Серия «Пёстрый блокнот»

Но никто – никто и никогда! – не слышал о том, чтобы домашний андроид напал на человека. Плоть от плоти своего хозяина, выращенный из его стволовых клеток, андроид в принципе не может проявлять агрессию, так как с хозяином его связывает не только исходный генетический материал, но и сложное психоэмоциональное взаимодействие. Если не вдаваться в подробности, интересные лишь специалистом, то андроида можно назвать копией его хозяина; только копией, не обладающей свободой воли. Идеальный слуга, тонко чувствующий настроение хозяина, готовый выполнить любой его каприз, не знающий усталости, не привередливый в быту… и так далее, и так далее – смотри рекламу по визору.

Говорят, домашние андроиды воспринимают себя как часть человека-хозяина. Как руку, например, или ногу. Или, скажем, нос. Может ли нос зажить самостоятельной жизнью? Может ли нога отправиться в самостоятельное путешествие? Правая рука может ли перерезать вены на левой?

Нет, конечно, если вы психопат, склонный к суициду, то всякое может быть. Но, во-первых, в наше время такого рода патологии легко выявляются и успешно лечатся. А, во-вторых, людям с неустойчивым типом психики запрещено иметь андроида-клона.

И получается одно из двух: либо я латентный самоубийца. Либо такой уж невезучий человек, что мне попался бракованный андроид.

Так или примерно так рассуждал Гай Джорджеску, скрючившись в неудобной позе на самом верху высокого книжного шкафа. Тело у него затекло, но Гай боялся пошевелиться. Он даже дышать старался через раз, потому что там, внизу, разгуливал по гостиной спятивший андроид с большим разделочным ножом в руке.

Невысокий, с узкими плечами и маленьким пузиком, сейчас андроид представлял собой устрашающее зрелище. Обычно подвижное, улыбчивое его лицо застыло маской обиженного удивления, что никак не вязалось с поведением хищника, рыщущего в поисках легкой добычи.

Плавным текучим движением андроид бесшумно переместился к шкафу, на котором обмирал от ужаса Гай. Остановился, осматриваясь; при этом его шея поворачивалась с птичьей легкостью, позволявшей ему смотреть практически себе за спину. На разбросанные по полу инфокристаллы, разбитые фарфоровые статуэтки, книги и прочее он не обращал никакого внимания, и это было хорошо. Потому что заинтересуйся андроид с какой такой стати вещи попадали с открытых полок на пол, подними он взгляд, обязательно бы обнаружил на шкафу свою жертву.

Гай так и не понял, как он, человек предельно далекий от спорта, ухитрился взлететь по этим полкам на высоченный шкаф, не свернув себе при этом шею.

Все так же бесшумно андроид покинул гостиную. Гай с тоской посмотрел на уником – аппарат валялся на кресле, стоявшим у окна, и был так же недоступен, как если бы находился на Луне. Нет, конечно, если орлом слететь со шкафа, одним прыжком пересечь гостиную, то можно опередить взбесившегося андроида, который сейчас, на четвертый день своей жизни, был еще достаточно неуклюжим. Схватить уником, вызвать помощь… убежать, в конце концов!

Какой-нибудь брутальный герой крутого боевика так бы и поступил. Да что там! Он, этот смелый и решительный герой, ни за что бы не оказался в такой ситуации! Он не стал бы спасаться бегством и прятаться на шкафу, а прямо там, в кухне, врезал бы андроиду с правой в челюсть. А потом скрутил бы негодяя и передал в руки специальных служб.

Содрогаясь, Гай вспомнил, как андроид, старательно разделывающий мясо, вдруг повернулся и ткнул своего хозяина ножом. Просто так, ни с того ни с сего! Добродушно улыбаясь! Гай едва успел отшатнуться, попятился, еще не понимая, что произошло, а андроид двинулся следом. Второй удар достиг своей цели, и Гай, ладонью зажимая неглубокий порез на предплечье, бросился вон, визжа от страха.

Вытянув шею, Гай прислушался. Несмотря на свою неуклюжесть, андроид передвигался очень тихо, и нельзя было по звуку определить, где он сейчас находится: то ли далеко, на другой стороне дома, то ли стоит на пороге гостиной и ждет, пока спрятавшийся хозяин не выдаст себя неосторожным движением.

Внезапно, резко и очень громко, зазвонил уником, и Гай чуть не свалился со шкафа. Уником звонил и звонил, звонил и звонил, терзая уши и нервы, а потом замолчал. Застенчивый, не слишком общительный Гай никогда не страдал от одиночества. Но сейчас он горько сожалел о такой черте своего характера. Эх, будь он душой компании, имей сотню-другую друзей, приятелей и знакомых девушек, кто-нибудь из них обязательно бы заглянул к нему. На рюмочку чая, так сказать, и чтобы поболтать с приятным человеком. А так кто к нему придет? Кому взбредет в голову навестить негостеприимного отшельника?

Нет, чисто теоретически, такая возможность существовала. Например, если кто-нибудь вдруг ошибется адресом – такое было один раз в прошлом году. Или в позапрошлом. Сосед Ральф Тиле мог прийти с извинениями – его собака, карликовая такса, имела дурную привычку раскапывать клумбы на участке Гая. Это случалось с удручающей регулярностью раз в две-три недели, что сильно расстраивало Гая. Но сейчас, сидя на шкафу, он страстно мечтал, чтобы эта мелкая шавка вот прям сейчас начала бесноваться на его участке. Потом Гай вспомнил, что Ральф вместе с семьей и собакой уехал в отпуск, и чуть не взвыл от отчаяния.

Сколько он сможет продержаться в ожидании хоть какой-нибудь помощи? День? Два? Вряд ли больше – у него уже сейчас ломило и болело все тело, привыкшее к комфорту. А что будет дальше страшно даже представить! Да и мочевой пузырь все настойчивей напоминал о себе.

Я просто свалюсь, с тоской подумал Гай. Засну и упаду вниз, как спелое яблочко, прямо в руки андроиду-убийце. Или еще проще – он рано или поздно найдет меня. Причем скорее рано, чем поздно, - эти твари, хоть и не имеют свободы воли, обладают способностью развиваться и самосовершенствоваться, причем довольно быстрыми темпами. Так, во всяком случае, утверждал менеджер фирмы «Верный друг», всучивший Гаю андроида. Ваша связь, говорил он с важным видом, ваша психоэмоциональная связь будет крепнуть с каждым днем, с каждым часом. И не успеете вы оглянуться, как ваш андроид станет идеальным слугой. Он будет предугадывать ваши желания и безупречно исполнять их. Он положит в ваш утренний кофе столько сахару, сколько положили бы вы сами; он включит визор на том канале, который выбрали бы вы. Квинтэссенция услужливости, исполнительности, но без раздражающей навязчивости. Мечта стариков, лентяев и деловых людей, ценящих свое время и комфорт.

Я повелся, угрюмо думал Гай. Повелся, как последний лох, на обаяние и убедительные речи беспринципного торговца! Я! Который принципиально не признавал андроидов и не стеснялся во всеуслышание заявлять об этом! И за каким чертом я это сделал?

… Он не будет меня искать. Зачем? Если эта скотина, этот менеджер, не соврал или соврал хотя бы наполовину, уже очень скоро связь между мной и андроидом окрепнет настолько, что он просто будет знать, где я скрываюсь. Потом возьмет в кладовке стремянку, доберется до меня и прикончит.

Сопротивляться? Как? Чем? Голыми руками, хватаясь за нож и истекая кровью? Конечно, можно шарахнуть андроида чем-нибудь тяжелым по башке… глядишь, получится проломить ему череп и повредить встроенный блок эмпатии…

Гай с надеждой осмотрелся. Увы, на шкафу, кроме пыли и дохлых мух, ничего не было, а все сколь ни будь тяжелое валялось сейчас на полу, разбитое вдребезги, или находилось вне пределов досягаемости.

Снова зазвонил уником. Проклятый андроид вновь объявился в гостиной, проскользнул к креслу и уставился на уником, не предпринимая никаких попыток ответить на звонок или сбросить вызов. Нож он продолжал сжимать в руке.

Неизвестный абонент оказался очень настойчивым, уником трезвонил, не переставая. У Гая затеплилась слабая надежда – он кому-то оказался очень нужен, прям позарез! И что, если этот кто-то, не дозвонившись, приедет к нему домой? Хотя… не с его везением рассчитывать на такое чудо.

Уником затих, а через несколько минут по крыльцу простучали быстрые женские каблучки, и стукнула, открываясь, входная дверь.

- Гай! Гай, ты где? Спишь, что ли?

Дафна! – с опозданием вспомнил Гай. Она обещала забежать после обеда, они собирались вместе навестить профессора Клаузевица, недавно вернувшегося из экспедиции.

Стой! – хотел крикнуть Гай. Не входи!

Но не успел – быстрая, как ртуть, Дафна уже стояла на пороге гостиной, щурясь после яркого солнечного света, заливавшего весь город уже который день. В принципе, еще не поздно было подать голос, предупредить девушку об опасности, но горло Гая словно железные пальцы сжали – проклятый андроид вновь начал ворочать своей башкой, покрытой жидкими белобрысыми волосенками.

Пошевелиться, издать звук неминуемо означало раскрыть свое ненадежное убежище, и Гай, умирая от стыда, молчал. Зачем андроиду Дафна? – убеждал он сам себя. Ничего плохого он ей не сделает. Ему нужен я и никто другой.

Девушка сделала шаг вперед.

- Привет, Роб, - небрежно кивнула она. – Где твой хозяин?

Андроидам давали имена кто во что горазд, стараясь перещеголять друг друга буйной фантазией. Но Гай не стал мудрствовать. Андроид – значит, робот; значит, Роб. Просто и без затей.

- Не знаю, - с легким недоумением ответил андроид Роб. – Не могу его найти.

И развел руками. Взгляд Дафны упал на нож. Несколько секунд она стояла, оцепенев, а потом издала звук, похожий на корабельный ревун, и пулей вылетела за дверь. Андроид не обратил на это никакого внимания и вновь принялся кружить по комнате, словно принюхиваясь.

Он чувствовал близкое присутствие хозяина, в этом не было никаких сомнений! Чуял, как преданный пес! С той только разницей, что преданные псы не имеют обыкновения нападать на любимых хозяев.

Слава Богу! – с облегчением подумал Гай, имея в виду Дафну. Ушла. Спаслась. Теперь дело за малым – чтобы девушка вызвала спасателей.

Гай не тешил себя надеждой, что помощь примчится немедленно. Во-первых, Дафна от сильных переживаний всегда становится несколько косноязычной, подолгу застревая на малозначимых деталях. А, во-вторых… ну кто, скажите на милость, поверит в то, что андроид может угрожать человеку? Разгуливает с ножом? Ну и что? Готовит, небось, что-то вкусненькое по приказу хозяина.

Конечно, думал Гай, напряженно наблюдая за передвижениями Роба, Дафне никто не поверит. Но проверить… Проверят обязательно! Хотя бы для того, чтобы выяснить, отчего девушка впала в такую истерику. Это же их работа! Интересно, сколько времени у них уйдет, чтобы из сумбурного потока слов вычленить главное и добраться до его дома? Полчаса? Час?

Вряд ли больше часа, решил Гай. Значит, мне надо продержаться час и ничем себя не выдать. А потом суровые стражи порядка скрутят сумасшедшего андроида, и все закончится.

А я вкачу иск, мечтательно подумал Гай. Ох, какой же иск я вкачу «Верному другу»! Я их разорю! Они у меня кровью умоются, на коленях передо мной будут ползать!

Неконфликтный от природы, Гай иногда позволял себе помечтать.

Роб вновь пропал из виду, и Гай рискнул переменить позу – левую ногу нещадно терзали колючие мурашки. Он оперся на локоть, медленно выпрямил затекшую конечность. Негромко, но отчетливо щелкнуло колено. Гай облился холодным потом и замер. Но было уже поздно – проклятый андроид стоял рядом со шкафом и, не мигая, снизу вверх смотрел на своего хозяина. Выражение обиды сошло с его физиономии, теперь она излучала искреннее удовольствие. Андроид поднял кулак с зажатым в нем ножом и улыбнулся.

Это был конец! Гай затравленно озирался в поисках хоть какого-нибудь оружия. Он готовился дорого продать свою жизнь.

Вновь хлопнула входная дверь. Дафна! Вернулась, чтобы разобраться в ситуации! Вместо того, чтобы вызвать помощь! Дура!

- Беги! – заорал Гай. – Спасайся!

Но это была не Дафна. На пороге гостиной возник высокий плотный мужчина в костюме, с сумкой через плечо. Постоял несколько секунд, оценивая ситуацию. А потом, оттянув левой рукой лацкан двубортного пиджака, сунул правую за пазуху. Точно таким жестом, которым киношные крутые парни достают свой верный многозарядный скорчер. Отвесив челюсть, Гай смотрел на нежданного спасителя.

- Прошу прощения, - приятным басом сказал тот, и Гай узнал его – это был мерзавец менеджер из фирмы «Верный друг».

В руке мерзавца что-то блеснуло – слишком маленькое для скорчера. Но менеджер, не колеблясь, нацелился на андроида. Гай ожидал какого-нибудь звука – оглушительного выстрела или, на худой конец, тихого хлопка. Чего-нибудь, что можно было бы принять за финальную точку – кошмар кончился и можно жить дальше. Но ничего такого не было: менеджер сжал кулак и андроид застыл, уронив руки вдоль тела.

- Вы забыли пульт, - сказал менеджер, словно ничего не случилось. – Вот, решил вам занести.

Он подошел к неподвижному андроиду, вынул из его руки нож, внимательно осмотрел, попробовал остроту лезвия ногтем большого пальца и хмыкнул. Потом положил нож и пульт на журнальный столик и с любопытством уставился на клиента.

- Помогите мне, - срывающимся голосом сказал Гай. Ледышка пережитого страха медленно подтаивала у него в животе. – Принесите стремянку из кладовки. Направо по коридору и до конца.

Менеджер повиновался не хуже андроида. С его помощью Гай кое-как слез со шкафа и на дрожащих ногах, спотыкаясь на каждом шагу, бросился в туалет. Когда он вернулся, менеджер возился возле домашнего бара Гия. Вытащил одну бутылку, другую, третью, удовлетворенно качнул головой и до половины наполнил стакан с толстым дном.

- Сядьте, - приказал он, и Гай плюхнулся в кресло – ноги все еще плохо держали его. – Выпейте! – В руку ему ткнулся стакан, и Гай послушно отхлебнул, даже не почувствовав вкуса. – И я тоже, с вашего позволения.

Не дожидаясь ответа, менеджер налил и себе порцию. Устроившись во втором кресле, он поднял свой стакан, приветственно кивнул и отпил глоток. Причмокнул, смакуя напиток.

- Превосходный джин, - сообщил он, рассматривая стакан на просвет. – «Черный корсар», если не ошибаюсь? У вас хороший вкус, господин Джорджеску.

- Что вы себе позволяете? – запоздало возмутился Гай. – Ворвались ко мне в дом, пьете мой джин… А ваш андроид, между прочим, чуть не убил меня!

- В самом деле? – вежливо удивился менеджер.

- Представьте себе! Гонялся за мной с ножом! Вот с этим самым! – Гай ткнул пальцем в нож, лежащий на журнальном столе.

- Гм. – Левая бровь менеджера изломалась домиком, обозначая скепсис. – И что, у вас есть доказательства нападения?

От возмущения Гай онемел и просто сунул под нос наглецу раненую руку. Менеджер внимательно осмотрел уже подсохший порез.

- Пустяки, - небрежно сказал он. – Простая царапина. Вы где угодно могли получить ее. В том числе и порезавшись ножом. Вот этим самым! – И он весьма похоже изобразил интонации. Гая.

Гай растерялся. Такого поворота он не ожидал.

- То есть как это – сам? – воскликнул он. – Но вы же все видели! Своими глазами!

Менеджер пожал могучими плечами, сделал еще глоток. С сожалением посмотрел на пустой стакан, отставил его в сторону.

- А что я видел? Ну, сидит клиент на шкафу… ну и что? Мало ли какие причуды бывают у людей? Я, знаете ли, и не такое видывал.

- Но ваш андроид…

- Стоял себе спокойно, ожидая приказа!

- С ножом в руке?!

- Почему нет? Наверное, вы решили научить его готовить. Из наших андроидов получаются замечательные кулинары.

От ярости у Гая помутилось в голове. Вот, значит, как? Хотите избежать ответственности? Свалить проблему с больной головы на здоровую? Ничего у вас не выйдет, милостивые государи! Не на того напали!

- Слушайте, вы… как вас там…

- Абдер Крейцер, к вашим услугам. Можно просто Эйб.

- К услугам? И вы называете это услугой? Подсунули мне бракованный товар, я чуть не погиб! Да я вас засужу! В порошок сотру! Простой компенсацией вы у меня не отделаетесь, это я вам обещаю!

Пережитый ужас все еще бродил в Гае, настойчиво требуя выхода. К нему присоединилась обида – меня считают за лоха! – и ощущение собственной ничтожности, от которой хотелось плакать. Гремучая смесь! И Гай не выдержал, взорвался.

Он орал и потрясал кулаками, брызгая слюной. Он бегал по гостиной, нависал над менеджером и страшно скалился ему в лицо. Он грозил фирме «Верный друг» и лично Абдеру Крейцеру карами земными и небесными, обещал дойти до Комиссии по правам человека, Президента и самого Господа Бога. Он был великолепен в своем гневе и наслаждался небывалой внутренней свободой. Вот как надо! Вот! Не мямлить, не просить, искательно заглядывая в глаза, а требовать! И кулаком, кулаком по столу, для вящей убедительности!

- Серьезные обвинения, - сказал менеджер, когда Гай выдохся и затих. – Очень серьезные. И требуют таких же серьезных доказательств. Подождите, не начинайте все снова, у меня от вашего крика голова разболелась. Давайте спокойно все обсудим, как серьезные взрослые люди. Итак, наш андроид напал на вас. Это невероятно, невозможно и все такое, но – пусть. Допустим, это правда. Скажите, господин Джорджеску, ваш дом оборудован системой видеонаблюдения?

- Нет, - просипел Гай сорванными связками. – С какой стати?

- Значит, записи… гм… инцидента у вас нет. Тогда что остается? Ваше слово? Поверьте, это несерьезно. Нашим адвокатам такие, как вы, на один зубок.

- Допросите андроида! Они не врут! Не умеют.

- Не врут, - согласился менеджер Крейцер. – А толку-то? Если их показания не принимаются в суде? И я снова вас спрашиваю – что у вас остается?

Гай напряженно размышлял. С такой стороны он проблему еще не рассматривал. Ему-то казалось, что все очевидно, что все будет легко и просто. А тут вон какие сложности! И вдруг Гая осенило.

- Пси-сканер! – с торжеством воскликнул он. – А? Что скажете?

- Да, - кивнул Крейцер. – Это серьезно. Это может сработать. Итак, вы наймете пси-сканера, чтобы он… гм… распотрошил вам мозги. Иными словами – вытащил истину на свет Божий. Редкая профессия, дорогая услуга… я бы сказал – весьма дорогая… У вас есть деньги, господин Джорджеску?

- Найду, - с вызовом сказал Гай. – Займу. Кредит возьму, в конце концов! Мои деньги это не ваша забота!

Он хорохорился, не испытывая и сотой доли уверенности, которую демонстрировал. Деньги! Все и всегда упирается в деньги! А где их взять? Богатеньких друзей у него нет и не предвидится, все его немногочисленные друзья, включая Дафну и профессора Клаузевица, бедны. И в самом деле, что ли, взять кредит? Но кто ему даст? Он и так в кредитах, как дворовый пес в репьях, еле-еле удается наскрести на ежемесячные проценты.

- Вам не дадут кредит, - словно подслушав его мысли, заявил Крейцер. – Как только банки узнают, в какую авантюру вы хотите ввязаться – а они узнают, уверяю вас! – то сразу же вам откажут. Под благовидными предлогами, разумеется. Никто в здравом уме не захочет выступить против нас. Пусть даже косвенно, всего лишь финансируя иск некоего Гая Джорджеску против фирмы «Верный друг».

Гай подавленно молчал. Возразить ему было нечего.

- Но даже если вы найдете деньги - предположим и такое развитие событий! – оплатите услуги пси-сканера, подадите на нас в суд… Вы думаете, суд пройдет незаметно? Шито-крыто? Нет, такого точно не будет! Журналисты зубами вцепятся в сенсацию, растрезвонят о ней всему миру! Хотите знать, почему? Все очень просто, Гай. «Верный друг» - фирма с именем, с репутацией. Скандал с ней – это же конфетка! Которую с удовольствием проглотит любой обыватель. Да и вы, Гай, человек известный… в определенных кругах. Поверьте опытному человеку – журналисты вам проходу не дадут! Вы язык сотрете, давая им интервью, ваше имя будет звучать во всех новостях. Вам перемоют все косточки, переворошат ваше белье… Это же настоящие гиены, беспринципные личности! Оно вам надо?

Гай поежился. Он и в самом деле был хорошо известен – «в определенных кругах», как изящно выразился Крейцер. Видный теоретик-евгенолог, он не боялся высказывать и отстаивать свое мнение. Охваченный полемическим задором, он схлестывался с многочисленной, враждебно настроенной аудиторией, язвительно высмеивая скептиков и разбивая в пух и прах железными доводами своих противников. Только вот беда – для этого Гаю Джорджеску требовалось, чтобы его и оппонентов разделял экран монитора. Вот тогда он был велик! Он вещал, он вдохновлял и вел за собой. Но стоило ему очутиться лицом к лицу с живым человеком, куда что девалось? Все умные мысли мигом вылетали у него из головы, остроты умирали, не родившись, и Гай становился косноязычен и суетлив. Жалкое зрелище, право слово!

Сегодняшняя вспышка яростного красноречия была случайностью. Выбросом адреналина, спровоцированным пережитым страхом смерти. В таком состоянии даже хилые старушки способны отправить вора-громилу в нокаут.

