Серия «Пёстрый блокнот»

-1-

Этот двоякодышащий чешуйчатый гад Пирт надул меня на обменном курсе и смылся прежде, чем я успел начистить ему хелицеры. Я проводил его взлетающий корабль бессильными ругательствами и остался один-одинешенек на Черизе: нищий, бездомный и, самое главное, на абсолютно незаконных основаниях. Контрабандный рейс, это контрабандный рейс, визу на него не оформишь. В судовом реестре я числился как элемент жизнеобеспечения корабля – белковый, квазиживой, второй степени разумности, а в графе «утилизация» у меня стояла пометка «самоутилизирующийся». Так будет проще всем, объяснил мне мой нечистый на все конечности партнер, и я повелся, как последний лох. За что и поплатился – меня списали с корабля как вышедшее из строя оборудование и отправили на самоутилизацию. Как говорится, с вещами на выход.

Кстати, насчет вещей. Кроме одежды, шоколадки и смехотворной по любым меркам суммы, в моем распоряжении оказался универсальный межрасовый переводчик – единственный маленький плюсик в череде огромных жирных минусов. По крайней мере, я мог надеяться на понимание со стороны местных. И вот с таким скромным активом мне предстояло выжить в чужом равнодушном мире.

Мое положение осложнялось еще тем, что людей на Черизе не было и не предвиделось в ближайшие лет десять – Земля со всеми ее колониями была открыта совсем недавно, и сейчас рассматривалась ее заявка на вступление в Дружную Галактическую Семью Народов, или как там у них это называется. Процесс обещал быть увлекательным, но долгим, ну а пока суд да дело, миссию посредников между людьми и остальными братскими народами выполняли разумные инсектоиды с планеты Офа - соотечественники этого гада Пирта. Офийцы должны были сгладить цивилизационный шок, примирить человечество с новой высокогуманной моралью и все такое прочее. Ну а на деле беззастенчиво использовали дипломатические полномочия для своей выгоды.

Итак, я единственный человек на Черизе. И поскольку на помощь соотечественников рассчитывать не приходилось, нужно было выкручиваться самому. И вариантов у меня всего два.

Можно сдаться властям. Меня накормят, обогреют и дадут какое-никакое пристанище… упекут, например, в тюрьму за незаконное проникновение на планету, контрабанду и бог знает еще за что. Кроме того, в этом случае мне предстоит объяснение и с земными властями, а у них и без того ко мне множество претензий, законопослушным я сроду не был. Так что этот вариант мы оставляем на самый крайний случай и подумаем над вторым.

Можно попробовать ассимилироваться в местном социуме – найти крышу над головой, устроиться на работу, подкопить деньжат и по-тихому свалить домой, когда наладится сообщение между Землей и Черизой. Путь долгий, тернистый, но единственно возможный для свободолюбивого парня вроде меня. К тому же, меня одолевало любопытство - как-никак, а я впервые оказался так далеко от дома.

Чериза, как я уже успел понять, была довольно оживленным местечком – этакий перекресток торговых, дипломатических, туристических и других путей. Настоящий новый Вавилон, кипящий котел из представителей разумных рас всевозможных форм, размеров и расцветок. Так что затеряться среди всего этого фантастического разнообразия не составило бы никакого труда. В самом деле, ну кто обратит внимание на скромного меня? Ничем непримечательного гуманоида с одной головой, двумя руками, двумя ногами, без хвоста и жабр? Надеюсь, что никто.

Итак, крыша над головой и работа – вот, что мне нужно, причем именно в такой последовательности. А там как карта ляжет.

Давно известно - любой, даже плохой план лучше, чем отсутствие плана. И я, вооруженный этой сомнительной максимой, бодро двинулся к выходу из космопорта. Я искал какого-нибудь местного работягу, и я его нашел. Точнее, их – Справочники рядками висели на залитой солнцем стене длинного невзрачного ангара и обменивались данными.

- Здравствуйте, друзья, - с преувеличенной сердечностью воскликнул я. – А не подскажете, как пройти в гостиницу?

Справочники не отреагировали, и лишь один из них неохотно сменил свой глубокий черный цвет на матовый белый.

- Справка две стандартные кредит-единицы, - сообщил он.

- Да ладно! – возмутился я. – Я же свой. Не видно разве? Я не турист, я тут работаю… буду работать, - поправился я, вспомнив, что Справочники обладают зачатками телепатии. – И мне не нужна какая-нибудь шикарная гостиница, мне нужно что-то вроде общежития для вахтовиков. Ясно тебе?

- Справка две стандартные кредит-единицы.

- Может, договоримся? – понизив голос, предложил я. – Одна единица, но зато тебе лично.

Не подумайте, что я какой-нибудь скряга или жмот. Просто в моем положении приходится экономить каждую копейку.

- Справка две стандартные кредит-единицы, - с угрозой повторил Справочник. И я сдался.

- На, подавись! – с отвращением сказал я и от души врезал правым кулаком по студенистой тушке.

Можно было просто приложить браслет с личным чипом, но мне хотелось выпустить пар - планеты, на которых рядовые граждане отказываются от маленьких гешефтов, всегда вызывали у меня недоверие.

Справочник блаженно содрогнулся, списывая с моего счета нужную сумму, и тут же стал сама любезность. Он указал на неприметную дверь рядом, на которую я и внимания-то не обратил.

- Добро пожаловать в лучший хостел на Черизе! – торжественно провозгласил он. – Здесь вам предложат спальное место, питание, соответствующее вашей расе, полу и вероисповеданию. А так же обеспечат необходимыми условиями для удаления продуктов жизнедеятельности. И все это за каких-то пять кредит-единиц за стандартную рабочую неделю!

Не слушая его больше, я шагнул в дверь. Настроение у меня немного улучшилось. Справочник меня облапошил, это ясно. Но если облапошили меня, то, значит, могу облапошить и я. Не так ли? А это, согласитесь, добавляет оптимизма.

-2-

Если вы видели хоть один хостел, значит, вы видели их все. Хостел на Черизе ничем не отличался от таковых где-нибудь на Земле, Марсе или на любой другой освоенной планете. Правда, здесь приходилось следить за тем, куда наступаешь, садишься или ложишься, потому что полосатый коврик на полу мог оказаться разумным плосколетом, погрузившимся в медитацию. А дополнительная подушка на твоей кровати вдруг оборачивалась мешкуном, которому вообще все равно, где спать.

Заселился я без проблем. Правда, пришлось повозиться с рационом – заселяющий комендант, похожий на отощавшего медведя с рожками, требовал точный молекулярный состав яичницы, кофе, хлеба и прочего, вплоть до второго знака после запятой, а я, дубина этакая, ничем помочь ему не мог. В конце концов он сжалился над необразованной деревенщиной и просто взял биопсию моих тканей.

- Подберем что-нибудь, не боись, - прогудел он. – Голодной смертью не помрешь. Приложи часть тела, пригодную для идентификации, вот сюда, где галочка, и добро пожаловать в лучший хостел на Черизе.

Я приложил ладонь, куда было указано, и на этом с формальностями было покончено. А я прямиком направился в «помещение для удаления отходов жизнедеятельности», как было написано на призывно подмигивающем указателе.

Отличительная особенность всех бесплатных общественных туалетов, это запах, с которым не справляются маломощные дешевые очистители. В этом «помещении для…» тоже основательно попахивало: озоном, машинным маслом и еще чем-то, чему я не мог дать названия, сколько не принюхивался. Что ж, вполне понятно – сколько рас, столько разных метаболизмов. Впрочем, переваренной органикой пахло тоже, так что я смел надеяться, что и мои отходы жизнедеятельности будут удалены наилучшим образом. И я отправился разыскивать что-нибудь, напоминающее наш земной унитаз. Что было совсем непросто, учитывая размеры помещения и множество непонятных мне конструкций.

Я видел огромных слизней, неторопливо ползущих вверх по гладкой стене, а их экскременты так же неторопливо стекали вниз и застывали прозрачными глыбами. Я видел богомола-переростка: с хладнокровием истинного самурая он когтями вспорол себе раздутое брюхо, вытряхнул из него сухие крошки и удалился, не позаботившись, чтобы срастить рану. Я видел крылатых жаб – задрав хвосты, они выстреливали жидким содержимым кишечника, целясь в бадью с кислотой, и задорно щебетали, когда промахивались… Я видел многое, что предпочел бы не видеть, но мне нужен был унитаз. Причем, чем скорее, тем лучше.

Слава богу, гуманоидов на Черизе тоже хватало. Один из них любезно указал мне на дырки возле дальней стены. Это было немного не то, на что я рассчитывал, но в моем положении особо привередничать не приходилось. Дырки, так дырки. Все лучше, чем вспарывать себе живот.

Едва я, стянув штаны, устроился в позе гордого орла, как напротив меня возникла какая-то бочка, утыканная где попало синенькими глазками. Только я подумал, что это какой-то механизм, призванный помогать гуманоидам в их нелегком труде, как бочка заговорила.

- Вы гуманоид?

- Да, - прокряхтел я, стараясь повернуться к нахальному инопланетянину боком.

- Вы млекопитающий?

- Да! – рявкнул я, не в силах больше сдерживаться.

- Здесь запрещено рожать!

- Я… не… рожаю… - натужно проговорил я.

- Нет, рожаете! – настаивала бочка. – Мы видели учебные фильмы. Здесь запрещено рожать! Вы оскорбляете наши чувства! Мы зовем коменданта! - И наглая бочка разразилась целой серией оглушающих трелей.

Прибежал комендант, осмотрел меня (большего унижения я в жизни не испытывал!), заверил бочку, что все в порядке, это не роды, а так называемая дефекация, после чего бочка с достоинством удалилась.

- Склочник, - сказал комендант и совсем по-человечески сплюнул. – Все они склочники, все их племя. Держись от них подальше, - предупредил он меня. – У них коллективный разум. И эйдетическая память.

- Спасибо, - от души поблагодарил я доброго коменданта. – Скажите, могу я воспользоваться вашей сетью? Мне надо сделать парочку запросов.

- Разумеется! – комендант был сама любезность. – Пользование сетью включено в ваше проживание. Как и душ.

- Неужели и душ тоже? – я не поверил своим ушам.

- Ну, разумеется! Это же лучший хостел на Черизе! Вон, видите кабинки? Номер пять – ваша.

Я посмотрел, куда указывала мохнатая лапа, и увидел привычную мне душевую кабинку, на которой изумрудным цветом горело изображение гуманоида.

- Только не увлекайтесь особо, скоро обед, - добавил душка-комендант и удалился.

Я с огромным удовольствием принял душ, подключился к местной сети, а потом прозвенел звонок, и все обитатели хостела повалили в столовую. Очередь растянулась от раздаточных комбайнов до дверей. Я оказался между закутанной в тогу актинией и старикашкой-гуманоидом.

Старикашка, словно почуяв во мне родственную душу, тут же принялся нудно жаловаться на молодую жену, которая обобрала его до нитки. Актиния молчала, но норовила прижаться ко мне. Не знаю, что ей от меня было нужно, но я был рад, когда она получила свою порцию – колбу с каким-то подозрительным мутным содержимым – и оставила меня в покое.

Обед произвел на меня огромное впечатление: мне досталась яичница из трех яиц с помидорами и беконом, хлеб, салат из каких-то местных овощей, хлеб и… компот? Наверное, компот. Неважно.

- Приятного аппетита, - пожелал я сам себе, отрезал здоровенный ломоть яичницы, отправил ее в рот.

… Это не было яичницей. Не было помидором и беконом. Это было что-то странное на вкус, без соли, без специй, но несомненно мясное. Задумчиво жуя, я пытался разобраться в своих вкусовых ощущениях. Свинина? Нет. Телятина? Тоже нет. И не курятина, и не кролик, хотя чем-то похоже. Местный организм? Похоже на то. Проглотив первый кусок, я отпил компот и чуть не подавился от неожиданности – то же мясо, только жидкое! Проще говоря, бульон. Мясом оказался и хлеб, и салат, чему я уже не удивился.

Некстати вспомнилось, как у меня брали образцы ткани, я пулей вылетел из-за стола и, зажав рот, на первой космической помчался в «помещение для…» Не хочу, знаете ли, блевать на глазах у инопланетян, черт их знает, как они к этому отнесутся. Может, примут это за изысканный комплимент и в ответ радостно заблюют меня с ног до головы?

Комендант был очень расстроен и долго извинялся передо мной. Ему и в голову не приходило, что человек не употребляет продукты, выращенные из его же собственной ткани. Потому что многие употребляют и даже настаивают на этом. Да, он все понял. Да, в следующий раз мне подадут какое-нибудь местное блюдо. Нет, оно не будет ядовито для меня. Нет, оно не будет живое. Нет, оно не будет меня есть. Не волнуйтесь, отдыхайте, мы учтем все ваши пожелания.

Бледный, на ватных ногах, я кое-как добрался до своей койки, согнал парочку разнежившихся рептилоидов и рухнул без сил. Итак, первая часть плана по спасению моей жизни успешно выполнена – у меня есть крыша над головой, и неплохая крыша, если не придираться к мелочам. Можно было приступать к поискам работы.

Как я и предполагал, на такой развитой планете как Чериза, свободных вакансий было море. Требовались: радетели не ниже второй ступени, опытные ловцы снов (портфолио обязательно!), дальнобойщики с ментальной устойчивостью класса Е, и прочие, прочие, прочие... Я выставил фильтр «без опыта работы», список заметно сократился, но все равно оставался весьма приличным, что давало определенную надежду. В самом деле, неужели такой башковитый энергичный парень, как я, не найдет себе что-нибудь подходящее? Правда, этого замечательного парня один раз уже здорово надули… но давайте не будем о грустном! Давайте с оптимизмом смотреть в будущее и верить, что наши победят! И я погрузился в изучение объявлений.

Моя задача осложнялась тем, что я понятия не имел, что значит тот или иной термин. Переводчик ничего не объяснял, он просто переводил, а это никак не способствовало пониманию. Тот же радетель – что это за профессия? В перечне должностных обязанностей значилось, что радетель должен, например, листить датлы у пилипоков и ни в коем случае не должен фабиться, даже если этого требует его естество. Ну и что означает эта абракадабра? Как понять, подходит мне эта работа или нет?

Пришлось делать дополнительные запросы, и минут через сорок я, заработав легкий приступ мигрени, понял, что эта вакансия не для меня. Потому что радетель оказался кем-то вроде санитара в психушке для пилипоков, полуразумных обитателей Черизы. А «листить датлы» означало контролировать их сезонную трансформацию, чтобы эти милые зверьки не перегнули палку, став разумнее, чем им полагалось природой. Только насчет «фабиться» я был спокоен – мое естество никогда не требовало окукливания.

Проведя за подобным развлечением часа три, я сдался. Мне нужен был профессионал – опытный, знающий и доброжелательный. Который подберет мне работу в соответствии с моими физическими, психическими и морально-этическими особенностями. И я обратил свое внимание на агентства по трудоустройству.

Слава богу, их тут хватало. И одно из них – вот удача! - находилось буквально в соседнем квартале. Правда, их услуги стоили целых сорок кредит-единиц, но я прикинул, что могу позволить себе такое расточительство. Тем более, что едой и крышей над головой я обеспечен на всю неделю.

Была уже ночь, когда я закончил. Вокруг храпели, свистели, дребезжали и время от времени начинали летать, шумно хлопая крыльями. Я залез в индивидуальный кокон, поплотнее закрыл его и, погрузившись в блаженную тишину, уснул.

-3-

Утро принесло неприятные сюрпризы. Оказалось, что питание в хостеле одноразовое. Об этом мне сообщила грустная маленькая фелина, очень симпатичная, несмотря на колтуны и облезлый хвост.

- Эти гады экономят на всем! Один-единственный обед в сутки, да еще в такое время, когда почти все еще на работе! Ты заметил, как мало вчера народу было в столовке?

Я сказал, что народу, по-моему, было очень много.

- Ерунда, - сказала фелина и яростно почесалась. – Вот придут со смены работяги с Талии, тогда ты поймешь, что такое «много».

Она снова принялась чесаться, жалуясь на блох, а я быстренько распрощался и поспешил в душ. Там меня ждал второй сюрприз. Моя кабинка ни в какую не хотела впускать меня, сколько я ни пинал ее.

- Очевидно, вы вчера израсходовали суточный лимит воды, - добродушно сказал комендант в ответ на мои жалобы. – Надо быть экономнее, юноша.

- Надо было предупреждать, - огрызнулся я.

- Надо было внимательно читать договор об оказании услуг, - парировал он.

На это мне нечего было возразить. Едва удержавшись от крепкого словца, я холодно поблагодарил рогатого медведя за совет и направился к выходу.

- Вы нас покидаете? – вежливо осведомился комендант.

- Ненадолго. К обеду я вернусь. И, надеюсь, на этот раз мои пищевые требования будут выполнены!

- О, разумеется! – просиял комендант, делая пометки. – Мы всегда рады услужить нашим постоянным клиентам. Как насчет острого супа из древии с хрустящими панариками?

- Звучит неплохо, - судорожно сглотнув, осторожно сказал я. – Если только вы уверены, что это не нанесет мне вреда.

Комендант заверил меня, что древия абсолютно безопасна для всех форм жизни, и я, слегка успокоившись на этот счет, отправился навстречу своей судьбе.

- Удачи! – крикнул мне вслед комендант, я и суеверно сплюнул через левое плечо. Надеюсь, он не посчитал это оскорблением.

Честно говоря, я остро нуждался в удаче – за всю свою жизнь я не чувствовал себя таким дураком, как здесь, на Черизе.

Местный аналог навигатора я предусмотрительно скачал еще вчера. Следуя его указаниям, я выбрался из унылого космопортовского квартала и зашагал по широкому красивому проспекту, усаженному стройными деревьями с широкими разлапистыми листьями. Несмотря на раннее утро, уже заметно припекало, и я старался держаться в тени. На меня косились, но я приписал это простому любопытству – ведь все эти разумные расы впервые видели человека.

Неожиданно впереди мелькнула знакомая фигура, расцветкой похожую на гигантского шмеля. Издав торжествующий вопль, я рванулся за офийцем. Догнал, ухватил за колючую шипастую конечность.

- Попался, Пирт! – воскликнул я. – Думал, сумеешь меня надуть? А ну, верни мои деньги!

Я был так зол, что с удовольствием пустил бы этому гаду кровь. Ну, пусть не кровь, а гемолимфу, без разницы. Офиец обернулся. Это был не Пирт – совсем другое расположение шишек и бородавок на остром насекомьем личике.

- Э-э-э… - промямлил я. – Прошу прощения, обознался.

Офиец холодно смотрел на меня. Вдруг глаза его выпучились.

- Землянин? – с изумлением проскрипел он. – Что ты тут делаешь, землянин? Вам запрещено покидать пределы вашей территории!

Ну что за невезуха?! Среди миллиардов офийцев встретить именно того, кто знает про землян! Нужно было срочно исправлять ситуацию! Я вскинул руки вверх, потряс ими и заплясал, как сумасшедший клоун.

- Какое оскорбление! – тонким фальцетом завопил я, отчаянно гримасничая. – Я не землянин, я… я честный однохордовый моноцефал с Терры!

Офиец с сомнением осмотрел меня с ног до головы.

- А по-моему – типичный землянин. Стой здесь, я позову служителя порядка.

Вот только полиции мне не хватало для полного счастья! От души врезав сволочному офийцу по хелицерам, я рванул в ближайший переулок.

- Вы изменили маршрут, - доброжелательно сообщил мне навигатор. – Через пятьдесят метров поверните налево.

Погони, как ни странно, не было. Попетляв немного по старинным узким улочкам, я вернулся на проспект. До агентства по трудоустройству было уже рукой подать, когда меня здорово тряхнуло, будто я наступил босой ногой на оголенный провод под напряжением. А потом меня сковало так, что я не мог даже моргнуть.

- Попался!

Откуда ни возьмись, вдруг появился давешний офиец, торжествующе размахивая перед моим носом шипастыми конечностями.

- Попался, землянин! – ликовал он. – Теперь тебя упекут в тюрьму за причинение физического вреда разумному.

Что правда, то правда, вред я причинил изрядный: левая хелицера офийца была сломана, из ротовой щели текла голубоватая гемолимфа и капала на богато украшенную головогрудь.

- И за нарушение закона о миграции, - добавил чей-то приятный басок.

Я почувствовал, что сковывающие меня невидимые путы слегка ослабли, я даже смог повернуть голову в сторону голоса и увидел копа.

Ну и что, что это был типичный черизиец, с треугольными глазами, покрытый гладким коротким мехом? Это был коп – и точка! Что я, копов в своей жизни не видел? Даже если не принимать во внимание строгий мундир, украшенный бляхами, стоило только взглянуть ему в глаза, как все становилось ясно. Полицейский противно ухмылялся и поигрывал парализатором, запрещенным к применению на Земле.

- Вы ошибаетесь, офицер, - я старался говорить как можно убедительней. – Я ничего не нарушал. Это незнакомое мне существо, - кивнул я на офийца, - просто перепутало меня с кем-то. Я шел себе по улице, никого не трогал…

- Не трогал? – взвыл офиец. – А это что? – И выпятил свою бородавчатую физиономию.

