Автобус⁠⁠

Новый рассказ по мотивам сна. Рассказ мой, картинки из интернета. Всех по Старым Новым годом!

Было 7 утра, и Таня вышла из дома в школу. В это время суток еще совсем темно. Сквозь низкие тучи размытым пятном видна луна. Фонари плохо освещают жилой квартал, через который начинается путь, каждый фонарь выхватывает только мутный конус из противного липкого снега, который сыплется и сыплется с неба. У Тани мохнатая шапка, длинная шуба, поверх которой надет школьный рюкзак. Таня похожа на усталую дикую зверушку, которая заблудилась на этой окраине города и ищет свой холодный лес.

Рядом с домом остановка пятого автобуса. Прямо под окнами, это очень удобно, только вот «пятерка» ходит с каждым годом все реже, теперь уже, кажется, раз в час. Да и едет этот автобус не туда. Танина школа – не простая районная школа, это элитный, знаменитый на всю Россию лицей. Туда нелегко было поступить. Там нелегко учиться – у Тани каждый день восемь или девять уроков, и учебник по каждому из них добавляет веса рюкзака. Туда нелегко ездить – до остановки единственного прямого автобуса – тридцатого – достаточно далеко идти. Но она входит в число лучших учеников и гордится своим лицеем.

Таня идет на дальнюю автобусную остановку. Дорога ведет мимо детского сада, в который она когда-то ходила. Должно быть, там сейчас холодно светят лампы дневного света, и варится невкусная каша, и дети пытаются поиграть в незамысловатые игрушки, пока их не гонят на зарядку, только снаружи этого не видно, ближайшие окна не светятся. Здание большое, серое и мрачное. Таня радуется, что ее не водят в детский сад, что теперь она сама ездит в школу на автобусе. Но все же она про себя здоровается с верандами и качелями, как со старыми знакомыми. Хорошо быть почти взрослым. Плохо под мокрым снегом идти в темноте на дальнюю остановку.

Четыре пятиэтажки окружают прямоугольный двор, похожий на мышеловку. Таня не знает никого из жителей этих домов. Это просто чужой двор, чужие качели и лесенки. Просто прямоугольный двор, который нужно пройти по диагонали. Тропинка не заасфальтирована, под ногами хрустит лед и чавкает грязь полузамерзших лужиц. Этот двор просто надо пройти и выйти на узкую улочку. Улочка узкая, но на ней достаточно фонарей, и это приятно. Эта улочка - край города, с одной стороны дома, с другой - железная дорога и пустыри за ней.

Вот автобусная остановка. Это тоже остановка «пятерки» - Таня прошла уже целую остановку, но это всего лишь две трети пути до остановки «тридцатки». Остановка безлюдна и выглядит унылой. Рядом с ней маленький ларек со всякой всячиной, он закрыт в это раннее время и просто стоит черной глыбой. За остановкой кончаются пятиэтажки и начинается частный сектор, из-за ларька мрачно смотрит темными окнами одноэтажный деревянный домик. Нужно пройти еще квартал и свернуть налево, к остановке тридцатого автобуса, где на "загородной" стороне железной дороги ютится последний квартал города.

К остановке подъехал автобус. Маленький и скрипучий «ПАЗик», глядя на который, удивляешься, как он еще не развалился. Таких в городе много. На крыше автобуса горят оранжевые лампочки, два грязных флажка неопределенного цвета хлопают на ветру. Скрипучие "дворники" стряхивали с окна мокрый снег. Из-под колес автобуса летят искры, будто снежные брызги мгновенно становятся огненными. Таня уставилась на эти искры и задумалась. А когда подумала, она сказала: "Ландшафты снов. Я на ландшафтах снов."

А автобус остановился на остановке и со скрипом открыл двери. Таня прочитала номер автобуса. Тридцатый. Странно. Ему не положено останавливаться на этой остановке. Таня – формалист, она привыкла верить тому, что написано, а не тому, что видит собственными глазами. Написано, что автобус тридцатый, значит он подходит. Таня пожала плечами, пробормотала: "Ландшафты снов" и вошла в автобус.

Эта остановка - одна из первых после конечной, но людей в автобусе довольно много. Двое мальчишек Таниного возраста, тетеньки средних лет с "химией" под шапками, бабушки с тележками, несколько угрюмых работяг в спортивных куртках. Таня встала в самом конце, где сидения обращены не вперед, а внутрь автобуса. Обняла рукой в варежке поручень, пытаясь перенести на него хотя бы часть веса рюкзака.