- Так а что же делать? – спросил он почти жалобно. – Я ведь действительно пострадал… чуть не погиб. Честное слово, я не вру!

- Я верю, - сказал Крейцер. Перегнувшись через стол, он успокаивающе похлопал Гая по здоровой руке. – Верю, что не врете – так сыграть испуг невозможно, если только вы не великий актер. Но и поверить в то, что вы правы, что наш андроид вознамерился причинить вред человеку… Не могу, хоть убейте! Они просто физически на это не способны! И дело тут не в какой-то особой многофакторной защите, хотя она тоже присутствует. Самое главное, что любой андроид является почти точной психоэмоциональной копией своего хозяина. Порезать человека  ножом для андроида все равно, что порезать самого себя – страшно, больно и вообще глупость несусветная. Конечно, если бы вы были склонны к аберрациям психики… но вы не склонны, уж поверьте нашим опытным специалистам.

- И что вы предлагаете? – хмуро спросил Гай. – Забыть об этом пустяке? Выпить еще по глоточку джина и разойтись?

- Разбираться! – Крейцер решительно рубанул воздух рукой. – Надо разобраться в ситуации самым тщательным образом. Но! – Он поднял палец, многозначительно помолчал. – Без всех этих судов, мозгокрутов и журналистов. Только вы и я. Я, Абнер Крейцер, как полномочный представитель компании «Верный друг. И вы, Гай Джорджеску, как частное лицо.

- Не хотите выносить сор из избы? – язвительно осведомился Гай. – Чистенькими хотите остаться?

Его язвительность пропала втуне – Крейцер не обратил на шпильку никакого внимания.

- Да, - серьезно кивнул он. – Хотим. Да и вам шумиха ни к чему, как мне кажется. И я вам обещаю – если в этом инциденте есть хоть капля нашей вины, вы получите такую компенсацию, о которой даже не мечтали. Кстати, ваше добровольное сотрудничество будет оплачено отдельно, и оплачено очень щедро. Ну что, согласны?

Черт его знает, то ли харизматичность представителя сыграла свою роль, то ли правота его слов, но Гай был склонен согласиться с этим предложением.

Да, вся эта шумиха вокруг скромного него, скандальная известность и нездоровая популярность, это неприятно. Очень неприятно. Но дело не только в этом! Главное, что при мирном исходе ему не понадобится пси-сканер. Вот странное дело – он же сам несколько минут назад хотел этого, он вцепился в эту идею зубами, в долги готов был влезть ради этого! А сейчас сама мысль о том, что кто-то будет копаться в его мозгах, вызывала у него легкую панику.

Гай недоумевал, удивляясь сам себе. Что на него нашло? У него никогда не было глупого обывательского предубеждения против пси-сканеров. Опытные – нет, опытнейшие профессионалы! Элита, можно сказать, каждый на вес золота. Они могли не только вытащить основательно забытые события на поверхность сознания, но и приглушить острые болезненные воспоминания, мучающие человека как больной зуб. При нужде Гай, без колебаний и сомнений, отдал бы свой драгоценный мозг в руки этих ребят. Но это было раньше. Сейчас же в Гая словно бы вселился другой человек, который до одури боялся такого вмешательства.

В другое время Гай охотно бы поразмышлял о причинах такой перемены, но сейчас на это не было времени – напротив него сидел полномочный представитель Абнер Крейцер и ждал ответа. Брови его хмурились с едва заметным неудовольствием, пальцы выбивали нетерпеливую дробь по полированной столешнице. В опасной близости от этих крепких пальцев находились пульт управления андроидом и разделочный нож, отнятый у Роба. Гай содрогнулся и отвел глаза.

- Согласен, - обреченно вздохнул он.

- Ну-ну-ну, - укоризненно сказал Крейцер. – Откуда такой пессимизм? Вы мне не доверяете, это понятно. Вы уверены, что я сделаю все, чтобы «отмазать» своих работодателей, что я буду предвзят и необъективен. Но дайте мне немного времени, и вы убедитесь, что я ваш друг. В противном случае вы вольны выгнать меня и… что там у вас по плану? Пси-сканер, суд?

Гай настороженно молчал. Представитель фирмы на его стороне? Наемный рабочий восстал против своих работодателей? А Крейцер достал из сумки регистратор, поставил его на стол и включил.

- Разговор будет записываться, - сообщил он. - Без вариантов.

Следом за регистратором он извлек служебный планшет с плоским двумерным экраном. Повозил пальцем, отыскивая нужный файл, подтолкнул планшет к Гаю.

- Прочитайте и распишитесь.

- Что это? – с подозрением спросил Гай.

- Доверенность. В которой указано, что я, Абнер Крейцер, мастер-наладчик фирмы «Верный друг»,  имею право расследовать случай нестандартного поведения андроида номер… э-э-э… - Крейцер заглянул в планшет: - номер QXP-17 дробь 21, серия «Домашний слуга». Пострадавший – Гай Джорджеску… идентификационный ген-код и адрес заполните сами… Да, вот здесь. Теперь дата, подпись… приложите ладонь вот сюда… Готово!

Крейцер убрал планшет обратно в сумку, откашлялся.

- Начинаем, - объявил он. – Итак, Гай Джорджеску, почему вы купили андроида, которому вы дали имя Роб?

Гай удивился. Он был уверен, что менеджер… то есть, мастер-наладчик… начнет расспрашивать его о поведении Роба. Мол, не было ли у того каких-то странностей, всегда ли он слушался с первого раза и все такое прочее. Но Крейцера это не интересовало. Точнее, интересовало, но – не в первую очередь.

- Не знаю, - сердито сказал Гай. – Вы посоветовали, я купил. Наверное, вы были очень убедительны.

- Я неправильно выразился. Я имею в виду – почему вы вообще решили приобрести андроида? Видите ли, когда я сказал, что вы человек известный, я нисколько не кривил душой. Вы никогда не скрывали своих взглядов, открыто выступали против применения андроидов в быту. «Меморандум неравнодушных» - это же ваша работа? И вдруг такая кардинальная перемена. С чего бы это?

- А какое ваше дело? – заносчиво спросил Гай. – Я – ученый! Для меня главное факты. И если я изменил свое прежнее мнение, значит, для этого были веские причины. И потом, я тоже человек. И мне свойственно ошибаться, как и вам…

За словесной, ничего не значащей словесной шелухой Гай скрывал свою оторопь. Пока Крейцер не озвучил сей факт, он и не подозревал, что убеждения его – выстраданные, обоснованные, не из пальца высосанные – разлетелись вдребезги, сменившись своей полной противоположностью. И Гай недоумевал, как такое могло случиться? Вот так, ни с того ни с сего…

И, самое главное, в памяти не осталось ничего от той логической цепочки, приведшей к такому изменению. Совсем ничего!

- Пусть так, - согласился Крейцер. – Но дело не в том, что вы изменили свою точку зрения – тут вы правы, это только ваше дело. Дело в другом – вы сделали это внезапно. И очень быстро. Вот смотрите. – Крейцер пододвинул планшет к себе, нашел нужный файл. – Одиннадцатого числа вы выступаете на онлайн-конференции. Где в пух и прах громите своих оппонентов, ратующих за расширение сферы применения андроидов.  Это означает, что по крайней мере одиннадцатого числа вы все еще были против андроидов. Так?

- Так, - вынужден был признать Гай.

В левый висок воткнулся острый шип и заворочался там. Нервы, подумал Гай. Такая встряска для организма даром не проходит. Морщась, он массировал висок. Голос Крейцера, слишком громкий, начинал раздражать.

- Пойдем дальше. В тот же день, вечером одиннадцатого числа, вы отправляетесь на Рузу. Там вы проводите четыре дня, валяясь на пляже, а потом возвращаетесь на Землю.

- Вы что, следили за мной? – изумился Гай. – Вы спятили? Вы знаете, чем вам это грозит? Вам лично и вашей паршивой конторе?

- Следили? – удивление Крейцера просто дышало естественностью. – Да ни Боже мой! С какой стати? Тем более, что все эти сведения получены мной из открытых источников. С вашей страницы, в том числе – вы разместили там запись вашего триумфального выступления на конференции. И были так любезны, что поделились со своими ближайшими планами на будущее – отдых на Рузе, Белый пляж, отель «Караманга»… Кстати, моя младшая сестренка ваша большая поклонница, у нее даже есть ваш автограф - висит в рамочке, над письменным столом… Надеюсь, она когда-нибудь повзрослеет. Ну да не о ней речь… Итак, в «Караманге» вы пробыли четыре дня, а шестнадцатого числа вернулись домой. И что же вы сделали первым делом?

- Что? – спросил Гай.

- Обитатели этого мира были вполне благополучными и выглядели довольными. Они изучили законы природы и научились ими пользоваться. Они жили в городах, изобрели огромное количество самых разных механизмов. Они летали на железных птицах, поднимаясь выше неба, и плавали в брюхах железных рыб, погружаясь на немыслимую глубину. Одного им не хватало для полного счастья – магии. Так посчитал этот ребенок и стал учить тамошних людей заклинаниям. Но у него ничего не вышло. Кто его знает, почему, но в том выдуманном мире наши заклинания не работали. Возможно, у этого ребенка была слишком буйная фантазия, и он придумал такой мир, который не подчинялся своему создателю. Как бы то ни было, ребенок нашел выход из ситуации – он стал придумывать свои заклинания.

Директор замолчал, еще сильнее вжав голову в плечи. Повисла тишина. Пауза тянулась так долго, что стала уже неприличной.

- И что? – не выдержала Загогулина. – Мальчик придумал заклинания – а дальше?

Директор покачал головой.

- Я не говорил, что это мальчик, - медленно проговорил он. – Я не говорил, что это девочка. Я говорил о ребенке. Просто о ребенке. А что касается придуманных им заклинаний… что ж, они сработали. Причем наилучшим образом. Люди того мира стали магами, как мы. Они научились вызывать дождь, ходить по воде и становиться невидимыми. Они могли разделить кусок хлеба между сотней голодных, были неуязвимыми для оружия и владели языком зверей и птиц. Не все, далеко не все! Единицы, я бы сказал - те, которых тамошние обитатели назвали кудесниками. Они были… нет, не так – они стали самой могущественной силой того мира… доброй и справедливой силой, как понимал доброту и справедливость маленький ребенок…

- Не хотела бы я там жить, - пробормотала Загогулина, и тролль кивнул, соглашаясь.

- Да, так вот, у этого ребенка после оглашения придуманных им самим заклинаний оставались во рту отдельные звуки. Ну как у нас с вами остается шелуха от семечек. И он сплевывал эту шелуху, где попало. В том числе и в реальном мире. Безусловно, придуманные заклинания, а уж тем более их остатки, не несли никакой смысловой нагрузки и ни на что не влияли… да и не могли повлиять, если честно. Но некоторые звуки неожиданно вступали в резонанс с тонкими планами бытия и вызывали их искажения. Незначительные, быстро проходящие, но тем не менее. Так, например, один мальчик, когда хотел соврать, начинал лаять. У одной женщины (прекрасной кулинарки, кстати) все кастрюли варили перловую кашу. Одну только кашу и ничего более, вне зависимости от ингредиентов, которые она закладывала в эти кастрюли. Уважаемый ученый вдруг разучился читать и горько плакал, разглядывая незнакомые закорючки в книгах. Соломенное чучело ожило, слезло с шеста и отправилось в путешествие, намереваясь дойти до горизонта. И все это происходило само по себе, без заклинаний и направленной воли.

- Пробой, - взволнованно выпалила экзорцист Бригги. – Господин директор, это же пробой!

- Это похоже на пробой, - поправил ее директор. – Но это не пробой. Не было зафиксировано ни малейших признаков проникновения иной реальности в нашу. Никакого конфликта или смешения свойств разных Вселенных. Кроме того, как я уже говорил, все… гм… чудеса, которые я описал, заканчивались сами собой и безо всяких последствий. А кому, как не вам, знать, что в случае пробоя мы бы так легко не отделались. На зачистку бреши были бы брошены все силы: армия, МЧС, добровольцы… Да что я вам рассказываю, вы и без меня это всё прекрасно знаете.

- Ну, наверное, - неуверенно согласилась Бригги. – И все равно, было бы интересно поговорить с этим маль… то есть, с этим ребенком.

- Вряд ли вам это удастся. Этого ребенка давно уже нет. Он вырос.

Все это время Лерия сидела ни жива ни мертва. Она боялась даже взглянуть на тролля, чтобы не выдать себя. И опасалась, что именно этим себя и выдает.

Он все знает, в панике думала она. Или догадывается. Иначе зачем эта многозначительная притча о странном ребенке? Но как, откуда? Волси проболталась? Конечно, она, больше-то и некому! Господи, она такая маленькая, такая доверчивая и бесхитростная, этому гнусному старику ничего не стоило обвести малышку вокруг пальца, разговорить… Что она ему наболтала? Вряд ли слишком много, она и сама ничего толком не знает, не понимает. Для нее это просто чудесная сказка, в которой она – добрая фея, исполнительница желаний. Обычная фантазия маленькой девочки, ничего из ряда вон выходящего. Но вот если она рассказала об отце, о своем любимом папочке…

Больше всего на свете Лерии хотелось провалиться сквозь землю. Схватить Волси в охапку и рухнуть вниз, в ледяную безопасную темноту. Но она была уверена, что проклятый тролль предусмотрел и этот способ побега.

Господи, что же мне делать, с тоской подумала Лерия.

- Так а что же нам теперь делать? – эхом отозвалась Загогулина. – Я имею в виду – с девочкой, с Волси?

- Что нам делать с девочкой Волси? – пропел директор на известный мотивчик. – Эй, девочка Волси, что нам с тобой делать?

Виновница переполоха, надувшись, исподлобья смотрела на директора и молчала.

- Тебе мама говорила, что так делать нельзя?

- Ну, говорила.

- А ты ее, значит, не послушалась. Да?

- Я послушалась, - с негодованием возразила Волси. – Я всегда слушаюсь маму. Только я иногда забываю.

- Плохая девочка, - подвел итог директор. – Недисциплинированная. А недисциплинированным детям не место в школе. Вот что, коллеги, я предлагаю перевести Волси на домашнее обучение. На годик-другой, пока она не повзрослеет. Кто против? Никто? Вот и славно. Сейчас я издам приказ, и ты, Волси, будешь учиться только дома.

Тролль взмахнул волосатыми лапами, достал из воздуха пергамент, вечное перо и печать. А Волси не выдержала и разревелась.

- Я не хочу дома, - всхлипывала она, размазывая слезы по мордашке. – Я хочу в школе, с ребятами.

- Тогда веди себя хорошо и не позорь мать, - рявкнул директор. «Маленькая засранка» он вслух не произнес, только подумал. Но подумал так громко, что его услышали все, включая Волси. – А не то я вызову детского инквизитора…

- И он меня съест? – плаксиво спросила Волси. – Вместе с косточками?

Лишь чудовищным усилием воли директор сохранил грозное выражение лица. Пожалуй, оно даже стало свирепым, потому что тролль выпучил глаза и надул щеки. Все остальные присутствующие, включая Лерию, поспешно отвернулись и тряслись, издавая невнятные стонущие звуки.

- Нет, - наконец сдавленно произнес директор. – Он поставит тебя на учет.

Тролль вытащил из кармана огромный клетчатый платок, сунулся в него лицом и принялся сморкаться:

- Грр-га-га-га. Фрр-гы-гы-гы.

- У тебя носик заложило? – с сочувствием спросила Волси.

Директор взвыл.

- Да идите же, идите! – страдальчески закричал он из-под платка. – О, господи!

Лерию не надо было просить дважды. Схватив дочь в охапку, она пулей вылетела за расколдованную дверь, а вслед ей раздавался могучий, сотрясающий стены, громовой хохот тролля.

Каким чудом Лерия повторила свой маршрут по школьному двору, она и сама не поняла. Может быть, по воздуху перелетела? Говорят, в экстремальных ситуациях у человека включаются скрытые резервы, в том числе и способность к левитации. В себя она пришла только возле горгульи. Тяжело дыша, Лерия опустила Волси на землю и оглянулась.

Позади было тихо, никто их не преследовал, никто не показывал пальцами на них. Только маячила в окне первого этажа огромная физиономия. Некстати вспомнилось: всех детей до десяти лет тролли называют одним общим словом «ребенок». Никаких мальчиков и девочек, просто ребенок, и точка.

Так это он что, про себя историю рассказал? – подумала Лерия с внезапным сочувствием. Надо же, не знала, что у троллей такая богатая фантазия.

- Мам, я в школу пойду? – требовательно спросила Волси.

- Если будешь себя хорошо вести, - ответила Лерия, все еще думая о мальчике-тролле.

- Но я бы не пустила, - сказала горгулья. – Ни за что. – И добавила с горечью: - Что, девки, доигрались? А я говорила! Я предупреждала!

- Это вы нам? – с опаской спросила Лерия, отступая от каменного стража.

- Ну а кому еще?

Рядом с горгульей соткалась из воздуха женская фигура.

- Бабушка Нерги! – обрадовалась Волси и бросилась ей на шею. – А мне разрешили в школу ходить!

- Это мы еще посмотрим, - хмуро сказала Нерги, отстраняя внучку. – Говорила же я тебе,- обратилась она к Лерии, - рано девчонку на ту сторону пускать. Мала она еще.

- Ну, мам, - защищалась Лерия. – Петр так хотел увидеть дочку. Он так по ней скучал.

- Потерпел бы! Тоже мне, скучальщик нашелся. Я тебя к твоему отцу только в восемь лет отпустила.

- Так и Волси скоро восемь!

- Да? – озадачилась Нерги. – Ну, значит, ты поумнее ее была. Во всяком случае, меня к директору не вызывали. Рассказывай, что там было?

Рассказывать было долго и неохота, поэтому Лерия просто обнажила кусочек воспоминания, делая его доступным. Мать поворчала, что-де мал кусочек, надо бы побольше, с предысторией, но Лерия была непреклонна, и мать смирилась. Некоторое время она изучала воспоминания дочери, хмыкая и качая головой, брови ее то хмурились, то задирались на самый верх лба. Лерия терпеливо ждала, глядя вдаль и стараясь ни о чем не думать. Волси, обняв горгулью за шею, что-то шептала ей в ухо, а горгулья блаженно жмурилась и хрипло мурчала, как большая кошка. Начинал накрапывать дождик.

- Какой интересный мужчина, - сказала Нерги, и Лерия очнулась.

- Что? – удивилась она. – Кто? Зирин?

- Какой еще Зирин? При чем тут этот мальчишка? Я про вашего директора.

Глаза Нерги блестели, щеки разрумянились. Лерия с удивлением смотрела на мать. Она что, влюбилась? Да нет, быть такого не может!

- Мам, но он же страшный, - с осуждением сказала Лерия.

- Он же старый, - пискнула Волси.

- Много вы понимаете, соплячки, - отрезала Нерги.

Вынув из кармана гребешок, она провела им по волосам, сразу помолодев лет на десять. Подмигнув дочери и внучке, бабушка двинулась к школе; походка у нее сделалась молодая, упругая.

- У меня тут пара вопросов возникла, - сообщила она загадочно. – Надо бы лично переговорить с вашим директором.

- Тебя не пустят, - сказала Волси. – Потому что у тебя пропуска нет.

Она ошиблась – горгулья не только не остановила непрошеную гостью, но еще и лапой услужливо подтолкнула калитку: добро пожаловать, мол. Нерги улыбнулась и мимоходом потрепала школьного стража по шее. Морда у горгульи стала счастливой.

Ну надо же, думала Лерия, глядя вслед матери, вот ведь как бывает. Наверное, надо будет купить новое кресло в гостиную – попрочнее, помощнее, специально для троллей. Для одного тролля. А то где бедному директору сидеть, если он заглянет на чаек? Не на полу же, это будет невежливо. Хотя, о чем это я? Тролли прекрасно умеют уменьшаться в размерах, когда им это надо. Не любят, но умеют. Интересно, он женат? Если да, то мне очень жаль бедную мамочку – все тролли славятся верностью своим избранникам. И, кстати, как его зовут? Может, наша нарушительница дисциплины знает?

- Слушай, Волси… - Лерия обернулась к дочери, и все вопросы мигом вылетели у нее из головы.

Девочка превратилась в застывшую статую – белый мрамор щек, прозрачные бутылочные донца глаз. Собственно, самой девочки здесь не было, всей своей сутью она перенеслась на ту сторону. А в этом мире осталось лишь ее отражение – вполне себе материальное, вещественное, которое можно было потрогать. Такой своего рода маяк, якорь, благодаря которому Волси могла без проблем вернуться домой.

Опять? – обреченно подумала Лерия. Ну как не вовремя! И дождь, как назло, усиливается.

Однако ничего сделать было нельзя. Лерия растянула над собой и дочерью защиту и приготовилась терпеливо ждать.

- Иди сюда, - сказала она горгулье. – Ну? Здесь сухо. А я на тебя сяду, если ты не возражаешь.

Но горгулья, по-собачьи мотая башкой, в смятении попятилась, не отрывая взгляда от девочки. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Мы не гордые, мы и постоим.

Вот такие дела, думала Лерия, ежась от сырого ветра. Вот такая особенность нашего рода… очень древнего рода. Из всех разумных только тролли древнее нас. Еще, пожалуй, гномы, да и то не факт. Они, конечно, могут говорить все, что угодно, но в старинных преданиях четко написано – это Первая Мать, желая развлечь свою маленькую дочь, слепила из камня гнома.

А отцом этой дочери был человек с той стороны.

Так и повелось, из поколения в поколение – каждая девушка из рода Первой Матери начинала свою взрослую жизнь с того, что рожала дочь от мужчины из другого мира. Потом она могла выйти замуж и нарожать еще кучу детей, мальчишек и девчонок. Но первенцем у нее всегда была айрри - дочь со смешанной кровью.

Отношения матери и отца айрри складывались в дальнейшем по-разному, но всегда были обречены – мужчина с той стороны не мог попасть в мир своей женщины, а женщина, оставшись в мире своего мужчины, теряла все свои способности, память и даже разум. Поэтому встречи влюбленных были редкими, короткими и в конце концов прекращались вовсе.

