#comment_150874675

Доброго времени суток друзья, наверное многие из вас помнят старый добрый фильм "Няньки"

Так вот, недавно популярный видеоблогер "Chuck review"(ссылку на него оставлю в конце поста) делал обзор в том числе и на этот фильм, и заметил что у одного из братьев как то грустновато все стало в жизни (фильм холодно приняли в США и после этого фильма не заладилось у них), поэтому призвал привнести радости в жизнь одного из братьев, хотя бы в Инстаграме. Он уже даже дал ответ на волну добра, написал стихи) Просто хочу призвать к силе Пикабу, думаю не только у меня остались очень теплые воспоминания об этом фильме и актёрах)
Видео с канала Чака: https://m.youtube.com/watch?v=RGdwJwRnf7Y
Инстаграм Дэвида Пола: https://instagram.com/davidpaulart?ig=...

Гэбриел развалился в мягком бархатном кресле и потягивал тёплое пряное вино из кубка, глядя, сощурившись, на огонь в камине. Он был уже немолод и давно заслужил спокойный отдых. А много ли надо ветерану войны? Горящий камин, пальмовое вино и верные друзья рядом. А они были — Гильем и Роберт, ветераны той же войны с орками, которая унесла не одну тысячу жизней с обеих сторон. Тогда эльфы загнали врага глубоко в тёмные северные земли и заперли там, перекрыв все дороги своими заставами и армиями. Теперь их королевству можно было не бояться нападения орков, что, несомненно, не могло не радовать. Даже с учётом того, какие средства уходили на поддержание существования застав.

Дрова в камине затрещали, и Гэбриел пошевелил их кочергой. Ему всё порядком надоело, но менять что-либо в жизни уже поздно. Архей души старого эльфа уже почти иссяк, и ветеран был готов предстать перед богиней правосудия, однако ускорять свою смерть не хотел. Так или иначе Костлявая заберёт его через несколько лет…

Стук в дверь заставил Гэбриела встать, повесить на пояс ножны с мечом — времена были неспокойные — и открыть засов. На пороге его дома стоял эльф с пепельно-серебристыми волосами и нежным грустным лицом. Его глаза походили на две небольшие чёрные маслины, рот был узким, губы — тонкими и бескровными. Одет эльф был в лёгкий зелёный акетон, на поясе у него был колчан со стрелами и налучье, в котором покоился сложный лук, рядом — кожаный мешочек с тетивой. Из-за спины гостя торчала рукоятка двуручного меча с изогнутым изящным лезвием.

— Гильем! — лицо Гэбриела расплылось в широкой улыбке. — Сто лет не навещал старика!

— Не прибедняйся, ты ещё всех нас переживёшь, — с такой же улыбкой ответил Гильем.

— Может, и да… Какие новости из столицы? Ты ведь давно уехал в Витэр, а от тебя с тех пор ни слуху, ни духу…

— Да чёрт его знает… Я на заставе последний год прослужил, так что ничего не знаю.

— Ладно, заходи. Вина попьём, поговорим…

Гильем и Гэбриел опустились в кресла, хозяин потянулся было за вином, но тут снова в дверь постучали. Мысленно прокляв стучавшего, Гэбриел снова встал и открыл, положив ладонь на изящную обтянутую кожей рукоять меча. Но это был второй его друг — Роберт. Несмотря на возраст, его волосы сохранили иссиня-чёрный цвет с золотистыми искорками. Его лицо было чуть шире, чем у Гильема, глаза — ярко-зелёные — сохранили молодой озорной блеск. Он был на несколько лет моложе обоих своих товарищей, что не мешало ему быть авторитетом в компании. Тем более, что он был лучшим бойцом ближнего боя среди переживших войну эльфов. Из-за плеч Роберта торчали рукоятки двух коротких клинков, которые он перед боем крепил к рукам. На нём была серая туника и холщовые штаны.

— Великая Эсме! — Гэбриел крепко обнял друга. — Чёрт, как же так вышло, что мы столько лет не виделись?

— Служба есть служба, — пожал плечами Роберт. — Пропустишь, али мне на пороге стоять?

— Да, заходи, разумеется, — Гэбриел посторонился.

Роберт вошёл и, увидев Гильема, издал радостное восклицание:

— Друг! Как ты…

— Переигрываешь, — холодно ответил Гильем. — Я тут по той же причине, что и ты.

— Какой? — подозрительно спросил Гэбриел, запирая дверь на засов. Увидев лица друзей, он спешно предложил: — Вина?

Оба синхронно покивали. Гэбриел достал большую деревянную бутыль с пальмовым вином и разлил его по кубкам. По комнате разлился пряный запах, приятно щекочущий ноздри.

Закончив разливать, Гэбриел пригубил вино. Подождав, когда он допьёт, Роберт мягко сказал:

— Наша мудрость вновь нужна королеве.

— То есть нас опять зовут на службу? — уточнил Гэбриел, отставив пустой кубок.

— Да, — вмешался Гильем, — три дня назад ко мне прискакал гонец от Её Величества королевы Альвевы, принёсший срочную депешу. Меня вызывали в Витэр, в королевский дворец. Там я встретился с Робертом — ну, ты знаешь, он служит привратником. Её Величество лично дала нам приказ — прочесать окрестности столицы и уничтожить нечисть, которая там завелась. Нам выделили отряд гвардейцев, однако поиски не дали никакого результата. Именно из-за этого Альвева вспомнила о тебе. Ты был лучшим следопытом армии королевства… Теперь вся надежда на тебя.

— То есть?..