Двери с лязгом захлопнулись, автобус поехал. Его поминутно трясло, и Таня все крепче хватала поручень. Автобус проехал до конца квартала и свернул направо, к центру города. Проезжаем одноэтажные окраины города. В темноте, в снегопад эти обычно разноцветные и веселые домики кажутся серыми и печальными. Узловатые ветви растущих перед домами яблонь и вишен, облепленные снегом, похожи на птичьи лапы. Вот и следующая остановка, на которой заходит еще несколько хмурых людей, недовольных ранним подъемом и мокрым снегом.

Дует сильный ветер. Снег танцует и кружится. В свете фонарей можно разглядеть крупные снежные хлопья. Автобус едет, покачиваясь. Пассажиров мотает из стороны в сторону.

Тридцатый автобус должен ехать прямо, до пересечения с крупной улицей, но этот автобус с летящими из-под колес искрами сворачивает направо, в одноэтажные кварталы. Таня хорошо знает эти места, она любила гулять тут в детстве, да и сейчас рада повидать эти маленькие улицы. Только выглядят эти старые маленькие домишки сиротливо и потеряно под этим зимним небом, под этим мокрым снегом. Только не положено здесь быть тридцатому автобусу, а значит, что-то не так.

Таня обеспокоенно озирается, но автобус сворачивает налево, направо, еще раз налево и выезжает к тридцать третьей школе. Забор у школы чугунный, сделанный под старину. Само здание высокое и красивое, но за снегом его почти не видно, можно разглядеть только деревья в школьном дворе и несколько фонарей. Эта школа тоже имеет статус «лицея», и в нее тоже некоторые ученики ездят на автобусе, но на этот раз на остановке возле тридцать третьей школы никто не вышел. Наоборот, зашло еще больше людей. Толпа сжалась со всех сторон. Перед Таней сидение, развернутое внутрь автобуса. На этом сидении сидят двое подростков – ровесников Тани. У них нет школьных рюкзаков, и вид у них не очень культурный. Куда они едут утром? Толпа напирает, Таня делает шаг в единственном доступном направлении – вперед – и оказывается между широко расставленных колен одного из сидящих мальчишек. Оба начинают гоготать. Верх остроумия.

Посмотреть в окна уже невозможно. Со всех сторон взрослые люди, большинство из них выше Тани ростом. Окон не видно, а если где и видно, не перестающий сыпаться с неба мокрый снег мешает разглядеть что-то за окном. Иногда только мелькают окна домишек с резными ставнями, кривые ветки деревьев, тусклые фонари.

Таня обернулась, чтобы посмотреть в окно, туда ли едет автобус. Ее черная меховая шапка и воротник шубы сковывают движения, и поворачивается она всем телом. Рюкзак толкает других пассажиров.

- Девочка, в автобусе рюкзак надо снимать, ты разве не знаешь?

Знает, конечно. Только у Тани сегодня девять уроков, и все разные. И для каждого урока она несет учебник и тетрадь, и еще физкультурную форму, и толстенный «Обломов». А тетради по большинству предметов не какие-нибудь тоненькие, а полноценные общие лекционные тетради в 96 листов. Лицей – это не школа, обычная 18-листовая тетрадка исписалась бы за два урока. Таня не сможет удержать этот портфель одной рукой, держась другой рукой за поручень, в этом тряском автобусе, а ехать долго, около 40 минут. Ей ехать почти до конечной. Таня просто молчит в ответ на справедливое замечание.

- Давайте эту девочку посадим, всем станет свободнее.

Подростки, между колен одного из которых Таня стоит, не реагируют. Встает один из пассажиров спереди от них, он уступает место, и Таня садится. Она ставит рюкзак себе на колени и, сутулясь, почти кладет на него голову.

Автобус тряхнуло сильнее – это он заезжает на путепровод. Значит, из забытой властями западной окраины мы скоро попадем в более цивилизованную часть города. Значит, проедем над железной дорогой. Тане хочется посмотреть на пути и увидеть поезд – если поезд будет, она считает это хорошим знаком на весь день. Лицей тоже расположен недалеко от путей – если на уроке скучно, можно смотреть в окна и считать вагоны поездов, которые с такого расстояния кажутся игрушечными. От путепровода до лицея автобус должен проехать параллельно путям через большую часть города.

Сегодня поезда на путях не было. Да и пути выглядят странно – наполовину занесенные снегом, как будто заброшенные, и фонарей горит вдвое меньше чем обычно. Автобус скрипит и дрожит. Тане это совсем не нравится.