Где находится та сторона, Лерия не знала. И никто не знал. Может быть, в иной Вселенной. Может быть, где-то рядом, на соседней планете. Расстояние не имело значение. Приходило время, и для айрри начинал властно звучать зов иного мира, и противиться ему было невозможно. Первый опыт перемещения был всегда болезненным, вроде потери девственности, и пугающим. Поэтому начиная с трех-четырех лет матери начинали брать айрри на ту сторону – чтобы в трудный момент быть рядом с дочерью, успокоить ее, объяснить, что происходит. А лет с восьми-девяти девочка, набравшись опыта под руководством взрослых, могла самостоятельно перемещаться между мирами.

Как правило для того, чтобы встретиться с отцом, подумала Лерия и вздохнула. Отцы были проводниками дочерей в незнакомом им мире, приглядывали за ними, учили и развлекали. А взамен получали любовь дочери и вместе с ней – удачу в делах, крепкое здоровье, долгую жизнь. Но мой отец слишком недолго побыл со мной, он умер, когда мне едва исполнилось десять лет. Точнее, погиб на войне, не создав семью, не оставив потомков в своем родном мире, и мама до сих пор ухаживает за его могилой.

Бедная мама! Она так и не простила себе, что не смогла помочь любимому, не вытащила его из огненного ада. Она так и не вышла замуж. Впрочем, улыбнулась Лерия, очень может быть, что скоро кое-что изменится. Интересно, каково это - называть «папой» тролля?

Лерия подумала о Зирине и покраснела. Мама давно уже заводит с ней разговоры о замужестве, намекает, что Волси нужен отец. Но что делать, если они с Петром до сих пор любят друг друга? И то, что он женился, ничего не меняет в их отношениях. Ну, если только совсем чуть-чуть. Не слишком-то весело встречаться украдкой.

Лерия вспомнила, как это началось. Она навещала могилу отца – огражденный кусочек земли с пирамидой, украшенной сверху красной пятилучевой звездой. Положила цветы, постояла молча, потом решила прогуляться по городу. И встретила его, Петра. Это было как гром среди ясного неба, они взглянули друг на друга и влюбились сразу, страстно и навсегда.

Он катал меня на машине, водил в кино, учил работать на компьютере. А я дарила ему свою любовь и удачу. Я хотела быть с ним рядом всю жизнь. Неделя пролетела, как один день, а потом меня разыскала мама и уговорила вернуться. Никому не будет хорошо, если ты превратишься в сумасшедшую идиотку, сказала она. И Петру в первую очередь. Такова судьба женщин нашего рода – жить в разлуке с любимыми, сказала она. И подумай о ребенке, в конце концов. О вашей с Петром дочери. Разве она не достойна того, чтобы родиться и жить?

Я послушалась ее тогда и ни о чем не жалею. Я продолжила наш род и теперь вольна в своих поступках. Могу навсегда вернуться к Петру. Только вот это «навсегда» будет очень коротким. Год, много – два, и чудесная маленькая фея, как называет меня Петр, исчезнет. А ее место займет чудовище.

Не хочу, подумала Лерия. И не буду. Потому что – глупость. У Петра своя жизнь, а у меня – своя. Моя жертва никому не будет нужна, и мне самой в первую очередь. А меня Волси, у меня мама и… и, может быть, Зирин. И Лерия снова покраснела.

Да, но с Волси надо быть построже, мама права. И директор прав, и даже Загогулина. И вообще все педагоги правы, когда рекомендуют отдавать айрри в специализированные школы, где опытные экзорцисты учат девочек контролировать свои способности. Которые, как всем известно, превосходят способности обычного человека. Ведь главное тут что? Главное, не навредить другим людям! А у Волси с самоконтролем дело обстоит неважно – вон, Зирин рук лишился и вообще. Но как отдать ее, такую маленькую, такую домашнюю, на пятидневку? Она же с ума сойдет! Не Волси, а она, Лерия. Волси-то как нравится в школе, ее тянет к другим детишкам, они отлично играют вместе. Но если в школе узнают, что она айрри… Лерия горестно покачала головой – обязательно донесут в инквизицию, поставят на учет, и придется бедной Волси отправляться в интернат! Впрочем, директор, кажется, уже знает. Или догадывается. Интересно, что он предпримет? Судя по всему, он с симпатией относится к девочке, но ведь безопасность других детей, это вам не кот чихнул! И если ему придется выбирать… если он решит, что Лерия плохая мать и не может призвать к порядку маленькое ходячее бедствие…

… Волси тихонечко вздохнула – раз, другой. На лицо девочки возвращались краски, ресницы задрожали. Глядя перед собой невидящими глазами, девочка машинально сминала в кулачке клочок серой дымки. Когда клочок превратился в тугой комочек, Волси сложила пальцы, словно намереваясь отщелкнуть комочек подальше от себя. Вот же засранка! – с чувством подумала Лерия. Опять двадцать пять! Ну сколько можно ей говорить, что мусорить нельзя? Что каждая эманация с той стороны может попасть в кого угодно с самыми непредсказуемыми последствиями! Когда же она это запомнит? Или, в самом деле, отшлепать ее хорошенько, вдруг поможет?

Словно подслушав мысли матери, Волси сунула смятый комочек остаточных эманаций в карман. Еще раз вздохнула, уже полной грудью, и окончательно очнулась.

- Привет, мам! – радостно сказала она.

- Привет, - строго сказала Лерия. – Ну, что на этот раз случилось?

- Меня папа позвал! – Волси прямо таки лучилась гордостью. – Он очень-очень сильно меня позвал! На помощь.

Ну вот что это такое? – с раздражением подумала Лерия. Взрослый же человек, мужчина! Должен сам свои проблемы решать, а не звать на помощь маленькую дочь. Даже если эта дочь – волшебница. Ну, погоди, Петр, я тебе устрою! Такой скандал закачу, не рад будешь, что на свет появился.

- И ты, конечно, помогла, - хмуро сказала Лерия.

- Ага, - Волси сияла. – Там папа с тетей Йулей, – девочка с трудом выговорила непривычное имя, - катались на лодке. А лодка перевернулась. И мальчик утонул. Он совсем маленький, даже меньше меня. Тогда папа стал кричать. Очень громко кричать. А я услышала. И спасла мальчика. Вот.

У Лерии подкосились ноги, и она без сил опустилась на холодную сырую траву. Гад, с ненавистью подумала она, сволочь. Ради какого-то мальчишки ты посмел подвергнуть смертельной опасности нашу с тобой дочь? Мою дочь! Не прощу! Никогда и ни за что!

- Волси, - с трудом проговорила Лерия непослушными губами. – Волси, девочка моя, ты не должна была этого делать.

- Должна, - немедленно возразила Волси. – Это же мой братик! Я вот сколько раз просила у тебя братика? А ты все – потом, потом… Зато папа…

- Ты же плохо плаваешь! – Лерию затрясло, она с трудом сдерживалась, чтобы не начать орать и визжать. – Ты могла утонуть… погибнуть! Господи, Волси…

Она разрыдалась. Волси подбежала к матери, горячо обняла.

- Мамочка, так я же в воду не лезла! Честное слово, правда-правда! Братик уже глубоко был, я бы его не достала. Я по-другому его спасла.

- Как? – всхлипнула Лерия, прижимая маленькое тельце к бешено стучащему сердцу.

- Ну, тетя Йуля сказала: зачем мы вообще приехали на это озеро. Тогда я сделала так, - Волси изобразила руками какое-то сложное движение. – И они не поехали. И братик остался жив. Только они теперь ничего не помнят, - грустно добавила Волси и шмыгнула носом. – Жалко. Теперь папа меня не похвалит.

Потрясенная услышанным, Лерия долго молчала, разглядывая дочь. Отменить случившееся, заставить историю пойти другим путем… Нет, это невозможно! Это противоречит всем законам Бытия! Но Волси не врет, это совершенно точно! И ничего не придумывает. Это было, на самом деле было!

- Я ему расскажу, - с трудом разлепив губы, пообещала Лерия. – Только, Волси, девочка моя родная, пообещай, что больше ты так делать не будешь. Потому что если с тобой что-нибудь случится… Я этого не переживу. И бабушка тоже не переживет.

- Ничего со мной не случится, - заявила Волси с детской уверенностью в собственном бессмертии. – Мне так тетя сказала.

- Какая тетя? Юля?

- Нет, другая. Взрослая. Взрослее даже бабушки. Она сказала, что я должна помогать и спасать. И вот чего мне дала.

На маленькой ладошке, испачканной чернилами, появился солнечный зайчик. От него веяло теплом и уверенной силой. Надежной защитой от него веяло тоже, и Лерия почувствовала, как уходит страх, как спадает чудовищное напряжение, навалившееся на нее после рассказа дочери. Теперь она точно знала – все будет хорошо.

Потому что когда Первая Мать берет человека под свое крыло, этому человеку больше нечего опасаться.

- Красивый какой, – сказала Лерия. – Ты его береги, ладно? И никому не показывай.

- Ладно, - согласилась Волси, сжала кулачок и сунула его в карман.

Лерия крепко поцеловала дочь и встала. Дождь припустил уже по-хорошему. Пора было отправляться домой. Лерия огляделась – на ближайшей стоянке дремали два ездовых дракона. Выбрав того, который выглядел помоложе, Лерия свистнула особым образом. Дракон открыл глаза, зевнул, выпустив клуб дыма, встряхнулся и резвой трусцой побежал к пассажирам.

- Ну, мам, - капризно протянула Волси. – Я не хочу на драконе, от них плохо пахнет.

- Потерпишь, - строго сказала Лерия.

- Давай лучше на самоходной повозке! Так интереснее!

- Какая еще повозка? – возмутилась Лерия. – Ты посмотри, какой дождь! Пока до дома доедем, ты вся промокнешь, заболеешь и уж тогда точно в школу не пойдешь.

Девочка надулась, но больше спорить не стала. По подставленной лапе они забрались на спину дракона, устроились в удобной ложбинке между рабочих крыльев. Гладкая драконья чешуя излучала приятное тепло, а малые крылья, прозрачные, как стрекозиные крылышки, сомкнувшись над головой пассажирок, обеспечили им защиту от дождя. Лерия вдохнула привычный запах разогретого металла и улыбнулась.

- Ну, хорошо же? – весело спросила она.

- Хорошо, - согласилась Волси.

Прижавшись к матери, девочка закрыла глаза и задремала. Лерия связалась с диспетчерской, продиктовала свой домашний адрес. Диспетчер перевел человеческие слова на драконий язык, и дракон, тяжело хлопая крыльями, поднялся в воздух.

Ей всегда было жалко школьных горгулий – такие они все были несчастные, потрепанные. Беззащитные перед буйным натиском юности, жаждущей знаний, они быстро старились и приходили в негодность. Срок их службы редко когда превышал тридцать лет, а потом бедняг списывали на пенсию или переводили в какое-нибудь местечко потише. В тюрьмы, например, или в каторжные каменоломни, где бывшие школьные стражи доживали свой век в покое и довольствии. Некоторые из них, те, кто сохранил остатки рассудка, писали мемуары, где делились своим богатым жизненным опытом. Мемуары эти пользовались определенным спросом, их охотно издавали, хотя строгие цензоры неизменно ставили отметку «18+» и не рекомендовали к прочтению лицам с неустойчивой психикой. Школьные учителя дружно осуждали подобные низкопробные книги и тайком штудировали их в поисках новых педагогических методов.

Несмотря на заклинание неприступности, школьная ограда тут и там зияла прорехами, сквозь которые мог без труда протиснуться средних размеров тролль, не говоря уже о стройной спортивной женщине. Но Лерия дисциплинированно дождалась, пока перед ней распахнется калитка. Во-первых, ей не хотелось обижать горгулью – пусть у той сердце из камня, но оно тоже умеет страдать. Во-вторых, обиженный страж обязательно доложит о нарушении директору школы, а терять таким образом очки в предстоящем сложном разговоре было бы глупо.

С преувеличенной сердечностью распрощавшись с горгульей, Лерия шагнула на каменные плиты дорожки, ведущей к зданию школы. Тотчас перед ней зашлепали невидимые босые ноги, оставляя за собой влажные отпечатки ступней с перепонками между пальцами. И хотя дорожка была прямая, как стрела, невидимка шел каким-то замысловатым маршрутом: сворачивал на песчаные тропинки, петлял между карликовых пиний, розовых кустов и прочей флоры, иногда возвращался назад, но, тем не менее, шаг за шагом приближался к школьному крыльцу. Лерия беспрекословно следовала за проводником - не так уж и давно она сама была девчонкой с косичками и хорошо помнила, как вместе с друзьями устраивала «засады». Стараясь ступать след в след, она с любопытством разглядывала ловушки, на ходу пытаясь разгадать принцип их действия.

Вот «костяная нога» - старая добрая классика. Ступи на неприметную кучку рыхлой земли и до конца дня ног не будешь чувствовать.

Вот «сплюшка» - крупный пышный цветок, выделяющийся среди своих собратьев. Качается в полном безветрии, поблескивает капельками росы на упругих лепестках. Так и тянет его понюхать, но делать этого нельзя ни в коем случае, иначе заснешь сладким сном на пару часов. Как эти пчелы, которые в изобилии усеяли землю под розовым кустом.

«Собачий хвост», «балабол», «жручка» - все такое милое, родное, хотя и основательно подзабытое за ненадобностью. А вот это что-то новенькое, это мы не проходили! Похоже на «сиену жженную», но не «сиена», потому что «сиену» обходят с подветренной стороны, а мы аккуратненько наступаем ровно посредине кляксы.

Среди множества ловушек, изготовленных с ведома и под руководством учителей, скрывались самоделки, устроенные весьма хитроумно и с великой тщательностью. Лерия обязательно бы вляпалсь в одну такую или даже не в одну, но невидимка был на высоте, обходя абсолютно невинные и безопасные на первый взгляд участки сада.

Лерия так увлеклась, что не заметила, как дошла до здания школы. Невидимый проводник поднялся по крыльцу, отбил лихую чечетку возле массивной входной двери и исчез. А Лерия, улыбаясь, взялась за деревянную, отполированную миллионами касаний дверную ручку.

Уроки были в разгаре – широкий коридор был пуст, светел и тих, если не считать невнятного бормотания, доносившегося из-за плотно закрытых дверей. Невольно Лерия почувствовала себя школьницей, прогуливающей уроки, и ей тут же захотелось куда-нибудь спрятаться, чтобы её не засекли. Желание было абсурдным, но очень сильным, и Лерии пришлось приложить усилие, чтобы избавиться от него. Ты не девочка, строго сказала она самой себе. Ты взрослая женщина, мать, тебе предстоит серьезный разговор, так что гони прочь это иррациональное чувство вины!

Внушение помогло, но лишь отчасти – Лерия вздернула подбородок и с независимым видом зашагала по коридору. Но двигаться при этом старалась как можно тише.

Откуда-то потянуло запахом паленой шерсти – наверняка старшеклассники, сбежавшие с урока, балуются в туалете «халявой». Лерия усмехнулась. Надо же, ничего не меняется! Сколько ни говори молодым дурачкам о вреде «халявы», сколько ни гоняй их, все равно будут украдкой творить заговор перед контрольными. Ну и попадет же им! Чуть поколебавшись, Лерия сделала пасс левой рукой и шепотом проговорила одорирующее заклинание. Запах исчез, и тут же из стены высунулась черноволосая мальчишеская голова и с любопытством огляделась. Увидев Лерию (она при этом сделала самое строгое лицо), мальчишка испуганно ойкнул и мгновенно втянулся обратно в стену.

Это маленькое происшествие развлекло Лерию и подняло ей настроение. Так что к кабинету директора она подошла спокойная, улыбающаяся и, подняв руку, уверенно постучала в дверь.

- Войдите, - раздался медлительный рокочущий бас.

Этот бас, конечно же, принадлежал директору – это Лерия определила сразу: здоровенный, даже по меркам его народа, тролль скалой возвышался посреди кабинета, едва ли не царапая потолок острой макушкой, и было совершенно непонятно, как он ухитряется входить и выходить через крошечные человеческие двери. Наверное, подумала оробевшая Лерия, при строительстве школы его сперва поместили внутрь, а потом уже возвели вокруг него стены. Иначе никак не получается.

- Госпожа Лерия? – пророкотал тролль. – Вы пунктуальны. Проходите, присаживайтесь.

Он, бедняга, изо всех сил старался умерить свой голос, но все равно от его слов дрожали стены и стекла, искажалось пространство и время, а люди чувствовали себя так, словно им внутрь запихнули вибросупрессор и включили его на полную мощность.

Основательно оглушенная Лерия, пошатываясь, пробралась к указанному месту и почти рухнула в удобное кресло. Директор отступил к стене и словно бы съежился, став меньше ростом. Сразу стало легче, и Лерия, переведя дух, сумела осмотреться.

В кабинете они были не одни, за спиной директора испуганно жались в углу трое учителей: две женщины и мужчина. Хотя, что значит - жались? Почему – испуганно? Чего или кого они могли здесь бояться? Не маленькую же девочку в школьном платьице! Которая смирно сидит на стуле, скромно сложив ладошки на коленках.

Встретившись глазами с матерью, девочка улыбнулась и помахала рукой:

- Привет, мам!

- Привет, Волси, - жалобно вздохнула Лерия. – Так это из-за тебя меня вызвали в школу? Что ты опять натворила?

Огромные серые глаза Волси сделались честными-пречестными. У Лерии упало сердце – дела явно обстояли хуже, чем она предполагала, получив вызов от директора.

- Я ничего не делала, мам. Ну, правда! Провалиться мне на этом месте!

Лерия открыла было рот, чтобы дать язвительную отповедь маленькой врушке, но все слова мигом вылетели у нее из головы, едва она заметила крошечную искорку, на краткий миг вспыхнувшую рядом с дочерью. Поспешно распахнув третий глаз, Лерия вгляделась и ахнула – руны! Руны Оков, оплетающие всю маленькую фигурку Волси!

От ярости у Лерии помутилось в голове. Она встала и выпрямилась, сжав кулаки. Волосы зашевелились у нее на голове, между извивающимися прядями с шипением проскакивали электрические разряды.

- Что это значит? – звенящим голосом спросила она. – Как вы посмели? Моя дочь что - преступница?

Вместо ответа директор махнул лопатообразной ладонью. Руны Оков осыпались с тихим звоном, но это нисколько не умалило материнский гнев.

- Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! Я до министерства дойду, ясно вам? На весь эфир вас ославлю, от вас мокрого места не останется! Надо же было додуматься – сковать ученицу, маленькую девочку! Увольнением вы у меня не отделаетесь, это я вам обещаю! Волси, дай мне руку, мы немедленно уходим отсюда!

Раздался тяжкий грохот, от которого вздрогнуло все здание школы. Взвизгнув, Лерия обернулась на звук и с изумлением увидела, что дверь, обитая мягким звуконепроницаемым материалом, вдруг превратилась в монолитную каменную плиту, вросшую в стены. Впрочем, изумление быстро сменилось злостью: тролли издавна славились своим умением возводить нерушимые крепости.

- Я буду жаловаться, - беспомощно оглядываясь, повторила Лерия. – Вы до смерти напугали ребенка.

До смерти напуганная Волси с восторгом глядела на директора, глаза ее сияли.

- Это ваше право, - согласился директор. – Жалуйтесь кому хотите и куда хотите. Хоть весь эфир на уши поставьте. Но сперва выслушайте. Кстати, за Оковы не извиняюсь, это было сделано для безопасности вашей дочери.

- Да неужели? – язвительно спросила Лерия. Она потихоньку приходила в себя, и даже рокочущий бас тролля больше не оглушал. Ну, громкий голос, даже слишком… ну и что? Мало ли у кого какие особенности?

- Представьте себе. Но об этом чуть позже… Прошу вас, госпожа Ямра.

Из угла неохотно выступила классная руководительница Волмы, причем у Лерии сложилось впечатление, что она сделала это не по доброй воле, что ее просто подтолкнули в спину. С ней Лерия общалась несколько раз: и лично, и по вид-зеркалу - и никак не могла запомнить ее имя. Волма называла учительницу Загогулиной, и это было удивительно меткое прозвище – худая, некрасивая, вся какая-то изогнутая, бедная Ямра действительно напоминала загогулину, нарисованную малышом.

- У вас есть претензии к моей дочери? – холодно спросила Лерия. – Она что, плохо учится?

Загогулина всплеснула руками, словно пытаясь взлететь.

- Ну что вы! – воскликнула она, косясь на ученицу, которая с интересом прислушивалась к разговору. – Волсичка очень умная… я бы сказала – талантливая девочка! Своеобразная, но талантливая, да. Конечно, она могла бы учиться и получше, если бы приложила чуточку больше усилий. Но у нее такой живой, такой непоседливый характер…

Загогулина замолчала, на ее лице было написано неподдельное страдание. Директор пришел на помощь учительнице.

- Госпожа Ямра хочет сказать, что у вашей дочери проблемы с дисциплиной, - пояснил он.

- Да? – Лерия изобразила удивление. – Вот бы никогда не подумала. Дома она ведет себя хорошо.

- Я с ней не справляюсь, - убито призналась Загогулина. – Нет, так-то она девочка как девочка, не хуже и не лучше остальных. Золотая середина, я бы сказала. Но иногда… иногда на нее находит. Вы меня понимаете?

- Нет, - соврала Лерия. – Вы вообще о чем? Она что, хулиганит? Шалит?

Загогулина вдруг просияла.

- Да! – воскликнула она, с благодарностью глядя на мать своей ученицы. – Вот именно – шалит! Прекрасное определение, лучше и не скажешь! Обычные детские шалости, да. И я бы, поверьте, не имела ничего против, все детки шалят, даже старшеклассники. Но, милая моя, всему же есть предел! Ладно еще, когда ломаются и портятся вещи; это неприятно, но терпимо. Но когда от детских шалостей страдают люди… Поговорите с Волси, - страстно попросила Загогулина, прижав руки к груди. – Пусть прекратит это. Раз она дома может держать себя в руках, может, и в школе сумеет?

