Национальное самоосознание настигло меня в первом классе. Я вернулась домой и спросила у бабушки, есть ли в семье евреи
Выяснилось, что в семье все евреи, кроме папы. ВСЕ — это явно больше, чем один, сообразила я и принялась рыдать. Причины остались невыясненными по сей день. Но мама сразу учуяла происки антисемитизма и решила травить его из меня иудаизмом — из профилактических, разумеется, соображений.
В 7 лет я считалась ребёнком ранимым и для травли непригодным. Собрали семейный совет, решили подготовить. Про иудаизм больше всех знала бабушка: её им «травили» с детства. Советский Союз многое стёр из её памяти, но три слова на идиш она бережно несла мне сквозь года: тухес, шлимазл и мишигинер — жопа, неудачник и дурачок. Эти слова объясняли некоторые события моей жизни, например, внезапную мамину одержимость альпинизмом, лишай и эту вот историю.
Дед не знал ни идиша, ни иудаизма, зато знал всё о спорте и физкультуре. Он научил меня отжиматься, метко стрелять из рогатки, лазать по деревьям и драться мешком для обуви. Как это должно было мне помочь с антисемитизмом — неясно.
И вот, в мои 12 лет мама решила, что пора, и отправила меня в еврейский религиозный лагерь для девочек. Альпинистского в Крыму ей показалось мало.
В лагере мы пели песни, учили иврит, читали Тору и соблюдали кашрут. А антисемитизм из нас изгоняли молитвами и великим иудейским царем Машиахом. Он придёт, говорили нам, искупит все грехи еврейского народа и «духом своих уст умертвит нечестивого».
«Нечестивого», «духом своих уст» — новые для меня слова и обороты. Библий в советских домах не держали, слову божьему в школах не обучали, зато обучали вычленять корни и опознавать по ним незнакомые слова. Я тут же вычленила «чист» из нечИстивого, опознала в нём грязного и на всякий случай помылась.
Еще нам говорили, что он, Машиах, «обоняет и судит». Это подтверждало мою гипотезу про нечистых. Обоняет — то есть обнюхивает, рассуждала я. То есть по запаху находит самых вонючих и «духом уст» задувает насмерть. С «умертвит» у меня проблем не возникло.
Я принялась мыться чаще, ведь Машиах мог прийти в любой момент.
Между тем наши доблестные вожатые решили, что теорию надо закреплять практикой, переодели нас в длинные юбки и повезли в близлежащий город нести благую весть местным жителям — громким хоровым пением на иврите и плакатами «Машиах идёт!» на русском. Местные не радовались. Они кричали «цыгане пошли вон», «кришнаиты проклятые» и кидались в нас землей, картошкой и иногда камнями.
Весь этот экзорцизм не способствовал развитию во мне любви к евреям. Он вообще не способствовал любви. Но я начинала понимать, что жизнь — это тухес и шлимазл, а всё хорошее приходит в неё через боль, страдание и чистые руки. Поэтому после лагеря я продолжила ждать Машиаха, мыться, носить длинные юбки, омывать руки перед едой, не есть свинину. И МСТИТЬ.
С моим новым увлечением мытьём проблем не возникло ни у кого. Семье нравились чистые дети. А вот кошерная еда — нет. Даже маме, которая организовала это насильственное погружение в еврейство. Но я упёрлась и на уговоры отвечала молитвами и цитировала Тору.
Однажды она вероломно накормила меня свининой, заявив, что в доме нет другой еды. Есть в тот момент мне хотелось больше, чем мстить, и я заявила, что если еврею угрожает голодная смерть, сойдет и свинина. Мама верит в это до сих пор. (мама, если ты это читаешь, прости меня)
Следующие три года я провела в еврейских лагерях — летних, зимних, всяких. Но это были уже совсем другие поездки, абсолютно прекрасные, если не считать вшей. Но этот свой первый раз я не забуду никогда. А вспомнила я о нём вот почему.
Так вышло, что у евреев другое летоисчисление, и Новый год у них наступает осенью. Знает ли об этом моя иудеизированная мама? Думаю, вряд ли. Она путает еврейские праздники и передвигает их по календарю в производном порядке. Раньше фейсбук держал её в хронологических рамках ну хотя бы недели. А сейчас её ничто не держит и в этом году она поздравила меня с еврейским Новым годом на пару месяцев раньше, сыграв финальный аккорд в нашей саге про еврейские лагеря.