- Это была случайность! Дело в том, что обычаи моей расы…

- Сейчас разберемся, - почти добродушно прервал меня полицейский. Тонкий хоботок его носа возбуждено шевелился, коп явно принюхивался ко мне, и я ужасно пожалел, что не смог утром принять душ. Добавьте сюда мой спурт под палящим солнцем Черизы, и вы поймете, что пахло от меня вовсе не розами. – Идентифицируйтесь, пожалуйста.

Я понял, что пропал. И это было чертовски обидно, потому что я сам был виноват в сложившейся ситуации. Точнее, моя несдержанность. Что мне стоило пройти мимо офийца? Нет, понимаешь, справедливости захотелось! Ну и получи теперь справедливость по-черизийски!

- Послушайте, офицер… - начал было я, но в это же время моя рука против моей воли вытянулась вперед, и полицейский приложил служебный сканер к моему браслету.

Прощай, воля! Прощай, голубое небо и яркое солнце. Земля тоже прощай, доведется ли тебе еще раз увидеть своего непутевого сына?

- Хм, - сказал полицейский, и его густые брови взметнулись вверх. – Очень странно. Здесь указано, что вы являетесь квазиживым элементом жизнеобеспечения корабля со второй степенью разумности.

Сволочной Пирт! Вот удружил, так удружил! Мало ему было судового реестра, так он еще и в мой личный браслет прописал мой статус. Ох, ну только попадись мне в руки, я тебя так отделаю, мама родная не узнает!

И вдруг меня осенило – низкосортная шуточка Пирта могла обернуться моим спасением!

- Так и есть, - с достоинством подтвердил я. – Списан как непригодный к дальнейшей эксплуатации. И сейчас направляюсь к месту самоутилизации. А этот, - ткнул я пальцем в офийца, - мне мешает! Офицер, прошу вас, разберитесь!

- Хм, - сказал полицейский с тревогой в голосе. Он вскинул лапу и совсем по-человечески почесал в затылке. – Но это не опасно? Я имею в виду – для окружающих? Как это будет происходить?

- Совсем не опасно, - горячо заверил я. – Когда мой ресурс подойдет к концу, я просто найду себе укромный уголок. Мое сердце перестанет биться, дыхание прервется, мозг перестанет функционировать. Вот и все.

- И когда вы планируете… гм… эту самоутилизацию?

Говорят, человек может протянуть без еды до трех месяцев. Но в себе я не был так уверен.

- Боюсь, - грустно сказал я, - ждать придется недолго.

В треугольных глазах копа мелькнуло что-то вроде сочувствия.

- Я всегда был против того, чтобы наделять механизмы разумом, - проворчал полицейский. – Не спорю, иногда это необходимо, но с этической точки зрения…

Он покачал головой, украдкой смахнул слезу. А я вдруг почувствовал, что снова могу двигаться. Полицейский вытянулся, торжественно похлопал себя по бедрам.

- Вы свободны, - сказал он мне. Офиец взвыл.

- Свободен?! Этот землянин?! Офицер, вас ввели в заблуждение!

Полицейский сурово посмотрел на него:

- У вас есть доказательства ваших голословных обвинений?

- Откуда? Земляне еще не внесены в список разумных рас, разрешенных к контакту! Мы только начинаем изучать их потенциал, поэтому…

- Ну а у меня – официальный документ, - отрезал полицейский и выразительно помахал сканером.

- Но позвольте!..

… Не ожидая, чем закончится эта интереснейшая дискуссия на правовую тему, я поспешил удалиться. (продолжение следует)

- Мне нужно бережное восстановление, - сказал Алан Александр Фелпс. – Самое бережное. И неважно, сколько это будет стоить. Деньги меня не интересуют.

Один из богатейших людей Галактики, обладатель трех платиновых звезд «За заслуги перед человечеством» мог позволить себе такое заявление.

- Да-да, самое бережное, - подтвердила очаровательная миссис Фелпс, очередная жена с порядковым номером не то десять, не то пятнадцать. Но в ее решительном тоне даже неискушенный человек уловил бы нотку сомнений.

Изящная красавица, обладательница бриллиантовой диадемы «мисс Вселенная», была весьма прагматичной женщиной. И перспектива вдруг оказаться рядом с молодым, здоровым, но нищим мужем ее совсем не радовала.

- Разумеется, - ласково согласился профессор Кунц.

Ученый с мировым именем, блестящий теоретик и смелый практик, профессор Кунц никогда не консультировал на дому. Исключение он сделал лишь для Алана Фелпса. По его настоятельной просьбе, подкрепленной внушительной денежной суммой.

- Видел я ваших восстановленных, - раздраженно продолжал Фелпс, золотой гильотинкой отрезая кончик сигары. – У того память фрагментарная, у этого нервный тик… а этот и вовсе дураком стал, в религию ударился, все деньги спустил на благотворительность. Мне этого не надо, понятно вам?

- Нам этого не надо, - вставила миссис Фелпс, вытягивая соблазнительные ноги.

- Разумеется, - согласился профессор Кунц. – Это никому не надо. Тут наши интересы совпадают.

Фелпс окунул сигару в коньяк, зажег ее от кипарисовой палочки, затянулся и с довольным видом откинулся в кресле. Шестидесятилетний, он выглядел вдвое старше, просто старая развалина, а не человек. И его желание обзавестись новым телом выглядело вполне логичным и оправданным.

- Только знаете, что я вам скажу? С вашим образом жизни вам и нового тела надолго не хватит. Вот вы курите. А это же очень вредно! Коньяк, опять же. Нет, в малых дозах это неплохо и даже полезно. Но я слышал, что вы каждый вечер выпиваете по бутылке. А это уже никуда не годится. Такими темпами, батенька, вы очень скоро снова загоните себя в гроб. Даже при современном уровне развития медицины.

Фелпс вынул изо рта сигарету и оглядел ее с таким интересом, словно впервые услышал о вреде курения.

- Так избавьте меня от этого, - предложил он. – Я слышал, это возможно.

- Конечно, возможно - подтвердил профессор. – Мы скопируем вашу психоматрицу, откорректируем ее в соответствии с вашими пожеланиями, пересадим в ваш же белковый клон… но это уже будет немножечко другой Фелпс. Не скажу, что хуже или лучше – просто другой. Хотя и без вредных привычек.

- Другой? – оживилась миссис Фелпс.

Самой вредной привычкой своего богатого супруга она считала любовь к молоденьким красоткам. И если есть возможность из убежденного бабника сделать верного мужа, то надо быть круглой дурой, чтобы ею не воспользоваться! Она была совсем не против быть миссис Фелпс номер такой-то, ей просто хотелось, чтобы на ней счет закончился.

- Другой? – нахмурился Фелпс. – То есть я могу потерять свою деловую хватку?

- Это вполне возможно. Подобные коррекции, как правило, захватывают довольно значительные области сознания, - объяснил профессор. – Любая привычка, даже самая незначительная, не локализована в строго ограниченном пространстве психоматрицы. Нет! Она пропитывает близлежащие слои, как сироп пропитывает бисквит. И чем сильнее привычка, тем сочнее, так сказать, бисквит. Так что если вы, батенька, хотите остаться прежним Фелпсом…

- Понятно, - сказал Алан Александр Фелпс и с удовольствием затянулся сигарой.

А миссис Фелпс украдкой вздохнула. Конечно, ее муж – ее новый молодой муж – отправит ее в отставку, в этом нет никаких сомнений. Старый Фелпс был известным на всю Галактику бабником, значит, и новый будет точно таким же. С этим придется смириться. Но можно попробовать получить хорошие отступные, такие, чтобы на всю жизнь хватило. Пока ее муж все еще в этом отвратительном старом теле, пока еще есть время…

Кстати, насчет времени!

- А когда же, - проворковала миссис Фелпс, нежно глядя на супруга, - когда же я смогу обнять своего юного сильного тигра?

- Еще недавно тебя и старый облезлый кот устраивал, - язвительно заметил Фелпс.

Огромные прекрасные глаза мисс Вселенной наполнились слезами; она мелодично всхлипнула и опустила точеную головку так, чтобы длинная изящная шея стала еще длиннее и изящнее. Но мужчины не обратили никакого внимания на это воплощение скорби.

- Ну, производство белкового клона мы можем начать хоть завтра, - сказал профессор Кунц, принюхиваясь к бокалу Фелпса и непроизвольно облизываясь. – Ваш биологический материал в полном порядке, его проверяют каждые полгода, у нас с этим строго. Вопрос, как вы понимаете, в вашей психоматрице. То есть в вашей личности. Ее надо записать… а для этого, Фелпс, вам придется лечь в клинику на недельку-другую. Будь это какой-нибудь работяга с фабрики удобрений (хотя откуда бы у работяги такие деньги?), все было бы проще и быстрее. С вами, батенька, придется повозиться. Между прочим, в процессе записи вы будете без сознания, так что подберите удобное для вас время. Потом, после снятия матрицы, вам придется до конца своих дней носить записывающее устройство… мы имплантируем его на ствол головного мозга, так что вы его даже не почувствуете.

- Это еще зачем? – подозрительно нахмурился Фелпс. – Вы что, шпионить за мной вздумали?

Профессор энергично замахал руками.

- Ни боже мой! Что вы, что вы! Просто… давайте откровенно, батенька, - мы не знаем, сколько вы еще проживете…

- Врачи мне дают около года, - уточнил Фелпс. – Плюс-минус…

- Вот как? Ну, что ж, отлично, просто отлично… то есть, я хотел сказать, мне очень жаль и все такое. Но вы же не захотите лишиться воспоминаний – очень важных, быть может, воспоминаний! – за этот год? А этот маленький незаметный чип сохранит их в лучшем виде. Потом мы просто перепишем в вашу матрицу дополнительный материал, и все! После чего готовую личность можно будет пересаживать в клон. Это тоже займет некоторое время… я думаю, месяц… А потом – добро пожаловать в новую жизнь, мистер Фелпс!

- Почему так долго? – капризно протянула миссис Фелпс. – Месяц без любимого мужа… о, боже, я же с ума сойду! Нельзя ли это как-то ускорить?

- Бережное восстановление, - напомнил профессор Кунц. – Вы же сами настаивали. Месяц, а еще лучше два – оптимальный срок, чтобы личность пациента постепенно, начиная с самого детства, осознала себя. А если мы просто выльем ушат воспоминаний ему на голову… другими словами, одномоментно активируем матрицу в новом мозговом веществе… - Профессор покачал головой: - Не хотелось бы мне пережить такое, честное слово!

- Занятно, - сказал Фелпс, наливая коньяк профессору. – То есть я буду помнить момент своей смерти?

- Ну, нет, - сказал профессор, с удовольствием принимая бокал. – Мы снимаем чип где-то за пару часов до агонии. Это стандартный протокол, одобренный психологами.

- Знаете, - задумчиво сказал Фелпс, - а мне бы хотелось иметь такие воспоминания. Это был бы интересный жизненный опыт.

Миссис Фелпс содрогнулась.

- Не могу я слушать все эти ужасы, - слабым голосом проговорила она и решительно встала. – Мне надо прилечь, я чувствую себя совершенно разбитой.

- Конечно, дорогая. Можешь, кстати, заказать себе что-нибудь успокоительное. Новое платье, например, или какую-нибудь побрякушку.

В понимании Фелпса любое украшение, стоимостью меньше полумиллиона, было побрякушкой. Миссис Фелпс наградила мужа нежным поцелуем и вышла. Она была полностью удовлетворена услышанным. У нее оставался год, чтобы уладить свои дела наилучшим образом.

Профессор вдохнул аромат коньяка, отпил, покатал во рту божественный напиток. Он молчал, тянул время; Фелпс его не торопил, попыхивая сигарой.

- Мне не хотелось говорить при вашей жене, - сказал, наконец, профессор. – Есть один существенный момент. Несколько неприятный момент. Я имею в виду вашу новую жизнь.

- Смелее, - подбодрил его Фелпс, снова наливая коньяк в опустевшие бокалы.

- Дело в том, что первое время вы будете пребывать… м-м-м… в некоторой, скажем так, растерянности. Это нормальное, естественное состояние для наших пациентов, и обычно оно проходит без следа. Но неделю или больше вы будете подвержены влиянию окружающих вас людей… довольно сильно подвержены, я бы так сказал. Другими словами, вам могут внушить мысли, которые в обычном состоянии вам бы в голову не пришли. Понимаете, о чем я?

- То есть меня могут обобрать до нитки, а я и не пикну, - задумчиво проговорил Фелпс. – Да, я слышал о подобных случаях. И моя драгоценная женушка, без сомнения, этим воспользуется.

- Это еще не все. В течение примерно полугода у вас могут случиться рецидивы. Они будут происходить бесконтрольно и незаметно для вас, но в эти дни вы будете очень внушаемы. Вы давеча упоминали про дурака, который отдал все деньги на благотворительность. Так вот, он это сделал не по своей воле.

- Я бы подал в суд, - буркнул Фелпс.

Профессор помотал головой.

- Бесполезно. Излишняя доверчивость, это ведь не расстройство психики. Не состояние измененного сознания, вызванное чем-то или кем-то. Это не фиксируется никакими приборами. Вы, конечно, можете попробовать опротестовать свое же решение, пойти на попятный, но когда дело касается больших денег, тут уже в действие вступает целая армия юристов… Хотя у вас, может, и получится. Вы сильная личность, Фелпс. Но я все равно предупреждаю – будьте готовы к потерям. По крайней мере, к материальным.

- Мина замедленного действия, - пробормотал Фелпс, и профессор с сожалением развел руками:

- Увы, побочный эффект пересадки волновой матрицы, и мы до сих пор не можем от него избавиться. Знаете, чтоб вам было легче – давайте считать это платой за новую жизнь. Стоя на пороге смерти, будете ли вы думать о презренном металле? В любом случае, такое положение дел не вечно. Полгода, год – максимум, а потом…

- Не в этом дело, - задумчиво глядя в окно, сказал Фелпс. – Дураком не хочется себя чувствовать, облапошенным дураком.

- Предупрежден, значит, вооружен. – Два бокала хорошего коньяка, это два бокала хорошего коньяка – профессор стал благодушен, его потянуло на философские сентенции. А мысль о приятной круглой сумме грела душу не хуже спиртного. – В самом деле, Фелпс, чего вы расстраиваетесь? Не надо. Ну, похудеет ваш кошелек на несколько нулей, ну и что? Я вас знаю, - профессор погрозил Фелпсу пальцем. – Вы – глыбища! Акула! Вы быстро все восстановите, да еще с лихвой.

Фелпс промолчал, по-прежнему глядя в окно. Он молчал так долго, что профессор Кунц принял это за окончание беседы. С сожалением вытряхнув в рот последние янтарные капли из бокала, он поднялся, чтобы уйти.

- Сядьте, - вдруг резко произнес Фелпс. – Налейте себе еще. А теперь давайте поговорим серьезно…

… Вечером, вернувшись домой, миссис Фелпс увидела унимоб профессора на стоянке. И удивилась – муж терпеть не мог затянувшихся деловых визитов. Правда, иногда бывало, что деловой визит плавно перетекал в дружескую попойку. Наверное, это как раз такой случай.

Выбросив из головы мужа с его проблемами, миссис Фелпс поднялась к себе. Поездка по магазинам была утомительной, но очень приятной. И удачной: чудесный изумрудный гарнитур достался ей с большой скидкой. Так что получилось купить не только платье, но и туфли, и сумочку, и помаду в тон.

Миссис Фелпс была счастлива. А скоро станет еще счастливее!

***

Похороны были очень скромными, формальными. И в самом деле, зачем тратиться, если хороним не человека, а лишь его старое, никому не нужное тело? Пожалуй, от поношенного костюма и то больше проку, его хотя бы можно сдать во вторичную переработку.

Временная вдова Анна Фелпс, прекрасно выглядящая в своем траурном наряде, взяла из корзины горсть розовых лепестков и с раздражением швырнула их к подножию

полутораметрового обелиска. Ее раздражение имело веские причины: за весь этот год муж так и не удосужился хоть что-нибудь сделать для нее. Ни тебе симпатичной виллы на побережье где-нибудь в Курортном Поясе, ни спортивной яхты с гипердвигателем. Даже счет, который Анна проверяла по три раза на дню, не вырос ни на копейку. Не вырос? Да он катастрофически уменьшился! Еще немного, и ей придется жить в долг.

- Надо экономить, - с глумливой ухмылочкой сказал Фелпс, когда она пришла попрощаться. – Привыкай, девочка. Это пойдет тебе на пользу.

И умер, гад такой! Хорошо, что хоть дом ей оставил и оплаченное годовое содержание. С голоду, конечно, не умрешь, но о прежней беззаботной жизни придется забыть. Очень хотелось плюнуть на обелиск, но вокруг порхало множество голокамер, поэтому она удержалась. Сейчас на нее смотрит весь мир, нужно сохранять умеренно-скорбный вид, как и полагается временной вдове.

Ничего, осталось потерпеть совсем немного. Профессор уверяет, что со дня на день новое тело будет готово. Потом в него пересадят психоматрицу, и Фелп, этот несносный скряга, вернется к ней. И все станет, как прежде.

Временная вдова всхлипнула, закрыла платочком лицо, и лишь под этим надежным укрытием позволила себе торжествующую улыбку.

Нет, не как прежде! Все будет гораздо, гораздо лучше. Если верить пройдохе Хью (а почему, собственно, ему не верить? он ловкач известный!), первое время Фелпс будет доверчив, как ребенок. И без возражений сделает все, что ему скажут.

Все, что я скажу, поправила себя Анна Фелпс. Даже не так – прикажу! А уж я прикажу, не постесняюсь! Конечно, Иванов, этот ужасный старик, поднимет шум, будет на каждом углу вопить, что его клиента обирают… да и пусть себе вопит! Кто его слушать-то будет? Все знают, этих адвокатов хлебом не корми, дай только возможность привлечь к себе внимание. Тоже мне, защитник интересов клиента нашелся! Уволю, вот только Фелпс вернется, уволю сразу же, к чертовой матери! А на его место возьму Хью, он тоже адвокат… если не врет, конечно…

Они с Хью придумали славный план, как облапошить бедолагу Фелпса. Причем так, чтобы комар носу не подточил. Все будет строго по закону, и все – в ее пользу.

Молодая, красивая, богатая. Весь мир у ее ног и вся жизнь впереди!

От сияющих перспектив закружилась голова, и Анна споткнулась. Кто-то дружески поддержал ее под руку, и Анна поблагодарила слабой улыбкой. Этот кадр тут же появился во всех новостных лентах, и, сидя в такси, Анна Фелпс с удовлетворением разглядывала свое милое бледное личико, темные круги под доверчиво распахнутыми глазами, скорбную морщинку между бровей. Да, стилист поработал на славу, надо отдать ему должное. Хотя денег содрал немало, но Хью прав – оно того стоило.

Но вот морщинка тут явно лишняя, с неудовольствием подумала Анна. Она меня старит.

***

В Зале Встреч было полным-полно народу – тут собрались чуть ли не все родственники Алана Александра Фелпса. Половину из них Анна Фелпс едва знала, о существовании второй даже не подозревала. И все они толпились у дверей, желая попасться на глаза своему богатенькому родичу. Ведь известно, на кого оживший покойник первым взглянет, того и возлюбит всем сердцем.

- Пустое суеверие, - шепнул ей Хью. – Держу пари, первый, кого увидел твой Фелп, был санитарный робот.

Противный старикашка, адвокат Иванов, тоже был здесь – сидел в уголке, с головой погрузившись в изучение каких-то документов в своем планшете, и ни на что не обращал внимания. Его присутствие нервировало миссис Фелпс, она понятия не имела, что ему здесь понадобилось. А тут еще старикашка поднял голову и посмотрел прямо на Анну. И взгляд его был внимательным, недобрым.

Ожидание затягивалось, градус напряжения рос. Наконец, акуст-пойнты под потолком вздохнули и разразились торжественной, в меру жизнерадостной музыкой. Толпа родственников колыхнулась, подалась вперед: глаза горят, зубы блестят, губы свело от приветливых улыбок.

Они стояли плечом к плечу, единым фронтом, а временная вдова осталась в тылу.

Ну уж нет! Зря, что ли, она победила в конкурсе красоты? И Анна Фелпс, припомнив прошлый опыт, ринулась в бой.

Там тычок, там пинок…ущипнуть острыми ногтями за жирный бок, наступить острым каблучком на ногу… Усердно работая локтями и коленками, временная вдова пробивалась в первые ряды, а вокруг охали, хватались за поврежденные места, сгибались в три погибели и сыпали проклятиями. Миссис Фелпс было на это наплевать, она бы и по трупам прошла, не задумываясь.

Последней сдалась толстуха в обтягивающем платье: раскинув могучие руки и выпятив обширный бюст, она стояла нерушимым бастионом, не обращая внимания на возню за спиной. Миссис Фелпс сорвала с нее парик, швырнула в угол, и толстуха сгинула с возмущенным воплем. А поле боя осталось за вдовой. И вовремя!

Оглушительно взвыли трубы, внешняя стена обрушилась роскошным цветочным водопадом, и сквозь остаточное мерцание силового поля все присутствующие разглядели приближающуюся фигуру.