- Пусть прекратит – что? – спросила Лерия, изо всех сил стараясь соблюдать спокойствие. Годы практики не прошли даром, никто ее волнения не заметил. – Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

- Поясните на конкретных примерах, госпожа Ямра, - вновь вмешался директор. – И не смущайтесь. Вот как мне все рассказывали, так и госпоже Лерии расскажите.

Загогулина с тоской посмотрела на свою ученицу и покорно кивнула головой:

- На конкретных примерах? Что ж, пожалуйста… Вот представьте – идет урок, Волси внимательно слушает, активно участвует в обсуждении и вообще молодец, прям сердце радуется. И вдруг хлоп – и она замирает. Как статуя замирает, и глаза аж стеклянные становятся. Только губы шевелятся… ну, знаете, как все малыши заклинания проговаривают, когда учатся не вслух их произносить, а про себя… А после этого как раз всё и случается!

- Что – всё? – сквозь зубы спросила Лерия. – Мне надоели ваши намеки и беспочвенные обвинения. Если есть что сказать, так говорите. А нет, так мы пойдем.

Люди, в панике думала она, удерживая на лице холодно-презрительное выражение. Она сказала – люди страдают. Кто-то покалечился? Умер? Только не это! Боже, пожалуйста, только не это!

- И скажу! – запальчиво воскликнула Загогулина. Судя по всему, тон Лерии задел ее за живое. – Всё скажу, не постесняюсь! Вот у нас в классе: полетная метла сломалась – раз. Действующая модель, между прочим, родительский комитет деньги собирал. Просто сломалась, напополам. Ни с того, ни с сего. Кристаллы гаснут один за другим – два. А что такое погасший кристалл? Просто камень, пусть даже и драгоценный. Говорящий василиск разучился говорить – три! Да у меня в классе уже скоро ни одного наглядного пособия не останется… а кто оплачивать это все будет? Кто, я вас спрашиваю? Но это, конечно, ерунда, вычтут у бедного учителя из зарплаты и дело с концом. Зачем учителям деньги, в самом деле… Но вот под Златочкой стул сломался, девочка упала, ушиблась. Или случай с Бибулей – его портфель вдруг приобрел отрицательный вес и взмыл вверх. Между прочим, вместе с ребенком. Мальчик выглядел очень глупо, болтаясь под потолком. К тому же, он гном, у него акрофобия, так что мальчик получил сильнейшую психологическую травму. А если бы ребенок сорвался и упал? А если бы это случилось не в классе, а на улице? Он мог погибнуть!.. Почему вы смеетесь? Тут смеяться не над чем!

- Я не смеюсь, - сказала Лерия, изо всех сил борясь с истерикой. – Это нервное.

- Нервы у нее, вы только подумайте! Это не у вас нервы, милая моя, это у нас нервы! На пределе, между прочим! Особенно после сегодняшнего случая… Коллега Зинир, прошу вас, продемонстрируйте! – Загогулина вдруг спохватилась и посмотрела на директора: - Если вы, конечно, не против.

- Нет-нет, - сказал директор. – Отчего же? Это будет даже полезно.

И он ласково улыбнулся Лерии. Улыбка у него, как и у всех троллей, была пугающая.

Из угла вышел молодой крепкий мужчина в спортивной форме, мускулистые его руки были скрещены на груди. Обведя всех присутствующих отрешенным взглядом, он вытянул руки вперед.

- Вот, - сказал физкультурник.

«Что – вот?» - хотела спросить Лерия, но не успела: кисти рук физкультурника вдруг шмякнулись на пол и, резво перебирая крепкими пальцами, побежали через весь кабинет прямиком к Лерии. Завизжав, женщина запрыгнула в кресло и попыталась ногой отпихнуть страшные обрубки. Безуспешно – самостоятельные кисти шустро, как тараканы, забрались следом, подпрыгнули, повисли на женщине. Правая схватила руку Лерии и принялась трясти, как в рукопожатии. А левая, нахалка этакая, игриво ущипнула женщину за ягодицу.

Лерия визжала и отбивалась, Загогулина злорадно хохотала, а физкультурник хлопал глазами и был красен. В суматохе все как-то позабыли про Волси, но она сама напомнила о себе. Выступила вперед и, топнув ногой, крикнула:

- Не сметь обижать мою маму!

Шум мгновенно стих. Учителя снова забились в угол и оттуда с ужасом таращились на девочку; руки взволнованно топотали по полу, а их хозяин, шепотом чертыхаясь, пытался их поймать и прирастить.

Девчонка сейчас сорвется, отчетливо поняла Лерия, глядя на дочь. Господи ты боже мой, какая же я дура! Чем мне Оковы-то помешали? Нет, чтоб сделать вид, что ничего не заметила, так нет, принципиальность решила проявить, опытных педагогов захотелось на место поставить. Ну, и что теперь делать? Как дочь спасать? И всех остальных заодно?

- Гр-р-хм, - откашлялся директор, укоризненно глядя на Волси. Под взглядом тролля девчонка оробела и смирно уселась обратно на стул, паинька паинькой. Даже глазки потупила, юная негодяйка.

Вся дрожа, мокрая от пережитого кошмара, Лерия кое-как сползла с кресла и уселась прямо на пол.

- Вы за это ответите, - прошептала она.

- Вот вам и потерпевший, - сказал директор. – Первый самый настоящий потерпевший, который остался без рук. И вернуть все, как было… не уверен, что это возможно… и уж конечно это потребует колоссальных усилий.

- Ну не знаю, - неуверенно проговорил физкультурник Зинир. – Стоит ли так беспокоиться из-за меня? Я имею в виду, что не считаю себя пострадавшим. Руки меня слушаются, я их чувствую на любом расстоянии. А что иногда они своевольничают, так это мы исправим. Со временем.

- Вы за это ответите, - тупо повторила Лерия.

Руки Зинира робко, как нашкодившие щенки, приблизились к женщине, помогли ей встать, отряхнули, усадили в кресло, принесли стакан воды, которую Лерия жадно выпила. Ну и ничего особенного, подумала она, отдавая стакан, руки как руки. Сильные, теплые… мужские. И хозяин у них симпатичный. Вон, опять зарделся, как красная девица.

- Кыш, - сказала Лерия, сгоняя правую руку, устроившуюся у нее на коленке.

- Ну? - сказала Загогулина. – Теперь-то вы понимаете?

- Да, - сказала Лерия. – То есть, нет. Я не понимаю, при чем тут моя дочь? У вас в школе творится черт знает что, а виновата маленькая девочка? Вам самим-то не смешно?

Загогулина на мгновенье потеряла дар речи, а потом вскинула руки, оскалилась и затрясла головой. Воздух вокруг нее сгустился, отчетливо запахло серой.

- Да что вы такое несете? – позабыв о педагогике и вежливости, заорала она. – Ваша дочь – настоящее ходячее бедствие! Все дурацкие, нелепые, необъяснимые случаи происходят лишь в ее присутствии! И начались они именно тогда, когда ваша Волси поступила в нашу школу! Ничего подобного до нее не было! И, кстати, почему вы ушли из прежней школы, а? Причем с прекрасными характеристиками? Молчите? Так я вам скажу – от вас избавились! Откупившись ничего не значащими бумажками. И лично я с удовольствием сделала бы тоже самое, лишь бы защитить своих учеников от вашей… вашей… от вашего чудовища!

Жалко девочку, подумала Лерия. Она только-только начала привыкать, подружилась с ребятишками. Но школу опять придется менять, это ясно. Господи, как же надоело! Когда же это все кончится?

- Вы несете какую-то чушь, - холодно сказала она. – Мы сменили школу, потому что переехали к морю, так нам посоветовали врачи. И вы об этом прекрасно знаете. Но раз вы считаете, что моя дочь виновата… что ж, отлично! Докажите это! Это ведь несложно, правда? Остаточные эманации любых, даже самых слабых заклинаний держатся не менее двух-трех часов. Каждый из нас может уловить их и отследить по ним их генератора. Не можете? Не хватает квалификации? Пригласите опытного педагога со стороны, пусть устроит для вас мастер-класс. А иначе у нас разговора не будет. И вообще, я подумаю насчет пребывания Волси в вашей паршивой школе. Сдается мне, что мою малышку здесь просто травят.

От возмущения Загогулина потеряла дар речи, она побагровела, из горла у нее вырвался задушенный хрип, пальцы рук скрючились, как когти у хищной птицы. Казалось, она сейчас с клекотом бросится на Лерию. Но в это время из-за широкой спины физкультурника высунулась третья, всеми позабытая учительница, совсем еще юная, тоненькая, вчерашняя студентка.

- А можно я? – робко спросила она. – Можно мне? – И подняла руку, как поднимают руки примерные ученицы, желающие дать ответ.

Директор благосклонно взглянул на девушку и кивнул:

- Разумеется, коллега Бригги. Думаю, школьный экзорцист просто обязан высказать свое мнение. Дело ведь нешуточное, речь идет о судьбе ребенка.

Бригги - «нежность» по старо-шаронски, вспомнила Лерия. Это имя ей удивительно идет. Но что станется с милой застенчивой девушкой через десять, двадцать лет? Заматереет, забронзовеет, покроется непробиваемой шкурой толщиной в локоть, научится судить с ходу и рубить с плеча, как все экзорцисты. Трубку научится курить. Но пока одно удовольствие смотреть на нее, так трогательно краснеющую от ключиц до корней пушистых волос.

- Меня зовут Бригги, я школьный экзорцист, - волнуясь, представилась девушка, хотя в этом не было никакой нужды. – Конечно, у меня еще нет большого опыта, но я закончила университет с отличием, очень люблю свою работу и… и вообще очень стараюсь. Вот.

Лерия настороженно кивнула. По собственному опыту она знала, что именно такие – молодые, полные щенячьего энтузиазма и нерастраченных сил специалисты способны если не на все, то на многое. Она сама была такой когда-то.

- В основном я провожу коллективные сеансы, так предусмотрено школьным расписанием, - продолжала Бригги. – Но иногда, в особых случаях, я провожу с детьми индивидуальные занятия. И с Волси тоже. Видите ли, госпожа Лерия, она меня очень заинтересовала.

- Еще бы, - хмуро откликнулась Лерия. – После всех этих грязных слухов и сплетен, после беспочвенных обвинений…

В углу возмущенно каркнула Загогулина, но на нее не обратили внимания.

- Ну… в общем, да, - поколебавшись, призналась экзорцист. – Понимаете, это же уникальный случай! Нельзя было пройти мимо него, это было бы непрофессионально. Да и ребенок… Волси нуждалась в помощи, это было очевидно. Поэтому мой долг…

Очень осторожно, стараясь, чтобы никто не заметил, Лерия приоткрыла свое восприятие… совсем на чуть-чуть, на маленькую щелочку… и сквозь эту щель потянулась к окну, к его вещественной сути. Ну, конечно! Проклятый тролль заколдовал не только дверь, но и окно тоже: оставаясь внешне неизменным, прозрачным и хрупким, стекло, тем не менее, приобрело крепость стальной брони. Пожалуй, сейчас оно могло выдержать прямое попадание боевого дракона или даже артиллерийского снаряда! И Лерия обреченно подумала, что они с дочерью в ловушке, что побег невозможен.

Директор насмешливо улыбнулся краешком губ и еле заметным кивком подтвердил: да, невозможен. А что ты хотела, дорогуша?

Лерия вздохнула и стала слушать Бригги, а та разливалась соловьем. Если, конечно, можно представить себе соловья с горящими глазами и профессиональным нимбом экзорциста над головой.

- … очень довольна. В душе Волси я не нашла ни Зла, ни даже Тени его. Ни малейших следов, представляете? Безупречно чистая душа ярко выраженного младенческого типа!

- Еще бы, - надменно вскинула голову Лерия. – Я со всей ответственностью подхожу к своим родительским обязанностям. Моя дочь прекрасно воспитана.

- Э-э-э, да-да, конечно, - Бригги была явно сбита с толку словами Лерии. – Воспитание, это очень важно и... Но я, собственно, немножко о другом хотела сказать. Понимаете, сама девочка чиста и невинна, она никому не причинила зла, и это мое профессиональное мнение, на котором я настаиваю. Но есть один неприятный момент. Дело в том, что во внешнем слое ауры Волси я обнаружила следы коррозии.

- Что? – испуганно воскликнула Лерия, мгновенно позабыв и о запертой двери, и о запертом окне, и о побеге. – Коррозия? Что это значит? Моя дочь больна? На нее навели порчу?

- Нет, - отрезала Бригги, и столько уверенности было в этом ее коротеньком слове, что Лерия сразу ей поверила. – Никакой порчи, это я вам со всей ответственностью заявляю. Но вот сглаз… Понимаете, механизм воздействия уж очень похож: кто-то опосредованно, через вашу дочку, глазит других людей. И, разумеется, это оставляет следы в ее ауре. Скажите, вы когда-нибудь обращались к сглазнюку?

- Мы каждый год проходим диспансеризацию, - растерянно сказала Лерия. – И нам никто никогда…

Бригге досадливо отмахнулась.

- Я не про поликлинику. Случай с вашей дочкой, это совершенно не их уровень. Мне самой понадобилось несколько сеансов, чтобы я обнаружила у Волси следы коррозии. А что может увидеть участковый сглазнюк за жалкие десять-пятнадцать минут? Нет, вам нужен высококлассный специалист, поверьте. Который найдет сглазное слово, раскрутит всю цепочку и выведет нас на вредителя. Мой вам совет – обратитесь в Институт Сглаза и Порчи, там работают настоящие профессионалы. Дать вам контакты? И, пожалуйста, не затягивайте. Да, пока еще ничего по-настоящему серьезного не случилось, но тут важно не упустить время. Иначе сглазное слово прирастет к личности Волси, и удалить его будет крайне сложно… если вообще возможно… Вы понимаете, о чем я? Как это скажется на будущем девочки? Находиться рядом с ней уже сейчас небезопасно, а лет через десять… - Бригги покачала головой. – Интернат, - прошептала она, направляя свой голос прямо в ухо Лерии. – Специализированный интернат, со всеми вытекающими. Я проходила там практику, я знаю, о чем говорю. Лучше до этого не доводить.

Лерия позволила себе расплакаться. Это было не очень трудно, сказывалось и напряжение последних дней, и этот непростой разговор. Физкультурник, девочка-экзорцист и Загогулина, у которой, в общем-то, было доброе сердце, бросились ее утешать. Лерия всхлипывала, высокохудожественно размазывала тушь по щекам, сморкалась в предложенные платочки, пила воду из протянутых стаканов и благодарила. Волси, получив ментальный щелчок по лбу, осталась на своем стуле, растерянно хлопала глазами и тоже готовилась зареветь.

Паршивая девчонка, думала Лерия, скрываясь за всей этой суетой, как опытный воин скрывается за дымовой завесой. И ведь сколько раз тебе говорили: сделала дело - собери остаточные эманации в кулачок и незаметно выброси. Ты же не разбрасываешь, где попало, фантики от конфет? Нет, ты несешь их в мусорку, как хорошая девочка. Почему же с этим ты поступаешь по-другому? Видишь, к чему это все привело? И что нам теперь делать? Опять школу менять? Или по попе тебе надавать, для вразумления? Когда же ты уже повзрослеешь, Волси?

Я больше не буду, мамочка, каялась испуганная Волси. Не надо по попе. И в другую школу не надо, мне здесь очень нравится.

- Да-да, спасибо, - всхлипывая, говорила Лерия. – Вы уж простите меня… Ну, конечно, я замечала, недавно начала замечать. Но все думала, что девочка повзрослеет, перерастет… Да, согласна, страусиная политика… Да, безответственно… Но ведь еще не поздно? Правда же не поздно все исправить? Бригги, милая, может, вы попробуете? Позанимаетесь с моей дочуркой? Конечно, я все оплачу… О, спасибо, огромное спасибо! Вы такая добрая! Мне кажется, мы сможем обойтись своими силами.

Ни в какой Институт Сглаза мы, конечно, не пойдем, угрюмо думала Лерия. Там настоящие матерые профи, они быстро поймут, что сглаз тут ни при чем. А школьный экзорцист дело другое. Молодая, неопытная девочка, ей нетрудно будет заморочить голову. Но за Волси пора браться всерьез, слишком уж мы ее распустили. Немного дисциплины ей точно не помешает.

- Простите меня, простите, - со слезами на глазах твердила Загогулина. – Я была так несправедлива к Волсичке. Я думала, что она капризная избалованная девчонка… и даже предположить не могла, что все дело в болезни!

Руки физрука хлопотливо порхали вокруг Лерии – вытирали слезы, гладили по голове, нежно похлопывали по спине… иногда чересчур нежно. Сам физрук пялился в потолок и делал вид, что он тут ни при чем. Как его там – Зинир? Красивое имя. И сам он весьма неплох… приятно будет как-нибудь прогуляться с ним по берегу моря, хотя она, Лерия, предпочитает мужчин постарше…

- Гр-р-хм, - сказал тролль, и все замолчали, повернулись и посмотрели на директора, про которого, честно говоря, в суматохе как-то позабыли.

Пятеро диких гнорров вплотную приблизились к силовому полю, уселись на корточки. Они пристально разглядывали Пушистика, застывшего напротив, с другой стороны барьера. Гнорры не произнесли ни звука, они почти не двигались даже, но у многих сложилось странное впечатление, что произошёл некий обмен мнениями, своего рода разговор. После чего дикие гнорры ушли, а Пушистик лёг на траву, закинув руки за голову. Он всматривался в звёздное небо и тихонько урчал, как урчит домашняя кошка под ладонью человека.

- Что-то произойдёт, - взволнованно сказала Этери. – Будь я проклята, но я уверена, что эксперимент подходит к концу.

- Да, - согласился Даниель, взволнованный ничуть не меньше.

- Нет, - возразил профессор Дитц. – Эксперимент только начинается. Точнее, он переходит в практическую стадию реализации… Молодой человек, вы готовы поделиться с нами славой? Только не просите, чтобы мы поделились с вами своим позором.

- Позором? – удивился кто-то.

Этери мрачно кивнула:

- Проморгать разумную цивилизацию, разве это не позор?

- Позвольте, коллега! Где вы тут увидели разумную…

- Тише! – прервал спорщика непочтительный Даниель. Он во все глаза уставился на экран. – Кажется, начинается.

Из пяти гнорров вернулись трое. Или, может, это были совсем другие гнорры? Они остановились шагах в десяти от силового барьера, подняли и скрестили над головой длинные руки: так дикие гнорры приветствовали своих сородичей. Домашние гнорры так не делали никогда.

Пушистик вскочил. Взвизгнув от радости, он повторил дружеский жест. А потом отбежал подальше от барьера и замер, не опуская рук. Так и стоял неподвижной статуей, облитый звездным светом.

Мучительно медленно тянулись минуты. А потом с неба бесшумно спустилась огромная хищная птица с мощными когтистыми лапами, закружилась над Пушистиком. Выждав нужный момент, Пушистик подпрыгнул, схватил её за лапы, и птица, громко хлопая крыльями, с заметным усилием подняла гнорра в воздух. Перелетев через силовой барьер, она снизилась, Пушистик разжал руки и спрыгнул. Гордо выпрямившись, он стоял напротив своих сородичей, а те повернулись и ушли в лес. Пушистик, не колеблясь, последовал за ними – разумный свободный обитатель Благодатной. Отныне и навсегда – свободный.

От трогательности момента у Даниеля защипало в носу. Он сглотнул комок в горле, откашлялся.

- Интересно, - сказал он, слыша, как предательски дрожит его голос. – Вот интересно, как они называют свою планету?

- Надеюсь, когда-нибудь мы это узнаем, - сказал профессор Дитц, мрачно покачивая головой. – Но я, если честно, на это не слишком бы рассчитывал.

- Почему? – удивился давешний спорщик. – Отсутствие прямого визуального контакта дало прекрасные результаты! Гнорр прекрасно восстановился. Уверен, что наши ксенопсихологи…

Дитц тяжело вздохнул.

- Вы не понимаете, - вместо профессора сказала Этери Габриидзе и тоже вздохнула, только жалобно. – Посмотрите на всё глазами гнорров. Ваши родные, близкие… ваши дети, в конце концов… вдруг становятся животными. В самом прямом смысле – животными. Утрачивают разум, способность говорить, забывают своё прошлое… едят с рук агрессоров и счастливы от этого! Нет, не агрессоров, конечно, мы же не хотели зла, а… Как бы это поточнее сказать?

- Регрессоры, - стесняясь, вставил Даниель. – Это я придумал. Есть прогрессоры, а мы с вами – регрессоры. Пусть даже поневоле.

- Страшно подумать, что мы здесь натворили, - тихо сказал профессор Дитц. – Они столько лет пытались пробиться к нам. Как могли, кричали нам: остановитесь! мы разумные! Но мы были слепы и глухи – мы, так гордящиеся своим разумом… Фактическое истребление целой расы - можно ли простить такое? Не знаю. Нам остаётся только надеяться.

- Они простят, - уверенно сказал Даниель, и все посмотрели на него. – Понимаете, я видел, как они охотятся… в записи видел, разумеется… У них нет оружия, всяких там копий, луков со стрелами, но они им и не нужны. Гнорры просто наводят стаю хищников на добычу и забирают свою часть мяса.

- Так-так-так! – оживляясь, воскликнул Дитц.

- И что с того? – спросил кто-то. – Ну, другой способ охоты. Какое это имеет отношение к нам?

- Гнорры не могут оказать нам открытое сопротивление, - объяснил Даниель. – Камень или палка против нас бесполезны – как только гнорр оказывается в пределах нашего ментального поля… а это, по моим прикидкам, метров семьдесят-восемьдесят в диаметре… гнорр утрачивает разум. Забывает, что хотел сделать и проникается любовью к нам, людям. Но что мешает им натравить на нас волков? На местных животных наше ментальное поле не действует, они с лёгкостью разорвут нас так же, как любую другую добычу. Но гнорры почему-то этого ни разу не сделали. Не додумались? Вряд ли, этих ребят дураками не назовёшь. Скорее всего, они относятся к разуму так же, как и мы – с уважением и пониманием. Даже если обладатель разума совершает ошибки. Главное, чтобы эти ошибки можно было исправить.

