на автобусе. Деньги дома. Такси не получится оплатить, а занимать у матери я не буду.

Я не отвечаю. К чёрту! И его, и пиццу, и мать! Не хочет занимать, не надо. Доберёмся как-нибудь. Пусть теперь таскает меня.

Беспокоит слово «разговор». Что она опять придумала? Да ещё сама отцу позвонила. Должно быть, нечто серьёзное.