- Мой котик! – пронзительно вскричала миссис Фелпс, распахивая объятия.

Увы, это был не котик, это был всего лишь профессор Кунц. Ехидно улыбаясь, он вошел в Зал Встреч, толкая перед собой столик, накрытый затемненным силовым коконом.

- Где мой котик?

Нетерпеливо оттолкнув профессора, миссис Фелпс выглянула в коридор, но коридор был пуст.

- Позвольте вам представить – Алан Александр Фелпс собственной персоной, - услышала она голос профессора. - Прошу любить и жаловать.

Дружный потрясенный вздох был ему ответом, а потом наступило молчание. Миссис Фелпс резко обернулась: родственники столпились вокруг профессора и разглядывали что-то, скрытое от взгляда вдовы.

- Ну дела! – отчетливо произнес чей-то голос.

Кто-то присвистнул, кто-то хихикнул. А потом все дружно посмотрели на Анну. Ничего не понимая, она двинулась к профессору; перед ней расступались, улыбаясь с фальшивым сочувствием.

И никакой это был не столик. Сейчас, когда затемнение исчезло, было понятно, что это медицинский бокс для новорожденных. А в боксе, надежно защищенный силовым полем, сладко посапывал голенький младенец мужского пола.

Миссис Фелпс гневно нахмурилась.

- Что это за шуточки? Где мой муж?

- А это и есть ваш муж, - жизнерадостно ответил профессор. – Алан Александр Фелпс! Прошу любить и…

Выставив вперед скрюченные пальцы с острыми ногтями, миссис Фелпс молча ринулась на профессора. Профессор проворно спрятался за спинами родственников, а ее перехватил Хью.

- Спокойно, детка, спокойно, - прошипел он. – Не все еще потеряно.

Миссис Фелпс бешено извивалась, изрыгая грязные ругательства, и все старалась дотянуться до этого негодяя Кунца. Некоторые родственники, судя по выражению их лиц, были не прочь присоединиться к ней.

- Это как же? – плачущим голосом воскликнула толстуха, кое-как напяливая парик. – Это что же? Я осталась без наследства? Но ведь Алан обещал!

- Мы остались без наследства, - поправил толстуху мужской бас. – Он нам всем обещал.

- Обещал! – дружно поддержали все остальные.

Поднялся ропот. Татуированный крепыш, воинственно выпятив челюсть, стал надвигаться на профессора; за ним, плечом к плечу, мрачно шли другие родственники, объединившись перед лицом общей угрозы. Профессор Кунц пятился к стене, затравленно озираясь.

Адвокат Иванов встал и откашлялся.

- Дамы и господа, прошу внимания, - строго сказал он. – И тишины. Я собираюсь сделать важное объявление. Мой клиент, Алан Александр Фелпс, находясь в здравом уме и твердой памяти, оставил предсмертные распоряжения, касающиеся его нового тела, в которое будет помещена его прежняя личность. Так же он поручил мне озвучить завещание, в котором упомянуты все присутствующие здесь.

- Завещание, - оживился татуированный крепыш, останавливаясь в метре от близкого к истерике профессора. – Это интересно!

Хью прав, ничего еще не потеряно, лихорадочно размышляла бывшая временная вдова, а теперь полноправная жена миссис Фелпс. Младенец? Ну и пусть, так даже лучше. С младенцем меньше хлопот, его даже убеждать ни в чем не понадобится. Она станет кем-то вроде регента при малолетней царственной особе, будет единолично распоряжаться всем имуществом вплоть до совершеннолетия мужа… и это прекрасно! Лучшего подарка и придумать нельзя!

- … распорядился восстановить его личность в теле новорожденного ребенка мужского пола. Каковой ребенок, при отсутствии медицинских противопоказаний, должен быть отправлен в закрытый приют Святой Магдалены. Родственникам, деловым партнерам и прочим, кто знал Алана Александра Фелпса в прежней жизни, запрещается навещать его, дабы избежать любого влияния, корыстного или бескорыстного, на формирующуюся личность.

Миссис Фелпс приблизилась к боксу с младенцем, ее глаза были полны слез.

- Бедненький, - с состраданием проговорила она, глядя на розовое толстощекое личико. – Ты так нам не доверял? Глупыш мой…

- По достижению четырех лет нового биологического возраста Алан Александр Фелпс будет зачислен курсантом в кадетский корпус при Академии Космофлота. Где будет проходить обучение в течение положенного срока, то есть до своего совершеннолетия. Родственникам, деловым партнерам и прочим, кто знал Алана Александра Фелпса в прежней жизни, запрещается навещать его, дабы избежать любого влияния, корыстного или бескорыстного, на формирующуюся личность.

- О, боже! – Миссис Фелпс залилась слезами, заламывая руки. – За что, Алан, дорогой?

- Все состояние Алана Александра Фелпса, а так же движимое и недвижимое имущество, кроме случаев, оговоренных далее, будет законсервировано согласно стандартам Галактического Банка, и будет возвращено моему клиенту в полном объеме с учетом инфляции, по достижению им восемнадцати лет.

- Ах! – миссис Фелпс лишилась чувств, упав на руки Хью.

Все предусмотрел, сволочь, злобно думала она, пока Хью без энтузиазма хлопотал над ней. Никакой лазейки не оставил. Впрочем, посмотрим. Восемнадцать лет – долгий срок, мы что-нибудь придумаем. Хью придумает – он ведь такой пройдоха!

- … дальше буду цитировать. В течение календарного года после моего восстановления в новом биологическом теле, при условии, что все пройдет согласно договору, заключенному между мной и клиникой «Этцетера», моим родственникам, перечисленным в прилагающимся списке, будут вручены определенные денежные суммы или иные ценные подарки…

- Кажется, ты попала, детка, - озабоченно прошептал Хью. – Ладно, давай дослушаем до конца.

- … моей дочери от первого брака, Элеоноре фон Браун, в девичестве Элеоноре Фелпс, ежемесячные пожизненные выплаты в размере десяти коэффициентов средней потребительской нормы.

- Жмот, - отчетливо проговорила вызывающе одетая девица с тяжелым «фелпсовским» подбородком.

- … моему внебрачному сыну, Борису Кондо, свой гоночный «Спейс Игл», при условии, что вышеуказанный наследник не будет лишен прав управления транспортом на момент вступления в наследство.

- Какого черта? – завопил татуированный крепыш. Он вскочил, взмахнул сжатыми кулаками. – У меня испытательный срок только через два года заканчивается! Я же ему говорил! Он что, спятил перед смертью?

- Ай-яй-яй, какая неприятность, - сладким голосом посочувствовала Элеонора. – Придется тебе, братец, отправляться на общественные работы, чтобы сократить срок. Иначе – прощай, наследство!

- Иди к черту… сестренка, - огрызнулся донельзя расстроенный Борис.

- … моему брату, Андре Фелпсу… моей тете, Розе Фирштейн… моим племянникам… моей двоюродной сестре…

Список длился и длился, бедняга адвокат уже охрип. Лежа без чувств на коленях Хью, Анна Фелпс внимательно разглядывала наследников из-под прикрытых ресниц. И уже не удивлялась, видя кислые физиономии или натужное веселье, - наследство ее мужа, этого хитроумного негодяя, оказалось с подвохом.

- А я? – не выдержала она. – А мне?

- С вами, миссис Фелпс, все намного проще, - сказал адвокат Иванов и прищурился. Нехорошо как-то прищурился, многозначительно.

Анна и Хью настороженно переглянулись.

- Дело в том, - продолжал адвокат, - что в ближайшее время ваш брак… - он сделал паузу, - будет признан недействительным. Но в благодарность за оказанные услуги мистер Фелпс назначает вам алименты, как всем прошлым женам.

- Что? – вне себя от злости воскликнула Анна Фелпс. – Недействительный? Наш брак недействительный? Это с какой стати? У меня есть брачный контракт, у меня есть свидетели! Фелпс мой муж, и точка!

- Давайте рассуждать с точки зрения закона, - сухо сказал адвокат. – Мистер Фелпс сейчас находится в теле младенца…

- Но разумом-то он взрослый!

- И его психика соответствует биологическому возрасту, - невозмутимо продолжал адвокат. – Это подтвердит любой врач.

Профессор Кунц важно покивал головой:

- Так и есть. Мистеру Фелпсу сейчас чуть больше месяца. Что физически, что психически, что ментально.

- А ребенок, как вы понимаете, не может состоять в браке. Это незаконно.

- Чушь! – Хью вскочил. – Бред! Никогда ни о чем подобном не слышал!

- Это уникальный эксперимент, - объяснил профессор. – Мистер Фелпс сам на нем настоял.

- И оформил все юридически, - вставил адвокат. – Будьте уверены, договор составлен по всем правилам.

- Помните, он хотел, чтобы восстановление шло как можно медленнее? Ну а что может быть медленнее естественного течения событий? Вы можете не волноваться, личность мистера Фелпса будет полностью восстановлена к его совершеннолетию.

Хью набычился:

- Это незаконно!

- Кто вы такой, чтобы рассуждать о законе? – с презрением спросил адвокат.

- Я представляю интересы миссис Фелпс! Я подозреваю здесь преступный сговор с целью лишить мою клиентку законных прав. И мы немедленно отправляемся в суд! Пускай назначают экспертизу.

- Вы проиграете, молодой человек, - снисходительно сказал адвокат.

- Я не дам своего разрешения на развод! – истерически выкрикнула будущая бывшая миссис Фелпс. – Я докажу, что вы обманом втянули моего мужа в эту авантюру.

- Попробуйте, - сухо сказал адвокат, закрывая планшет. - Но в таком случае вам грозит обвинение в растлении малолетних. Представляете, какая это будет сенсация: бывшая мисс Вселенная – жена грудного младенца! На вас сухой нитки не оставят, моя милая.

Миссис Фелпс снова лишилась чувств. Теперь уже по-настоящему.

***

Профессор Кунц, посмеиваясь, катил бокс с Аланом Александром Фелпсом в палату люкс, где малыша уже ждала заботливая сиделка с бутылочкой молока. Настроение у него было отличное.

- Вы их сделали, мистер Фелпс, - обратился профессор к младенцу. – Честное слово, я вам даже завидую. Одним махом отделаться от всей родни, это надо уметь! Новая жизнь - без долгов, без обременений… Конечно, - озабоченно добавил он, - я предвижу некоторые сложности медицинского характера. Но мы со всем справимся. Вы станете тем, кем всегда хотели стать, - пилотом боевого космического корабля. И уж совершенно точно избавитесь от своих вредных привычек – в кадетском корпусе с этим строго.

Спящий младенец улыбнулся, пуская пузыри беззубым ртом, а его правый кулачок сложился в кукиш. Профессор Кунц с подозрением вгляделся в безмятежное личико, а потом с облегчением рассмеялся. Разумеется, это было простое совпадение, и ничего больше. До того момента, как Алан Александр Фелпс снова научится понимать человеческую речь, оставалось еще порядочно времени.

И все же лучше держать язык за зубами при этом ребенке, решил профессор. Просто на всякий случай.

-1-

Конечно, тот факт, что карийцы внешне так похожи на людей, поначалу всех сбил с толку. С ними оказалось легко договариваться и торговать, и это было главным. А на мелочи вроде физиологии или, скажем, биохимии никто и не заморачивался. Ну, любят карийцы черный перец горошком, так любят, что готовы платить за него втридорога, ну и что? Прямая выгода и нам, и им. Так что вопросов по поводу этой странной любви никто не задавал. А зря, как оказалось.

Справедливости ради надо сказать, что наши ученые умники подозревали неладное и даже требовали приостановить поставки перца на Карию, пока они со всем не разберутся. Наивные существа! Что значат какие-то там научные исследования по сравнению с выгодой? Так что торговля не только продолжилась, но и возросла.

А потом, когда перед ошеломленными землянами предстала истина во всей своей неприглядной красе, было поздно – все население Карии поголовно подсело на черный перец горошком, как люди подсаживаются на табак, алкоголь и прочую дрянь. Причем, «поголовно» вовсе не было фигурой речи – зависимостью страдали все, начиная от годовалых младенцев и кончая глубокими стариками. И для этого им не нужно было самим жевать этот чертов перец, за них это делали «поглотители», как называли их карийцы.

Закинув в рот десяток-другой жгучих горошин, «поглотитель» погружался в транс; его освободившееся подсознание выдавало образы и видения, одно причудливее другого, а потом транслировало эти видения всем желающим. И все население планеты охватывала эйфория.

Целая раса наркоманов! И случилось это по вине землян! От этой мысли можно было сойти с ума. И сходили. Кое-кто, не выдержав груза ответственности, даже пустил себе пулю в лоб.

Конечно, торговля была спешно свернута, все земные миссии, торговые представительства и прочие организации были спешно отозваны с Карии, осталось лишь посольство, битком набитое биохимиками, психологами и прочей ученой братией, но это ничего не изменило – карийцы требовали свой черный перец горошком.

Разумеется, дураками они не были, и сперва попытались вырастить перец у себя. Но из этого ничего не вышло – поставляемые на другие планеты растения и животные были стерильны. Земля не собиралась разрушать сложившиеся биогеоценозы.

А потом начался второй акт драмы: получив окончательный и бесповоротный отказ, карийцы объявили землянам войну. И война эта была очень, очень странной.

- Каждый день десять моих соотечественников будет кончать жизнь самоубийством, - объявил посол Карии, достопочтенный Батан Куч. – Согласно Кодексу Чести, которого обязано придерживаться любое разумное существо, постигшее мораль и этику, десять ваших соотечественников обязаны будут ответить нам тем же. И так будет продолжаться до тех пор, пока вы не уступите нашим требованиям. Или, - добавил достопочтенный Куч торжественно, - пока какая-нибудь раса не истребит сама себя.

Посол Земли не верил собственным ушам. Он впервые в жизни столкнулся с шантажом подобного рода.

- А если мы откажемся? – спросил он, вытирая потный лоб дрожащей рукой. – Видите ли, самоубийство является тягчайшим грехом согласно нашим верованиям.

- Тогда вы покроете себя несмываемым позором, - невозмутимо ответил достопочтенный Куч. – А мы продолжим войну. Итак, я вас спрашиваю – вы дадите нам перец?

- Да погодите же! – воскликнул несчастный посол. – Так дела не делаются! Надо собрать комиссию…

- Спрашиваю второй раз – вы дадите нам перец?

- … обсудить проблему со всех сторон…

- И в третий раз спрашиваю – вы дадите нам перец?

- … найти приемлемое решение! Потому что мы не можем позволить вам деградировать!

- Итак, ваш ответ?

- Нет! – совсем не дипломатически прорычал посол. – Нет, черт вас всех возьми!

- Очень хорошо, - сказал достопочтенный Куч и умер.

Просто упал там, где стоял, абсолютно бездыханный, и вместе с ним умерли девять карийцев, составлявших его свиту.

Такого унизительного поражения Земля еще никогда не переживала. Позволить целой разумной расе истребить себя быстро или истребить себя медленно – ничего себе выбор!

Самое ужасное, что внешне ничего не изменилось: карийцы, как и прежде, ходили на работу и на свидания, гуляли с детьми, учились, посещали развлекательные мероприятия. Словом, вели самый обычный образ жизни. Но каждый день десять из них кончали жизнь самоубийством, не делая скидок на пол и возраст. Не забывая любезно оповещать об этом землян, пересылая в посольство видеозаписи.

- Не могу, - хрипло сказал посол, с ужасом глядя на труп пятнадцатилетнего светловолосого паренька. – Не могу больше. Что же они творят, уроды? Это когда-нибудь закончится?

- Нам нужен год, - сказал биохимик с красными от недосыпа глазами. – Хотя бы год. Мы разберемся в их метаболизме, поймем, какое именно вещество вызывает зависимость, и синтезируем более слабый аналог. Потом еще слабее и еще. До тех пор, пока этот чертов перец не станет для них чем-то вроде кофе для нас.

- Да вы понимаете, сколько их за этот год умрет? – взорвался посол. – Думаете, они нам это простят? Мы себе это простим?

- Ничем не могу помочь, - огрызнулся биохимик. – Сами напортачили, умники. Мы всего лишь разгребаем за вами ваше дерьмо.

Упрек был справедливым, и посол промолчал.

Правда, нужно отметить, что не одни биохимики не спали ночами. Земля сделала ставку на ксенопсихологов, пытаясь хоть как-то уменьшить разрушительный эффект от своих непродуманных действий, но карийцы упорно игнорировали все попытки контакта. Просто смотрели на психологов как на пустое место и дальше занимались своими делами.

Единственный кариец, кто согласился разговаривать с землянами, был Верховный Столпец, Благочестивый Дарай. Но, боже мой, что это были за разговоры!

- Вы дадите нам перец? – спрашивал он и, не услышав в ответ твердое «Да» с благодушным видом кивал головой. В ту же минуту умирало еще десять карийцев, уже сверх обычной дневной нормы.

Нужен был опытный переговорщик, и на Карию отправился Алан Готлиб.

-2-

Кария встретила меня неприветливо. Мрачный полковник, весь затянутый в мундир, как в броню, сверлил меня взглядом. Стоящие за его спиной капралы космической пехоты не отставали от своего командира, так что я всерьез опасался, что они проделают во мне дыру.

- Вы не Готлиб! – прорычал полковник.

- Разумеется, нет, - согласился я. Глупо отрицать очевидное.

- А где Готлиб? Мы ждали именно его.

- Возникли непредвиденные обстоятельства, - объяснил я. – Поэтому переговорщиком буду я.

Я нисколько не соврал. Ведь доза снотворного в коктейле, которую бедняга Алан принял по незнанию, может считаться непредвиденным обстоятельством, правда же? Сейчас он сладко спит в моем номере отеля и будет спать еще минимум сутки. И что? Оставить бедную Карию без переговорщика, на произвол судьбы? На это я пойти не мог.

Полковник углубился в изучение моих документов, отсканировал мне сетчатку, взял кучу биопроб, сверил с моим ген-индексом.

- Кажется, все в порядке, - неохотно сказал он.

Еще бы не в порядке! Если я сам, лично, назначил себя переговорщиком на Карию, угробив на это дело почти два дня. Ну, зато и сделано было все так, что комар носа не подточит: обладатель научных степеней по социологии, психологии, ксенопсихологии и прочих смежных областей, лауреат «Премии мира», скромный пастор Вульф был готов к работе. А его полномочиям, заверенным всеми верховными чиновниками Лиги, мог позавидовать сам господь бог.

Ознакомившись с ними, полковник стал сама любезность.

- Вы, наверное, захотите отдохнуть с дороги? Вам приготовлен прекрасный номер.

- Как я могу отдыхать, зная, что каждый день умирают ни в чем не повинные аборигены? – совершенно искренне возмутился я.

- Но вас ждут! С вами хочет побеседовать чрезвычайный и полномочный посол, чтобы дать вам точные инструкции. С вами хотят встретиться наши эксперты, чтобы проконсультировать вас.

- Все необходимые инструкции я уже получил там, - сухо сказал я, ткнув пальцем в зенит. Чем привел бедного полковника в некоторое замешательство. – А в консультациях профанов, загубивших контакт, я не нуждаюсь.

На это полковнику возразить было нечего, и он сдался. Не без внутреннего сопротивления – очевидно, на мой счет (вернее, на счет бедняги Готлиба) ему даны были четкие указания.

- Позвольте ваш багаж?

- Вот мой багаж, - сказал я, протягивая ему библию в богато украшенном переплете. Я сам придумал и воплотил этот дизайн и остался доволен, хотя строгий критик наверняка бы признал его вульгарным и вычурным. – Святое слово! Вот самый лучший багаж для истинно верующего, что на этом, что на том свете… Не будем терять времени, сын мой, давайте постараемся спасти как можно больше невинных душ.

Я действительно торопился – любая непредвиденная ерунда грозила сорвать мои планы. Даже в самой тщательно подготовленной операции всегда есть место случайностям, а я свою готовил в спешке и, конечно, не мог предусмотреть всего. Поэтому я стремился как можно быстрее сменить общество недоверчивого служаки на общество Благочестивого Дарая. Только рядом с ним я буду чувствовать себя в относительной безопасности.

Храм, который избрал своей резиденцией Верховный Столпец, располагался на окраине города, в десяти минутах лета от космопорта. Но я заявил, что хочу ознакомиться с городом поближе, поэтому мы не полетим, а поедем.

- Вы же торопитесь, - нахмурился сопровождающий меня полковник.

- Вы собираетесь учить меня моей работе, сын мой? – кротко спросил я, и на этом дискуссия закончилась, не начавшись.

- По-моему, сейчас не время любоваться достопримечательностями, - буркнул полковник, но послушно перевел аэромоб в наземный режим.

Я был с ним абсолютно согласен. И не город как таковой меня интересовал, а его жители. Конечно, я перелопатил кучу материалов по Карии, составил свое мнение о карийцах. Но одно дело теория, а совсем другое – практика. И сейчас, пока аэромоб мчался по прямым широким проспектам, пробирался по тесным лабиринтам кривых улочек, стоял на светофорах, я внимательно разглядывал аборигенов.