- Коллеги, - решительно сказала Этери. – Предлагаю не медля приступить к плану экстренной эвакуации.

- Есть такой план? – удивился и обрадовался Даниель.

- И бросить всё? – Казалось, инженера по эксплуатации от расстройства хватит удар. – Фермы, заводы? Между прочим, здесь живут дети, которые родились на Благодатной, которые считают эту планету своей родиной! Может быть, мы куда-нибудь переместимся? В те области, где не живут гнорры?

- Тотальная эвакуация, и это не обсуждается, - отрезал Дитц.

Инженер по эксплуатации вцепился себе в волосы и жалобно застонал.

Мы освободили первого гнорра, подумал Даниель. Скоро их, свободных, будет много. А мы уйдём. Расценят ли они это как жест доброй воли? Как извинение? Очень на это надеюсь.

В комнату, где проходило стихийное заседание Комитета по гноррам, вбежал дежурный. Бледный, с вытаращенными глазами, он держал в вытянутой руке уником.

- Чэпэ, - хрипло выдохнул он и принялся дрожащими пальцами тыкать в сенсоры уникома. – Вот, смотрите! Это ужас, просто ужас! А до вас не дозвонишься!

На центральный монитор пошла картинка с уникома дежурного, и сперва никто ничего не понял, а когда разглядели, когда поняли, то в комнате повисла гробовая тишина.

Восемь гнорров – семеро взрослых и один старик – вышли к пустой в это время года биостанции в северном полушарии Благодатной. Куда подевалась радуга в их шерсти? Сейчас гнорры были белые, как свежевыпавший снег под их ногами. Старик нёс связку голубоватых клубней, похожих на луковицы тюльпанов. Войдя во двор станции, гнорры уселись в кружок и долго молчали, запрокинув лица к хмурым небесам; мелкий сухой снег сыпал сверху, но гнорры не обращали на него внимания. Потом старик раздал каждому соплеменнику по клубню. Гнорры поклонились друг другу, сунули клубни в рот и принялись жевать.

- Остановите их! – завопил кто-то. – Это же люцея крапчатая, страшный яд!

- Поздно, - дежурный был близок к истерике, он с трудом держал себя в руках. – Это случилось вчера. Тела нашли только сегодня, случайно заметили с вертолёта. Мы дистанционно сняли запись с камеры.

Доев ядовитые растения, гнорры легли на землю, головами друг к другу, затянули какую-то песню. Прошло несколько минут, когда замолк первый гнорр. За ним – второй, третий. Они умирали спокойно, без конвульсий – просто прерывалась их песнь, только и всего. Дольше других продержался старик, но и он замолчал. А снег продолжал падать на остывающие тела.

Профессор Дитц встал. В один миг он словно бы постарел на десяток лет, и голова у него тряслась.

- Ритуальное самоубийство, - тихо сказал он. – Можно ли выразиться яснее? Мы уходим. Только бы не было слишком поздно…

***

Человечество уходило. Полтора миллиона мужчин, женщин и детей были эвакуированы с Благодатной. Заводы, лаборатории, города и поселки были эвакуированы или разрушены до основания. На всей планете остался лишь Даниель – он хотел лично попрощаться с Корноухим, и он заслужил это право.

Даниель сидел на той же самой лавочке, что и в свой первый день на Благодатной. Он был без футболки, в одних шортах и босиком, и теплые лучи восходящего солнца ласково гладили его кожу. Позади него стоял бот, готовый в любой момент взлететь с планеты. Впереди расстилалась равнина, уходящая к морю.

По Благодатной шли бесчисленные стада могучих бизонов. Они разбивались на отдельные группы, расходились, снова сходились, и в их передвижении Даниель угадывал глубокий смысл и ритм – это был танец гнорров. Танцу вторили птицы: сухие звонкие кастаньеты аистов, переливчатые флейты малиновок, печальный фагот выпи – это была музыка гнорров. Одиночные деревья с причудливо скрученными стволами, разбросанные по равнине, – это были скульптуры гнорров.

Цивилизация, думал Даниель. Уникальная цивилизация гнорров, которую мы чуть не погубили. Но кто мог знать, что наш, человеческий разум окажется смертельным ядом для разума иного?

Вы только в начале пути, думал Даниель, мысленно обращаясь ко всем гноррам. На что вы окажетесь способны, чего, в конце концов, достигнете? Может быть, вы приручите бактерии и вирусы? Сольётесь разумом с каждым живым существом на планете? Создадите разумное существо, устойчивое к любым агрессивным средам, и отправитесь покорять Космос?

Как всё это захватывающе интересно, думал Даниель. И как жаль, как безумно жаль, что нужно уходить!

Одновременно с тотальной эвакуацией заработала программа реабилитации гнорров. К счастью, она не требовала ни каких-то специальных условий, ни чрезмерных усилий, достаточно было оградить гнорров от разрушительного воздействия человеческого разума. По всей Благодатной устанавливали силовые периметры с запасом еды и открытым источником воды, где гнорры в полной безопасности приходили в себя. А потом прилетали большие белые птицы, и дикие гнорры уводили своих освобождённых сородичей.

Для Корноухого было сделано исключение, его поместили не просто в периметр, а в силовой купол – чтобы не сбежал. На этом настоял Даниель – признанный специалист по реабилитации гнорров.

- Нам нужен свидетель, - твердил он. – Обязательно нужен свидетель наших добрых намерений и осознанных усилий! Мы не знаем, что запомнят и расскажут освобождённые гнорры. Мы не знаем, как воспринимают ситуацию гнорры дикие – может, они считают, что успешно похищают своих родных и близких из рук захватчиков. Должен быть хоть один гнорр, который увидит весь процесс от начала до конца. Так почему не Корноухий? Он получил минимальную дозу психотоксина, всё время своего пленения он пребывал в изоляции и, значит, оставался в здравом разуме. Я уверен, он поймёт, что происходит. И сумеет донести своё понимание до сородичей. Пусть все гнорры узнают – да, мы, люди, совершили ужасную ошибку. Но мы же её и исправили! И, может быть, народ гнорров поймет и простит нас.

- В этом есть рациональное зерно, - заметил профессор Дитц, и вопрос с Корноухим был решён.

Поначалу Корноухий рвался на волю: бился всем телом о силовой барьер, устраивал подкопы. К нему прилетали большие белые птицы, ударялись в невидимую преграду и улетали ни с чем, а Корноухий провожал их криком, полным боли и тоски.

А рядом с ним, ограниченные периметром безопасности, бродили домашние гнорры, медленно возвращаясь в исходное состояние, и сновали гнорры дикие, зорко приглядывающие за сородичами. Они быстро смекнули, в чём дело, и как только какой-то пациент реабилитационного центра в достаточной мере приходил в себя, за ним присылали птицу.

А Корноухий вдруг успокоился. То ли смирился со своим положением, то ли что-то понял. Скорее всего, последнее: пленник часами внимательно наблюдал за поведением своих, недавно еще домашних, сородичей – молча, напряженно. А потом «рассказывал» о своих наблюдениях вольным гноррам. Так, во всяком случае, считал Даниель, и многие с ним соглашались.

Увы, не всех гнорров удалось успешно реабилитировать. Безвозвратно одомашненными оказались те из них, кто слишком долго прожил с людьми; кто был вывезен с планеты; кто родился в неволе. Пожалуй, их можно было назвать ментальными инвалидами. Животными, с базовым набором инстинктов. Их было не так, чтобы много, в пересчёте на коренное население Благодатной, но и не мало. Их судьба сейчас решалась на самом высоком уровне.

Вернуть «инвалидов» в естественную среду? Но как к ним отнесутся их разумные сородичи? Будут опекать? Прогонят? И не положат ли изгои начало новому виду животных, внешне не отличимых от разумных гнорров?

Вывезти всех, кто не прошёл реабилитацию, с планеты? Разместить в заповедниках? В зоопарках? Но рано или поздно мы установим полноценный контакт с гноррами, наладим сотрудничество… и как мы объясним братьям по разуму, что к их несчастным сородичам, которые пострадали от нас же, мы отнеслись, как к животным? Или мы сможем разработать программу реабилитации для них?

Вопросы, вопросы… Найдем ли мы на них ответы? Даниель истово верил в это со всем пылом юности.

-7-

И вот наступил знаменательный день, когда последний гнорр покинул реабилитационный центр. Остался один Корноухий. Он заметно волновался: то начинал метаться в своей клетке, то застывал у границы силового поля, вглядываясь вдаль. А последние люди, оставшиеся на Благодатной, грузились в челноки, чтобы отправиться на звездолет, ждущий их на орбите.

Даниель посмотрел на экран планшета – Корноухий стоял, напряжённо выпрямившись, и медленно поворачивал голову из стороны в сторону, словно пытаясь отыскать что-то взглядом. Или он прислушивался к чему-то?

- Потерпи, парень, - сказал Даниель. – Осталось недолго.

Сейчас Корноухий был один, но час назад его навещали – самка с детёнышем на руках. Постояла на границе силового поля и ушла. С тех пор, как люди начали массово покидать Благодатную, она приходила каждый день – изящная, красивая самочка Корноухого.

Нет, поправил себя Даниель. Какая ещё самка? Жена Корноухого, ребёнок Корноухого. Любимая и любящая семья. Они ждут и, значит, с Корноухим всё будет хорошо.

Даниель кивнул и встал.

- Мы уходим, - сказал он. – Но мы обязательно вернемся. И тогда ты назовешь мне свое имя. А я тебе – свое. Наша первая встреча была неудачной, мы натворили глупостей. Но вы же простите нас за это, правда? Поймете, что мы не хотели зла?

Даниель тронул сенсор на планшете. Раздался треск электрического разряда, и силовой купол рассыпался весёлыми разноцветными искрами. Силовые купола не имеют обыкновения трещать и искрить, они исчезают незаметно, без всяких спецэффектов. Но этот фейерверк был устроен людьми специально – чтобы Корноухий понял, что силового поля больше нет.

И он понял. Сделал шаг, другой, в нерешительности остановился, вытянув руку в сторону несуществующего более барьера, посмотрел прямо в камеру.

- Иди, - сказал Даниель. – Иди, пожалуйста. Ты свободен.

Подчиняясь внезапному импульсу, Даниель поднял руки и скрестил их над головой: этим жестом гнорры выражали друг другу свои симпатии и потребность в общении. Корноухий не мог этого видеть, но из травы вдруг выползла черно-желтая змейка. Скользнула к человеку, обвилась вокруг голой ноги, трогая незащищенную кожу раздвоенным язычком. Это было щекотно; Даниель засмеялся, наклонился, аккуратно снял змейку с ноги и положил ее на землю.

- До свидания, - сказал он. – Очень надеюсь, что до скорого свидания.

Даниель выключил планшет и зашагал к боту.

Уже взлетая, он увидел на обзорнике самое прекрасное зрелище на свете: черный, как уголь, гнорр стоял, скрестив руки над головой, и смотрел вслед удаляющемся боту.

Каждая семья на Благодатной держала у себя гнорра, а то и двух-трех, да еще подкармливала дикие стайки. А еще гнорры были удивительно красивы – их густая короткая шерстка переливалась всеми цветами радуги.

Даниель знал, что гнорры красивы. По рассказам знал. Но увидеть эту красоту ему было не дано – Даниель был дальтоником. Для него гнорры были окрашены в разнообразные оттенки серого. Те, кто карабкался к нему на колени, требовательно обшаривая карманы, были светло-серые. Те, кто жался поодаль – чуть потемнее. Еще темнее, цвета асфальта, были те, кто робко выглядывал из зарослей травы.

Даниель поднял голову и, прищурясь, посмотрел на группу высоких деревьев метрах в ста от лавочки. Умная оптика мультирежимных очков дала увеличение, и Даниель увидел их. Гнорров. Диких гнорров. Черных как уголь диких гнорров, которые сидели на ветках и молча, с напряженным вниманием, наблюдали за своими более смелыми сородичами.

Мне нужен один, подумал Даниель. Кого бы выбрать? Черт, они все так похожи друг на друга! Хотя вот этот, пожалуй, подойдет: крупный сильный самец с характерной приметой – кончик левого уха отсутствует. Его и будем брать, решил Даниель.

- Фиксирую, - сказал он.

Очки послушно сфокусировались на выбранной жертве, передавая изображение остальным участникам облавы. Корноухий, словно почувствовав внимание к своей персоне, заволновался.

- Охотник, видишь его?

- Вижу.

- Черный?

- Как смоль, - с удовольствием подтвердил охотник.

Он, как и Даниель, тоже был дальтоником. И это было важно, очень важно.

-2-

Животные на Благодатной, словно стремясь подтвердить репутацию планеты, были абсолютно безопасны для человека, за исключением нескольких видов ядовитых змей, жаб и пауков. Все они отличались ленивым добродушием и никогда не нападали на людей. Даже хищники, похожие на земных бурых медведей и волков. И уж тем более не были замечены в агрессии милахи-гнорры, которые оказались самыми дружелюбными, самыми сообразительными обитателями планеты.

Все началось около трех лет назад, и началось с пустяка – дикие гнорры набрели на палатку туристов и разорвали ее в клочья вместе с содержимым. В момент нападения туристов в палатке не было, они занимались дайвингом в компании местных дельфов, поэтому разнузданному бесчинству гнорров ничто не мешало. Случай, конечно, беспрецедентный, но ведь всякое бывает. Люди не пострадали, а это главное. Факт нападения забыть и списать в архив как несущественный.

Но за первым таким случаем последовал второй, третий, четвертый… Гнорры забирались в дома фермеров и на заброшенные научные станции. Они проникали на автоматизированные заводы и в смарт-лаборатории, нападали на беспилотные трактора и грузовики. Они не искали вкусняшек, они не тащили блестящие побрякушки; они целеустремленно и остервенело разносили все в хлам. Пользуясь при этом орудиями труда: камнями, подвернувшейся под лапу арматурой, найденным в кладовке топором…

Это было дико, это было непонятно и пугающе. И, главное, не имело никакой разумной причины. Во всяком случае, с точки зрения людей.

Через короткое время к гноррам присоединились и другие животные. Стада травоядных вдруг сворачивали с пути и неотвратимой армадой перли на посевы, вытаптывая их в пыль. Птицы в самоубийственном порыве атаковали дроны и метеозонды. Даже бабочки, безобидные красивые хрупкие бабочки оказались агрессорами – они пестрыми облаками спускались на сады, а потом прожорливые гусеницы уничтожали листву, оставляя после себя голые скелеты плодовых деревьев.

Да, подобные эксцессы были единичными. Да, они не причиняли особого вреда. Но они были, и с этим нужно было что-то делать. Что? Ну, хотя бы выяснить причину изменений в поведении животных.

Последней каплей, своеобразной вишенкой на торте стал случай нападения гнорров на семью фермера Ингмара Ловакиса. Точнее, не на семью, а на дом. И даже не на сам дом, а на гнорра по кличке Пусик. Так, во всяком случае, утверждал Ловакис, и ему хором вторили многочисленные чада и домочадцы фермера.

Пусика они подобрали в лесу, во время пикника. Гнорр был совсем маленький; у бедняги была сломана задняя лапа, он нуждался в помощи. Каковую Ингмар Ловакис, ветеринар по второму профильному образованию, ему и оказал. Гноррик, как и все его сородичи, быстро привязался к людям; он шел на поправку, и фермер разрешил детям вынести зверька из дома. Чтобы, значит, малыш подышал свежим воздухом.

Тут-то все и случилось.

Гнорры действовали умело и решительно. Пока одни громкими воплями, прыжками и ужимками отвлекали семейство Ловакисов, двое других стремительно пересекли двор, подскочили к жене Ловакиса и выхватили из рук опешившей женщины маленького гноррика. От неожиданности и испуга женщина громко закричала, ее крик подхватили дети, и Ингмар не нашел ничего лучшего, как броситься вслед за похитителями.

- Я сразу понял, что это родители, - смущенно объяснял он потом. – И что они пришли за своим детенышем. Я, собственно, ничего не имел против, я считаю, что дикий зверь должен жить в своей естественной среде. Но у маленького гнорра была наложена фиксирующая повязка из биопласта, и снять ее непросто. Во всяком случае, взрослые гнорры, сдирая ее зубами и когтями, могли сильно навредить детенышу.

Впрочем, далеко уйти похитителям не удалось. Сначала, подгоняемые криками людей и сородичей, они развили буквально спринтерскую скорость, но уже через десяток метров замедлились, стали спотыкаться, оглядываться и к низенькому, чисто символическому забору подошли уже совсем не спеша. Где и сели, уставившись круглыми глазами на приближающегося Ингмара. Вид у них был ошеломленный. Слегка поколебавшись, Ингмар все-таки забрал детеныша у матери. Он действовал аккуратно, с предельной осторожностью – клыки у гнорров были не хуже, чем у какого-нибудь павиана, и фермер опасался укусов. Но гнорры не реагировали. Они без сопротивления отдали детеныша, а когда фермер понес малыша в дом, встали и поплелись следом. Через несколько дней они весело играли с детьми Ингмара, а на собственного ребенка обращали внимания не больше, чем на любое другое домашнее животное.

А гнорры из отвлекающей группы ушли, и больше Ловакисы их не видели.

-3-

- Даю координаты, - сказал Даниель. – Охотник, приготовиться к захвату.

- Готов, - откликнулся охотник.

Корноухий неподвижно сидел на своей ветке; угольно-черная шерсть его словно бы подернулась пеплом. Надо было спешить. Даниель отвел взгляд от животного.

- Начали! – скомандовал он.

Сердито жужжа, как большой шмель, пролетел ловчий дрон. Завис над гнорром, словно примериваясь, и выстрелил в него сетью. Корноухий пошевелился, вялым движением попытался стянуть с себя сеть и опять замер. Через минуту дрон взял курс на лабораторный корпус; под ним, растопырив лапы, медленно вращался в сетке плененный гнорр.

Даниель кинул на землю остатки кукурузы, отряхнул руки и встал. Осторожно пробираясь через стайку суетящихся гнорров, он направился в лабораторию. Его хватали за штанины, обшаривали карманы, умоляюще заглядывали в лицо, чирикали и щебетали, а он терпеливо и аккуратно отцеплял маленькие пальчики от себя.

- Нету, ребята, - ласково говорил он. – Больше ничего нету, честное слово.

Ему поверили и неохотно оставили в покое. Даниель прибавил шагу. В кармане завозился уником, поставленный на беззвучный режим.

- Объект на месте! – бодро доложил лаборант.

- Хорошо, я скоро буду. Как он там?

- Как пыльным мешком ударенный, - сказал лаборант и хихикнул. – Сидит, таращится, придурок придурком. Ну, в общем, все как всегда.

- Выбирайте выражения, Росс, - вмешался сердитый женский голос. – Животное в шоке после поимки, оно попало в незнакомую среду…

Даниель отключил уником и побежал.

Клетку с гнорром поместили в наспех оборудованную лабораторию на минус втором этаже. Ученые, конечно, брюзжали, что это издевательство, что в таких условиях они не могут работать, потому что им не хватает того, этого и еще много чего, но Даниель не обращал внимания на их недовольство. Для него самым главным научным прибором в данной ситуации была видеокамера. Самая обычная видеокамера, передающая монохромное изображение. А почти полуметровый слой бетона надежно изолировал гнорра от психо-ментального поля людей.

Прыгая через две ступеньки, Даниель взлетел на третий этаж, промчался по длинному светлому коридору, ворвался в операторскую, полную людей. Его ждали – центральное кресло перед монитором было свободно. Даниель взглянул на регистратор – с момента первой видеофиксации Корноухого прошло немногим более одиннадцати минут. Даниель перевел дух и уселся на свое место.

Гнорр сидел на полу в клетке, безвольно уронив передние лапы. Рядом стоял лаборант; он ласково разговаривал с гнорром, но тот оставался безучастным. Лаборант достал из кармана горсть кукурузных зерен, бросил их в клетку. Некоторое время ничего не происходило, а потом гнорр перевел взгляд на рассыпанные зерна, вялым движением протянул руку, взял одно и опять замер.

Изображение было черно-белым и шло не напрямую, а в записи, и задержка составляла ровно минуту – это было важнейшее условие эксперимента, на котором настаивал Даниель.

- Ну, вот, прошу вас, - сказала Этери Габриидзе, показывая на экран. – Все сделано, как вы хотели, но никакой разницы я, например, не вижу. Это животное ведет себя точно так же, как и все другие до него.

В голосе женщины слышалось едва заметное раздражение: мало того, что ее, доктора наук, известного экзобиолога передают в подчинение какому-то молокососу, так еще изволь подчиняться, не требуя никаких объяснений! Просто неслыханная наглость!

- Это не совсем так, - вежливо возразил Даниель. – То есть, что касается, поведения, тут вы правы. Но посмотрите на окраску его шерсти. Вы же видите, она посветлела.

- Это ничего не значит, - немедленно парировала Этери Габриидзе, показывая пальцем на второй экран: там, с такой же минутной задержкой, шла нормальная цветная запись. – Посмотрите на окраску его шерсти. Вы же видите, она не изменилась!

- Голубушка! – укоризненно протянул лысый сухопарый человек. – Ну зачем вы так? Это на вас совсем не похоже.

Женщина вздохнула, криво улыбнулась.

- Да, - сказала она. – Простите меня, профессор Дитц… И вы тоже простите меня, молодой человек, я повела себя недопустимо.

- Эге! – воскликнул кто-то. – А парень-то прав! Смотрите! Шерсть посветлела аж на две и три десятых единицы. Черт, как же мы этого раньше не замечали?

- Как мы могли заметить, если видели всегда только полихромное изображение? – возразили ему. – Вот, убедитесь – в цвете всё осталось по-прежнему!

- Ну, если только цвета чуть-чуть поблекли, - прищурившись, сказал профессор. – А? Или мне кажется? Что скажете, коллеги?

Этери уже взяла себя в руки.

