О, у меня был похожий случай большой любви с профессором — с точностью до наоборот.

Закончив языковую гимназию, на парах английского в Политехе я откровенно скучал. Те преподаватели, что с нашей кафедры, уже поняли, что ничего нового мне не расскажут, и просто ставили зачёт автоматом. Но на последнем семестре второго курса пришла она: девочка с гуманитарного факультета. Она не знала. Она подписала себе приговор.

С первого же занятия мы с однокурсниками сговорились, и я принялся деву троллить. Экал, бекал, запинался, путал времена, ставил артикли везде, где не надо, и не те, что нужно, коверкал произношение, будто случайно матерился...

Девочка попалась терпеливая. А позже выяснилось, что ещё и падкая на неформалов в чОрных кожаных френчах. На занятиях она садилась на уголок первой (моей) парты своей, не отрицаю, вполне аппетитной ягодицей и принималась нежно уговаривать меня поднажать. Ведь английский — язык международного общения (облизнуть полные губы), что же вы, Лепенсон, так несерьёзно (томный выдох) к нему относитесь.

Группа украдкой хрюкала в кулаки, я хлопал ресницами и побивал себя пяткой в принт с Летовым, мол, стараюсь, мэм. А на зачёт в конце семестра пришёл чисто выбритый, в пиджаке, при галстуке, написал тест уровня IELTS на все возможные баллы, толкнул благодарственную речь на безупречном British English — и в награду получил отвисшую челюсть и слегка выпученные глаза моей прекрасной дамы.

Естественно, не дала.

А я так однажды влюбилась в препода по философии и всё нахуй загубила своей одурманенной башкой. Полное позорище.

Философия была всего один курс и вот явился он. Лет 50, ужасно мрачный человек. Рост что-то около 180, сутулый, субтильный, прокуренный наглушняк с темными, как попало лежащими волосами и усами, карими глазами. Он говорил тихо, через каждую мысль бросая в окно полный невыносимого мучения взгляд. Весь его облик был интеллектуально-трагичным, кожа бледная и сероватая от бесконечного курения и нелюбви, видимо, к дневным прогулкам.

В перерывах все выходили курить, и я в том числе, и постоянно видела его дымящим где-то в углу асфальтированной площадки. У него было черное пальтецо по колено, постоянно распахнутое, левой рукой он обнимал свои ребра, а правой курил, отвернувшись от общества и дополнительно подняв воротник для камерности. Конечно же, мне не мог не понравиться такой человек, столь разительно отличающийся от самодовольных улыбчивых преподов с их напускной моложавостью, шутеечками и смехуечками аля «я с вами на одной волне». Этот не пытался быть ни на чьей волне, более того, я вполне могла представить, как он вдруг достанет пистолет и выстрелит себе в висок или кому-нибудь в голову. Глядя в его глаза, я понимала - это допустимо.

Пару раз, когда я хлопала себя по карманам косухи на промозглом осеннем ветру в поисках зажигалки, он вдруг давал мне прикурить, неожиданно явившись из ниоткуда. И я дрожала как сучка – что ладони, закрывающие огонь от ветра, что губы, держащие сигарету. Наверное, он думал, что я постоянно с бодуна.

И всё бы ничего, училась я хорошо и у него в том числе, но тут финальный экзамен. На который все заходят в кабинет по одному.

Бляяять это пиздец.

Я сидела на окне в коридоре и меня колотило вплоть до тряски головы. Я вообще не видела строк своих конспектов – буквы расплывались и уползали за контуры листов. Хотелось блевать. И не от того, что я боюсь экзамена, потому что я не особо сомневалась в себе, понимала, что на 4 то я уж отвечу. А от страха сидеть с ним лицом к лицу, потому что я была влюблена и хотела с ним трахаться более чего бы то ни было. Дергала ногтями на себе черные сетки, разорвав таки пару ячеек (неформалка блядского вида). Когда подошел мой черед, я, переживая микро-смерть, вошла в кабинет. Он сидит за столом и указывает на стул прямо перед собой – буквально полметра. И тут я понимаю, что я забыла всё. Вообще всё – в моей голове больше нет ни одной мысли.

Билет – два вопроса. Пытаюсь прочитать их про себя, но не понимаю ничего что читаю. Он с минуту печально смотрит в окно, затем его глаза цвета гнилой древесины устремляются на меня. Далее Ф – философ, Я – я.

Ф: прочитала вопросы?

Я: да.

Ф: это хорошо, но мне не нужны на них ответы.

Я: …

Ф: как тебя зовут?

Я: Lilitka8

Ф: вполне красивое имя. Вот скажите мне, Lilitka8, человек меняется внутренне в зависимости от времени года?

Я: да

Ф: да? И как?

Я: …весной хуже..

Ф: что значит хуже? Хуже чем когда?

Я: чем …всегда

Ф: то есть вы считаете, что сформированный характер, приобретенные навыки, привычки, жизненные приоритеты, взгляд на мир, да, в конце концов, наши инстинкты, как животных, – все это подвержено изменению под властью смены времен года? Вида за окном, если угодно, да?

Я: да..

Ф: приведите пример

Я: я .. не могу

*изначальное отупение достигает апогея, рот уже в принципе говорит что-то сам без привязки к мозгу. Я только смотрю на него и смотрю.

Ф: ну давайте так – мужчины занимаются сексом по месяцам? Мужчины сезонные или круглогодичные?

Я: с..сезонные..

Ф: О.О

Ф: ага…как гон у оленей, да?

Я: да..

Ф: может хоть тут вы объясните почему?

Я: ве.. весна, весна, пора любви..и.. тяжко мне твое явленье, такое томное волненье в моей душе, в моей крови…

Ф: О.О

Я: И еще этот.. В газетах пишут какие-то дяди, что начал любовно постукивать дятел.

Синицы на гнезда смотрят тоже.. с любовным вожделением…

Ф: что это?

Я: Пушкин.. про гнезда - Маяковский

Ф: не сказал бы, что это произведение о гнездах, Lilitka8

Я: пусть

Ф: вы мне привели их в пример сезонности мужской сексуальности?

Я: да..

*закрываю лицо руками, сгорбливаясь над столом.

Ф (повышая голос, что для него не свойственно): конкретно Вы! что, вы занимаетесь любовью только в определенное время года?

Я: нет..

Ф: а мужчины в определенное?!

Я: нет..

Ф: тогда что же вы мне говорите?!

Я: я не знаю что говорю..

Ф: давайте зачетку.

*Быстро что-то пишет и отдает мне ее с пылающими глазами

Ф: мы круглогодичные!

Я: да..

Ф: всего доброго

Четверка, от чего еще ужаснее.  За былые заслуги наверное. Как же я горела от стыда! Мои щеки пылали до вечера, язык хотелось оторвать и выбросить в канаву нахуй. Я восприняла это как полный крах  моих надежд на этого человека и с этого дня избегала его, несмотря на сильнейшее физическое влечение. и это далось мне очень непросто - я начала с удвоенной силой творить всякую херню по жизни, чтобы больше не думать о нем.