Их сходство с людьми было потрясающим. Конечно, есть незначительные различия в пропорциях тела, и уши у них острые и волосатые, и пальцев на руках не пять, а четыре, но! Засунь местного парня на стадион в Москве во время финального матча или в бар на Манхэттене, да никто и внимания на него не обратит! Это что касается внешности. Что касается всего остального…

Больше всего меня поражала атмосфера расслабленности, царящей в обществе, этакого тотального благодушия. Никто не куда не спешил, все друг другу уступали, и вообще были доброжелательны и предупредительны. Но над всем этим словно бы нависало легкое облачко усталого равнодушия и безразличия.

Вы скажете, что я все это себе придумал? Что невозможно за одну короткую поездку, да еще не выходя из машины, составить мнение о целом населении планеты? Наверное, вы правы. Но если бы вы побывали на Карии в то время, вы бы меня поняли.

Кроме того, я очень доверял мнению Коротышки, одного головастого парня из аналитического отдела.

-3-

Храм, который выбрал для своей резиденции Верховный Столпник Дарай, мне понравился – мощные стены, отсутствие окон, толстенная деревянная дверь, окованная железом. Если что, отштурмовать такое укрепсооружение будет непросто. Впрочем, я надеялся, что до штурма дело не дойдет.

Дарай сидел за накрытым столом и обедал. Судя по количеству блюд, чревоугодие на Карии не возбранялось. Рядом с ним, на полу, сидел десяток молодых карийцев, одетых в монашеские балахоны – десяток внеочередных смертников, готовых умереть по одному слову своего повелителя. И все они уставились на вошедшего меня.

- Вы принесли нам перец? – ласково спросил Дарай.

- Я принес вам кое-что получше, - сказал я, поднимая библию над головой.

Конечно, не все мои соотечественники религиозны, но все же определенное почтение к предметам культа у них есть. Я рассчитывал, что мою библию не будут изучать слишком уж тщательно, и мой расчет оправдался – на нее вообще не обратили внимания.

Наверное, техники посольства были сильно удивлены, когда следящая аппаратура, которую мне навязал полковник, ослепла и оглохла. И никто не увидел, как я, не теряя времени, подошел в Дараю и без затей воткнул ему в шею небольшой шип, смазанный парализатором.

Благочестивый вздрогнул и обмяк, выпучив глаза. С монахами я тоже не церемонился, благо шипов, из которых состояло слово «Библия», хватало с избытком.

Карийцы не оказали никакого сопротивления – добрый, миролюбивый народ, давно забывший, что такое война и убийство. Я даже немного расстроился, потому что их поведение подтверждало худшие прогнозы Коротышки. Но сейчас такая покорность была мне только на руку.

Я перешагнул через лежащих монахов, уселся напротив Дарая.

- Я не принес вам перца, - сказал я. – Но зато я знаю, как вам его раздобыть. Сколько угодно чудесного черного перца горошком. Может, поговорим об этом?

Начет «поговорить», это я немного преувеличил – говорил я, а Благочестивый слушал. Вынужден был слушать, потому что парализующий состав, изобретенный, кстати, самими карийцами, не лишал их сознания, зрения и слуха, а просто обездвиживал.

И я говорил, говорил, говорил. До тех пор, пока гнев в глазах Дарая не сменился задумчивостью, потом пониманием, а потом восторгом. И лишь после этого я ввел старику антидот.

Старик тут же закашлялся, потом схватил бутылку вина и припал к горлышку, дергая острым кадыком.

- Великолепный план, - наконец прохрипел он, вытирая губы четырехпалой ладонью. – Прекрасный план. Только ты не учел одного, землянин: мой народ очень миролюбив. Мы не умеем воевать. Мы не знаем, как брать заложников. И мы не хотим никого убивать!

- Ничего, - успокоил я его. – Всему этому я вас научу. С вашей мотивацией вы очень скоро станете отличными вояками. Ну а пока я все сделаю за вас.

Как ни жаждал старина Дарай перцу, но подозрительность и недоверчивость взяла верх.

- Как мы можем быть уверены, что ты нас не обманываешь? Что это не подлый трюк, чтобы заманить нас в ловушку?

- Ловушка? – со всей возможной искренностью изумился я. – Хороша ловушка, из которой вы в любой момент можете выбраться! Что вам мешает отказаться от моего плана и вернуться к вашим самоубийствам?

Дарай подумал немного и согласился с моими доводами. Мы еще разок прошлись по некоторым пунктам нашего соглашения, выпили по бутылочке прекрасного вина, размякли душой и поклялись друг другу в вечной дружбе. Мы совсем забыли про валявшихся на полу монахов, но они сами очухались, и это напомнило мне о времени.

Пора было приступать к решительным действиям.

- Дарай, дружище, ты можешь организовать связь с нашим посольством? Мне нужен большой экран и громкий звук.

Дарай икнул и величественно махнул рукой куда-то в угол:

- Там!

Я осмотрел весьма приличный даже по нашим меркам коммуникатор, остался доволен и выключил свою «глушилку», вмонтированную в библию. Тотчас засветился прямоугольный плоский экран, и я несколько минут молча любовался суетой, царящей в посольстве. Я бы даже назвал это паникой: мелькали мундиры и строгие пиджаки, кто-то раздавал команды начальственным басом, кто-то истерически требовал чего-то. И никто никого не слушал. Это был именно тот эффект, на который я рассчитывал.

Честное слово, прошло минут пять, не меньше, прежде чем эти разгильдяи заметили меня.

- Кто вы такой? – завопил чрезвычайный и полномочный посол, размахивая руками. От его былого благообразия не осталось и следа, посол был красный и взъерошенный, как мальчишка-первоклассник. – Где, черт возьми, Готлиб? И что, черт возьми, у вас там происходит?

Неожиданно посла унесло в сторону, а его место занял генерал. Да еще какой! Волевой подбородок, твердый прищур льдистых глаз, затканные золотой канителью погоны… Орел, чистый орел!

- С вами говорит генерал Браун, - негромко, но очень внушительно произнес он, и я невольно вытянулся в струнку. – Докладывайте, пастор.

- С вами будет говорить Верховный Столпец Карии, Благочестивый Дарай, - очень торжественно провозгласил я.

И старина Дарай блестяще справился со своей ролью, недаром мы несколько раз прорепетировали его выступления. Конечно, он был слегка пьян, но я надеялся, что мои соотечественники сочтут это добрым знаком – приказы о самоубийствах он отдавал на трезвую голову. Для и для самого Дарая опьянение сослужило добрую службу, в таком состоянии он мог врать легко и непринужденно.

Суть его короткой, прерываемой громкой икотой речи, сводилась к следующему: надо забыть все, что было плохого, и рука об руку двигаться в светлое будущее. Земляне и карийцы братья навек, бла-бла-бла… И чтобы скрепить узы дружбы, он, Верховный Столпец, приглашает к себе в гости следующих землян…

И старина Дарай зачитал список из пяти фамилий. Этот список я составил сам, и первым в нем шел чрезвычайный и полномочный посол. К этой жирной жабе у меня были свои счеты, ведь это с его попустительства заварилась кровавая каша на Карии.

Надо ли говорить, что земляне согласились? Согласились? Да они пришли в восторг, и уже через час торжественная процессия вошла в дверь храма.

А еще через десять минут я вызвал на связь генерала Брауна.

-4-

- В чем дело? Что у вас там происходит?

Генерал с недоумением разглядывал пятерых сотрудников посольства, сидящих вдоль стеночки, со связанными руками и с кляпом во рту.

- Захват заложников, - любезно объяснил я. – Слышали о таком? По глазам вижу, что слышали.

Генерал скрипнул зубами, с ненавистью глядя на меня. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто проделал эту штуку.

- И что же ты хочешь? – ледяным тоном процедил он.

- Не я – мы, - поправил я, обводя рукой своих карийских друзей. Сбившихся в кучку, изрядно оробевших друзей. – Мы хотим. Все того же – отличного черного перца горошком. В обмен на пленников, разумеется. Тысяча зерен за каждого пленника.

- Чушь какая, - с отвращением сказал генерал. – Бред. Еще раз спрашиваю – что ты хочешь?

- Еще раз повторяю – тысяча зерен перца за пленника. И поторопитесь – у моих друзей кончается терпение, и скоро они начнут убивать. Слышите? Убивать! А не только кончать жизнь самоубийством.

Генерал оскалился:

- Они не могут никого убить. Это противоречит их морали!

- Зато я могу, - гнусно ухмыльнулся я.

С этими словами я демонстративно достал из кармана сутаны лазерный пистолет и навел его на посла. Целился я точно в лоб, чтобы наверняка.

- Считаю до трех! Раз!

Генерал побледнел.

- Ты не посмеешь, - хрипло сказал он.

- Посмею! Два!

- Прекрати немедленно, придурок!

- Тысяча зерен перца за землянина! Ну? Ваше слово, генерал? Я жду!

Генерал беспомощно разевал рот, как рыба, выброшенная на берег.

- Три! – объявил я и выстрелил в посла. Тот сполз на пол, пару раз дернулся в конвульсиях, вытянулся и затих.

Генерал окаменел. Карийцы тоже окаменели, глядя на меня с суеверным ужасом. Их психика сейчас подвергалась серьезному испытанию, но я надеялся, что скорая эйфория поможет им избавиться от последствий шока.

- Так что, генерал? Мне продолжать? Или вы все-таки выполните наши требования? Учтите, если через двадцать четыре часа перца не будет, то… Ну, вы понимаете, - и я выразительно помахал пистолетом.

- Иуда, - выплюнул генерал. – Предатель рода человеческого. Будь ты проклят.

… Через сутки четверо рыдающих от счастья сотрудника посольства были освобождены. Тело посла я отказался отдавать. Ну, не то, чтобы совсем отказался, просто потребовал за него огромный выкуп – нормальные жизнеспособные семена перца, который мои новые друзья без ограничений смогли бы выращивать на своей плодородной планете. И очень надеялся, что Лига на это никогда не согласится.

Я намеренно шел на обострение конфликта, мне нужно было, чтобы карийцам некуда было отступать. Именно поэтому я и повязал их кровью.

Я не боялся штурма. Во-первых, у моего генерала не было на это полномочий. Во-вторых, храм, похожий на крепость, окружила огромная толпа ликующих карийцев, фактически заслонивших меня своими телами. И пока они взахлеб ловили свою порцию перченого счастья, я переоделся в монашеский балахон, нахлобучил на голову капюшон и под шумок выбрался наружу.

Впереди меня ждала большая работа.

-5-

Я недаром остановился на тысяче зерен перца за каждого заложника, хотя мог бы потребовать и больше. Четыре тысячи горошин – это такая малость, их едва-едва хватило, чтобы удовлетворить потребности ближайшей округи. А девяносто девять целых и девяносто девять сотых населения Карии бешено завидовало счастливчикам, и готово было на все, чтобы получить вожделенную дозу.

Мне не составило особого труда сколотить несколько боевых отрядов из молодых отчаянных ребят. Вооружившись красноречием, личным примером и доверительной грамотой, подписанной самим Верховным Столпцом, я вдохновлял свои банды наркоманов на подвиги, о которых они раньше и помыслить не могли. Мы устраивали рейды по Карии, отлавливая малочисленные научные группы землян; мы совершали налеты на фактории в лучших традициях Дикого Запада; мы брали заложников и бешено торговались за каждое зернышко перца.

Протестные самоубийства потихонечку сходили на нет. И этому весьма способствовал старина Дарай, которому я честно выделял десятую долю от каждого выкупа.

А потом мы вышли в Космос. Ну как – вышли? Просто я пинками заставил карийцев поднять свои ленивые задницы и расконсервировать их космические корабли. Неплохие корабли, скажу я вам, хоть и немного устаревшие; но немало планет Лиги могли только мечтать о подобном. И это сразу расширило наши возможности.

Мы захватывали маломаневренные торговые лохани и небольшие пассажирские суденышки; мы налетали ниоткуда и исчезали в никуда, благодаря тому, что я без труда взламывал базы диспетчерских центров. Нас не интересовали грузы и драгоценности пассажиров, мы вели себя предельно корректно и требовали только одного: перца, перца, как можно больше перца!

Конечно, совсем без жертв не обошлось, особенно в начале. Несколько раз пришлось стрелять, но делал это я, лично, не доверяя слабому духу карийцев. И делал это без всякого удовольствия, вы уж поверьте. Просто для того, чтобы доказать серьезность наших намерений.

Плохо обученные, неопытные пилоты, карийцы попадали в плен пачками, но наша мощь от этого меньше не становилась: Кария в бешеном темпе штамповала малотоннажные маневренные корабли, а желающих поднять их в космос, было столько, что очередь была расписана на несколько лет вперед. И карийцы с успехом продолжали свою перцовую войну.

Вы спросите, почему же Лига не покончила с нами одним ударом? Что ж, я вам отвечу. По большому счету, от карийцев вреда было немного. Грузы оставались нетронутыми, корабли – неповрежденными, а заложники возвращались в полном здравии и в сильном раздражении. Ну а к убийствам мои друзья-наркоманы и вовсе были непричастны, за этим я следил строго. Так за что же их, спрашивается, уничтожать? Их, скорее, лечить надо. Всю расу, все население планеты.

Кстати, обыватели быстро просекли этот момент, и при встрече с карийцами никакого сопротивления не оказывали. Зачем? Ведь пройдет несколько дней, и они благополучно отправятся дальше по своим маршрутам. Зато потом будет о чем рассказать! Ну и приятным бонусом – компенсация за моральные страдания.

Конечно, лично на меня была объявлена настоящая охота, и несколько раз я был на волоске от поимки, а то и гибели. Но всегда как-то выкручивался, доводя до белого каления космический флот Лиги и лично генерала Брауна. Он, видите ли, поклялся собственноручно пристрелить меня, как бешеного пса, и делал все, чтобы клятву свою сдержать.

Так продолжалось почти полтора года, а потом со мной связался мой шеф. Просто возник в голосфере, мрачно разглядывая мою осунувшуюся физиономию.

- Возвращайся, авантюрист, - буркнул он. – Смертная казнь откладывается.

И, поверьте, в этой шутке было очень мало от шутки!

-6-

Мой план сработал. Ну, конечно, не совсем мой, в его разработке участвовала уйма людей. Но я тоже приложил к нему руку. И мозги, внеся небольшие коррективы.

Потеря интереса к окружающему миру, стагнация, замыкание расы саму на себя – бог его знает, почему такое происходит, но это случается даже с высокоразвитыми цивилизациями. Даже, я бы так сказал, по большей части с развитыми. Карийцы одной ногой уже стояли на этой дороге, ведущей в никуда. А тут еще мы со своим проклятым перцем…

Помню, как-то раз Коротышка высказал такую мысль: мол, если бы на Карии случился какой-нибудь социальный взрыв, революция какая-нибудь, то, возможно, они бы сумели выбраться из этой трясины. Старина Готлиб разнес идею мальчишки в пух и прах, просто мокрого места от нее не оставил. А я вот призадумался. И решил действовать. Потому что навряд ли я бы сумел усугубить ситуацию, она и без того была хуже некуда. Ну а в крайнем случае, мы всегда могли вернуться к первоначальному плану.

Подгоняемые чрезвычайными обстоятельствами, ученые умники управились за десять месяцев, и первая партия «облегченного» черного перца горошком поступила в обмен на очередную партию заложников. Я не химик, я не генетик, я в этом ни черта не разбираюсь. Знаю только, что пиролин, придающий перцу жгучий вкус, уже не вызывал у кариян прежней эйфории. Так, что-то вроде того, как если бы мы с вами выпили пару баночек пива. Кроме того, геномодифицированный пиролин дарил моим воинственным друзьям жесточайшее похмелье, так что интерес к этому делу у них стал стабильно снижаться.

А вот интерес к космическим полетам никуда не делся, и вступление Карии в Галактическую Лигу было лишь вопросом времени. Так, во всяком случае, сказал мне шеф после моего возвращения на Землю.

-8-

Да, кстати, все «убитые» мной благополучно «воскресли» и вернулись домой. Само собой, без участия старины Дарая дело не обошлось, мне пришлось посвятить его во все тонкости своего плана. Его и еще пару тысяч карийцев. Без них я бы не справился. Это они организовали доставку «трупов» на маленький островок в океане, это они заботились о моих соотечественниках, исполняя их капризы. И это они держали язык за зубами, даже попав в плен. Впрочем, о плене у них сохранились самые теплые воспоминания.

Конечно, мне пришлось оплатить моим соотечественникам пластические операции – ожог от лазера, это ожог от лазера, он оставляет шрамы. Но что делать? Мне нужна была убойная достоверность, и я ее получил. Труп с обугленной дыркой во лбу – зрелище не для слабонервных, оно придавало моим словам убедительности. А то, что выставленный на минимальную мощность луч лазера поражал заранее усыпленных людей… ну, я надеялся, что этого никто не заметит в суматохе. А если и заметит, то не станет особо разбираться.

Так и вышло.

Вообще-то первоначальный план по спасению Карии был практически безупречен, и приводил к нужному результату со стопроцентной гарантией. Он имел только один, но очень существенный, на мой взгляд, недостаток: он был рассчитан на долгое, слишком долгое время. А мне было просто жаль ни в чем не повинных карийцев - они-то умирали по-настоящему, без дураков.

- Придурок, - с отвращением сказал Герат. – Безответственный молокосос. Что ты о себе возомнил? Что ты герой-удалец, а в Комиссии по Контактам заседают замшелые пердуны и перестраховщики?

- Здравствуйте! – выдохнул Базаль, чувствуя, как его губы растягиваются в глупой счастливой улыбке. Только сейчас он осознал, насколько одиноким он чувствовал себя все эти месяцы.

Герат взглянул на молодого человека и смягчился.

- Ладно, - проворчал он. – Все хорошо, что хорошо кончается. Но, скажу я тебе, задал ты нам задачу. Людей и так не хватает, а тут еще лови одного умника по всему королевству… Ты хотя бы понимаешь, чем рисковал? Лекарь-шмекарь, с полной котомкой чудодейственного снадобья…

- Ничем я не рисковал! – горячо возразил Базаль. – Этот вариант биоблокады специально разрабатывалась для угольцев. И весь цикл проверок прошел, и был одобрен к применению, между прочим! Так что ничего плохого с аборигенами не могло случиться.

- С аборигенами – да, - вздохнул Герат. – А с тобой, дурья башка? О себе ты подумал? Да тебя сто раз уже могли сжечь на костре как колдуна! А знаешь ли ты, что твоя молодая шустрая особа очень заинтересовала султана Руфа ас-Тагая? Что он захотел познакомиться с чародеем лично? И приказал своим доверенным людям похитить тебя? Помнишь маленькое происшествие в порту Гельрихибы? Тогда тебе удалось отбиться, но султан – мужик упрямый, от своего не отступится, ты уж мне поверь. Тем более, что его интерес к тебе возрос чрезвычайно. Хорошо, что о твоих подвигах мне быстро доложили, я смог хоть как-то прикрыть тебя, хоть какой-то легендой. Слышал, небось, что о тебе говорят? Прямой, мол, потомок святого Динерия, то, се… Моя работа, между прочим!

Базаль подавленно молчал. Он-то думал, что вот какой он молодец, умный, расчетливый, самостоятельный, как ловко делает такое нужное, такое важное дело. А оказывается, что его постоянно опекали, чуть ли не за ручку водили. Какой позор! Какой удар по самолюбию!

- Меня что, назад на Землю отошлют?

- Да нет, зачем? – пожал плечами Герат. – У нас и так людей не хватает, а твой эксперимент был признан удачным. Биоблокаду все равно нужно распространять, так почему бы не этим способом? Кстати, вариант «странствующий монах» рассматривался Комиссией по Контактам, только его временно отклонили как опасный для агента. Нужно было разработать легенду, подготовить общественное мнение, заручиться согласием церкви… Много чего планировалось сделать, но ты всех опередил. Ты хоть знаешь, какой разнос мне устроил профессор Симонович? Сгоряча даже обещал сгноить на хлорофилловой плантации, но обошлось. Пришлось взять грех на душу, наврать, что краткосрочный эксперимент был инициирован мною лично, что я все держу под контролем и вообще в курсе… А врать в моем возрасте, это, знаете ли… позорище, что и говорить. Но, с другой стороны, нет худа без добра, мы хотя бы определились с тактикой.

Герат подмигнул, и Базаль почувствовал огромное облегчение: возвращение на Землю ему не грозит, он остается на Уголе и продолжит дело, важнее которого нет ничего на свете. Потому что в систему уже вошло и неотвратимо приближается к Уголе огромное ледяное облако, несущее в себе РНК инопланетных вирусов, перед которыми иммунитет угольцев окажется бессильным. А это означает массовую гибель разумной цивилизации, за которую земляне вот уже почти восемь лет несли всю полноту ответственности.

- Победителей не судят, - вырвалось у него.

Герат ухмыльнулся.

- Скажи это аббату Суне, - предложил он. – Бедняга чуть не спятил от злости, когда вернулся из важной поездки и обнаружил, что молодой монашек исчез в неизвестном направлении вместе с новой партией вакцины. Между прочим, ты сорвал ему вакцинацию группы высокопоставленных паломников, и он жаждет твоей крови.

Базаль молча переваривал информацию.