- Что ж, это, наверное, очень интересно. Новое слово в изучении гнорров и все такое. Но я не понимаю, какое отношение этот узкопрофильный факт имеет к большой науке? И откуда такое повышенное внимание именно к гноррам? На Благодатной немало более интересных животных. Но мне, члену Совета Науки, звонит сам Президент Академии Наук, звонит ночью…

- Не вам одной, голубушка, - вставил профессор. – Мы все тут… хе-хе… члены, так сказать…

- Звонит и требует немедленно бросать все, мчаться за тридевять парсеков, чтобы присутствовать при необыкновенно важном эксперименте! Причем, простым наблюдателем! Я не хочу сказать, что меня это как-то унижает, но коллеги, согласитесь, ситуация довольно необычная. И, конечно, мы все хотели бы знать…

- Ах, как же вы еще молоды, голубушка, - ласково сказал профессор. Этери покраснела и замолчала, прикусив губу.

Даниель откашлялся.

- Нет, - сказал он, чувствуя себя ужасно неловко перед собранием маститых ученых. – То есть, я хочу сказать… В общем, я не имею права. Таковы условия эксперимента. Вы должны сами все увидеть, своими глазами. И сделать выводы.

- Ого! – весело сказал кто-то. – Этери, вы можете гордиться – нас уже повысили до интерпретаторов!

- А я не против, - добродушно сказал профессор. – Я даже за. С детства люблю загадки.

Он замолчал, откинулся на спинку кресла и стал смотреть в монитор. И все остальные стали смотреть, переговариваясь вполголоса. А Даниель украдкой перевел дух – он всерьез опасался грандиозного скандала. И то сказать: что такое он, ординарный ветеринар, против маститых ученых? Меньше, чем ничего. Но все обошлось.

На двадцатой минуте заключения Корноухий словно бы очнулся. Обнюхал и съел зернышко кукурузы, которое держал в кулаке. Подобрал рассыпанные зерна и тоже съел. На тридцать второй минуте он осмелел настолько, что подошел к лаборанту и протянул рук в просящем жесте. На сорок первой минуте он вовсю прыгал и скакал по клетке, издавая радостное возбужденное щебетание. А шерсть его, если смотреть на монохромную запись, стала еще светлее.

Даниель включил внешнюю связь.

- Спасибо, Росс, достаточно.

Лаборант кивнул, потрепал ластящегося к нему гнорра по голове и ушел. А Корноухий уселся на корточки, озираясь, словно в растерянности.

- А теперь смотрите, - сказал Даниель. – Смотрите внимательно.

Он мог бы и не предупреждать: все и так смотрели, не отрываясь.

Гнорр встал. Шатаясь, сделал несколько шагов, упал (кто-то ахнул), скорчился на полу и заскулил, закрыв голову руками. По телу его пробегала крупная дрожь, а шерсть стремительно темнела.

- Что с ним???

- Смотрите, - нетерпеливо сказал Даниель. – Росс, второй цикл, пожалуйста.

В комнату снова вошел лаборант. И тут случилось невероятное – гнорр, это безобидное животное, еще несколько минут назад само дружелюбие, бросился на человека, оскалив блестящие клыки. До лаборанта он не достал, помешала клетка, но Корноухий вцепился в решетку и изо всех сил тряс ее, завывая, как бес.

- Господи ты боже мой, - пробормотал кто-то. – В жизни ничего подобного не видел.

- Смотрите, - еще раз повторил Даниель.

Вой гнорра перешел в невнятное бормотание, он отпустил решетку, сел и снова протянул руку, выпрашивая кукурузу. Через несколько минут от былого агрессора не осталось и следа, это снова был ручной гнорр, ласковый и послушный. И – со светлой шерстью.

После четвертого раза, профессор Дитц попросил остановить демонстрацию.

- Не стоит мучить животное, - сказал он. – Мы же увидели всё, что могли.

- Не всё, - буркнул Даниель. Профессор посмотрел на него, задумчиво пожевал губами.

- Полагаю, нас ждут очередные неприятные сюрпризы.

- Неприятные? – удивился кто-то. Дитц мрачно кивнул головой.

- Уверен в этом. И поэтому настаиваю на небольшом перерыве. Мне необходимо навести кое-какие справки, уточнить кое-что. Да и пообедать не мешало бы… Боюсь, нам всем скоро станет не до этого, - вполголоса добавил он.

-4-

Эксперимент продолжили только следующим утром. По требованию свежесозданной комиссии по гнорамм, вместо Корноухого взяли другое животное. На этом особенно настаивал профессор Дитц.

- Совершенно очевидно, что мы имеем дело с угнетающим воздействием человеческого мозга на психическую деятельность местных высших животных, - объяснил он. – Ваш протеже, юноша, был пойман совсем недавно. А нам всем важно знать, как поведет себя животное, которое достаточно давно и плотно контактирует с человеком. Хотя бы месяц. Уверен, мы без труда подберем подходящую кандидатуру.

Даниель с энтузиазмом согласился, его тоже мучил этот вопрос. Мрачного Корноухого оставили сидеть в одиночестве в подвале, а вместо него привели крепкого молодого самца, по возрасту и весу примерно равного Корноухому. Для чистоты эксперимента, как объяснил профессор.

У Даниеля все уже было готово. В лесу, в полутора километрах от лаборатории, на симпатичной полянке был смонтирован силовой периметр, без купола, но достаточно высокий, чтобы гнорр не смог перебраться через него. Внутри периметра соорудили укрытие от дождя, оставили солидный запас еды, а водой гнорра обеспечивал протекающий через полянку ручеек.

Гнорр по имени Пушистик нисколько не возражал против прогулки. И только удивленно заскулил, глядя вслед уходящему хозяину. Он даже бросился за человеком, но силовой периметр, как только человек пересёк невидимую границу, автоматически включился и мягко отбросил гнорра назад. Озадаченно чирикая, Пушистик обследовал пределы своего временного обиталища, убедился, что их не преодолеть и загрустил. Он уселся под куст с крупными красными съедобными ягодами, обхватил себя длинными руками и принялся тихонечко раскачиваться из стороны в сторону, жалобно поскуливая.

- Всё, - объявил Даниель по общей связи. – Заканчиваем прямое наблюдение.

Опустились бинокли; дроны-наблюдатели вернулись на базу; люди отвернулись от гнорра по имени Пушистик. В прямом смысле слова отвернулись, словно потеряв к животному всякий интерес. С этой минуты все наблюдения за гнорром осуществлялись только лишь через автоматические устройства – камеры слежения вели непрерывную фиксацию объекта, запись передавалась в информационный центр и лишь потом, с часовой задержкой, транслировалась на многочисленные мониторы, доступные всем желающим.

К исходу первого дня эксперимента Пушистик почувствовал недомогание. Он потерял интерес к лакомствам, часто вздрагивал и озирался, словно от громкого звука, а потом забрался в построенный для него шалаш и лёг, свернувшись в клубок. Его била крупная дрожь, сквозь страдальчески оскаленные зубы вырывались стоны и хриплое дыхание.

В шалаше гнорр провёл следующие двое суток. Он ничего не ел и, что гораздо хуже, не пил, просто лежал и стонал. Даниель выдержал настоящий бой с доброхотами, которые требовали немедленно прекратить бесчеловечный эксперимент и оказать всю необходимую помощь несчастному животному. В одиночку Даниель бы не выдержал, но неожиданно на его сторону встали профессор Дитц, Этери Габриидзе и те из научных сотрудников, которые начали кое-что подозревать.

Эксперимент был продолжен.

Утром четвёртого дня исхудавший Пушистик выбрался из шалаша. Покачиваясь, он поплёлся к ручейку, и было видно, что каждое движение даётся ему с большим трудом. Иногда он оступался и каждый раз вскрикивал от боли. Дойдя до ручейка, гнорр лёг на живот и стал жадно пить. Он лежал минут двадцать, то поднимая голову, то вновь погружая лицо в воду. А потом сел и посмотрел в сторону лаборатории, и взгляд его был взглядом человека, который очнулся после тяжёлой болезни и теперь пытается осознать, что же с ним случилось.

- Молодец, - шепнул Даниель и ласково погладил морду гнорра на экране. – Ну какой же ты молодец, парень!

Он видел, что шерсть гнорра, тусклая и слипшаяся после болезни, стала темнее. Ненамного, совсем капельку, но – темнее. И видел это не он один – все участники эксперимента, глядя на монохромный монитор, признавали этот факт. Правда, на цветной видеозаписи Пушистик был по-прежнему вызывающе ярким.

- Где же вы были раньше, молодой человек?

Вопрос профессора Дитца был, по сути, риторическим, но Даниель ответил:

- На Земле. Проходил практику в кенийском питомнике.

-5-

В питомнике «Увангана-нга» тоже были гнорры. Им выделили приличный кусок саванны, по которой гнорры должны были бродить в своё удовольствие, как они делали на своей родине. А люди будут их изучать. Так решили специалисты – и ошиблись. Гнорры не стали бродить, охотиться, выкапывать личинок и корешки, они жались к людям, выпрашивая у них еду. Они ценили человеческое общество выше, чем даже внутрисемейные связи, и такое стремительное, в большинстве случаев – необратимое одомашнивание, сильно озадачивало биологов. Такого просто не могло быть… но это было. Без общения с человеком гнорры чахли и умирали. Матери переставали заботиться о детенышах, самцы жестоко конкурировали друг с другом за право приблизиться к человеку, получить из его рук лакомство… да просто побыть рядом!

Кенийский эксперимент свернули. В питомник Даниель прибыл, когда страшно довольных гнорров раздавали в зоопарки и в семьи. Подобное нетипичное поведение диких животных не могло не заинтересовать молодого амбициозного ветеринара. И оно таки заинтересовало.

Всё свободное от прямых обязанностей время Даниель занимался гноррами. Он изучил гигабайты информации, пересмотрел километры видеозаписей, он даже – на свой страх и риск, по-партизански – провёл маленький эксперимент, который дал неожиданные результаты. Из которых экспериментатор сделал ещё более неожиданные выводы, и выводы эти требовали немедленной всесторонней проверки.

Конечно, Даниель не был первым, который обратил внимание на то, что дикий гнорр очень сильно отличается от своих одомашненных собратьев. Но он был первым, кто заподозрил в этом нечто большее, чем девиации поведенческих реакций. Неисправимый антропоморфист, он видел проявления разума даже там, где разума не могло быть по определению, и у каждого живого существа признавал наличие души.

Дикие гнорры, на его взгляд, были гораздо разумнее гнорров одомашненных; Даниель предположил даже наличие цивилизации на Благодатной. Да, эти приматы – единственные сохранившиеся на планете – имели слишком много архаичных черт, чтобы биологи признали их равными хотя бы земным человекообразным. Да, они не строили поселений, не создавали орудий труда, они просто бродили по планете без всякой видимой цели. Они даже мертвецов своих не хоронили, просто оставляли их лежать, а падальщики вершили над телами свои кровавые погребальные обряды. Но у гнорров были удивительные взаимоотношения с некоторыми живыми существами планеты. Сонные рыбины приплывали так близко к берегу, что гнорры без труда вылавливали их голыми руками. Стая хищников, затравившая какого-нибудь оленя, вдруг без причины бросала добычу и уходила, стоило только гноррам приблизиться. Гнорров не кусала осенняя мошка и ядовитые змеи, буйволицы позволяли им пить своё молоко и ездить на спинах.

- Биологическая цивилизация? – морщась, сказал научный руководитель Даниэля. – Мальчик, ты перечитал научной фантастики. А все эти, с позволения сказать, случаи наблюдения… Ну, во-первых, они единичны и не подтверждены экспериментально. А, во-вторых, это может быть простым совпадением. Или фантазиями фермеров. Скучно им долгими зимними вечерами, вот и придумывают невесть что. Мифотворчество, слышал такое слово?

Наверное, научный руководитель был прав. Даже наверняка он был прав, со своей точки зрения. Но для Даниэля всё было не столь однозначно.

Если насчёт разумности диких гнорров можно было поспорить, то с домашними такого вопроса в принципе не стояло – они были животными. Весёлыми, добродушными, на диво сообразительными, но – животными. У них словно бы исчезало нечто неуловимое, присущее диким гноррам.

- Они словно бы переставали жить, - пытался объяснить Даниель. – И начинали существовать. В настоящем – без прошлого и будущего. Это как обычный человек и, скажем, скульптор. Мы смотрим на камень и видим камень. А скульптор видит будущее произведение искусства. Вот так и с гноррами. Они – творцы, но, попав к нам, они деградируют, откатываются назад по эволюционной лестнице. И я думаю, не мы ли тому виной? Наш разум? Вдруг он для гнорров токсичен? Как для кролика токсична наша кровь?

Научный руководитель сердился, обзывал Даниэля философом от ветеринарии и грозился лишить диплома за антинаучное мировоззрение. Но Даниэля уже было не остановить.

Он обратил внимание, что для него, дальтоника, монохромные гнорры отличались друг от друга интенсивностью окраски шерсти. Причём, если домашние гнорры, постоянно живущие среди людей, были светло-серыми, то дикие, с человеком не сталкивающиеся, были тёмными, почти чёрными. Все остальные располагались на чёрно-белой шкале в зависимости от того, насколько часто и плотно они контактируют с человеком. Чем реже контакты, тем темнее шерсть и наоборот.

Не доверяя себе, Даниель разыскал еще двух дальтоников и уговорил их поучаствовать в эксперименте. Что ж, результат его впечатлил – эти двое воспринимали гнорров точно так же, как и он сам. Тогда как обладатели цветового зрения никакой разницы в окраске гнорров не видели. Дикий ли, домашний, все они были переливчато радужными красавцами.

Но вишенкой на торте стал трогательный сюжет о воссоединении гнорра и его хозяина, показанный в новостях. Дело было на Благодатной. Двое приятелей отправились в сплав на байдарке, прихватив с собой гнорра. На порогах байдарка перевернулась, приятелей сильно побило о камни, но они выжили. Выжил и гнорр, уцепившийся за байдарку, только его унесло вниз по течению. Героические спасатели доставили потерпевших в больницу, где незадачливые путешественники провели несколько дней. А выписавшись, решили отыскать своего гнорра.

Это было нетрудно – ошейник животного был снабжён маячком.

В новостях раз за разом прокручивали бурную радость гнорра, оказавшегося дома – тот ластился к хозяину и буквально ни на шаг не отходил от него. Но Даниэлю этого было мало, он хотел увидеть реакцию гнорра, когда тот после десяти дней, проведенных в лесу, вновь столкнулся с человеком. Выпросив краткосрочный отпуск, Даниель отправился на Благодатную.

- Без проблем, - сказал Матиас, хозяин гнорра, выслушав странную просьбу приезжего ветеринара. – Я всё зафиксировал, - и похлопал по регистратору, висящему на поясе. – Чертовски странно это было, - добавил он, покачав головой. – Я поначалу даже засомневался, мой ли это Бобик?

- Как вы поняли, что это ваш? – спросил Даниель. – Они ведь все так похожи.

Матиас ткнул пальцем в Бобика, который неподалёку увлечённо охотился на крупных бабочек.

- Ошейник, - коротко сказал он. – Ни у кого такого больше нет. Сам посмотри.

Даниель посмотрел. На гнорре, действительно, был ошейник – широкий, мягкий, сплетенный из узких разноцветных полосок кожи, которые складывались в оригинальный узор. Явно ручная работа. Хозяин гнорра был прав – второго такого ошейника не найти.

- У него там ещё фенечки разные висели, - сказал Матиас. – Но он все сорвал, негодяй этакий.

Судя по следам на кожаных полосках, Бобик пытался сорвать и ошейник тоже, но не смог. Зубами до ошейника было не дотянуться, а плоские ногти гнорров, пусть даже твердые, как стамески, мало подходили для такой задачи.

Даниель угостил гнорра кукурузой, его хозяина пивом и улетел на Землю, увозя с собой бесценную запись. Он ожидал сюрпризов и не ошибся.

Перед тем, как потеряться, гнорр прожил с человеком около двух месяцев. И, по словам Матиаса, преданней и ласковей существа было не найти. Но, глядя на то, как найденный гнорр встречает своего хозяина, поверить в это было трудно. Зубы оскалены, шерсть дыбом, в глазах ярость. Отощавший, угольно-черный гнорр угрожал своему любимом хозяину, и плевать ему было на вкусняшки, которые Матиас предусмотрительно захватил с собой.

Говорите, домашний питомец? Любимец семьи, говорите? Черта с два! Перед Даниэлем было дикое животное, сражающееся за свою жизнь и свободу! Зажатый в небольшом каменистом распадке, гнорр метался, визжал, швырял в Матиаса мелким щебнем, и продолжалось это минуты две. А потом гнорр споткнулся – раз, другой. Сел, тяжело дыша и мотая головой. Вид у него стал одуревший, а чёрная шерсть словно подёрнулась пеплом.

- Бобик, Бобик! – Голос Матиаса за кадром был заискивающий и дрожал. – Ну что ты, мой хороший? Спокойнее, дружок, это же я. Иди скорее к папочке, папочка тебе вкусненького принёс.

Гнорр посмотрел на человека, встал и, тихонько поскуливая, поплёлся к Матиасу. Он шёл неохотно, то и дело останавливаясь и оглядываясь через плечо, но всё таки дошёл и взял лакомство из рук хозяина. Через несколько минут гнорр энергично встряхнулся, требовательно протянул руку – давай, мол, ещё! А в кабине аэромоба летел уже прежний Бобик – сидя на коленях у хозяина, он деловито обшаривал карманы Матиаса в поисках вкусняшек и радостно чирикал.

Цвет его шерсти стремительно светлел.

Даниель выключил запись, откинулся на спинку стула. Он был потрясён увиденным.

- Он не хотел возвращаться в неволю, - сказал Даниель. – Он дрался за свободу, как мог, сколько мог. Он снова стал диким. Бог ты мой, неужели это обратимо?

К тому времени Даниель окончательно убедился, что гнорры разумны. Ну или вбил себе в голову чушь собачью, если выражаться словами его научного руководителя. И если человек одним своим присутствием губит целую цивилизацию, то с этим нужно что-то делать! Это долг каждого нормального человека!

И Даниель отправился в Академию Наук.

- Как вы сумели пробиться к Президенту? – спросил профессор Дитц. – Чёрт возьми, как вы сумели убедить его? Ведь ваша идея была не просто сырая, она была фактически высосана из пальца. Я хорошо знаю старика Новгородцева, более… гм… недоверчивого человека я не встречал. Чтобы он своей властью утвердил вашу тему, фактически дал вам карт-бланш… Какие аргументы вы использовали, молодой человек? Поделитесь бесценным опытом.

- Президент Новгородцев мой дедушка, - объяснил честный Даниель.

Профессор Дитц только вздохнул.

- Нам повезло, - безо всякой иронии заметил он. – Нам всем крупно повезло.

окончание следует

- Очень мило, - сказал он. – И, главное, правдоподобно. А вам не приходило в голову, сэр Роджер, что у Боба могли быть и другие причины для бегства?

Я внимательно посмотрел на него: Ласт изменился со вчерашнего дня. Нет, он был вежлив, говорил мне «сэр», но слышалась в его тоне некоторая дерзость, я бы сказал – готовность к неповиновению. В движениях сквозила скрытая нервозность, словно капитан решался и всё никак не мог решиться на что-то.

Как хорошо, что у меня есть мой Джордж!

- Что вы имеете в виду? – спросил я.

- Всё очень просто. Давайте смотреть правде в глаза – мы понятия не имеем, куда же нас занесло. Это или необитаемая, или малонаселенная область Галактики. Пограничье, понимаете? И даже если здесь есть люди, они живут по своим законам.

- Пираты? – ахнул я.

- Пираты, - мрачно согласился капитан. – Контрабандисты. Беглые преступники. Искатели приключений. Одним словом, всякий сброд. Наш приятель Боб может быть из их числа. Натолкнувшись на нас, он урвал свой кусок пирога и быстренько смылся, чтобы не участвовать в грядущих разборках. И даже если кто-то в данный момент спешит к нам, то это не спасатели, а бандиты.

Я схватился за сердце.

- Боже мой, и что же нам делать?

- Сдаваться на милость победителя, - всё так же мрачно ответил капитан и скрипнул зубами. – Без вариантов. Сражаться с целой бандой отморозков мы не в состоянии. Будем надеяться, что они пощадят нас… вас-то, во всяком случае, точно – глупо резать курицу, несущую золотые яйца. Так что мой вам совет, сэр Роджер: когда здесь начнется заварушка, сидите тихо и не геройствуйте. Тогда у вас будет шанс успеть сказать бандитам, что вы миллионер. Этим вы сохраните свою жизнь.

- Наши жизни, - поправил я. – Неужели вы думаете, что я буду спасать свою драгоценную шкуру за ваш счет? Нет уж, мы спасемся все вместе. Даже если это будет мне стоить всего моего состояния!

Капитан криво улыбнулся:

- Полагаю, бандиты избавят вас от таких расходов, - глухо проговорил он. – Полагаю, нас сразу пристрелят… увидят форму и пристрелят, просто для острастки… чтобы сделать выживших более сговорчивыми. Обычная, знаете ли, практика.

Когда-то, в далекой молодости, я сталкивался с подобными типами. Поэтому знал, что в словах капитана правды больше, чем мне хотелось бы. Скорее всего, мы все погибнем. Но даже если я выживу, если эти негодяи отпустят меня в обмен на деньги, смерть моей команды тяжелым грузом ляжет на мою совесть.

- Господи! – с отчаянием воскликнул я. – За что нам всё это? Почему так произошло? Я не понимаю!

Капитан и А’Пойк переглянулсь, и помощник еле заметно пожал плечами.

- Сэр Роджер, мне нужно кое-что обсудить с вами, - решительно объявил капитан. - У меня появились кое-какие соображения по поводу происходящего здесь, на корабле. Если можно, наедине.

И Ласт выразительно покосился на Джорджа. Тот, устроившись за маленьким столиком в углу гостиной, полировал столовое серебро. Он был так поглощен этим занятием, что ни на что не обращал внимания. Но я знал, что это лишь видимость – случись что, и услужливый дворецкий мгновенно превратится в умелого телохранителя, в беспощадного бойца, бог знает ещё в кого! И Ласт это тоже знал.