А автобус ускоряется, мчится, как в последний раз, скрипя и покачиваясь. Из-под колес сыплются искры, они взлетают так высоко, что их уже видно из окна. Следующая остановка – центральный рынок. Здесь всегда выходит много людей. Половина пассажиров тридцатого автобуса – спешащие на работу продавцы. Заходит тоже много людей, уж не известно, почему. Только в этот раз автобус почему-то проезжает остановку мимо. Никто из пассажиров не протестует и не тормошит водителя, будто так и надо. А вот толпа на остановке с возмущенным ревом кинулась к автобусу, задние ряды чуть не вытолкнули передние под колеса. Автобус не снизил скорости.

Автобус свернул налево. Теперь он должен проехать старинную часть города. Таня крутит головой стараясь понять, где она находится. Небо никак не начинает светлеть, только сыплет и сыплет снегом. Кажется, он уже не мокрый, летят крупные хлопья настоящей зимней метели. Таня узнает город и не узнает одновременно. Все старинные одноэтажные дома с резными ставнями, к которым привыкла Таня, были на месте, но вид у них был угрюмый и могучий, словно и не давит на них вековая память. Деревья вдоль дороги, силуэт каждого из которых Таня помнила, были какие-то другие. И главное, не было видно никаких следов современности, словно и не прокатился по миру пустой бочкой фальшивый «миллениум» с раздутой проблемой две тысячи. Ни ларьков, ни рекламы. Только фонари вдоль дороги все еще выхватывали тусклые конусы из потока снежинок.

Сейчас по старинному мостику автобус должен пересечь пересохшую речку. Когда-то город был построен на месте слияния двух рек, но одна из них настолько обмелела, что те, кто не знает истории, удивляются, почему этот жалкий вонючий ручей носит гордое название реки, и почему через него построен такой большой мост. Таня смотрит в окно и с удивлением обнаруживает под мостом полноценную реку, изгибающуюся черной лентой, мрачной и могучей, не побежденной снегом и морозом.

За рекой всегда было видно здание элеватора, грязно-белое и угловатое. Вглядевшись в заснеженный сумрак, Таня элеватора не увидела. Его место занимала церковь. Это был огромный собор, закрывавший, как гора, половину неба своим округлым куполом. Он был темен и мрачен, но по-своему красив и величественен. Чем-то похож на Исакий, который Таня видела на открытках. Она почувствовала всем нутром, что этот высокий берег реки в сердце города словно предназначен для собора, а не для элеватора. Призрак собора словно укорял горожан за то, что его убрали с законного места, что целая страна предала своего бога ради снопа колосьев.

После реки должен был появиться квартал девятиэтажек, но вместо него снова идут чередой маленькие домишки, чужие, незнакомые. У них, по большей части, два или три этажа, нижние этажи каменные, а верхние деревянные. В окнах горит свет, но совсем тусклый, не похожий на электрический. На одном из подоконников Таня успела разглядеть фарфоровые статуэтки.

Старушка в пуховом платке, сидевшая на одном сидении с Таней, перестала смотреть в окно и обернулась к обнимающей рюкзак школьнице.

- Я смотрю, ты хорошая девочка. Сейчас такие девочки пошли – с двенадцати лет красятся, с тринадцати такие юбчонки носят – то ли есть она, толи нет.

Таня посмотрела вниз. Пол автобуса был покрыт грязной кашей, натекшей из растаявшего снега с обуви пассажиров. Танина длинная юбка доставала до пола и успела заляпаться в этой каше. Вид у девушки был действительно какой-то монашеский, но благодарить за это стоило не ее саму, а директора лицея. Косметика и юбки выше колена в школе были запрещены. Впрочем, косметику Таня и правда не любила, а вот юбкам вне школы предпочитала джинсы.

- Я обыкновенная, - поскромничала Таня.

- А ты знаешь, какой сегодня день? – сказала бабушка. – Сегодня Старый Новый год. Это большой праздник для тех, кто помнит старое. Тебя вот как зовут?

- Таня.

- Молодец, хорошая девочка Таня, - похвалила старушка, будто в имени была какая-то Танина заслуга. – А меня баба Шура.

Таня глянула в окно. За снегом почти ничего не было видно. Куда завез их этот странный старый автобус в этот Старый Новый год? Хотелось это выяснить, встать, всмотреться в окно, в крайнем случае, крикнуть водителю, чтобы он остановил автобус. Старушка отвлекала. Но глаза у старушки были теплые, доброжелательные, к тому же, ее звали так же, как Танину покойную бабушку. И пускай эта баба Шура на бабушку – сельскую учительницу – ни капли не похожа, обижать ее не хотелось.