- Значит, аббат Суна наш? Землянин? – потрясенно спросил он. – Я не знал… То есть, я забыл… кажется…

Он вспомнил страшную суету в Центре; что-то там случилось на Уголе, революция какая-то, что ли. Его отправляли в спешке, лавина инструкций и советов буквально обрушилась на него, он был оглушен, растерян и плохо соображал. В тот момент для него главным была вакцина, которую он должен в целости и сохранности доставить в указанное аббатство.

- Тебе были даны четкие инструкции – тихо сидеть и ждать дальнейших указаний, - сердито сказал Герат. – Потому что от полевого работника требуется дисциплина, выдержка и мозги. А у тебя, как оказалось, ни того, ни другого, ни третьего. За исключением шила в заднице! Парень, нас в Ассии всего двое: я и Суна, у нас дел по горло, мы буквально зашиваемся. И вот мы должны бросать все и спасать безответственного мальчишку!

- Двое? – недоверчиво переспросил Базаль. – Как это – двое? Я точно знаю… мне говорили – пятьдесят человек.

- На всю Уголу! А конкретно здесь – двое!

- Так мало?

Герат прищурился:

- Мало? А много ты видел рыжеволосых землян не выше метра шестидесяти? Физически и психологически готовых к такой работе? Согласных на такую работу? То-то и оно! Мы рады любому человеку… даже такому обалдую, как ты. Кстати, голову оторвать тем, кто тебя готовил! Выжил ты просто чудом… но об этом я буду разговаривать не с тобой…

- Но вы же говорили… вам же докладывали про меня! – растерянно промямлил Базаль. – Значит, за мной следили…

- Местные! Аборигены, а не мы! Они, дружок, тебя вычислили на раз и вели… и только мой авторитет, который я, между прочим, зарабатывал пять лет, не позволил им расправиться с тобой уже в Поляске! А это был всего лишь второй город, куда ты принес вакцину! И если бы не я…

Базаль подавленно молчал, опустив голову. Ему было невыносимо стыдно.

- Кстати, - вдруг сменил тему Герат и глаза его весело блеснули. – Какую дрянь ты добавил в вакцину, что она стала такой отвратительной на вкус? И, главное, зачем? Мне докладывали, что особо чувствительные даже в обморок падали после первого глотка.

- Ваниль, - уныло сказал Базиль. – Обыкновенную ваниль. Думал, если приятный запах… Я же не знал, что для них это страшная гадость.

Герат, словно удивляясь, покачал головой.

- Парень, парень… Перед своим побегом ты две недели пробыл на Уголе. Неужели за это время ты не заметил, что вкусы угольцев и землян кое в чем различаются? Тебя что, не кормили, в этом твоем монастыре?

- Кормили, - сердито сказал Базаль. – Все две недели меня кормили рыбой. Отвратительно сухой и костлявой. Ничего другого там не было, даже кусочка хлеба… Я, наверно, поэтому и сбежал. Просто уже не было сил терпеть.

Герат долго смеялся, вытирая слезы.

- Это был пост, - отсмеявшись, объяснил он. – Великий рыбный пост, который раз в год держат все верующие Ассии. Ты попал на самое его окончание. Продержись еще денек, и ты бы разговелся мясом, фруктами и вином… Между прочим, я знаю, что во время своих странствий ты неплохо питался. Да еще милостыню раздавал. С каких, интересно, шишей? Денег за исцеления ты ведь не брал.

Базаль молча вынул из кармана и положил на стол портативный репликатор, выполненный в виде плоской деревянной шкатулки, размером в половину ладони. Репликатор он стащил у растяпы диспетчера, когда его перебрасывали с Земли на Уголу. Как знал, что пригодится.

- Я только мелкие монеты копировал, - виновато сказал он. – Медяки в основном. Ну и серебряные… иногда…

- Больше он тебе не понадобится, - сухо сказал Герат, пряча репликатор в ящик стола. – Святой Базаль возвращается в свое аббатство. Он будет вести самый праведный образ жизни, во всем слушаясь благочестивого аббата Суну. Он будет принимать паломников, оделять страждущих чудодейственным зельем… и шагу не сделает из монастыря без разрешения! Ясно тебе, мелкий паршивец? – рявкнул Герат. - Ладно, буди моих спящих красавцев, нас ждут дела.

- Угу, - сказал Базаль, выставляя гипноизлучатель в режим пробуждения. Через несколько секунд за дверью завозились. Загремело железо, послышались удивленные возгласы, кто-то невнятно выругался. – А можно вопрос? Скажите, куда делся… ну, настоящий король?

Герат насмешливо поглядел на Базаля.

- Не догадываешься? Шучу, шучу! – поспешно воскликнул он, видя, как вытягивается лицо лекаря. – Никакого Герата никогда и не было. Тщательно продуманная интрига, минимальное гипнотическое воздействие, и стареющий бесплодный король Абаз со слезами радости прижал к груди своего внебрачного сына. Который, к тому же, как две капли воды похож на него в юности. Ну а дальше все зависело только от меня.

Он встал. Что-то неуловимо изменилось в нем, и перед молодым врачом теперь стоял не землянин, играющий роль Герата, а сам Герат Разумный, король Ассии.

- Высочайшая аудиенция окончена, - тоном человека, привыкшего повелевать, сказал он по-ассийски. – Сейчас вас ждет церемония награждения, после чего вы без промедления отправитесь в аббатство. Моя личная карета уже ждет вас.

Базиль-чудотворец вскочил и склонился в глубоком поклоне. Опять, с тоской подумал он, опять этот ужасная душная коробка, эти ужасные разбитые дороги… отбитое седалище и головная боль. Будем надеяться, что личный транспорт короля окажется получше того экипажа, которым снабдил меня Дор V.

Король уже шел к дверям, когда Базаль вспомнил кое о чем.

- Ваше величество! – воскликнул он, бросаясь вдогонку. – Умоляю! Позвольте один вопрос!

Король остановился, надменно посмотрел на лекаря через плечо.

- Позволяю. Только будь краток, лекарь, не испытывай моего терпения.

- Ваше величество, вы сказали, что за мной следили местные, - торопливо заговорил Базаль. – Что они меня вычислили. Но как это возможно? Я ведь был очень осторожен. Во всяком случае, старался быть осторожным. Получается, я совершил ошибку. Но какую?

Король насмешливо улыбнулся.

- Все очень просто, мой юный друг. Сначала в город входит болезнь, а потом уже лекарь. Только так, и никак иначе. Ты же всегда приходил первым, да еще с готовым лекарством... Ты просто перепутал последовательность событий, понимаешь? Именно это вызвало подозрение у местных. Никогда не недооценивай людей, парень. Даже если они тебе кажутся

нецивилизованными дикарями. Уровень развития цивилизации никак не влияет на способность мыслить логически.

Король толкнул створки двери и вышел. Базаль смиренно последовал за ним на почтительном отдалении.

И ничего я не перепутал, подумал он. Просто нельзя же было сидеть и ждать, когда город поразит какая-нибудь эпидемия, на это могло уйти черт знает сколько времени! Вот и пришлось брать дело в свои руки.

И даже если я доставил кучу хлопот начальству, я теперь точно знаю, что люди выживут. А ведь это самое главное, правда?

Жители городка Агаха ликовали – эпидемия пурпурной лишайки шла на спад, а люди все были живы. Конечно, совсем без жертв не обошлось, но это, честно признаться, сущие пустяки.

Умер старый Дагер; но он кашлял с самой зимы, и любому дураку было ясно, что до лета он не дотянет.

Умерла достопочтимая Эгира – злобная старая дева, которая десятками покупала молодых красивых рабынь и ради развлечения уродовала и калечила их. Конечно, каждый волен распоряжаться своим имуществом так, как считает нужным, но всему же, простите, есть предел.

Умер Владетель Агахи, и его смерть ликующие агахяне восприняли как божескую милость – Дор IV, с юности не отличавшийся ясным умом, под старость и вовсе впал в маразм, издавая указы один другого безумнее. Новый Владетель, Дор V устроил отцу самые пышные похороны и отменил все предыдущие указы, одним росчерком пера вернув Агаху в счастливую эпоху правления Дора III.

Итак, болезнь отступала, а люди все были живы и даже – вот уж воистину чудо из чудес! – не облысели и не покрылись коростой, как всегда бывает после пурпурной лишайки. И всем этим агахяне обязаны одному-единственному человеку! Да, конечно, в первую очередь милости божьей, потому что кто, если не Господь привел в Агаху Базаля?

Великого лекаря Базаля! Базаля-чудотворца!

- Святого Базаля, - шептались между собой благочестивые агахяне, с опаской косясь на священников, но те на удивление благосклонно отнеслись к народному мнению.

Церковь и сама подумывала о том, чтобы возвести Базаля в ранг святого. Разумеется, после смерти лекаря, да будет его жизнь долгой.

Да, Базаль-чудотворец очень вовремя пришел в Агаху. Правда, поначалу агахяне даже не догадывались, насколько вовремя, потому что в те дни они были здоровы и счастливы. Но эпидемия на то и эпидемия, чтобы начинаться вдруг и распространяться с ужасающей скоростью. И когда стало известно, что семья пекаря Ехора слегла, пораженная ужасной болезнью, паника охватила весь мирный городок – Ехор с сыновьями держал целых три пекарни, и почти половина города покупала у него хлеб, сдобные булочки, коржики и пирожные, самые вкусные не только в Агахе, но и, пожалуй, во всем королевстве.

Агаха погрузилась в скорбь, стоны и плач доносились из каждого дома – люди заранее прощались с родными и близкими, зная, что выживет едва ли треть. И в эти скорбные дни на улицы города вышел Базаль-чудотворец. Он действовал неторопливо и методично, обходя дом за домом, не пропуская даже самые нищие лачуги, и каждого заболевшего заставлял принимать какой-то бурый порошок, растворяя его в воде или в вине. Получившееся в итоге питье было страшно горьким и вонючим, но желание жить пересиливало отвращение, и люди безропотно глотали мерзкое пойло. И оно помогало!

Спадал жар, очищалась кожа, отступал невыносимый зуд, от которого заболевший буквально сходил с ума, раздирая кожу в кровавые лоскуты. Люди начали выздоравливать: и хилые младенцы, и слабые старики, не говоря уже о крепких мужчинах и женщинах средних лет, все они выжили, полностью выздоровели, и уже на третью неделю после начала эпидемии первые отчаянные храбрецы робко вышли из своих домов.

И скорбь сменилась ликованием!

Разумеется, Базалю-чудотворцу воздали все мыслимые почести. Бедняки день и ночь молились за своего спасителя, люди побогаче осыпали его дорогими подарками, а Дор V подарил лекарю большой дом, десять самых крепких рабов и десять самых красивых рабынь. Кроме того, он прозрачно намекнул на звание Почетного Гражданина, если лекарь навсегда останется в Агахе.

- Достойно ли такого великого человека месить ногами дорожную грязь? – вопросил Дор V. – Не пора ли ему осесть в хорошем месте, обзавестись сыновьями, чтобы передать им свое искусство? А уж мы не поскупимся.

Да, в чем в чем, а в скупости нынешнего Владетеля обвинить было трудно. Ведь звание Почетного Гражданина давало множество привилегий, начиная от права сидеть в присутствии Владетеля и кончая пожизненным и очень щедрым пансионом.

Но Базаль, ко всеобщему изумлению, безукоризненно вежливо, но очень твердо отклонил предложенную честь. Ссылался он при этом на какие-то смехотворные причины: мол, он дал обет не оставаться надолго на одном месте пока не будут побеждены все болезни во всем мире.

В жизни своей Дор V не слышал подобной глупости! Болезни – это испытание, которые посылает нам Господь, и победить все болезни, это все равно, что победить Господа! Жалкий лекаришка, он что, еретик? Или с ума сошел от непосильных трудов?

Да, решил Владетель, разглядывая осунувшееся изможденное лицо лекаря, бедняга попросту переутомился. Исхудал, темные круги под глазами, и цвет лица нездоровый. Ничего, недельку-другую отдохнет, отъестся… а там, глядишь, и передумает. Кто в здравом уме захочет сменить негу и богатство на тяготы бродяжничества?

Дор V твердо решил – Базаль-чудотворец останется в Агахе, даже если придется силой урезонивать глупца. В конце концов, так ли трудно превратить подаренный лекарю дом в комфортабельную тюрьму? И пусть городскому Владетелю личная стража не положена, любой сознательный гражданин Агахи с охотой запишется в караул, чтобы избавить своего спасителя от жалкой участи бродяги.

Так бы все и случилось, но в это время в Агаху на взмыленном коне примчался глашатай его величества Герата Разумного и зачитал депешу. В которой его величество от души поздравлял жителей Агахи с чудесным избавлением от бед и несчастий. А так же повелевал лекарю Базалю, сотворившему сие чудо, не медля прибыть в Столицу для высочайшей аудиенции.

Дор V скрипнул зубами и подчинился – его величество Герат не даром носил прозвище Разумный, за всякое неповиновение он карал неотвратимо, хотя и без жестокости, свойственной его предкам. К слову сказать, правители соседних королевств, опрометчиво принявшие милосердие молодого монарха за слабость, очень скоро убедились в своей ошибке и горько пожалели о ней. А королевство под управлением Герата Разумного приросло тремя богатыми провинциями.

Итак, Базаль-чудотворец, в сопровождении подоспевшего отряда королевских гвардейцев, отбыл в Столицу. На самой лучшей карете, запряженной самыми лучшими жеребцами. Перед отъездом он заверил Владетеля, что отныне и навсегда болезни будут обходить славный город Агаху дальней дорогой, и – чудак человек! – дал вольную подаренным рабам. Недовольные таким поворотом дел рабы тут же продались обратно Дору V.

Погода благоприятствовала, кони были бодры и полны сил, так что дорога до Столицы, пролегавшая среди живописных холмов, заняла всего четыре дня.

На исходе четвертого дня Базаль, едва сдерживая стоны и ругательства, с облегчением ступил на булыжную мостовую возле королевского дворца. Самая лучшая карета оказалась настоящей камерой пыток – тряская, с отвратительным жестким сиденьем, подпрыгивающая на малейшей неровности ухабистой дороги. Ныло отбитое седалище, ныли все внутренности, превратившиеся в кашу, от непрерывной тряски лекаря мутило, и в последние два дня у него крошки во рту не было. А еще пыль, всепроникающая чертова пыль, от которой не было спасения! Она скрипела на зубах, сыпалась из волос, и от нее безумно чесалось и зудело все тело.

Лекарь Базаль чувствовал себя грязной изодранной половой тряпкой, выброшенной за ненадобностью. И с ужасом представлял себя на аудиенции. Но Герат Разумный и в самом деле оказался весьма разумным человеком – лекаря ждала горячая ванна, легкий вкусный ужин и мягкая кровать. С наслаждением вытянувшись между чистыми простынями, Базаль с некоторой тревогой подумал о молодой красивой рабыне – непременным атрибутом гостеприимства всякого уважающего себя хозяина. Но то ли гостеприимство его величества не распространялось так далеко, то ли он правильно оценил физическое состояние гостя, но рабыня не пришла. И Базаль со вздохом облегчения погрузился в крепкий освежающий сон.

«Аудиенция», она лишь по звучанию схожа с «уединением», на самом же деле на ней всегда присутствует множество самых разных людей, это лекарь Базаль знал по своему личному опыту. И был немало удивлен и даже несколько обеспокоен, войдя в пустой тронный зал. Пустой, если не считать его величества, подумал лекарь и тут же дал себе мысленную оплеуху за столь неподобающие мысли. Надо же, «не считая его величества»! Да это откровенным бунтом попахивает, если не хуже! И Базаль, скрывая свое смущение, низко склонился перед королем.

- Я счастлив лицезреть… - начал он, но его перебили.

- Входите, мой друг, входите, - нетерпеливо произнес Герат.

Слышать обращение «мой друг» из уст короля было, мягко скажем, непривычно, но Герат Разумный славился широтой взглядов и некоторым пренебрежением к этикету. Базаль выпрямился и, робея, приблизился к своему повелителю. Он старался не слишком откровенно разглядывать короля, которого впервые видел воочию, но глаза, острые внимательные глаза лекаря, жили собственной жизнью, подмечая малейшие нюансы в облике сорокалетнего мужчины.

Герат Разумный едва заметно усмехнулся краешком губ и повернулся к лекарю, расправив плечи. Ну, вот он я, говорил весь его вид, смотри, пока дозволено.

Придворные живописцы из века в век писали в одной и той же манере, разнообразие не поощрялось. На их портретах любой царственный замухрышка выглядел орел орлом: прямая спина, широкий разворот плеч, крепкие ноги, мощные руки. Опять же – величественная осанка, решительный взгляд… Но в случае с Гератом они, кажется, ничуть не погрешили против истины, подумал Базаль.

В самом деле, стоящий перед ним мужчина являл собой воплощение полного здоровья. Сколько ни вглядывался лекарь, он не смог уловить ни малейшего следа нарождающейся или хронической болезни. Так же король производил впечатление человека физически развитого, не чуждого упражнениям с тяжелым мечом на свежем воздухе. Да у него, пожалуй, и зубы все целы? – с восторгом подумал Базаль, и король, словно услышав мысли лекаря, широко улыбнулся, показывая превосходные, ровные и чистые зубы.

- Не хотите ли вина? – спросил он.

В тронном зале был заранее накрыт небольшой стол на гнутых ножках: вино, фрукты, сыр. Возле стола располагался стул с высокой резной спинкой – уменьшенной стилизованной копией трона, и низенький, обитый бархатом табурет. Повинуясь властному жесту короля, Базаль, страшно робея, опустился на самый краешек табурета и принял из царственных рук оловянный кубок с вином.

- Итак, мой друг, вас можно поздравить с победой?

Базаль сперва не понял, о чем идет речь – какая победа? ведь он ни с кем никогда не сражался, он даже не знает толком, за какой конец меч держать! А потом сообразил и вскочил, прижав руку к сердцу. Дорогое вино, возмущенное таким неделикатным обращением, выплеснулось из кубка на грудь недотепы. Обмирая от ужаса, лекарь уставился на короля, ожидая монаршего гнева, но Герат Разумный только фыркнул, совсем по-мальчишески, и от глаз его разбежались лучики веселых морщин.

- Да, мой государь, - пролепетал Базаль, проклиная свою неловкость. – По милости божьей благочестивые граждане Агахи пребывают в добром здравии, за что бесконечно благодарны вашему величеству.

- Мне? – удивился Герат. – Гм. А мне-то за что?

Базаль не нашелся, что ответить и счел за лучшее промолчать. Лицо его пылало от стыда, и он чувствовал себя неотесанной деревенщиной.

- Впрочем, пусть благодарят. Подданные и должны быть благодарны своему королю. Верно? – И король, подмигнув, хлопнул опешившего лекаря по плечу.

- Совершенно верно, ваше величество, - еле выдавил тот.

Ох, что-то тут не то, с тревогой подумал Базаль. Широта взглядов, это, конечно, хорошо, но не до такой же степени! Это уже демократией попахивает… а какая демократия может быть в средневековом обществе? Или его величество так изволит шутить? А что? Проснулся в хорошем настроении, вот и ведет себя запросто.

- Агахянам невероятно повезло, что вы божьей волей оказались рядом с ними в этот тяжелый час, - продолжал король, словно не замечая замешательства лекаря. – Просто невероятно! И снадобья ваши превыше всяческих похвал – мои придворные шарлатаны только блеют и разводят руками, не в силах повторить подобное. Но ведь это, кажется, не первый спасенный вами город?

- Совершенно верно, ваше величество, - тупо повторил Базаль. Он вдруг почувствовал себя в ловушке. Не нужно мне было приезжать во дворец, с тревогой подумал он. Избавиться по дороге от гвардейцев пара пустяков – щепотка сонного порошка в кувшин с вином на привале, и вот бравые гвардейцы геройски храпят под кустом. А я свободен!

- Было еще четыре… или пять? – Король вытащил из рукава камзола свиток, развернул, внимательно его проглядел, шевеля губами, и кивнул. – Да, пять… а всего, стало быть, шесть городов… за какие-то четыре месяца! А сколько было деревень? Безвестных хуторов? Постоялых дворов, в конце концов? Превосходная работа, дружище, просто превосходная! Можете себе представить - я, король, горжусь быть вашим современником. И хочу выпить за ваше здоровье.

Король плеснул себе в кубок и выпил, не обращая внимания на гостя. Потом сел, вытянув ноги, и ласково улыбнулся.

- Вас ждет королевская награда, мой друг, - доверительно обратился он к лекарю. – Соответствующие распоряжения я уже отдал, но сперва… Сперва я бы хотел оказать вам честь, лично зачитав список ваших богоугодных деяний. Итак, начнем… - Король кинул беглый взгляд на свиток. – Первый случай - Поштина, мозговая горячка… ужасная болезнь, перекидывающаяся, как огонь перекидывается между соломенных крыш. Умерло восемнадцать человек, в основном глубокие старики, пять с лишним тысяч выжило. Правильно?

Базаль облизнул пересохшие губы и кивнул. Герат Разумный словно бы и не заметил столь вопиющего нарушения этикета.

- Следующий город - Поляска, кожная чумка. Умерло трое, больше шести тысяч выжило. Помните?

Помню, подумал Базаль, очень хорошо помню. Инфекционное аутоиммунное заболевание средних слоев дермы. В результате – отторжение кожи и смерть от сепсиса.