- Скажите, а ваш помощник в курсе ваших, так сказать, соображений? – поинтересовался я.

- Разумеется, - несколько высокомерно ответил капитан. – И полностью со мной согласен.

По виду А'Пойка нельзя было сказать, что он так уж безоговорочно разделяет идеи капитана; скорее, он был смущен и растерян.

- Значит, Джордж тоже должен услышать всё, что вы скажете, - объявил я. – Раз уж мы все оказались в одной лодке, это будет только справедливо. Джордж! – повысил я голос. – Брось это чертово серебро, возьми коньяк и присоединяйся к нам!

- Слушаюсь, сэр.

Пока Джордж выполнял моё приказание, капитан следил за ним с откровенной неприязнью. Взгляд его стал тяжелым, челюсть выдвинулась вперед; он словно бы заранее готовился к драке, и у меня заныло в груди – я терпеть не могу всяческих конфликтов и разногласий. Мне кажется, что в ситуации, когда нам всем грозит смертельная опасность, мы должны как-то сплотиться, поддерживать друг друга, отбросив соображения личного порядка. Увы! Весь мой жизненный опыт говорил, что такое возможно только в поучительных книгах для детей.

- Итак, капитан, что вы хотели мне сказать? – спросил я, когда Джордж, разлив по бокалам коньяк, занял своё место справа от меня. Как раз между мною и капитаном. И мне пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем Ласт оторвал взгляд от дворецкого и соблаговолил обратить внимание на своего работодателя.

- Что я хотел сказать? – переспросил он и в растерянности потер лоб. – Ах, да! Сэр Роджер, я тщательно проанализировал все неполадки. И пришел к выводу, что это не совпадения, не цепь случайностей. Это – чья-то целенаправленная злая воля. Вы понимаете? Если говорить прямо - это диверсия, сэр Роджер!

Понадобилось не меньше минуты, прежде чем смысл его слов дошел до меня.

- Нет! – воскликнул я, в безмерном удивлении глядя на капитана. – Какая чушь!

- Да, - отрезал Ласт. – Будь вы пилотом или техником, я бы мигом доказал вам, что я прав. Но вы не специалист, вы не поймете. Поэтому просто поверьте мне: на корабле произошла диверсия и направлена она против вас! – и он картинно выбросил руку в мою сторону.

Это было так неожиданно, что я вздрогнул. Бредовая идея капитана странным образом совпала с моими собственными недавними ощущениями, и меня мороз продрал по коже. Потому что одно дело – расшалившиеся нервы глубокого старика, и совсем другое – взвешенное мнение высококлассного профессионала. И всё же я до последнего сопротивлялся очевидному и даже нашел в себе силы усмехнуться непослушными губами.

- Ну-ну, - изо всех сил стараясь казаться ироничным, сказал я. – Вы не преувеличиваете, мой дорогой Ласт? С чего вы вообще взяли, что это диверсия, и что цель злоумышленника именно я? Не слишком ли сложно задумано?

Капитан подался вперед и пристально посмотрел мне в лицо.

- Бабочка, - многозначительно произнес он. - Как вы её назвали? Золотистый махаон, кажется? Ведь это что-то значит для вас. Я прав? Я видел вас в тот момент, вы были потрясены.

Я и сейчас был потрясен проницательностью этого недалекого, как я думал, служаки.

- Да, - хрипло сказал я и откашлялся. – Да, капитан, вы правы.

Я больше не мог сопротивляться, воспоминания нахлынули на меня, накрыли с головой, и я вновь очутился там, где был больше тридцати лет назад.

… Я видел девушку с татуировкой бабочки на спине, совсем юную, влюбленную, отважную. Я видел заброшенную орбитальную станцию – воздуха в ней оставалось едва ли на пару дней, и я знал, понимал с беспощадной ясностью, что никто, даже сам господь бог, не успеет прийти на помощь моему Махаону...

- Она умерла? – хмурясь, спросил капитан.

- Да, - борясь со слезами, прошептал я.

… Мой вечный ночной кошмар: умирающая девушка, хватая остатки воздуха посиневшими губами, сквозь кровавый туман, застилающий её глаза, с отчаянной надеждой всматривается в черноту космоса… Этой ране не суждено затянуться; эта боль останется со мной до конца жизни…

- Скажите, сэр Роджер, есть кто-нибудь, кто бы винил вас в её смерти? Кто захотел бы отомстить?

- Пожалуй, есть. Точнее, был. Но он умер… уже давно…

- Вы уверены?

- Да. Я ничего не слышал о нём с тех самых пор.

- Это ничего не значит! – капитан был настойчив до бесцеремонности. – Он мог выжить и затаиться…

- На тридцать лет? – вспылил я. – Не будьте дураком, Ласт! Это же не слюнявая мелодрама, это жизнь! Кроме того, я знаю этого человека – останься он в живых, мы бы с вами сейчас не разговаривали! Он был не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик.

- Хорошо, - не сдавался настырный капитан. – Пусть не он. Пусть ещё кто-нибудь.

- Нет, - устало сказал я. – То старое дело касалось лишь нас троих. Больше никто ничего не знал.

- А родные девушки? Отец? Братья?

- У неё не было родных, она воспитывалась в приюте… Послушайте, капитан, я же вижу, куда вы клоните. Вы вбили себе в голову, что катастрофы на борту как-то связаны со мной, и теперь ищете этому доказательства. Вы думаете, что таинственный мститель из прошлого среди нас – здесь и сейчас. Ладно, пусть, хотя это попахивает откровенным бредом. Но скажите, в таком случае, кого вы подозреваете? Постойте, дайте я сам угадаю! Вы подозреваете моего Джорджа?

- Браво! – капитан склонился передо мной в шутовском поклоне. – Отдаю должное вашей проницательности, сэр Роджер.

- Это точно ваш дворецкий, - подал голос А’Пойк. - Больше некому.

Я рассмеялся. Вполне искренне, хотя ситуация вовсе не располагала к веселью: мой бравый капитан явно сошел с ума, да ещё заразил своим сумасшествием А’Пойка – вон, сидит, кивает с мрачным видом.

- Чушь!

- Ну почему же? – ласково спросил капитан. – Давайте рассуждать логически: мы с вами, сэр Роджер, знакомы уже семь лет. Втроём мы прошли немало парсеков. И всегда всё было нормально, я бы сказал – безупречно. Но стоило появиться на борту вашем Джорджу, как всё пошло в разнос! Причем, учтите, я не утверждаю, что Джордж лично как-то связан с той историей… но бабочку подарил вам именно он! Только, ради бога, не говорите, что это просто совпадение! Кто-то хочет вас прикончить, сэр, а мы с А’Пойком просто оказались не в том месте и не в то время. Выражаясь языком военных, мы – сопутствующие потери. И нас это не устраивает, сэр! Мы хотим разобраться! Сэр.

Я потихоньку начинал злиться. В его словах была логика, определенно была. И я бы без колебаний поверил его словам, если бы не знал то, что знаю. Да, я имел прямое отношение к неполадкам на корабле, честно признаюсь. Но раскрывать свой маленький секрет я не собирался. Во всяком случае, пока. Тем более, что этот мой секрет был вполне невинен и ничем серьезным нам не угрожал. Поэтому я посчитал нужным вступиться за огульно оклеветанного Джорджа.

- Это всё ваши инсинуации, - сказал я сдержанно. – Во-первых, если бы Джорджу было угодно прикончить меня, как вы выражаетесь, он бы выбрал способ попроще. Поверьте, капитан, у него для этого была масса возможностей. Во-вторых… Вот вы его фактически обвинили во вредительстве. Но как физически он мог это проделать? Ведь он всё время был у меня на глазах! Все эти дни!

- И ночи? – самым невинным тоном осведомился капитан.

Возразить на это мне было нечего, и я только вздохнул. В самом деле, откуда я знаю, чем занимается мой дворецкий по ночам? Спит, как положено честному человеку? Или, злодей этакий, крадется под покровом темноты в ходовой отсек, чтобы вывести из строя жизненно важный узел?

- Нет! – с силой сказал я. – Нет, я не верю! Это полная ерунда! Ваша больная фантазия! Как вы не понимаете? Он же и свою жизнь подвергает опасности! Чтобы мстить так изощренно, нужно быть маньяком. Психически больным человеком.

- Так он и есть маньяк, - буркнул А’Пойк. – Настоящий псих. Мы тут все на ушах стоим, а он – посмотрите – само спокойствие.

Это правда – Джордж и в самом деле был удивительно спокоен. Казалось, все эти обвинения его нисколько не трогают, словно речь идет о ком-то постороннем. Я почувствовал раздражение. Истукан! Болван каменный! Хоть бы слово в свою защиту сказал, хоть бы возмутился для порядку! Нет, сидит, пялится в стену… а я его защищай!

- Как бы то ни было, сэр Роджер, я считаю нужным посадить вашего дворецкого под арест, - заявил капитан. – Мне так будет спокойнее. И, сдается мне, как только он будет заперт в своей каюте, мы сможем быстро устранить неполадки. Готов биться об заклад на своё годовое жалованье, так и будет! Так что лучше не мешайте мне, я всё равно сделаю, как решил.

- А я помогу, - вставил А’Пойк и воинственно выпятил подбородок.

- Да это же бунт! – с удивлением воскликнул я.

- Нет, сэр, это самооборона. Или, если хотите, защита вашей драгоценной жизни. Что входит в мои прямые обязанности.

- В принципе, за такое увольняют, - задумчиво сказал я.

- Это пожалуйста, - согласился капитан. – Это как вам будет угодно. Только моя отставка ничего не изменит. Даже наоборот, вы мне руки развяжете. – Он вдруг оживился. – Между прочим, прекрасная идея, сэр! Прошу вас, увольте меня!

- И меня, - встрепенулся А’Пойк. – Надоела эта служба до чертиков. Хочется свободным человеком помереть.

Я растерялся, самым позорным образом. И беспомощно посмотрел на Джорджа – тот, как всегда, был сама невозмутимость.

- Я пойду под арест, если вы прикажете, сэр Роджер. Но только при одном условии – вы будете со мной рядом. Иначе я не смогу обеспечить вашу безопасность.

Капитан осклабился.

- Сдается мне, что твой дорогой хозяин будет в большей безопасности, если окажется как можно дальше от тебя… Хватит болтать! Встал! Быстро! Руки за голову!

В руке капитана вдруг оказался парализатор. Штатный, положенный ему по должности, маломощный… но если всадить все заряды в голову человека, то ему, этому человеку, не поздоровится. Инсульт, как минимум, и то если медики успеют вовремя.

Я понял, что сейчас произойдет. Я ужаснулся. Вот только убийства мне тут не хватало!

- Постойте, капитан, - торопливо заговорил я, пытаясь выбраться из глубокого кресла, но капитан меня не слушал.

- Ну? - сказал он, не отрывая взгляда от Джорджа.

Ласт медленно поднялся. А’Пойк вскочил. А Джордж… не знаю, как это описать, но он словно бы перелился из одного положения в другое. Во всяком случае, его движения я не уловил: вот только что мой дворецкий расслабленно сидел на стуле, а вот он уже стоит, всё такой же расслабленный, спокойный, но за этим обманчивым спокойствием скрывается готовность убивать.

- Лакей, - почти ласково сказал капитан. – Лакейская душонка. Как же ты меня достал! С каким удовольствием я всажу заряд в твою пустую башку! Только дай повод.

Я, наконец, выбрался из кресла, оттолкнул Джорджа (с таким же успехом можно было толкать скалу, но Джордж из вежливости сделал шаг в сторону) и встал между ним и парализатором.

- Подождите, Ласт, - быстро заговорил я. – Послушайте. Я хочу кое-что вам сказать… признаться кое в чем…

- Ну? – сказал капитан. Черный зрачок дула сместился вслед за Джорджем. – Только покороче, ради бога. Терпеть не могу пустую болтовню… А’Пойк, отойдите, я не хочу зацепить вас.

Я глубоко вздохнул. Я собрал в кулак всю свою волю. Я сделал шаг вперед и уперся лбом в парализатор.

- Это не Джордж, - сказал я, и голос у меня предательски дрогнул. – Это я.

- Что – вы? – с раздражением спросил капитан.

- Ну, вот это всё, - я широко развел руками. – Корабль, неполадки… и то, что мы сбились с курса… Это сделал я.

Капитан отступил на шаг, с безмерным удивлением глядя на меня.

- Вы сошли с ума? – осведомился он. – Перенервничали, да? Может, укольчик для успокоения?

- Это сделал я. Вы сядьте, капитан. Можете держать Джорджа на прицеле, но сядьте. И я вам всё объясню.

Нелегко мне было признаваться; нелегко и… стыдно, что ли? Да, пожалуй я испытывал стыд: за обман, за неудавшийся розыгрыш, за то, что водил за нос свою команду… И впервые подумал о том, что слово «скучно» вряд ли может послужить оправданием моих действий в глазах этих людей.

Да, в какой-то момент мне стало скучно. Я – старый, многое повидавший и многое переживший человек; моя биография, найдись подходящий писатель, читалась бы как захватывающий приключенческий роман. Но когда тебе за семьдесят, немощная плоть смиряет порывы всё еще молодой души. Моя жизнь стала пресной, как диетическая кашка, а мне хотелось мяса – парного, с кровью! Это не мой образ, я вычитал его у какого-то древнего писателя, но я с восторгом подписываюсь под каждым его словом! Увы! Хищник состарился, зрение потеряло остроту, клыки выкрошились, и всё, что ему осталось, это протертый фарш воспоминаний. А мне страстно хотелось вновь ощутить остроту жизни, насладиться каждым её мгновением! Вернуть молодость, хоть ненадолго.

Вы не подумайте, что я оправдываюсь – лорд Грант не унизится до оправданий даже перед лицом смерти! Я просто объясняю, как случилось, что я задумал, срежиссировал и поставил этот маленький спектакль под названием «Катастрофа на борту «Королевы мира». Разумеется, мне помогали: и профессиональные сценаристы, и целая команда инженеров, в задачу которых входило организовать на яхте череду неожиданных, неприятных, но абсолютно безопасных аварий, включая «поломку» гипердвигателя.

… Кстати, все было проделано хоть и в большом секрете, но совершенно легально, по договору с киноконцерном «Линза» (между прочим, эти акулы бизнеса навязали мне совершенно кабальные условия – я должен был написать книгу о нашем путешествии)…

Ещё раз кстати: сценарий, хоть и был тщательно продуман, всё же оставлял свободу маневра, огромное поле для импровизаций. Ну а как иначе, если «актеры» даже не подозревают, что играют назначенные им роли?

Когда всё было готово, мне оставалось лишь занять своё место в затемненной ложе и наслаждаться изысканным зрелищем: кипением страстей, проявлениями подлости и благородства… борьбой за жизнь, в конце концов! Невидимый устроитель, я время от времени направлял, подталкивал и корректировал действия своих «актеров» - незаметно, аккуратно, стараясь ничем не нарушить естественный ход событий. И мне это удалось! Во всяком случае, некоторые повороты сюжета были неожиданностью даже для меня. Например, поведение Боба. Оно меня удивило и, если честно, обеспокоило. Но поскольку Молли была в полной безопасности (небось, нежится сейчас на пляже роскошного отеля, поглощает фрукты тоннами!), я решил не заострять на этом внимания, списав всё на импровизацию талантливого актера, вжившегося в роль.

Я бы ни за что не прервал этот увлекательный спектакль, но сейчас речь шла о жизни человека! А убийство в мои планы не входило. Вот и пришлось раскрыть карты.

- Вот как? – недобро усмехаясь, проговорил капитан, когда я закончил свою исповедь. Глаза его сузились, каждая черточка лица дышала презрением. – Вы, значит, развлекались. А мы-то, дураки… Будь вы помоложе, я бы набил вам морду. Но об такого старого сморчка не хочется пачкать руки… Вы что-то там говорили об увольнении? Нет, сэр Роджер, вы меня не уволите! Я сам подаю в отставку!

С этими словами Ласт сорвал с себя погоны и бросил их на пол. Следом за капитанскими на пол полетели погоны помощника.

- Сволочь, - с отвращением сказал А’Пойк и сплюнул.

Я только вздохнул. По-своему, они были правы, эти честные прямодушные трудяги Космоса. И имели полное право презирать скучающего толстосума, возомнившего о себе невесть что. Но в глубине души я был доволен: ведь шоу, что ни говорите, продолжалось! Что с того, что актерам стал известен замысел режиссера? Их роли это никак не отменяет!

Так даже интереснее, подумал я.

- Полагаю, наш рейс подошел к концу, - холодно сказал Ласт. – Уверен, вы предусмотрели и такой вариант. Так что приводите корабль в порядок – мы летим домой.

Я вздохнул и вынул из-за пазухи ключ-карту на цепочке.

- Пойдемте.

В полном молчании мы проследовали в рубку. Там я вставил ключ в щель приёмника, дождался, когда на дисплее появится командная строка и ввел свой личный код. Этот код отменял все предыдущие изменения и передавал управление на пульт. Заработает гиперсвязь, навигатор определит наши координаты, и случится это через три секунды… две… одну…

- Не понял! – громко сказал я.

Я вынул ключ, вставил его снова и повторно набрал код. Ничего не произошло, и я похолодел. Вот к такому я точно не был готов! Черт возьми, неужели эти идиоты инженеры перестарались, и мой корабль по-настоящему выведен из строя?! Нет, этого просто не может быть!

- Что, старик, не получается? – ласково спросил капитан… то есть, уже не капитан, а цивильное лицо мистер Ласт. – А ты постарайся, старикашечка! Ты ведь постараешься, правда?

В бок мне уперлось дуло парализатора. Я не успел даже испугаться, как Ласт с воплем отлетел в сторону, а парализатор оказался в руках моего дворецкого.

- Сволочь! – орал Ласт, корчась на полу. – Гад! Ты мне руку сломал!

Бледный А’Пойк вжимался в стену, с ужасом глядя на Джорджа.

- Я лишь выполнял свой долг, - невозмутимо сказал Джордж. – Так же хочу заметить, мистер Ласт, что рука у вас не сломана, а всего лишь выбиты пальцы. Если сэр Роджер не против, я могу вправить их – оказание первой медицинской помощи входит в мои обязанности.

- Иди к черту, - прохрипел Ласт. Он кое-как поднялся и теперь держал поврежденную руку перед собой: кисть распухала на глазах, и из неё, как из резиновой перчатки, во все стороны торчали пальцы. – Я лучше сдохну.

- Лучше обратитесь в медпункт, - посоветовал Джордж, и это неожиданное проявление юмора у моего бесстрастного дворецкого так поразило меня, что я на секунду забыл обо всех наших бедах.

Грязно ругаясь, Ласт покинул рубку. А’Пойк двинулся было следом, но не пороге обернулся и внимательно посмотрел на меня. Взгляды наши встретились.

- Клянусь! – с жаром воскликнул я, прижимая руки к груди. – Клянусь всем святым – я тут ни при чем! Я понятия не имею, почему мой код не прошел! Прошу вас, верьте мне!

Наверное, что-то такое было в моем лице, потому что А’Пойк, чуть помедлив, кивнул.

- Я вам верю, сэр Роджер. Но тогда всё ещё хуже, чем мы думаем.

… Остаток вечера я дремал над бокалом коньяка и слушал разговоры экипажа. Надо сказать, трудились они, как черти, включая прощелыгу Боба: чего-то там рассчитывали, корректировали, сходились и расходились вновь. И ругались так, что у портовых грузчиков уши бы покраснели, так что я получил истинное удовольствие. И лишь когда результат их удовлетворил, когда они распрощались с Бобом до завтра, я услышал самое интересное.

- Ну? – нетерпеливо спросил Ласт. – Нашел?

- Нет, - со злостью ответил А’Пойнк. – Все прошерстил, вплоть до самого маленького винтика, нигде её нет, проклятущей!

- Её может и не быть в реестре, - сказал Ласт, и кресло заскрипело под его тяжестью. – Предположим, она идет как элемент жизнеобеспечения корабля под номером такой-то. Или просто как груз. Надо ориентироваться на габариты. Вряд ли эта штука идет в разобранном виде, старик просто не сумеет её собрать.

- А я вот всё думаю, вдруг её и в самом деле нет? – задумчиво протянул А’Пойк.

- Она есть, - отрезал Ласт. – Девчонка – абсолютная дура, поэтому не умеет врать. А я лично её расспросил – старик точно хотел отдать ей свою капсулу. Придется искать самим: ручками, глазками. Такой здоровый агрегат мы просто не сможем пропустить. Начнём, пожалуй, прямо завтра.

- Завтра так завтра, - согласился А’Пойк и зевнул. – А сейчас, ради бога, пойдем уже спать. Я просто с ног валюсь от усталости, даже есть не хочу.

- А я бы перекусил. И выпил. У старика отличная выпивка.

Я отключил прослушку и грустно улыбнулся. Истинно сказано: не делай добра, не получишь зла! Я пожалел несчастную испуганную девочку, рассказал ей о капсуле гибернации… просто чтобы успокоить бедняжку… а вот теперь двое бравых космолетчика собираются обыскать корабль от бака до кормы. Мой, между прочим, корабль! Находясь, между прочим, у меня на службе! Глупцы! Неужели они не понимают, что будь у меня такая капсула, она была бы настроена лично под меня!

Но их ждет сюрприз, с некоторым злорадством подумал я. Большой сюрприз! И не сказать, чтобы прям приятный.

- Люди так глупы… и так доверчивы, - прошептал я.

- В большинстве своем, сэр, - согласился Джордж. – Но вам не стоит волноваться пока я рядом.

Иногда, глядя на Джорджа, я жалею о канувших в лету временах рабства. И не потому, что я скряга – такой слуга стоит любых денег, которые только запросит! Просто рабство лишает человека возможности уйти от своего хозяина.

Перед тем, как уснуть, я активировал свой маленький цилиндрик. Квазиметалл ощетинился усиками, они оплели кожу, проникли в мышцы, слились с нервами. Это было неприятно, даже болезненно, но дело того стоило. Теперь оружие можно было отобрать у меня, только отрубив мне руку.