- А через пять дней будет крещение, - продолжала баба Шура, - ты ведь знаешь? Ты ведь пойдешь в церковь, да? Ты девочка?

- Что? – удивленно промычала Таня.

- Ну, не замужем?

Странный вопрос. Кто же в пятнадцать замужем?

- Нет, - сказала Таня.

- Тогда с мамой иди в церковь. Будешь замужем, с мужем пойдешь. На Крещение – открытые небеса, о чем ты будешь молиться, то и сбудется.

Таня встала с места, придерживая одной рукой портфель и хватаясь другой за поручень. Крупные снежные хлопья за окном выплясывают дикий танец. Темно. Очень плохо видно. Вдоль улицы вместо электрических фонарей на столбах покачиваются непонятные светильники, похожие на огромные карманные фонарики. Все пассажиры автобуса, кроме Таня и бабы Шуры, стоят или сидят неподвижно и смотрят перед собой, будто в трансе. Водителя видно только со спины, но кажется, он тоже не понимает, куда едет.

А в окне видно, как автобус обгоняет телегу, запряженную лошадью, и Таня окончательно поняла – они заехали в прошлое. Каким-то образом старый автобус проскользнул назад по ткани времени и оказался в прошлом – печальном и угрюмом, прошлом, которое не может простить настоящему того, что оно, прошлое, – прошло. И люди впали в транс, кроме тех, кто в девятнадцатом веке оказался бы в своей тарелке. Очень религиозная бабушка, и девушка-лицеистка в длинной юбке, мечтающая об эльфах и рыцарях.

Дома угрюмо смотрят на автобус своими тусклыми окнами. Они величественны и живописны. Они разные – над каждым потрудился художник-архитектор. В них жили богатые, культурные и образованные люди, горели свечи и играли патефоны. Дома не прощают, они не простят современных людей за то, что их снесли и заменили типовыми девятиэтажками.

На Ландшафтах снов нельзя умереть по-настоящему, но можно крепко влипнуть. Можно заблудиться в снах и недели, месяцы бродить на дальних слоях Ландшафтов, откуда не так просто проснуться. На Дневных Ландшафтах, пройдет, как и полагается, одна ночь, и встанешь, как и полагается, по своему будильнику, и этот длинный, тягучий сон, скорее всего, не запомнишь. Но пока сон длится, от этого не легче.

- Извините, баба Шура, но мне нужно выходить, - сказала Таня.

- Выходить? Как выходить? – забеспокоилась баба Шура, - остановка же не скоро. Мы же не договорили про Крещение. Почему ты обрываешь разговор? Тебя не учили уважать старших?

- Остановки никогда не будет, - сказала Таня, - автобус нужно остановить.

- Просто так остановить? А как же люди? – сердилась баба Шура.

- Какие люди? Здесь только мы. Все остальные спят. Посмотрите на них.

- Таня, не вежливо так обрывать разговор, - строго сказала баба Шура.

- Баба Шура, я вас уважаю, - твердо сказала Таня, - но у меня есть своя жизнь, которая принадлежит не вам. И я хочу выбраться отсюда, пока этот автобус не увез нас слишком далеко назад.

Баба Шура угрюмо завернулась в свой платок и перестала двигаться, кажется, тоже впала в транс.

Таня вышла в проход автобуса, потянула за собой рюкзак. Мелькнула мысль бросить его здесь.

«Бросать рюкзак с учебниками во сне – плохая примета. Наяву забудешь сделать какое-нибудь школьное задание.»

Таня хотела добраться до водителя и растормошить его, но от этой идеи пришлось отказаться. Пассажиры спали с открытыми глазами, но на своих местах стояли крепко, протолкнуться между ними было нельзя. К дверям тоже не пробиться, да и кто их откроет?

Над головой у Тани в крыше автобуса люк с надписью «Запасный выход». «В случае аварии после удаления пломбы поверните четыре красных рычага…» Ни пломбы, ни рычагов видно не было, только черная рукоять. Таня поставила рюкзак на носки своих сапог и потянулась к рукояти. Повезло, что автобус такой низкий.

Она нажала на рукоять и со всех сил пихнула люк вверх. С глухим треском крышка люка отломилась и вылетела наружу, в автобус ворвался холодный ветер и посыпался снег. Метель замела дорогу, автобус едет медленно.