- Далее - Терша, слезы святой Маруты. Никто не умер, но – чудо Господне! – никто и не ослеп!

Гангренозный коньюктивит, ведущий к поражению мозговых оболочек. Выжившие отделывались слепотой и хроническими головными болями, и вряд ли их можно было назвать везунчиками.

- Поддубницы, мраморная болезнь. Умерло… м-м-м… - Герат вчитался в свиток и удивленно вздернул брови: - Больше пятидесяти человек! Однако!

Да, подумал Базаль, это моя неудача. И, самое смешное, в Поддубницах я дрался по-настоящему, сражаясь со злым джинном, которого не я выпустил из бутылки. Кальциноз легких, стремительно прогрессирующий, причину которого я не знаю до сих пор… и лица людей, умирающих от удушья действительно были похожи на маски, высеченные из голубого мрамора.

- На все воля божья, - промямлил он, и король кивнул, соглашаясь.

- Разумеется… Но продолжим. Боровки, лихорадка с кровохарканьем. Умерших нет.

Туберкулез с высоким индексом контагиозности. То, что выжили все, - настоящее чудо, я на это не рассчитывал. Во многом это заслуга самих людей – боровчане никогда не отличались излишней религиозностью, и спасение от болезни искали не в молитве, а в лекарстве. Базаль с удовольствием вспомнил очереди у дверей странноприимного дома, степенных немногословных отцов семейств. Получив лекарство, люди с достоинством благодарили и, что гораздо важнее, строго следовали моим рекомендациям. Отсюда и результат. Превосходный результат!

- И, наконец, наши дни. Агаха, пурпурная лишайка. Умерло двое.

- Трое, ваше величество, - осмелился возразить лекарь, но король снисходительно улыбнулся.

- Двое, друг мой, двое. Дор IV уверенно шел на поправку… и это не устраивало Дора V… Ну-с, я ничего не упустил? Или вы хотите дополнить перечень ваших подвигов? Впрочем, не трудитесь - и этого хватит для высочайшей награды.

Провались ты со своей наградой, угрюмо подумал Базаль. Ты даже представить себе не можешь, какую на самом деле награду я получил.

Встать на колени, как того требовал этикет, или хотя бы поблагодарить, лекарю и в голову не пришло.

Герат Разумный оторвал ягодку от тугой виноградной кисти, кинул в рот, пожевал и сплюнул косточки на пол.

- Все это хорошо, - продолжал он. – И даже очень хорошо, просто, я бы сказал, великолепно – я люблю, когда мои подданные живы, здоровы и счастливы. Но вот чего я не понимаю… - Гарат подался вперед и пытливо заглянул в лицо лекарю: - Ну вот совсем не понимаю… В Агахе вы растворяли в воде какой-то бурый порошок. Вкус раствора все, принимающие его, описывают одинаково: сочетание приторной сладости и невероятной горечи. И запах, ни на что не похожий тошнотворный запах. Одним словом, омерзительное пойло!

- Дело в том, ваше величество, что ингредиенты… то есть, я хотел сказать – вещества, входящие в состав порошка…

- Мне знакомо слово «ингредиенты», - холодно сказал Герат. – О них мы поговорим чуть позже. Сейчас меня интересует другое. Итак, в Агахе вы использовали какое-то изобретенное вами снадобье, которое отлично помогло против пурпурной лишайки. Но и в Боровках, во время лихорадки, лекарство было точно тем же! Об этом есть множество свидетельств! – И король выразительно помахал свитком. – Поддубницы, Терша, Поляска, Поштина… Шесть городов, шесть ужасных болезней… и везде вы применяли одно и то же снадобье! Одно – против всех болезней! Как такое может быть? Все придворные лекари в один голос твердят, что это невозможно, что это какое-то шарлатанство… и, тем не менее, это так! Мои люди не могут ошибаться, их доклады точны, в этом я полностью уверен! – Король вдруг улыбнулся, и от этой улыбки лекаря мороз продрал по коже. – Объясните мне эту загадку, друг мой, снимите камень с моей души! Иначе… Знаете, - доверительно проговорил он, - некоторые люди… очень уважаемые и высокопоставленные люди, с которыми я не могу не считаться… полагают вас чуть ли не приспешником дьявола. – Король развел руками извиняющимся жестом. – Глупости, конечно, и мракобесие, но это глас народа! Который может причинить вам множество неприятностей. Но я уверен, что вы сумеете оправдаться. Итак, я вас слушаю, дружище.

- Я счастлив исполнить вашу волю, мой государь! Еще два века назад святой Динерий, изучая свойства ядов, сумел разделить их на такие мельчайшие части, при которых яды теряли свои смертельные свойства. И тогда же он сделал поразительное открытие – в малых дозах яд может стать лекарством…

За мной следили! – в панике думал Базаль, произнося гладкие выверенные слова. Это не требовало от него специальных усилий – такую речь он произносил много раз перед жителями городов и деревень, убеждая обреченных людей принять лекарство. Разумеется, следили, в этом нет никаких сомнений! Но как? Почему? Я ведь был так осторожен!

- … заняло несколько лет. Экспериментируя с различными сочетаниями, я, как мне кажется, подобрал такой состав, который лечил если не все, то многие болезни. Испытав это снадобье на себе и убедившись в его безвредности, я тронулся в путь. Первым моим пациентом был мальчик-бродяжка: несчастный умирал, брошенный в канаве своими товарищами…

Герат Разумный слушал очень внимательно, не перебивая. Он не задал ни одного вопроса, чему Базаль был несказанно рад – в его истории было несколько скользких моментов, которые он постарался обойти. Наконец, он закончил и с облегчением припал к кубку с вином. Лекарь был весьма доволен собой.

- Значит, вы изобрели лекарство, - задумчиво произнес король. – Универсальное лекарство ото всех болезней, которое годится для любого человека. Правильно?

- Правильно, ваше величество.

- Что ж, в таком случае, примите еще одного пациента. Несколько дней назад я пропустил удар мечом, - король осторожно коснулся левого бока. – Рана пустяковая, даже мышцы не задеты, но она плохо заживает. Мои лекари промывают ее уксусом и прижигают квасцами, они заверяют, что еще неделя – и все пройдет. Но мне бы хотелось испытать ваше снадобье. – Король налил в кубок вина, поставил его перед опешившим Базалем. – Оно ведь у вас с собой?

- Э-э-э… да… то есть – нет, - промямлил лекарь. – Видите ли, я все истратил в Агахе. И мне нужно время, чтобы…

- Хорошо, - кивнул король. – Составьте список всего необходимого, и вам доставят все в лучшем виде, пока вы наслаждаетесь моим гостеприимством. Кроме того, мои лекари будут счастливы предложить вам свою помощь.

Бежать, подумал Базаль. Надо бежать, выбираться отсюда любым способом. Иначе…

- Ваше величество, - почти с отчаянием проговорил он. – Умоляю, поймите меня правильно. Состав снадобья настолько сложный, что я не могу доверить его непосвященным. Сбор ингредиентов, изготовление… это требует особых знаний, особой тщательности… Поверьте, это могу сделать только я сам. Иначе я не ручаюсь за результат!

- Одним словом, вы не хотите делиться славой, - кивнул король. – Что ж, понимаю. Но я уверен, что у вас есть запасы снадобья, которые вы храните в надежном месте. Например… - король выдержал многозначительную паузу: - Например, в монастыре Благого Причастия. Вы ведь оттуда начали свой нелегкий путь?

Отвесив челюсть, лекарь с ужасом уставился на Герата Разумного. Мелькнула невероятная мысль, что Герат знает. Не догадывается, а знает про него все, но Базаль отогнал ее: такого просто не могло быть.

И тем не менее ситуация складывалась критическая.

Противно заныло под ложечкой, и Базаль украдкой огляделся. Тяжелая, обитая железом дверь плотно закрыта, а за ней наверняка стоит вооруженная стража, так что этот путь к бегству отрезан. Высокие стрельчатые окна забраны толстой решеткой, сквозь которую даже кошка не смогла бы пролезть. Что же остается?

А остается, друг мой, тайный ход, подумал Базаль. Ведущий из тронного зала в подвалы дворца. Про который все знают, что он есть, но не знают, где именно. Скорее всего, где-нибудь рядом с троном, прикинул Базаль. Или непосредственно под троном. Или вон за той тяжелой портьерой. Или еще где-нибудь. Герат, разумеется, знает, но вряд ли он будет так любезен, что поделится своим знанием с подозрительным лекарем.

Базаль пристально посмотрел на короля. Тот сидел, положив ногу на ногу, и с ухмылкой разглядывал своего собеседника.

Ждет, как я буду теперь выкручиваться. А я ведь выкручусь. Потому что есть у меня туз в рукаве, как раз на такой случай. Очень хорошая штука, надежная, здорово она меня выручила в той заварушке в порту.

- Вы правы, ваше величество, - смиренно проговорил Базаль. Потом подумал, встал и поклонился. – Я действительно изготовил запас своего снадобья. И действительно спрятал его в обители, в надежном тайнике.

- Закопали под монастырской стеной? – серьезно спросил король, но в его глазах заплясали веселые бесенята.

- Почти. В подвале, между бочками с соленьями. Я начертил для памяти план… позвольте, я вам покажу.

Базаль сунул руку за пазуху, извлек висящую на кожаном шнурке фигурку святого Дадона, покровителя путников, шутов и лекарей, нежно огладил ее пальцами, активируя гипноизлучатель в режиме сна. Радиус действия до десяти метров, и Базаль прикинул, что этого хватит не только для короля, но и для стражи, стоящей за дверью.

Король, подавшись вперед, с интересом наблюдал за действиями лекаря.

- Ну? – нетерпеливо спросил он. – И где же ваш план?

- Одну минуточку, ваше величество.

И раз, и два, и три… Пять секунд, десять…

Глухо брякнуло железо за дверью – это стражников среди белого дня сморил крепкий глубокий сон. Король взял яблоко, с хрустом откусил, откинулся на спинку стула.

- Я жду, - напомнил он.

- Одну минуточку, государь!

Двадцать секунд, двадцать пять, тридцать… Герат опять откусил от яблока и смачно захрустел, иронически подмигнув лекарю. Мама моя родная, в панике подумал Базаль, да что же это такое делается? Король не гипнабелен? Стража гипнабельна, напавшие на меня в порту подонки гипнабельны, десятки мужчин, женщин и детей на этой планете тоже… а его величество нет? Он что, мутант? Или?..

- Что, не получается? – сочувственно осведомился король. – Ай-яй-яй, какая неприятность.

Базаль, ничего не понимая, тупо смотрел на короля, а потом до него дошло, и он побледнел.

Его величество Герат Разумный, король Ассии, небольшого, но активно развивающегося государства на планете Угола, говорил на чистейшей унилингве.

Супруги Вебер едва успели переселиться из центра Галактики в уютную провинцию в рукаве Ориона, как новость о том, что они решили обзавестись потомством, облетела округу со скоростью слухов. Которая, как известно, превышает скорость света во много раз. Друзья, соседи, коллеги по работе и даже малознакомые люди обрушились на Дона и Лизу с поздравлениями и советами. Особенно активизировались теща и свекровь – они-то точно знали, какими должны быть их будущие внуки. И хотя их мнения были абсолютно противоположны друг другу, в одном женщины сходились с удивительным единодушием – прежде всего, дети должны быть послушными.

- Но нам это совсем не нужно! – горячо возражала Лиза. – Наоборот, мы хотим, чтобы ребенок имел собственное мнение обо всем на свете, чтобы он был личностью, с которой приходится считаться! А иначе будет просто неинтересно!

- Ах, девочка моя, ты так молода, - сказала теща, и свекровь согласно кивнула головой. – Ты даже представить себе не можешь, какая это морока – ребенок, имеющий свое мнение.

- Мы хотим с самого начала быть ребенку не просто родителями, а – друзьями! – поддерживал жену Дон.

- Ты еще очень молод, мой мальчик, - сказала свекровь, и теща согласно кивнула головой. – Этот, с позволения сказать друг, очень быстро сядет вам на шею и ножки свесит. Дети превосходные манипуляторы!

Что правда, то правда, Дон и Лиза были очень молоды, на двоих им едва исполнилось полторы тысячи лет. Но, несмотря на это, молодые люди были полны решимости поступать так, как считают нужным. Все-таки это их ребенок, правда? И они с головой погрузились в изучение банка данных Центра Репродукции.

С полом ребенка вопросов не возникло – оба хотели девочку, голубоглазую, с льняными кудряшками и ямочками на щечках. С именем тоже быстро определились – дочку будут звать Клэр и никак иначе. Тем более что это имя как нельзя больше подходило к выбранному фенотипу. Так же без споров оба решили, что Клэр будет заниматься искусством. А вот дальше начались разногласия.

Лиза считала, что дочка должна специализироваться на мыслеформах.

- Это совершенно новое направление в живописи, за ним будущее! – горячо утверждала она. – К тому же, это так увлекательно – погрузиться в мысли и чувства художника, понять, что же он на самом деле хотел сказать своим произведением. Ты знаешь, эксперименты с картинами старых мастеров дали поразительные результаты. Совершенно по-другому начинаешь смотреть на их произведения. Вот, например, Кейсо, его «Ветер в ивах». Помнишь ту пронзительно-грустную свирель, которая звучит на закате? Буквально несколько тактов в самом конце, но они переворачивают душу. Так вот, оказалось, что в этот самый момент Кейсо принял решение закончить земной этап своей жизни. Это было озарение, он прощался с вещественным миром, который так любил… отсюда такая изумительная смесь светлой печали и радостного торжества!

Дон не имел ничего против мыслеформизма, но сам лично стоял за старую добрую реализацию абстракций.

- Увидеть творца в каждом из нас – вот настоящее чудо! – восклицал он. – Из хаоса неопределенных мыслей, смутных желаний и разрозненных знаний вычленить здравое зерно новаторской идеи – вот настоящее дело для настоящего человека!

К тому же, дело весьма востребованное и практичное, на чем Дон благоразумно не стал заострять внимание. Знал, что взбалмошная романтическая Лиза далека от прагматических реалий жизни.

А, между тем, именно им, скромным абстракторам, человечество обязано появлением самых передовых технологий! Взять хотя бы тот же корпускулятор, без которого невозможно освоение Вселенной! Или мультистаб, благодаря которому можно зафиксировать самые счастливые моменты своей жизни и возвращаться туда при желании!

Юные супруги даже чуть было не поссорились, выбирая будущее Клэр, но вовремя вспомнили, что дочка будет сильной личностью со своим мнением обо всем на свете, и с облегчением переложили ответственность на ребенка. Вырастет – сама решит.

Обсудили болезни - ну а куда же без них? Дон предложил синдром Дега, которым Клэр должна будет переболеть лет в четырнадцать – он, де, закаляет характер и способствует становлению личности. Но Лиза решительно воспротивилась, она считала это слишком жестоким испытанием для любимой крохи. К тому же лечение, даже при современном уровне развития науки, займет не меньше недели, и всю эту неделю маленькая девочка будет находиться в своей волновой матрице без присмотра родителей. Кто знает, с кем она встретится там, в незнакомом жестоком мире? Кто скажет, под каким влиянием окажется и, главное, как это повлияет на ее характер?

В конце концов остановились на списке, одобренном Институтом Педиатрии: колики, режущиеся зубки, парочка хорошо известных и безопасных инфекций. И хватит, и достаточно.

- Наши предки справлялись с этим безо всякой медицины, - рассуждала Лиза, делая соответствующие пометки в анкете. – Значит, и Клэр справится.

- Конечно, - поддержал жену Дон. – Колики, это ерунда, даже говорить не о чем. Подумаешь, поболит немного живот… Уверен, что мы этого даже не заметим.

- Материнская любовь творит чудеса, - согласилась Лиза. – Я поцелую нашу малышку, и все пройдет.

Если бы Лиза и Дон обратились к своим матерям, они камня на камне не оставили бы от этого оптимизма.

Заполнив анкету и отослав ее в Центр Репродукции, Дон и Лиза запаслись терпением и стали ждать ответ. Ждать пришлось долго, почти два часа, и все это время молодые люди не отрывали глаз от коммуникатора. Наконец, пришло приглашение на собеседование, и супруги заключили друг друга в радостные объятия: у них будет ребенок! Самый лучший ребенок в мире!

В Центре их встретил сотрудник – этакий добрый дедушка с веселыми внимательными глазами, окруженными лучиками морщинок, и с седой бородкой.

- Вы – первая пара за последние семьдесят восемь лет, которые решились на рождение ребенка, - торжественно объявил он. – Поэтому мне хочется познакомиться с вами поближе. Если вы, конечно, не возражаете. Предлагаю выпить чаю и немного побеседовать.

Супруги Вебер не возражали – собеседование есть собеседование, оно поможет им окончательно определиться со своими желаниями и возможностями. К тому же, очень не хотелось обижать симпатичного дедушку, который столько лет просидел без любимой работы.

- Как ты думаешь, почему он выглядит таким старым? – шепотом спросила Лиза, пока дедушка готовил чай. – Это же очень некрасиво. И неудобно, ведь функционал его тела сильно снижен.

- Не знаю, - подумав, ответил Дон. – Наверное, все дело в психологии. Возможно, у него какой-то комплекс или что-то вроде этого.

Дон был наполовину прав, психология тут имела место. Изучив анкету молодой пары, сотрудник Центра выбрал себе облик, наиболее комфортный именно для Дона и Лизы. Он хотел с первого взгляда вызвать их доверие и вызвал – молодые люди перестали нервничать, расслабились и с удовольствием отвечали на вопросы доброго доктора.

А вопросов было много! И не все они относились к деликатной теме деторождения. Так, например, доктора интересовало, любят ли будущие родители играть в игры. Особенно, в стохастические игры. Лиза вообще не поняла, о чем речь, а Дон, поколебавшись, признался, что как-то играл в рулетку с друзьями.

- И как вам? Понравилось? - живо заинтересовался доктор.

Дон добросовестно припомнил свои ощущения многолетней давности и сказал, что это самая глупая игра на свете, хотя и захватывающая.

- В самом деле! – подхватил доктор. – Бессмысленный металлический шарик бежит по кругу, и никогда заранее не знаешь, что выпадет. Проигрыш, выигрыш… Всем заправляет слепой случай.

И это прекрасно, - многозначительно добавил он, потирая руки. – Это добавляет жизни остроты и свежести. Вы согласны?

Дон неуверенно кивнул, а Лиза поморщилась – она терпеть не могла случайностей, и в каждый свой день рождения составляла самый подробный, самый тщательный план на будущий год. К сожалению, ей не хватало опыта по самоанализу. Иначе как объяснить тот факт, что все ее планы рушились с удручающей регулярностью. Летели к чертям собачьим, как выразился однажды Дон, который в тот момент увлекался фольклором.

Вопросы следовали один за другим, Дон и Лиза добросовестно и честно отвечали на них, хотя при этом недоумевали – неужели анкеты оказалось мало? Возможно, доктору просто скучно? Или он проводит некий социальный эксперимент, без сомнения очень важный и нужный для человечества?

Про эксперимент подумала Лиза, и Дон согласился, что это вполне возможно. Сам же доктор на этот счет ничего не сказал – следуя медицинской этике, он экранировал себя от мыслей молодых супругов.

Наконец, поток вопросов иссяк, и доктор пригласил супругов в демонстрационную.

***

Комната, в которой Дону и Лизе предстояло совершить самый главный выбор в своей жизни, была чистой, светлой и абсолютно пустой, если не считать четырех экранов на кремовой стене: три экрана рядом, четвертый чуть в стороне. Один их трех экранов неярко светился ровным голубоватым светом. Возле него и остановился доктор.

- Присаживайтесь, молодые люди, - предложил он.

Квазиорганическое покрытие пола послушно вырастило два удобных кресла, в которые Лиза и Дон уселись, с любопытством оглядываясь. Сам доктор остался стоять, заложив руки за спину.

- Итак, - торжественным тоном заговорил он, - вы приняли решение стать родителями. Самое ответственное, самое важное решение, которое только может принять человек. Вам предстоит нелегкий выбор. Здесь, - доктор указал на светящийся экран, - собраны миллионы матрикатов. Не пугайтесь, - засмеялся он, видя, как вытягиваются лица молодых людей. – На самом деле после обработки вашей анкеты их количество сократилось до вполне приемлемых цифр. Но все равно оно достаточно велико, чтобы полностью удовлетворить все ваши требования. Как только вы определитесь, выбранный вами матрикат будет активирован с первым делением зиготы. Вы готовы, моя дорогая? – обратился доктор к Лизе.

- Да, - сказала она, машинально кладя руку на живот.

Некоторое время назад, когда в разговоре между ней и Доном впервые прозвучало слово «ребенок», она законсервировала свою яйцеклетку, оплодотворенную отцовским семенем. И теперь будущая девочка дремала в тепле и уюте материнского тела, ожидая своего часа. Не то, чтобы это имело какое-то значение, для появления ребенка годился любой генетический материал. Просто Лиза была немного старомодна.

- А почему здесь столько экранов? – спросил Дон. – Мне кажется, хватило бы и одного.

