Серия «Буквязь»

Писк будильника. Уставшие от этого ежедневного ритуала еще несколько лет назад веки поднимаются. Левое слегка подергивается. Пока вставал — что-то хрустнуло, то-ли колено, то-ли диван. Что не слишком важно, и то и другое устало выполнять свою работу уже давно. Усталые глаза отразились сначала в зеркале в ванной, потом в зеркале чайника. Напоследок отразившись в крепком кофе и в выключенном мониторе, они попытались сфокусироваться на мире за окном. Получилось не сразу. Не первый год наблюдаемый пейзаж. Возможно, даже не последний…Очень печально, когда человек умирает. Ведь вместе с ним умирает целый мир, целый ворох его потенциальных действий. А оставшийся без него мир теряет еще одну не реализовавшую себя возможность измениться. Не менее печально, когда человек умирает в еще живущем теле. Тело спит, ходит, работает, питается на заработанное, спит. А человек наблюдает за всем этим из черепа и не может различить дни и годы. И пусть он технически жив, фактически он мертв и для мира и для себя. Но обратимо.

Изначально мы все были кочевниками. Мы бродили по древним лесам и полям, ели то, что находили в пути, спали на земле. У нас не было ничего лишнего, только мы сами. И мы ничего не брали с собой, потому что все, что нам нужно, было там, впереди. В пути. Мы находили в пути друзей, спутников, цель и смысл. А все, что мешало нам идти с оптимальной скоростью мы без сожаления оставляли позади. Да, со временем мы стали создавать лагеря, в которые, описав круг по своим землям, можно вернуться. Где можно отдохнуть, набраться сил перед следующим кругом. Потом мы стали оставлять там больных и старых, тех, кому тяжело идти, но к кому хочется вернуться. И спустя круг нас встречали знакомые лица. У нас появился дом. Но вместе с домом среди нас появились и первые отступники. Зачем искать пищу в пути, если можно выращивать ее дома? — говорили они. И оставались. Мы видели меняющиеся пейзажи, чувствовали текущее сквозь пальцы время, ощущали пронизывающую все вокруг жизнь и сами были ее частью. Они-же видели одно и то-же из года в год, совершали одни и те-же действия. И их мир остановился, бьющая ключом река жизни превратилась в топкое болото.

Для меня болото — это нечто большее, чем ежедневная рутина. Болото развивалось вместе с нами, училось ловить и затормаживать все наши новые порывы. Болото — это образ мышления, который поджидает нас за каждым продолжительным успехом. Оно расслабляет, нашептывает на ухо «Не дергайся, расслабься, не рискуй и ничего меняй — и я избавлю тебя от страха». Болото — это когда нас все устраивает. Когда не хорошо, не плохо, а приемлемо. Вроде и не хорошо, но не настолько нехорошо, чтобы прилагать усилия для улучшения ситуации. Вроде и не плохо, но не настолько неплохо, чтобы совсем уже не хотеть лучшего. И эти следовые количества неудовлетворенности своей жизнью и нежелания действий постепенно разрывают нас. Вроде-бы все всегда находится в балансе, но это опасный баланс, энтропия в изолированной среде всегда увеличивается. На это иногда уходят годы, но итог один — серое однообразие без целей, ориентиров и, самое страшное, твердой земли под ногами, не от чего больше оттолкнуться.

Иногда болото — это отношения. Иногда — работа. В моем случае — это город.

Если-бы в ходу еще были простые информативные имена, я-бы назвал его Город Средних. Обычный заводской город с библиотеками и барами, театрами и борделями, университетами — и заваленными бомжами теплотрассами. Красивые фасады и парки соседствуют здесь с мусором и пылью. Умные и интересные люди — с откровенным быдлом. В среднем — красивый город. Привычный. Получше многих. Это и печально, будь он хуже многих, было-бы сложнее остаться. Но он умеет привязывать, практически всеми своими проявлениями он держит меня. Почти нет улицы, которая не напомнила-бы мне то или иное событие, нет района, где я не жил. Я почти уже не жду, что что-то хорошее здесь еще произойдет. И держит даже не страх перемен, а отсутствие веры, что где-то еще есть то, что мне нужно. И надежда. Глупая и жестокая надежда на то, что где-то здесь нужное мне найдется.