Если водитель в трансе, правит маршрутом именно автобус. И вообще, самыми мыслящими в этом сне кажутся неживые предметы – автобус, деревья, дома и фонари.

С неживыми предметами сложно. Если люди ими долго пользуются, если люди их любят, у них тоже есть что-то похожее на душу. Живые существа бывают живыми и мертвыми, живых можно лечить, а мертвых – только оплакать и похоронить. А неживой предмет почти всегда можно починить, что бы с ним ни произошло. Если, скажем, любимая чашка разбилась на мелкие куски, их можно собрать, склеить и пользоваться еще какое-то время. Только стоят ли эти усилия результата? Много ли радости от такой склеенной чашки? Даже если вещь старая и любимая, приходится рано или поздно принимать нелегкое решение ее выбросить, хотя можно было и пытаться чинить. Простит ли это вещь?

- Эй, автобус, куда ты меня везешь? Остановись, я слезу!

Автобус протестующе скрипнул. Налетел новый порыв ветра и швырнул Тане в лицо новую пригоршню снега.

Таня подняла свой рюкзак и забросила через люк на крышу. Потом она ухватилась руками за края и потянулась вверх.

Наяву у нее ни за что бы не получилось вылезти на крышу автобуса через люк. Таня и одного раза не могла подтянуться на перекладине, а теперь на ней еще и шуба и сапоги. Она бесцеремонно оттолкнулась грязными сапогами от боков и плеч стоящих людей. «Они в трансе, им все равно. А я хочу домой.»

Встречный ветер хлестал в лицо и бросал снег. Красивые дома богатых горожан кончились, автобус снова ехал вдоль одноэтажных домишек – противоположная окраина города. В окнах теплится еще более тусклый свет – свечи экономят. Не так далеко впереди чернота – город кончается.

Таня бросила взгляд внутрь автобуса. Там светло. Там стоят уснувшие люди. У одного мужчины стекает с плеча жидкая грязь – это Таня наступила.

- Слушай, город! Старый город! Мне тоже жаль, что ты в прошлом.

Город будто озадаченно прислушался.

- Ты мне правда нравишься. В тебе нет нашей суетливости и равнодушия, нет серых одинаковых домов. Твои дома красивые и разные. Но они маленькие.

Ветер бросил пригоршню снега.

- Население растет. Людей больше. И это твои люди, потомки и наследники тех, кто построил тебя. Им всем нужно где-то жить. Мне тоже жалко старые дома, которые снесли. Но и до этих домов были другие. Мы все стоим на плечах и головах тех, кто был до нас, как я сейчас наступила на плечо того гражданина, как я обидела бабу Шуру, чтобы выбраться. Современный город тоже прекрасен. А вы навсегда останетесь на Ландшафтах снов, где никто ни с кем не расстается навсегда. И я тоже приду погулять по старым улицам, но сейчас мне надо домой, скоро утро. Ночи, может быть, и жалко, но утро настанет. Позвольте ему настать.

Снег закружился. Ветер завыл. Автобус налетел на кочку, и его тряхнуло. Таня свалилась с крыши и попала в большой сугроб, ей на живот упал рюкзак.

Город кончился, кругом были заснеженные поля, над которыми завывал ветер. Автобус уехал вперед, из-под его колес сыпались огненные искры. По этим искрам и габаритным огням еще долго можно было угадать уходящий вдаль автобус, но и это исчезло за пеленой снега. Ветер еще раз тоскливо завыл.

А потом зазвенел будильник. Таня вырвалась из плена странного сна.

И все-таки было немного обидно, что этот долгий путь на скрипучем автобусе так и не привел в школу.

«Мы проходим Обломова. Не забыть книжку.»

Таня вышла из дома в школу в 7 утра, теперь наяву. На ней меховая шапка, шуба и рюкзак. На улице темно, солнце взойдет еще не скоро. Ветер с воем носил вдоль улиц колючий снег. Ветер задувает за шиворот, снежинки попадают на лицо и холодят кожу. «Как можно было перепутать сон с реальностью?»

Проходя мимо дальней остановки пятого автобуса, Таня огляделась. Скрипучего «ПАЗика» не было. За остановкой начинались одноэтажный кварталы. Таня посмотрела на деревянный домик, стоящий сразу за остановкой. Она об этом раньше не задумывалась, но ему явно больше ста лет.

- С Новым годом, старый город, - сказала Таня, обращаясь к дому.

В глубине дома зажегся тусклый свет.