- Нам так удобнее, - ответил доктор. - Каждый экран отображает свой банк данных и… Впрочем, это слишком сложно и неинтересно для специалистов. Вам надо знать только одно – я здесь для того, чтобы вы были счастливы.

- А почему вы предоставили нам именно этот банк данных? – не унимался Дон. Не то, чтобы он не доверял современной медицине, просто он был от природы любопытен.

Доктор улыбнулся терпеливой отеческой улыбкой.

- Все очень просто. Все матрикаты, условно говоря, можно разделить на три больших группы. Я, конечно, могу объяснить принцип этого разделения, но это займет слишком много времени. И, к тому же, вы должны будете предварительно получить базовый комплекс знаний, соответствующий теме. Иначе вы просто меня не поймете. Повторяю, тот банк матрикатов, которые мы вам предложили, наилучшим образом соответствует вашей семье. Но если хотите, можем включить и два других. Хотя боюсь, - доктор лукаво улыбнулся, - в этом случае ваш выбор растянется не на один год.

Смущенный Дон замахал руками.

- А какие матрикаты находятся в том банке? – спросила вдруг Лиза, кивая на четвертый экран, висящий в стороне.

Доктор вдруг стал необыкновенно серьезным. Подошел к экрану, с любовью огладил его ладонью; лицо стало задумчивым и чуточку грустным.

- Это, молодые люди, особая группа матрикатов, - негромко проговорил он. – Совершенно особая.

Дон и Лиза молчали, выжидательно глядя на доктора. Тот вздохнул и продолжал:

- Три группы матрикатов представляют собой, если выражаться упрощенно, золотую середину. Ум, физическое и психическое здоровье, красота… различные способности, чувство юмора, глубина эмпатии и прочее, прочее… Перечислять можно довольно долго, но все люди, рожденные по этим матрикатам, будут представлять собой прекрасный образчик человечества. Как вы, как я, как миллиарды других людей. Этакие крепкие середнячки. Норма, о которой мечтали врачи и педагоги древности. Недостижимая мечта, которая лишь в наше время стала реальностью. А здесь… – доктор вновь коснулся темного экрана. – Здесь, как вы понимаете, не норма. Если хотите, можете назвать их гениями.

- Гении, - выдохнула Лиза, а у Дона загорелись глаза.

Молодые люди переглянулись. «Хотим гениального ребенка!» - аршинными буквами было написано на их лицах. Они засыпали доктора вопросами, на которые тот отвечал добросовестно, но не скрывая некоторого неудовольствия.

- Этот разговор не имеет смысла, - наконец заявил он. – Все равно вам не разрешат использовать матрикат гения.

Дон гневно нахмурился.

- Это еще почему?

- Вы слишком молоды, - объяснил доктор. – К тому же неопытны - ведь это ваш первый ребенок. Вы просто не справитесь с четвертым типом.

- Конечно, мы справимся! – воскликнула Лиза, и Дон согласно кивнул. Что это значит, «не справимся»? Они же не одни будут воспитывать дочку! Врачи, педагоги, психологи… бабушки и дедушки, в конце концов! Да что там говорить: любой человек в Галактике с удовольствием поможет им в воспитании крошки Клэр! И как с такой поддержкой можно не справиться?

Доктор грустно посмотрел на него.

- Вы плохо представляете себе гения, - сказал он. – Точнее, никак не представляете. Вам кажется, что гениальный ребенок, он такой же милый, добрый и предсказуемый, как все остальные дети. Только умнее. Так?

Дон и Лиза переглянулись. В словах доктора явно чувствовался подвох.

- Ну, примерно, - осторожно сказала Лиза. – Конечно, будут разного рода сложности…

- Это совершенно иной тип мозга, - перебил ее доктор. – Совершенно иной. Неудовлетворенный, мятущийся, ищущий. Отвергающий обыденность с ее сложившимися устоями, как бы хороши они ни были. Гении редко бывают приятными в общении, их мысли и поступки часто непонятны даже их близким и вызывают отторжение. Они полностью погружены в свой внутренний мир, сосредоточены на одной-единственной сверхидее… поэтому кажутся нам замкнутыми, высокомерными, ограниченными… иногда – ненормальными. Это, разумеется, в корне неверно, но внешне – чисто внешне! – выглядит именно так. Гению довольно трудно терпеть общество посредственностей… но ведь и нам тоже нелегко ужиться с гением, вот в чем беда!

- Какая ерунда! – запальчиво воскликнула Лиза. – Вы описали какое-то чудовище, а ведь это будет просто наша маленькая девочка! У нее будут любящие родители, добрые внимательные воспитатели, веселые друзья. Любовь и дружба! Или вы отрицаете их влияние?

- Любовь и дружба, - печально повторил доктор. – Да, конечно. Мы с вами воспитаны так, что для нас с вами нет ничего важнее. Для нас это основа основ, краеугольный камень социума. Но не для гения. Суперидея, помните? Вот что для гения будет на первом месте. Так устроен их мозг.

- Но есть же какие-то методы? – вмешался Дон. – Психокоррекция или что-то в этом роде…

- Разумеется, - согласился доктор. – Современная наука может без труда устранить все девиации поведения и мышления… но тогда гений превратится в норму. И зачем, спрашивается, огород городить, если в результате мы снова придем к этому?

И доктор кивнул на первые три экрана. Дон и Лиза подавлено молчали.

- Кроме того, - продолжал доктор, - вам просто не позволят этого сделать. Для четвертой категории матрикатов разработаны особые программы, подробные, четкие, последовательные. И очень жесткие. По сравнению с ними любой Закон не больше, чем набор рекомендаций… Так что поверьте мне на слово, молодые люди, быть родителями гения – это очень большая ответственность и очень маленькое удовольствие.

Ну и ладно, с облегчением подумала Лиза. Не очень-то и хотелось. Действительно, с этими гениями столько хлопот! Дон горячо согласился с женой и добавил, что они слишком молоды для подобной ответственности.

- Уговорили, док, - весело сказал он. – Что нам надо делать?

- Ничего особенного. Сейчас я уйду, а вы сконцентрируйтесь на экране. Когда вы достигнете третьей ступени медитативного созерцания, экран включится, и начнется процедура Выбора. Как вы понимаете, она пройдет без вашего сознательного участия, ваши осознанные желания тут ничего не решают.

- Разве? – с беспокойством спросила Лиза. Она точно знала, что хочет маленькую девочку с кудрявыми льняными волосами и голубыми глазами. Но что, если неосознанно она желает что-то другое? Она или Дон?

Доктор успокаивающе помахал рукой.

- Не стоит беспокоиться, моя милая. Вы оба – очень славные, гармонично развитые молодые люди. И я убежден, что ваши подсознательные устремления не противоречат моральным императивам общества. Так что все у вас будет хорошо. – И доктор ласково улыбнулся.

- Отлично, - с облегчением сказала Лиза. – Что ж, мы готовы. Давайте приступим!

Но доктор медлил, внимательно разглядывая супругов.

- Я вас ознакомил с четырьмя типами матрикатов, - негромко сказал он. – Но есть еще и пятый.

- Вот как? – без особого интереса откликнулся Дон. Затянувшаяся процедура Выбора начала его утомлять.

- Точнее, не пятый – первый. Самый первый, основательно уже забытый… Знаете ли вы, как раньше выбирали детей?

Дон пожал плечами, а Лиза нахмурила лоб

- Я слышала что-то такое, - неуверенно проговорила она. – Кажется, вначале родители выбирали только пол будущего ребенка. И избавляли его от болезней. Правильно?

- Нет, еще раньше. В глубокой древности! В докосмическую эпоху!

- Как? – хором спросили молодые люди.

- А никак! Ребенок просто появлялся на свет, вот и все. С тем набором качеств, которые определялись генами родителей. Пол, цвет глаз, ум и здоровье, все это было, по большому счету, делом случая… Помните, мы говорили с вами про рулетку? Я предлагаю вам сейчас сыграть в нее.

Дон и Лиза озадаченно переглянулись, а потом рассмеялись. Ерунда какая! Доверить выбор ребенка слепому случаю? Ничего глупее и придумать себе нельзя!

- Ну, спасибо, док, повеселили, - сказал Дон, вытирая мокрые от смеха глаза. – Знаете, что? Пожалуй, мы откажемся. Мы, конечно, не замшелые ретрограды и всегда открыты новому, но это уже как-то чересчур.

А в Лизе вдруг проснулся интерес исследователя. Не то, чтобы она всерьез приняла идею доктора, но если появился шанс узнать что-то новенькое, то глупо его упускать.

- А что, он будет каким-то особенным, этот ребенок? – с любопытством спросила она.

Доктор тяжело вздохнул:

- Раньше говорили, что каждый ребенок особенный… и были абсолютно правы, между прочим! Но сейчас… - доктор с горечью усмехнулся: - Архетипы, типы, модификация номер такой-то… Сейчас каждый ребенок – настоящее произведение искусства, поставленное на поток. Хорошо это или плохо? Я не знаю. Мы идеальны: здоровы, молоды, полны сил и живем практически вечно. Во всяком случае столько, сколько захотим. Но при этом мы не совершили ни одного Великого Открытия! Представляете, молодые люди? За последние сто тысяч лет – ни одного!

- Неправда! – возмутился Дон, но доктор взмахом руки заставил его замолчать.

- Я знаю, что вы мне скажете; я сам могу перечислить все достижения Человечества, и поверьте старику, мой список будет гораздо длиннее вашего. Но я-то говорю не о достижениях! Я говорю о Великом Открытии, которое могло бы одним рывком переместить нас на новую ступень развития! Условно говоря, я веду речь о колесе и гончарном круге.

Дон и Лиза ничего не поняли, но сочли за благо промолчать – так бедный доктор разволновался. Он даже покраснел и вспотел.

- И я думаю – а не виноваты ли во всем матрикаты? Наши замечательные матрикаты, штампующие идеальных людей? – Доктор резко остановился перед Лизой. – Вы спрашивали, будет ли он особенным, этот ребенок? О, да! Он будет очень, очень особенным! Во-первых, его пол будет определяться генами, а не вашим желанием.

Лиза слабо ахнула.

- Во-вторых, он проживет меньше, гораздо меньше чем вы! Вы увидите его взрослым, увидите старым и даже похороните его. Оставшись при этом молодыми.

Дон вздрогнул, а Лиза в ужасе закрыла глаза руками.

- В-третьих, всего в жизни он будет добиваться сам. Никаких спланированных способностей, никаких тщательно отобранных талантов, только врожденные качества, только воля и упорство в достижении целей. И не факт, что он этих целей достигнет.

- Это… это чудовищно! – выкрикнул Дон, пытаясь выбраться из кресла, но умное кресло, почувствовав гнев молодого человека, держало крепко. – Вы сами чудовище! Извращенец!

- Он будет ущербным, это человек, - продолжал доктор, словно не замечая ругающегося Дона и плачущую Лизу. – Лишенный возможностей, которые дают матрикаты, он будет калекой по сравнению с нами. Но так же он будет лишен и тех ограничений, которые накладывают те же самые матрикаты. И может быть… Может быть это даст шанс человечеству. Выведет нас из этого чудовищного тупика, в который мы сами себя загнали, - шепотом закончил он.

Он вдруг улыбнулся и смущенно развел руками, незаметно коснувшись сенсора на панели управления. Мягкие релакс-волны заполнили комнату. Дон перестал сражаться с креслом, а Лиза вытерла слезы и посмотрела на доктора.

- Ну и напугали же вы нас, - с упреком сказала она.

- Простите, - покаялся доктор. – Неуемная фантазия, старческая болтовня. Не обращайте внимания, молодые люди. Ну, что ж, если вы готовы, то приступим.

- Приступим, - дружно согласились Дон и Лиза. Они снова улыбались.

Через десять минут Выбор был завершен. Лиза отправилась в процедурную, где выбранный матрикат наложили на зиготу, активировав тем самым первое деление, после чего счастливые супруги Вебер отправились домой. Дон трепетно поддерживал Лизу под локоть.

Старый усталый доктор смотрел им вслед. Потом вздохнул и стал собираться.

***

«Такие эксперименты надо запретить законом», - сказал Дон, пока Лиза была в процедурной. – «Они аморальны»

«Это не эксперименты», - возразил доктор. – «Это пока чисто теоретические выкладки»

«Но вы же предложили нам участвовать в этом», - возразил Дон. – «И другим, наверное, предлагали тоже?»

«Предлагал»,- неохотно признался доктор. - «В рамках социологического исследования»

«И что?» - с огромным интересом спросил Дон. – «Кто-то соглашался?»

«Никто», - помолчав, сказал доктор. – «Никто и никогда»

Он соврал.

***

День выдался тяжелым, и доктор, чтобы отвлечься от грустных мыслей, решил прогуляться до дома пешком. Он законсервировал Центр Репродукции (на сто лет? на двести? кто знает?) и медленно пошел по набережной. Внешность он менять не захотел – она как нельзя лучше соответствовала его настроению, и идущие навстречу люди с удивлением разглядывали его сутулую фигуру, покрытое морщинами лицо, редкие седые волосы, сквозь которые просвечивала лысина.

Молодые люди, подумал доктор. Красивые люди. Прекрасные фигуры, гладкая кожа, упругая походка… И – ни одного старика! Детей, впрочем, тоже не было.

В силу своей профессии доктор точно знал, сколько детей сейчас находится на планете. Очень скоро их станет на одного больше. На одну. Скоро родится белокурая голубоглазая девочка, совсем не похожая на своих черноглазых и черноволосых родителей. Без сомнения, Клэр будет чудесным ребенком – веселым, смышленым, озорным; мамина радость, папина гордость.

Таким же, как остальные восемнадцать детей.

Не заходя домой, доктор поднялся на холм, с вершины которого открывался великолепный вид на величественную реку. Но вид меньше всего интересовал доктора – он сел на низенькую деревянную скамеечку, явно самодельную, и стал смотреть на невысокую стелу из черного мрамора.

- Ну, здравствуй, Ваня, - тихо сказал доктор.

«Здравствуй, папа»

На шершавой необработанной грани проступило лицо – очень похожее на лицо доктора, которое он носил сейчас, только старше.

- Сегодня у меня на приеме были двое детей…

Он всегда рассказывал сыну о том, что произошло за день. О своих мыслях, чувствах, переживаниях.

- Они не согласились родить ребенка по старинке, они воспользовались матрикатом. Впрочем, я уже не так убедителен, как был с твоей мамой.

Тогда, сто пятьдесят семь лет назад, Инга согласилась на эксперимент, не подозревая обо всех его чудовищных последствиях.

- Я тоже не подозревал, но меня это не оправдывает. Я должен был предусмотреть, насколько это будет мучительно – видеть, как сын стареет у тебя на глазах.

«Не надо оправдываться, папа. Всего предусмотреть невозможно»

Инга не выдержала, после смерти сына она прервала свое земное существование и ушла в волну. А сын умер. Просто умер, как животное, - у него не было матриката.

- Я убил тебя. Я бы и себя убил, если бы был уверен, что где-нибудь там мы встретимся.

«Ты убил меня. Родители всегда убивают своих детей, когда дают им жизнь. Потому что все рожденное должно умереть»

- Понимаешь, я думал о Человечестве. О его пути. Ужасно глупо звучит, правда? Я и сейчас иногда о нем думаю… под стаканчик-другой горячего портвейна. Я пожертвовал тобой ради блага Человечества, но жертва оказалась напрасной. Ты родился самым обычным человеком. Незаметно жил, незаметно умер. И ничего не сумел изменить.

«Потому что я был один, папа. А новое качество, как ты знаешь, всегда получается из количества. Раньше, давным-давно, все были такими, как я. Теперь все такие, как ты, как мама. Как эти двое детей. Ну и что? Принципиально ничего не изменилось: мы, люди, как были, так и остались разными, даже если тебе это кажется не так»

- Матрикаты – приговор человечеству! Оковы! Тупик, в который мы сами себя загнали! Мы клоны!

«Ты не прав. Когда-то точно так же думали о генотипе. Но вариабельность генов конечна, вариабельность же матрикатов ограничивается лишь нашей фантазией. Наберись терпения, папа, и ты увидишь, как среди «золотых серединок» без всякого вмешательства появятся гении. Это неизбежно»

- Мы живем долго. Думаешь, у меня есть шанс дождаться?

«Вы живете долго, рожаете редко. Смена поколений сейчас происходит гораздо медленней, чем было в докосмическую эпоху. Соответственно изменения не так заметны. Тебе следовало учесть этот фактор, папа…»

- Мне многое надо было учесть, Ваня.

… Садящееся солнце превратило воды реки в расплавленное золото. Доктор жмурился на закат и думал.

Он думал о супругах Вебер. Об их не рожденной дочери. О том, что впереди их ждет счастье. Долгие-долгие годы гарантированного безоблачного счастья.

И, может быть, это самое главное?

-3-

Билл откинулся на спинку пилотского ложемента и устало закрыл глаза. Он был вымотан до предела, у него болела каждая клеточка избитого, измученного тела. Не хотелось ничего, даже жить, только спать, спать, спать. Но спать было нельзя ни в коем случае.

Уже проваливаясь в сладко звенящую уютную вату, Билл нашарил инжектор диагностера. Диагностер возмущенно взвыл, протестуя против очередной порции стимулирующего, но все же сделал укол, и уже через несколько секунд Билл выпрямился и бодро встряхнулся. Встряхнулся и тут же взвыл от боли, хватаясь за бок. Ребро сломано, это ясно, а, может, и не одно. Да и вообще удивительно, как он выжил в предыдущей круговерти. Чудо, не иначе, и чудо это называется десантный бот.

Билл ласково погладил приборную панель своего верного кораблика, и от этого неосторожного движения боль в боку вспыхнула с новой силой. Н-да, в таком состоянии он не боец, с переломом что-то надо делать.

Билл выставил диагностер в режим ускоренной регенерации, но ничего не произошло – очевидно, перелом был со смещением, и умная аппаратура отказалась сращивать кости без сопоставления обломков. Билл выругался. Ладно, обойдемся обезболивающим.

Билл взглянул на показания диагностера и тут же отвел глаза – лучше не смотреть, чтобы не расстраиваться. Все равно ничего нельзя сделать. Потом придется расплачиваться за насилие над организмом, подумал Билл, вся эта химия бесследно не пройдет… И ладно, и пусть. Лишь бы оно было, это потом.

Обезболивающее подействовало быстро, и Билл почувствовал себя почти человеком. Стараясь двигаться как можно аккуратней (не хватало еще проткнуть легкое и захлебнуться собственной кровью!), он надел эластичный корсет. Сделал несколько осторожных вздохов, прислушиваясь к ощущениям: терпимо, с этим можно жить. Теперь, когда горячо любимый организм в

относительном порядке, можно осмотреться.

Удивительно, но алармы молчали все до единого, и очень скоро Билл понял, почему. Вокруг был вакуум. Не раскаленная плазма, не бушующие вихри жесткого излучения, не плотный метеоритный рой, а просто чистый спокойный вакуум открытого космоса. И Билл едва не расплакался от счастья.

Хлюпая носом, он включил внешний обзорник. Целую минуту он тупо смотрел, не понимая, что же он видит, а потом до него дошло, и он замер, боясь даже моргать, чтобы не спугнуть прекраснейшее видение в мире.

Впереди, прямо по курсу, находился выход. Он был совсем такой, как его описывали все филяне без исключения – ровный круг мягкого дневного света. Биллу даже показалось, что он различает легкие облака на голубом небе.

Навалилось дикое, нестерпимое желание сейчас же, на форсаже, рвануть в эту мирную небесную голубизну, и Билл, зажмурившись, изо всех сил вцепился в подлокотники, стараясь задавить этот самоубийственный порыв. Потому что именно там, у выхода, всех нетерпеливых и неосмотрительных поджидала смертельная ловушка. И никто никогда не мог заранее предугадать, что его ждет.

Иногда это была выворотка, от которой спирали ДНК раскручивались в противоположную сторону. Иногда – анизотропный омут, из которого невозможно было выбраться. А еще встречалось…

Не важно, оборвал себя Билл, все это абсолютно не важно. Потому что все это можно пройти, если не терять головы. И я пройду, ясно тебе?

Он включил диагностику корабля. Ну-с, минут десять у меня есть. Вполне достаточно, чтобы немного отдохнуть, попить водички… а еще неплохо было бы взглянуть, как там мой полиморфный друг поживает.

Землянин, не представляющий себе нормальной жизни без техники, Бил, тем не менее, не мог не признать, что филянин с честью выходил из всех испытаний, пользуясь лишь возможностями своего тела. В глубине души он даже восхищался Ломо Нумо, но вслух не признался бы в этом даже под пытками.

Филянин обнаружился чуть позади и слева от корабля Билла. И одного взгляда хватило, чтобы понять – с филянином творится что-то неладное. Его буквально корежило, растаскивало в разные стороны, и он судорожно пытался собраться в нечто более-менее плотное и оформленное.

- Эй, что с тобой, приятель? – озадаченно пробормотал Билл.