Завтрашний день, по моему мнению, предстоял не просто трудный, а жаркий. И я всего-навсего хотел повысить свои шансы. Мне, старику, это простительно.

День седьмой

Вот теперь корабль Боба был действительно виден – черная черточка на черном фоне космоса. Звучит глупо, но именно так это и выглядело.

- Тысяча девятьсот с небольшим метров, - сказал капитан. – Нормально. Минут через десять он будет на нужной дистанции, и можно начинать эвакуацию. Мисс Молли готова?

- Да, - коротко ответил я, не вдаваясь в подробности.

- Как бы она не заартачилась в последний момент, - озабоченно сказал А’Пойк.

Ему предстояло вывести Молли наружу и закрепить на её скафандре фал с магнитным захватом, так что его опасения я понимал – женщины, если они не в себе, могут быть опасней дикой разъяренной кошки.

- Обязательно заартачится, - буркнул капитан. – Я этих баб… в смысле, девушек… знаю. Если они не наш брат космолетчик, жди неприятностей.

А’Пойк задумчиво потер свой правый кулак. Я поспешил вмешаться и рассказал про снотворное.

- Отличный план! – воскликнул А’Пойк с явным облегчением. – Это вы здорово придумали, сэр Роджер, мне бы такое и в голову не пришло!

Я не стал уточнять, что план этот не мой, а моего дворецкого. Джордж тоже промолчал, так что вся сомнительная слава досталась мне. Чувствовать себя умным парнем было приятно, а коварным злодеем – нет. Но я утешал себя мыслью, что это послужит нашему общему делу и пойдет на пользу Молли. Во всяком случае, она будет избавлена от неприятных ощущений.

Потом с нами связался Боб, чтобы еще раз уточнить детали предстоящей операции. Он был все так же небрит, но хотя бы причесан и вообще выглядел гораздо приличнее, чем накануне.

- Значит, так, - сказал он. – Первая идет девушка. С ней отправляются деньги и выпивка. Правильно?

- Да, - утомленно отозвался капитан.

- Нет, - твердо ответил я.

Боб сперва удивился, потом растерялся, а потом разозлился. Немного неискренне, я бы сказал, словно он не испытывал, а только изображал злость.

- Это что еще за новости? – прорычал он. – Шутки шутить со мной вздумал, сморчок ты старый?

- Я не отправлю мисс Молли с деньгами, - заявил я. – Вы за один раз получите всё: и девушку, и деньги, и выпивку. И что вас будет удерживать здесь тогда?

- А что меня удерживает сейчас? – возразил Боб. – Я, между прочим, могу в любой момент развернуться и отправиться дальше по своим делам. А когда доберусь до цивилизации, так уж и быть, сообщу кому надо о вашем бедственном положении. Ну и координаты примерные дам, а как же. Конечно, премия будет пожиже, ну так мне много и не надо.

На самом деле, Боб блефовал, и знал, что я это знаю. Дело зашло уже так далеко, что отказаться от сделки он не мог. Едва нас спасут, мы сразу предъявим Бобу обвинение в вымогательстве, в оставлении в опасности и много ещё чего всякого, уж мои адвокаты найдут, где порезвиться. Никуда о нас не сообщать? Тоже не вариант – а вдруг мы все-таки починим связь или на нас наткнется еще один бродяга, более сговорчивый, чем Боб? Тогда ему грозит пожизненная каторга, ведь мы молчать не будем. Так что у Боба, по сути, было всего два варианта – или идти на компромисс с нами, или расстрелять мою яхту вместе с экипажем и пассажирами. Так я ему всё и объяснил, добавив, что уничтожить такое превосходно защищенное судно будет очень непросто.

- Не собирался я вас убивать, - возмутился Боб. – Я руки кровью не пачкал и начинать не собираюсь. Ладно, лорд-как-тебя-там, давай так: половина груза идет с девчонкой, половина – с тобой. Но чтоб без глупостей, ясно?

- Никаких глупостей, - согласился я, - только одно маленькое дополнение. Дело в том, что девушка не сможет сама прицепить фал как надо. Я не вру, она действительно ни разу не была в открытом космосе. Она может элементарно запаниковать и не справиться. Так что наружу с ней должен кто-то выйти. Предлагаю помощника капитана.

- Ладно, - поразмыслив, неохотно согласился Боб. – Так и вправду будет лучше. Но только смотри мне! Шлепну любого, кого увижу в скафандре вместо девчонки! Хотя и не хочу этого.

На том и порешили. Конечно, я бы мог отправиться вместо Молли – с моим оружием у меня были неплохие шансы расправиться с Бобом. Но, во-первых, я тоже не хотел убивать. А, во-вторых, ну застрелю я Боба, ну захвачу его корабль… не корабль, а настоящая развалина, судя по всему, и неизвестно, как я с ним управлюсь. Да и не в этом даже дело, нашлось бы, кому управиться, только вот куда лететь прикажете? Координат-то никто из нас, кроме Боба не знает! Скажете, лоция, мол, навигатор, мол. Ну, правильно, есть такие полезные штуки. Только что, я контрабандистов на своем веку не видел? Знаю я их! Они журнал вычислений стирают каждый раз после гиперпрыжка, а все координаты в голове держат. Обычная, знаете ли, практика.

И потом, я действительно не хотел убивать. Я старый человек, мне и прошлых грехов хватит.

Под бдительным оком Боба я разделил груз на две равные части; одну из них, включая десять бутылок недорогого (по моим меркам) вина, сложил в герметичный контейнер.

- Ну, как-то так, - сказал я.

- Хорошо, - буркнул Боб. – Жду вас. Как наружу выйдете, маякните.

И отключился. А’Пойк пошел готовить скафандры, а я – готовить Молли: и морально, и физически. Девочка держалась молодцом, хотя и отчаянно трусила. Я рассказал ей о предстоящей «стыковке»: она наденет скафандр и с помощью А’Пойка, который тоже будет в скафандре, спокойно и без проблем перейдет на корабль Боба со своей частью премии. А через несколько минут и я следом за ней. Я старался подбирать самые обтекаемые слова, самую успокаивающую интонацию, но Молли все равно встревожилась. Боюсь, это из-за того, что я был не слишком убедителен – я был до некоторой степени погружен в свои невеселые мысли.

- Скафандр? – взволнованно спросила Молли. – Зачем мне эта штука? Я знаю, я смотрела фильмы – там обходятся без скафандров. Или ты мне что-то не договариваешь? Роджер, милый, скажи мне всю правду, умоляю тебя! Это очень опасно? Я что, умру?

- Дура, - рассердился я. – Какую чушь ты несешь! Да разве я позволю тебе умереть? Меня же адвокаты твоего агентства живьем сожрут и не подавятся!

Молли повеселела и улыбнулась. Я это предвидел, ведь некоторые женщины грубость принимают за искренность.

- Ты пойми, корабль Боба далеко не новый, - объяснил я. – При стыковке возможна небольшая разгерметизация. Это не смертельно, но неприятно, вызывает дискомфорт, покраснение глаз и еще что-то там. Поэтому ты и А’Пойк пойдете в скафандрах. А как только ты окажешься на корабле Боба, ты просто снимешь его, вот и всё! И вообще, не бери в голову технические детали. Подумай лучше, как тебе одеться. Только, умоляю, будь скромнее, мне вовсе не хочется, чтобы Боб всю дорогу пялился на тебя. Не дай бог, ещё в какую-нибудь комету врежемся.

Хотите отвлечь женщину от ненужных мыслей? Предложите ей заняться её гардеробом. Метод, проверенный веками еще с пещерных времен, и дает стопроцентную гарантию. Я успел основательно перекусить и даже немного вздремнуть, прежде чем Молли объявила, что готова. Я вздохнул: скромное, по меркам Молли, одеяние могло вызвать нешуточные социальные потрясения на какой-нибудь аграрной патриархальной планете. Преодолев сопротивление Молли, я внес несколько корректив, и этим пришлось удовлетвориться.

А’Пойк уже ждал нас возле шлюзовой камеры; у его ног лежали скафандры и ящик с ценностями, на голову он нацепил линзу видеосвязи.

- Этот вымогатель хочет видеть всё от и до, - хмуро сообщил он.

- Этот спаситель, - поправил Боб и ухмыльнулся. – Ну а как же? Я надуть себя не дам! Где тут мой главный приз? Где очаровательная мисс Вселенная?

Молли храбро выступила вперед и улыбнулась.

- Привет, Боб, - несколько нервно сказала она. – Как поживаешь?

При виде Молли Боб шумно задышал.

- И с этой красоткой я буду делить свою бедную обитель? – с восторгом произнес он. – Боже, чем я заслужил такое счастье?

Молли скромно потупилась, отчего стала ещё соблазнительней. Есть у некоторых женщин такой талант – чем скромнее и целомудренней они выглядят, тем сильнее мужчинам хочется сорвать с них одежду.

- Не только с ней, - напомнил я. – Со мной тоже.

Боб удостоил меня рассеянным взглядом и снова принялся пялиться на Молли – та как раз с помощью А’Пойка забиралась в скафандр, и смотрелось это чертовски эротично. Я понял, что мне предстоят нешуточные проблемы. Там, на корабле Боба. А, впрочем, поглядим.

А’Пойк тщательно проверил скафандр Молли, закрепил на нём ящик; оставалось только надвинуть шлем. Молли повернулась ко мне… попыталась повернуться.

- Боже, какой он тяжелый! – испуганно сказала она. – Я же шагу не могу в нём сделать!

- Ничего, - весело объявил Боб и хитро подмигнул мне. – Вы не беспокойтесь, я вас на руках перенесу. Я, знаете, какой сильный! Раз, два, и вы у меня в гостях.

Я шагнул к Молли, провел рукой по её волосам.

- Не бойся, девочка, - мягко сказал я. – Всё будет хорошо.

И с этими словами прижал инъектор к её нежной шее. Молли рухнула, как подкошенная.

- Уснула? – деловито поинтересовался Боб, и я понял, что он в курсе происходящего. Что ж, тем лучше. – Давайте, давайте, не тяните время. Мне ужасно хочется… - он сделал многозначительную паузу, вновь подмигнул мне: - Ужасно хочется выпить.

А’Пойк надвинул на девушку шлем (я слышал характерный щелчок), а потом мы вдвоем попытались перетащить бесчувственную Молли в шлюзовую камеру. Не тут-то было! Один только скафандр весит больше ста килограмм, а если добавить сюда ящик с выкупом, да саму девушку… Да и ухватиться за проклятый скафандр толком не удавалось, руки то и дело соскальзывали. Выручил нас, как всегда, мой верный Джордж – отстранив нас, он подхватил Молли подмышки и одним рывком втащил в распахнутый шлюз. И при этом у него даже дыхание не сбилось!

- Во дает! – отчетливо произнес Боб.

А’Пойк шагнул следом за Молли, тихонько взвыли сервоприводы, и шлюз закрылся. А я побежал в рубку. Ну как побежал? Поспешил, так будет точнее. Преодолевая боль в ноющей пояснице, не обращая внимания на хруст в коленях и вообще стараясь держаться бодрячком. Полагаю, в какой-то мере мне это удалось. Во всяком случае, Джордж ни разу не заикнулся о том, чтобы помочь мне.

Капитан стоял в рубке и, не отрываясь, смотрел на экран обзорника.

- Он выпустил фал. Видите?

Смиряя колотящееся сердце и стараясь не слишком сопеть, я подошел и посмотрел. И, честно сказать, никакого фала не увидел. Зато увидел две фигурки, распластавшиеся по борту «Королевы мира». Одна фигурка взмахнула рукой: раз, другой, третий.

- Черт, он не может его взять, - сквозь зубы проговорил капитан.

- Кто? – спросил я. – Кого?

И в ту же секунду сам всё понял: А’Пойк никак не мог поймать конец спасательного фала, который тянулся от корабля Боба к моей «Королеве мира». Несколько минут мы в напряженном молчании следили за его усилиями. Мы слышали тяжелое дыхание А’Пойка, его сдавленные невнятные восклицания, а когда я, не выдержав напряжения, принялся давать ему советы (довольно бестолковые, признаюсь), он злобно обругал меня с ног до головы и посоветовал или заткнуться, или занять его место и сделать всё самому.

Я не обиделся – это было справедливо.

- Сколько у нас времени? – шепотом спросил я у Джорджа. – Я имею в виду – до того, как Молли проснется.

- Не больше часа, сэр, - озабоченно ответил тот и посмотрел на корабельный хронометр.

Я тоже посмотрел на хронометр. Время у нас было. Пока еще было. Но – обычное свойство времени – оно шло. Бежало. Стремительно летело. А в нашем случае – водой просачивалось сквозь пальцы: недотепа-помощник продолжал возиться без всякого видимого результата.

- Мы можем ему помочь? – жалобно спросил я.

- Как? – сквозь зубы ответил капитан. – Чем? У нас только два скафандра и оба там, снаружи. Нет, мы можем только ждать. В крайнем случае, попробуем повторить попытку.

Если, конечно, удастся уговорить Молли на это, подумал я, но благоразумно промолчал – настроение у нас и так было неважное, незачем было усугублять ситуацию пессимистическими замечаниями. Повисшее гнетущее молчание вдруг нарушил ликующий вопль А’Пойка.

- Есть! – орал он так, что у нас уши закладывало. – Есть, капитан! Готово! Гип-гип ура!

Капитан шумно выдохнул и медленно опустился в своё кресло. Когда он вытирал пот со лба, рука его дрожала, но голос звучал уверенно и твердо:

- Очень хорошо, А’Пойк. Теперь не торопитесь. Проверьте крепление самым тщательным образом. Как состояние мисс Молли?

- Спит, - доложил помощник. – Кажется, она проспит всё самое интересное.

«Королева мира» никогда раньше не попадала в такие сложные ситуации, и у меня не было возможности проверить мой экипаж, так сказать, «в деле». Но сейчас это произошло, и я восхищался мужеством и самообладанием капитана Ласта и помощника А’Пойка. Пожалуй, когда всё закончится, надо будет похлопотать о правительственной награде для них.

- Боб, вы слышите меня? – позвал капитан.

- Слышу, - отозвался Боб. – Только говорите громче.

Сам он почти кричал, но голос его доносился издалека, словно из другой комнаты. Наверное, Боб находился возле шлюзовой камеры своего корабля, готовясь к выходу. А наушники у него то ли не работали, то ли он не посчитал нужным их включить.

- Мы готовы! – крикнул капитан. – Можем начинать в любой момент!

- О’кей, - после паузы ответил Боб. – Я тоже готов. Слегка подтолкните девушку в мою сторону, а дальше моё дело.

- Как поняли, А’Пойк? – спросил Ласт.

- Вас понял, капитан. Выполняю.

Со слезами облегчения на глазах я смотрел, как наша спящая принцесса медленно плывет в открытом космосе. И молил бога, чтобы она не проснулась раньше времени, до того, как окажется на борту корабля Боба. А еще лучше – до того, как на нём окажусь я.

Согласно договоренности, освободив Молли, Боб должен был нацелить скафандр в нашу сторону и включить реактивный ранец. Таким образом, скафандр должен был вернуться в исходную точку, где его примет А’Пойк. Ну а дальше наступит моя очередь совершить увлекательную прогулку.

В теории всё звучало прекрасно. Боб уверял, что со всем прекрасно справится, что волноваться не о чем, но капитан сомневался. А’Пойк был солидарен со своим командиром, я своего мнения не имел, но выбора у нас не было: нам оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

... Да, кстати: я давно уже не упоминал о состоянии «Королевы мира», и могло сложиться впечатление, что в плане обеспечения жизнедеятельности у нас всё в полном порядке. Но это было не так – «Королева» по несколько раз на дню преподносила мелкие, но неприятные сюрпризы: то алармы включит, то одораторы, то ещё какую-нибудь пакость устроит. Ну а на перепады температуры мы уже и внимания не обращали. По-настоящему нам ничего не угрожало, но сильно действовало на нервы. К тому же было понятно, что не за горами более серьезная поломка, и хотя мы об этом не говорили, все мы были очень встревожены. Нам нужна была помощь, причем, чем скорее, тем лучше. Вот почему я страстно желал оказаться на корабле Боба. Старая развалина? Ха! Я бы верхом на метле полетел, лишь бы в кратчайшие сроки достигнуть цивилизации и спасти мою замечательную, мою несгибаемую команду!

Но Боб не торопился – наверное, любовался спящей красавицей. Капитан Ласт раз за разом вызывал его, но ответа не было. В эфире было тихо, как в склепе.

- Ничего не понимаю, - пробормотал капитан, щелкая какими-то тумблерами. – У нас что, связь накрылась? Вовремя, ничего не скажешь.

Вдруг он вскочил и разразился грязными ругательствами.

- Он уходит! – вопил капитан, в бессильной ярости потрясая воздетыми кулаками. – Вы видите? Он уходит… бросает нас! Сволочь! Гад! Подонок!

Я ничего такого не видел, но знаете что? Я ему поверил. Сразу. Потому что в глубине души ждал чего-то подобного. Ругал себя, гнал дурацкие мысли прочь, но был уверен, что именно этим дело и кончится.

Что ж, Боб жестоко одурачил нас. Он получил всё, что хотел и даже больше – в качестве бонуса ему достался новенький исправный скафандр последнего поколения. Похоже, он с самого начала не собирался нас спасать. Зачем это ему? Тех денег, что он выручит за мои драгоценности, ему хватит надолго, а в далекое будущее такие, как он, не заглядывают. Живут днем сегодняшним, так сказать…

Усталость и безнадежность навалились на меня. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным и старым. Я вдруг вспомнил, с каким энтузиазмом я готовился к нынешнему полету, какие планы строил. Ах, если бы можно было вернуть всё назад!

- Джордж, друг мой, я хочу лечь, - сказал я. – Помогите мне.

Джордж молча повиновался, и в его молчании было больше сочувствия, чем в целом хоре соболезнований. Мы медленно направились в мою каюту. По пути нам встретился А’Пойк: с вытаращенными глазами он сломя голову мчался в рубку.

- Что? – крикнул он. – Какого чёрта здесь происходит?

Я только махнул рукой и поплёлся дальше. Пусть капитан с ним объясняется, я лично сыт всем этим по горло.

Джордж уложил меня в постель, заставил выпить горячего сладкого чаю и вообще ухаживал за мной с заботливостью старой нянюшки. Это было так трогательно, что я чуть не расплакался. Не осуждайте меня, у нас, стариков, слёзы всегда близко.

- Вот и всё, Джордж, - прошептал я, - вот и всё. Мы останемся на этом проклятом корабле до конца жизни… и неизвестно, сколько этой жизни нам осталось. Мне жаль, что я втянул тебя в это. Но если бы я только знал…

- Не стоит переживать, сэр, - возразил он. – Вам вредно волноваться. Хотите, я сделаю вам укол, чтобы вы могли поспать?

Обычно я восхищался невозмутимостью своего дворецкого, но сейчас она меня просто взбесила. Ну нельзя быть таким спокойным перед лицом неизбежной гибели, нельзя! Неестественно это, не по-человечески! Неужели мне все-таки подсунули андроида? От этой мысли, меня охватил гнев, и я сел, отбросив одеяло. Мышцы моего правого предплечья непроизвольно напряглись, приводя оружие в боевой режим.

- Чёрт тебя побери, Джордж! – теряя самообладание, воскликнул я. – Неужели тебе не страшно? Неужели ты совсем не боишься умереть?

- Не особенно, сэр. – Джордж аккуратно поставил на поднос пустую чашку. – Дело в том, что я внимательно наблюдал за поведением так называемого Боба во время сеансов связи. И сделал кое-какие выводы. Если желаете, я могу их озвучить.

- Желаю? Да я приказываю тебе! Или прошу, если для тебя это важнее!

- Да, сэр, - к чашке на подносе присоединилась сахарница и серебряная ложечка. – Не вызывает никаких сомнений, сэр, что этот человек беден. К тому же он жаден и не слишком умен. Он не в состоянии видеть перспективу и предпочитает сиюминутную выгоду. Другими словами, он выбирает синицу в руке вместо журавля в небе. Заработав крупную сумму, такие типы, как Боб, скорее потратят её на свои удовольствия, вместо того, чтобы вложить в дело. Отсюда я делаю вывод, что его судно, скорее всего, находится в плачевном состоянии.

Не могу сказать, каких слов я ожидал от Джорджа, но точно не набора банальностей. Я был разочарован. Но мой дворецкий, оказывается, ещё не закончил.

- Подобный корабль, даже если он оснащен гипердвигателем, не в состоянии совершать дальние перелеты, это попросту опасно. К тому же, гипердвигатель требует большого количества энергии, а Боб явно экономит на всём – вы обратили внимание, сэр Роберт, какое тусклое освещение у него в рубке? Какое старое оборудование? Взять тот же стыковочный комплекс, несовместимый с современными кораблями.

- Так-так-так, - воскликнул я, начиная подозревать, куда клонит мой дворецкий. – Интересно, Джордж, очень интересно! Но продолжайте, прошу вас!

- Я полагаю, что ближайший цивилизованный мир находится не в четырех парсеках, как утверждает Боб, а гораздо ближе. Возможно, нас разделяют всего несколько дней пути. Зная это, мошенник не исключал, что наш сигнал бедствия уже приняли, что к нам уже направилась помощь. И именно поэтому он так поспешно сбежал. Вид ваших драгоценностей, сэр Роджер, буквально свёл его с ума, и он не устоял перед искушением.

Я выпрямился. Я торжественно пожал Джорджу руку. Я бы расцеловал его, но не знал, как он к этому отнесется.

- Так ты считаешь, что спасение близко?

- Я надеюсь на это, сэр. Но, конечно, я могу и ошибаться.

Ну вот обязательно надо было этому зануде испортить бочку меда ложкой дегтя!

- Спокойной ночи, Джордж, - холодно сказал я. – До завтра вы мне не понадобитесь.

Когда Джордж ушел, я включил дополнительный защитный контур своей каюты. Я не обладаю даром предвидения, но я был уверен, что это только начало. И впереди меня ждут серьезные проблемы.