А в это время молодые и безнадежно глупые кочевники счастливы. Они еще верят, что болото можно просто обойти, завидев его на горизонте. Они еще не знают, что почва под ногами все влажнее с каждым шагом. Не знают, что болото, как рай и ад, каждый носит в себе и его нельзя обойти. Его можно только пройти, петляя годами или продираясь напролом — или остаться в нем, так об этом и не узнав. Но если тебе это удастся — ты не лучше тех, кто остался. Это просто значит, что ты готов. Готов идти дальше.

Говорят, что когда-то обезьяна взяла в руки палку — и рефлекторно стала человеком. Мгновенно, отбросив физиологию, биохимию, социологию и многие другие умные слова, смысл которых каждый выбирает себе сам. Говорят, сама вселенная вручила обезьяне Ту Самую Палку. Некоторые даже считают, что это ПАЛКА избрала себе обезьяну в качестве сосуда, несущего власть палки сквозь время и пространство. Встал этот человек во весь свой невеликий пока рост, огляделся и издал звук, вероятно означающий «Я могуч, и все вокруг — моё!»

Среди говорящих есть те, кто утверждает, что палку человек использовал исключительно для десолидизации грунта, деколлективизации вшей с тыльной части разума и декокосизации всех окружающих пальм. Сплошное «ДЕ», будь оно неладно. В те дремучие времена, говорят, было только две фонемы: «ДЕ» — означающее замещение неприятного приятным и «РЕ» — символизирующее повторение одного и того-же действия в надежде на новый результат. Потому они очень любили деструкцию и реструктуризацию. Ещё говорят, что дела у человеков с таким лексиконом шли не очень.

Гораздо лучше, как говорят, шли дела у человеков, интуитивно осознавших принцип рычага и кумулятивный эффект. Палка, интегрированная в интуитивно понятные места другого человека, помогала с меньшими усилиями достигать больших результатов. А сконцентрировав бесцельно реализуемую энергию других человеков в одну точку приложения, можно было не только вынуть предыдущую палку из интуитивно понятного места, но и даже засунуть ее кому-то большему, чем человек. Ну или преодолеть скорость убегания, что прекрасно само по себе, независимо от целей и предпосылок.

Парадоксально, но в итоге эти человеки не истребили враг врага в конструктивной дискуссии о методологических различиях в познании мира. Говорят, они договорились. И им это понравилось настолько, что весь период своего существования они только договоренностями и занимались. Не забывая, конечно, о своих любимых методах достижения договоренности.

Они плясали у случайно возникших костров, восторгаясь палками, ибо костер ничто без палки, а палка без костра многогранна и самодостаточна. Ибо костры временны, а палка вечна, как сами человеки. Говорят, некоторые из них даже умудрились считать себя лучше, выше, чище и праведнее других исключительно на основании наличия органа, периодически схожего с палкой. Со временем, с целью увековечивания своего безмерного почтения к палке, человеки начали строить палкоподобные дома, как будто им было мало земли. Кидаться враг во врага специально обработанными палками для решения экономических, политических и социальных ( а бывало — и этических) проблем. По последним данным, дошедшим до меня, апогеем палкоцентризма стало создание множества гигантских палок, способных долететь до другого континента за короткое время, используемых с целью обмена своими примитивными представлениями о строении вещества и методах получения энергии.

Еще говорят, что был и третий тип человеков - малочисленный, разобщенный, дискриминируемый — однако живучий, продуктивный и оставивший не меньше свидетельств своего существования, чем оба других суммарно. Они были миролюбивы, говорят, именно они конструировали то, что первые реконструировали, а вторые, не справившись, деконструировали. Предпочитали компромисс конфронтации, дискуссию обструкции, а индульгенцию — экстрадиции. Говорят, их предки смотрели не на палку, а на дерево, породившее её, не на близкий и теплый костер, а на холодные и далекие звезды. Они видели красоту не в межконтинентальной палке, смешивающей материю и энергию в сияющую бесполезность, а в палке, преодолевшей земное притяжение, в палке, давшей им возможность потрогать звездные лучи и даже слегка прощупать бархатный горизонт событий.

Говорят, их всегда было мало, потому они и не смогли ничего изменить. Говорят, что они пытались встроить палки в свое тело, при этом игнорируя само понятие чужеродности материи, состоящей из той-же звездной пыли, что и они сами. Именно они принесли в жертву познанию и развитию чуждые им принципы, потом собственные принципы, а после и самих себя. А мой трижды пра-предок даже говорит, что наш род ведет от них свое начало. И я благодарен им за это, да и за многое другое. Но в первую очередь я благодарен им за то, что они первые и единственные, кто таки смог выбросить эту чертову палку.