За долгое путешествие по сволочному лабиринту он повидал филянина во всяких видах. Тот блаженствовал в бушующем море плазмы, лениво скользил вдоль гигантских протуберанцев, купался в волнах такого жесткого излучения, какое даже защита бота выдерживала с трудом. И ничего ему, проклятому, не делалось! Из всех передряг филянин выходил живым, бодрым и без всяких видимых следов повреждений. Да еще, нахал этакий, приняв человеческий облик, издевательски махал ручкой землянину! Но сейчас филянину было не до шуток – в безопасном оазисе чистого вакуума он изо всех сил боролся за жизнь, и Билл никак не мог понять, что же несло угрозу такому великолепно приспособленному существу.

Может, он просто устал? Выдохся перед финишем, как выдыхается иногда неопытный марафонец, не рассчитавший сил? Известно, что филяне черпают энергию из окружающей среды, и само понятие усталости им неведомо. Но, может, именно здесь, в Лабиринте, эта их способность подвергается самому серьезному испытанию?

Билл из чистого любопытства просканировал филянина на всех частотах и безнадежно покачал головой – филянин был наполнен энергией, как говорится, «под завязку». На таком количестве энергии любой земной корабль смог бы не один раз слетать с Филы до Земли и обратно. И все же филянин умирал, это было совершенно очевидно – на глазах у Билла в трепещущем теле филянина образовалась брешь диаметром метра в три, и Ломо Нуло, судорожно пульсируя, отчаянно пытался зарастить ее. Вдруг пульсация прекратилась, филянин вздрогнул в последний раз, замер и стал медленно растекаться по космосу. Лишь легкое мерцание говорило о том, что Ломо еще жив, но это явно было ненадолго.

- Что ж ты так, дружище? – сочувственно пробормотал Билл.

Пискнул динамик, возвещая об окончании диагностики. Билл взглянул на экран с данными, и ему стало не до сочувствий.

Корабль был в полном порядке – защита великолепно справилась со всеми угрозами. Но вот энергия…

Основной аккумулятор был пуст, а датчик резервного угрожающе светился красным. Билл машинально отключил защиту, именно она жрала энергию, как свинья помои, но это, скорее, был жест отчаяния – без силовой защиты нечего было и думать о том, чтобы пройти последнее испытание. А оставшейся энергии хватит разве что на пару минут полноценного боевого режима.

Это был конец. Полное и безоговорочное поражение. Он может, конечно, протянуть еще несколько дней, резервов бота на это хватит, но вот из Лабиринта ему не выбраться.

Билл горько рассмеялся. Какая злая ирония судьбы – он умирает буквально в шаге от спасения, и с этим ничего нельзя поделать. Нет здесь источников энергии, способных наполнить его аккумуляторы… если не считать филянина…

Билл внимательно взглянул на Ломо. Тот был еще жив, и концентрация энергии в его странном теле была по-прежнему высока. Прекрасной, замечательной энергии, которой хватит, чтобы наполнить оба аккумулятора и выйти из Лабиринта победителем!

Перенастроить энергозаборники, подобраться поближе к филянину… вся процедура займет не больше десяти секунд, Ломо Нуло просто не успеет ничего сделать…

Билл ввел данные в бортовой компьютер, и тот живо проделал все расчеты. Можно было приступать к операции спасения, но Билл медлил. При мысли о том, что он станет убийцей живого существа, его затошнило. Конечно, Ломо тот еще гад, втянул его в эту бессмысленную заварушку, и вообще, сам виноват. И все же на душе у Билла было тяжело.

- Ты храбро сражался, - хрипло сказал он. – Мне, правда, очень жаль. Но у меня нет другого выбора, понимаешь? Я очень хочу жить… а тебе все равно уже ничем не поможешь. Если бы я мог, я бы вытащил тебя тоже. Но это невозможно.

Невозможно? А так ли это на самом деле? Да, филяне не летают в космос, и теперь понятно, почему. Но что если…

Идея была бредовая, в случае неудачи она грозила гибелью землянину. Но Билл Коллинз, закусив губу, решительно взялся за джойстики.

-4-

О, теперь-то Ломо Нуло точно знал, почему космос смертельно опасен для любого филянина! Но за это знание он расплачивался собственной жизнью – его тело, самой эволюцией приспособленное копировать любой материальный объект, сейчас копировало вакуум, превращаясь в ничто. Конечно, вакуум не был абсолютно пуст, его пронизывали волны слабых излучений, то тут, то там встречались отдельные материальные частицы, но этого было слишком мало, и Ломо стремительно терял свою сущность. Он боролся изо всех сил, но отчетливо понимал, что обречен, и жить ему осталось совсем немного.

Зато проклятому землянину хоть бы что! Его жалкая железка оказалась выше всяческих похвал – сейчас, на пороге смерти, Ломо мог честно признать этот факт. А волновая защита? Это вообще неописуемо! Как храбро этот крошечный кораблик преодолевал все преграды! Он упорно шел напролом, и Ломо не раз казалось, что вот-вот, и он станет свидетелем гибели землянина, но тот неизменно выходил победителем. Поначалу это злило Ломо, он такого просто не ожидал, потом пришло удивление, а вслед за ним – восхищение. Нет, что ни говори, а земная техника тоже кое-чего стоит, надо отдать им должное. Разумеется, землянин проиграет, в этом нет никаких сомнений, но как соперник он просто великолепен.

Так думал Ломо, с легкостью преодолевая Лабиринт… но сейчас он уже не был в этом уверен.

Проклятый вакуум высасывал из него жизнь, и хотя энергии у Ломо все еще было достаточно, ему не к чему было ее приложить, чтобы остановить стремительный распад своего тела.

Не к чему? А земной корабль? Он до сих пор болтается поблизости и почему-то не торопится уходить, словно соблазняя…

Ломо замер, обдумывая эту невероятную идею. Думалось с трудом – появляющиеся то тут, то там разрывы сильно замедляли мыслительный процесс. Но Ломо не сдавался.

Подобраться к кораблю, обволочь его собой, как тогда, при входе в Лабиринт… Став частью корабля, он получит шанс. Вложить всю свою энергию в одно-единственное усилие, рывком преодолеть смертельный вакуум. Конечно, аккумуляторы корабля взорвутся, не вынеся такого всплеска энергии, и землянин наверняка погибнет. Но что за беда? Его же восстановят, так что для него все кончится хорошо. А вот он, Ломо, на подобный исход может не рассчитывать.

Правда, возникал один вопрос – будет ли такая победа честной с этической точки зрения? Ведь, как-никак, он собирается воспользоваться земной техникой, причем именно тогда, когда возможности его собственного тела исчерпаны. И это будет позорное поражение расы филян.

Престиж расы меньше всего волновал Ломо сейчас - он очень хотел жить. Некстати вспомнилось, что земляне, кажется, не восстанавливают друг друга. Во всяком случае, того землянина, который так нелепо умер в самый первый день контакта, никто больше не видел.

Выходит, они умирают навсегда? Или именно этот землянин так же небрежно относился к слияниям как сам Ломо? А как обстоит дело со слияниями у землянина Билла? Вдруг его тоже не смогут восстановить?

Мысль о том, что он может стать причиной гибели мыслящего существа, была столь ужасной, что Ломо едва не отказался от своего намерения. Конечно, землянин заслуживает смерти, если бы не он, Ломо вошел бы в Лабиринт позже на пульсацию, а то и на две, то есть более подготовленным, но все же… Или я, или ты – с подобной кошмарной дилеммой ни один филянин еще не сталкивался.

Чувствовать себя хладнокровным убийцей было невыносимо, но желание выжить любой ценой оказалось сильнее.

- Для меня было честью соревноваться с тобой, - сказал Ломо. – После следующей пульсации я возьму твое имя.

Отринув мораль, Ломо сосредоточился на концентрации. Ему предстояло достигнуть корабля землян, проникнуть сквозь защиту, а это будет очень нелегко. Ломо до сих пор ощущал жгучие объятия силового поля, которое едва не растворило его при входе в Лабиринт. Но он справится, обязательно справится!

И тут, словно облегчая ему задачу, силовое поле корабля исчезло. Это встревожило Ломо: землянин прочитал его мысли? Он готовит ловушку?

Быстрое сканирование показало – у земного корабля просто кончилась энергия. А, значит, он в любом случае обречен, ведь без своей хваленой защиты он не сможет пройти последнее испытание. Ломо успокоился – неизбежная смерть землянина больше не отягощала его совесть. Он даже сумел оценить тонкую иронию судьбы: каждый из них остро нуждался в том, чем обладал соперник. Землянину нужна была энергия, а Ломо – защита от смертельного вакуума. Даже жалко, что нельзя объединить усилия для спасения своих жизней.

Нельзя? Но почему?

Возникшая идея ошеломила Ломо Нуло. Конечно, это опасно, и в первую очередь для него самого, но это шанс! Может быть, единственный.

Завершив концентрацию, Ломо протянул себя к земному кораблю.

-5-

Капитан Медведев нервно мерил шагами островок, хрустя галькой. Рустратор Трэш растекся тонкой опалесцирующей пленкой по камням, оставив лишь одно вертикально стоящее щупальце с глазом на конце. Капитан иногда наступал на рустратора, рассеянно извинялся и шел дальше, но филянин не обращал никакого внимания на такое вопиющее нарушение этикета.

Шел четвертый час этого идиотского соревнования. Связь с его участниками прервалась уже давно, и ни техника землян, ни живой «визор» филян ничего не показывали. Ему-то хорошо, угрюмо думал капитан, имея в виду рустратора. Слился с природой, отключил эмоции и жди себе спокойно любого исхода. А я тут переживай в одиночестве.

Впрочем, если верить «переводчику», до спокойствия филянину было далеко. Во всяком случае, именно так самодельный прибор интерпретировал пеструю рябь, время от времени пробегающую по телу рустратора.

Внезапно «визор» деликатно кашлянул, и в ту же секунду рустратор Трэш рывком собрался в один большой рыхлый ком. У капитана Медведева словно ковер из-под ног выдернули, и землянин с размаху шлепнулся на задницу.

- Что? – вне себя от волнения вскричал он. – Что там?

- Связь! – совсем по-человечески заорал рустратор, швыряя в небо куски себя. – Есть связь, глубокоуважаемый капитан!

Куски рустратора падали на землю и, недовольно попискивая, спешили слиться в единое целое. Капитан, топча их, бросился было к филянину, но тут ожила и земная техника – кораблик Билла отважно пробивался к выходу из лабиринта. Правда, судя по всему, Ломо Нумо не отставал или даже опережал Билла, но, откровенно говоря, капитану это было по барабану. Проигрыш? Плевать, тридцать три раза плевать! Лишь бы парень остался жив!

Капитан Медведев глубоко раскаивался в том, что согласился на подобную авантюру. И отставку с пожизненным заключением на каком-нибудь захудалом планетоиде считал для себя незаслуженной милостью.

Связь сбоила, густой рябью шли помехи. Сжав зубы, капитан Медведев коснулся дрожащими пальцами сенсоров тонкой настройки. Помехи исчезли, но легче капитану не стало: то, что он видел сейчас на экране, не было земным ботом.

Если бы у капитана была фуражка, он бы ее снял.

Прости, парень, мысленно обратился он к Биллу Коллинзу. Это я, старый дурак, послал тебя на верную гибель, и нет мне прощения за это.

Он так глубоко погрузился в свою скорбь, что не сразу сообразил, что находится как бы внутри рустратора, а сам рустратор, неистово клубясь вокруг капитана, орет на всех звуковых диапазонах:

- Это не он! Это не он!

- Не он, - похоронным тоном согласился капитан, с некоторым трудом выдираясь из упругой плоти рустратора. – К моему сожалению, будь проклят этот ваш Лабиринт.

Рустратор Трэш водопадом обрушился к ногам капитана, замерцал пронзительной слезливой голубизной.

- Вы – великий человек! Вы скорбите о гибели нашего соотечественника! О, позвольте мне после следующей пульсации взять ваше имя? Хоть я и не достоин этой чести… Потому что сам я желал гибели вашему Биллу, - в припадке откровенности признался рустратор.

Не сразу, но до капитана дошло.

- Эй, подождите! – воскликнул он. – Что это вы хотите сказать? Что Билл жив? Но я же ясно вижу – это ваш Ломо.

Он ткнул пальцем в экран. В ответ рустратор выбросил мускулистый протуберанец, схватил свой «визор» и энергично потряс им.

- Ничего подобного! Совсем другие волновые характеристики! Это не Ломо, это Билл, вне всякого сомнения. Глубокоуважаемый капитан Медведев, позвольте поздравить вас с…

- Это не Билл!

Оба представителя великих рас замолчали и посмотрели друг на друга. В их головах (или что там было у филян вместо головы?) зародилась одна, одинаково неприятная для обоих мысль: если двое соревнователей погибли, то кто сейчас рвется к выходу из Лабиринта?

Капитан Медведев достал из-за пазухи контрабандный скорчер; рустратор Трэш принял форму вогнутого зеркала, в фокусе которого вспыхнула ослепительная искра. Они были готовы вступить в бой с неведомым чудовищем, одинаково чуждым обеим цивилизациям.

В центре выхода из Лабиринта вспух и стал медленно увеличиваться в размерах багровый бугорок, неприятно напоминающий прыщ. Медленно, очень медленно… но капитану Медведеву казалось, что там, внутри Лабиринта, с огромной скоростью мчится некто, а грань, разделяющая два мира, наливается созревшим гнойником, истончается…

А потом гнойник лопнул.

Капинан и рустратор ударили одновременно и не промахнулись. Но ни высоковольтный разряд скорчера, ни аннигиляционная волна зеркала не причинила никакого вреда чудовищному существу, вывалившемуся из Лабиринта. С ужасным воем чудовище грохнулось на каменистый островок, и вдруг распалось надвое.

… Закопченный, в крови и лохмотьях защитного костюма, Билл раздавленным червяком возился на камнях. Опомнившись, капитан бросился к нему, рухнул на колени.

- Помогите! – прохрипел Билл.

- Сейчас, парень, сейчас! Потерпи!

- Не мне! – Билл оттолкнул капитана. – Ему! Он мне жизнь спас!

Капитан посмотрел, куда указывал его первый навигатор: неподалеку над серой клубящейся бесформенной массой хлопотал рустратор Трэш. Машинально капитан взглянул на «переводчика»: клубящаяся масса, которая явно была Ломо Нуло, просила о помощи. А потом выбросила щупальце в направлении Билла Коллинза.

-6-

Серебряная россыпь звезд медленно проступала на черном бархате неба, успокаивающе шелестел прибой, облизывая каменистый островок, где находился Лабиринт.

Помимо Лабиринта, на острове находились капитан Медведев и рустратор Трэш. Им было, о чем поговорить, но оба молчали, не зная, как подступиться к самому главному.

Капитан достал из кармана флягу, скрутил колпачок и отхлебнул. Он никогда не был любителем крепких напитков, но сейчас коньяк пришелся как нельзя более кстати.

Рустратор перевел внешний контур в режим проникновения, нащупал базальтовый слой и краешком погрузился в него. Он никогда не был любителем жестких вибраций, но сейчас это было ему необходимо.

Молчание затягивалось. Первым не выдержал рустратор.

- Я бесконечно благодарен землянину, он спас жизнь моему соотечественнику.

- Но ведь и ваш соотечественник спас жизнь моему, - сказал капитан. И задумчиво прибавил: - Хотел бы я знать, как им это удалось?

***

Билл ничего толком так и не рассказал. Твердил только, что десантный бот сперва лишился всей энергии, а потом вдруг рядом возник филянин, и все стало хорошо.

- Мы выбрались из Лабиринта, - сказал Билл. – Мчались на такой скорости, которую десантный бот в принципе не может развить, и разрази меня гром, если я понимаю, как ему это удалось. Мы уже приземлялись, когда что-то вдруг уничтожило бот. Какая-то чудовищная энергетическая вспышка. Если бы не она, бот остался бы цел.

***

Жесткая вибрация, достигнув двадцать седьмого контура рустратора Трэша, распалась на мягкие, приятно щекочущие волны. Они сбивали настройки прежних пульсаций и порождали новые.

- Вакуум, - слегка дребезжа, сказал рустратор. – Наше вечное проклятие. Наш якорь, привязывающий нас к планете. И самое жестокое испытание Лабиринта. Хотите честно, капитан?

Капитан кивнул. Легкий веселый хмель ударил в голову, делая все простым и понятным.

- Никто! – Рустратор торжественно воздел палец, который был в четыре раза больше положенного. – Никто из нас еще ни разу не проходил этот чертов Лабиринт! Я вам соврал, капитан. Мы все погибаем там. И только наши слиятели возрождают нас после нашей смерти. И не всегда корректно, - с раздражением добавил он. – Но не об этом речь… Мы проходим множество пульсаций, мы сливаемся, оставляя наши отпечатки в друзьях… и лишь после этого отваживаемся войти в Лабиринт.

- А зачем? – с интересом спросил капитан Медведев.

- Чтобы погибнуть. И возродиться вновь. Такова традиция, - объяснил рустратор. – Наша великая мечта – преодолеть вакуум. Выйти на новую ступень развития.

Вибрации весело клубились в нем, делая мысли пронзительно ясными, а речь отрывистой. Но это ведь не мешает общению двух великих цивилизаций, правда?

- Великое бесформие, - продолжал рустратор, распадаясь на сотню разноцветных сфер. – Наше благословение, наша основа. Благодаря бесформию, мы можем постигнуть самую сокровенную суть любого материального объекта, воспроизвести его в мельчайших деталях. Увы! Созданные нами копии не способны к самостоятельному существованию, они распадаются, если мы не концентрируем на них все свое внимание. А это, как вы понимаете, страшно утомительно. К тому же, такая сосредоточенность на одном-единственном объекте лишает нас возможности воспринимать весь остальной мир.

От мелькания разноцветных сфер рябило в глазах. Капитан зажмурился, потряс головой.

- Прошу прощения, рустратор. Но не могли бы вы… -э-э-э… слиться, что ли?

- Слиться? – возликовал рустратор. – С вами? С превеликим удовольствием! Это такая честь для меня!

- Нет-нет, - поспешно поправился капитан. – Я имел в виду – стать прежним, единым целым. Понимаете, наше зрение, оно так устроено, что нам трудно уследить за таким количеством объектов.

- Да, конечно, - с грустью сказал рустратор, принимая человеческую форму. – Ваше зрение несовершенно. Как и ваши тела. Ваши возможности не идут ни в какое сравнение с нашими. Вы даже умираете не так, как мы, а окончательно. И все же именно вы, земляне, научились создавать настоящие материальные объекты, а не их ментальные копии.

- Создавать и использовать, - подтвердил капитан. – И при этом мы продолжаем радоваться жизни. Ходим с детьми в зоопарк, загораем на пляже, пьем пиво с друзьями… спим, в конце концов!

- Великая, великая раса, - с благоговением прошептал рустратор Трэш, и семь его глаз влажно замерцали, с обожанием глядя на землянина. – О, если бы нам хотя бы малую толику ваших способностей! Увы! Это невозможно. Это недоступно нашей природе. Конечно, эволюцию не остановить, и когда-нибудь наши далекие потомки совершат целенаправленное качественное изменение. Покорят вакуум, выйдут на новую ступень развития. Знаете, капитан, есть одна забавная философская концепция…

- Кстати, насчет вакуума, - капитан самым невежливым образом перебил рустратора Трэша. По опыту знал – стоит филянину начать философствовать, и его уже не остановить. – Я не имею права говорить от лица всей Земли, но предположим… чисто теоретически предположим, что Земля разрешит филянам пользоваться нашими космическими кораблями в качестве пассажиров? Как вы к этому отнесетесь?

- Что такое «пассажиры»? – заинтересовался рустратор Трэш. – Новая социальная общность?

- Ну, как вам сказать… В целом – да. Каждый филянин сможет путешествовать в космосе, увидит другие планеты… преодолеет вакуум, одним словом. Что скажете, рустратор?

Рустратор ничего не сказал. Он вдруг вспух огненным столбом от земли до неба, и в тот же самый миг сотни, тысячи подобных столбов ударили в небо, разгоняя ночь. Капитан даже испугаться толком не успел, как огненный столб рухнул вниз и облил высокую фигуру капитана ослепительным сиянием.

- Что я скажу? – голос рустратора дрожал от волнения, а сам он излучал чистый восторг, благоговение и еще что-то, чему «переводчик» не смог дать определение. – Что скажет моя раса? Великий день, капитан! Величайший! Ничего подобного не было в истории моего народа… если не считать возникновения первого филянина в момент Большого Взрыва! О, капитан! Ваше имя навсегда останется в нашей памяти! Мы будем драться за честь принять его после вашей смерти!

Упоминание о его собственной смерти немного покоробило капитана, но он не подал виду.

- Но это еще не точно, - предупредил он. – У нас тоже есть своя философская концепция, называется бюрократией. Так что улаживание этого вопроса займет немало времени. Может быть, даже не один год.

- Какая ерунда, - отмахнулся счастливый рустратор Трэш. – Год, десять лет, сто… Какое это имеет значение, если исполнится наша мечта? Если мы получим Вселенную?

- Но вы тоже должны будете кое-что для нас сделать, - продолжал капитан. – В качестве, так сказать, ответной любезности.

- Все, что угодно! – торжественно поклялся рустратор Трэш. – Ради достижения Великой Мечты… О, только бы Земля согласилась!

Земля согласится, очень довольный, подумал капитан Медведев. Кто же в своем уме отказывается от дармового источника энергии?