— Нежить распоясалась, — пояснил Роберт, так и не пригубив вино. — Её видели несколько офицеров гвардии, которым можно доверять, но найти никого мы не смогли.

— И вы надеетесь, что я смогу помочь?

— Королева Альвева надеется, — поправил Гильем.

— В нашем возрасте уже несолидно бегать по лесам и полям, как ненормальным, — Гэбриел закрыл бутылку и убрал её от греха подальше. — Пусть выделять кого-нибудь помоложе.

— Так в том-то и дело, — осушил наконец кубок Гильем, — что прошлой ночью три отряда солдат сгинули в каком-то овраге! Потому мы к тебе и пришли.

— Сгинули? Как?!

— Чёрт его знает! — Роберт в сердцах грохнул по подлокотнику кресла кулаком. — Мы только тела нашли! Причём там, кажется, были вурдалаки…

— Уверен?

— Я видел, — снова вмешался Гильем, — их тела были объедены. Только кости и жилы оставили.

— А если там были какие-то ещё трупоеды? Могильщики, например?

— Я что, вурдалака от могильщика не отличу?

Аргумент был весомый — Гильем в юности изучал некроведение и некромагию.

— Хорошо… Сколько?

— Чёрт его знает, — повторил Роберт. — Несколько десятков точно.

Гэбриел облизнул губы — даже на одного вурдалака собирали отряд.

— Понятно… Ну и как мы втроём будем их ловить? Или с нами пойдёт королевская гвардия?

— Нет. Работаем втроём, эти дурни только всё дело испортят.

— Втроём мы несколько десятков вурдалаков не одолеем.

— А куда мы денемся? — горько усмехнулся Гильем. — Выбора у нас нету…

— Нет, — кивнул Роберт. — Придётся принимать бой…

— Выбора нет, шансов — тоже, — Гэбриел потёр подбородок.

— Да не каркай ты! — внезапно ощерился Роберт. — Крошили мы нежить в прошлом — покрошим и теперь!

— Роб! — строго одёрнул друга Гильем. — Язык держи на привязи!

— Замолчали оба! — гаркнул Гэбриел. — Будем выполнять приказ…

— Это же верная смерть! — дуэтом ответили Гильем и Роберт.

— Стоит рискнуть. Если мы попробуем убежать, нас задержат на первой же заставе и отправят на виселицу. Игнорировать приказ тем более глупо — поймают.

— Логично, — признал Гильем.

Роберт, как эльф более эмоциональный, отходил медленнее. Его ноздри всё ещё раздувались от гнева, а чёрные губы, выделяющиеся контрастом на бледном лице, непроизвольно нервозно шевелились, но голос уже звучал спокойнее:

— Хорошо. Но только я пойду с вами на одном условии.

— Каком? — терпеливо спросил Гильем. Он был более привычен к причудам своего друга.

— Вы позволите мне выпивать. Не постоянно, конечно, но позволите.

— Мог и не спрашивать разрешения, тебе давно не двадцать лет, — так же спокойно и терпеливо ответил Гильем.

— Не хотел компанию разваливать, — пробурчал Роберт, выпив наконец остывшее вино.

— Да ладно, — пожал плечами Гэбриел. — Мы все не без греха…

Роберт облегчённо выдохнул.

— Тогда выдвигаемся завтра на рассвете, — Гэбриел вышел на балкон дома, посмотрел вниз, свистнул и негромко позвал:

— Гильда!

Из-за дерева с цокотом копыт вышел единорог не меньше трёх с половиной метров в холке и двухметровым рогом посреди лба. Масти он — вернее, она — была серебристой, грива — белой, копыта и рог — золотыми, глаза — синими и бездонными. Гэбриел спустился вниз по верёвочной лестнице — дом располагался на стволе двухтысячелетнего драконьего дерева — и жестом подманил Гильду к себе. Единорожка подошла и попыталась приласкаться к хозяину рогом, однако эта попытка была прервана самим Гэбриелом — он поднырнул под рог и слегка потрепал скакуна по крутой шее. Растаяв, Гильда заржала и блеснула глазами.

Услышав ржание, на балкон вылетели Гильем и Роберт. Когда они увидели единорожку, то сперва на пару мгновений остолбенели — единорогов в качестве ездовых и боевых животных не использовали с первой королевы правящей династии Грейпов, то есть около девятисот лет. Единороги были слишком своенравны и величественны, чтобы ездить на них верхом. Хотя единорожьи всадники вошли в историю эльфов, как поистине легендарные воины. Случалось, что при одном их появлении на поле боя враги сразу бежали, бросая оружие и щиты, так как атака шеренги таких всадников была страшнейшим испытанием. А уж если они выстраивались клином — впору было быстро кончать с собой.

— Гэбриел?.. — начал было Гильем.

— Быстрее доедем. Свои скакуны у вас есть?

Вместо ответа Гильем и Роберт дружно свистнули и дуэтом гаркнули:

— Колета!

— Доротея!

Из кроны того же дерева вылетели два молодых пегаса с кожаными сёдлами на широких спинах и в сбруе. Один из них был золотистой масти, второй — голубоватой. Крылья были около двух метров в размахе, копыта — посеребрённые. Цвет глаз не определялся — он постоянно менялся в зависимости от освещения. На обеих крылатых кобылках были позванивающие при каждом движении серебряные же кольчуги гномьей работы.

— М-да, — потёр лоб Гэбриел. — Единороги — табу, а пегасов можно неволить?

— Пегасы — не такие благородные звери, — Роберт перекинул ногу через седло.

— Ты куда?

— Опохмелиться перед дальней дорогой.

— То есть ты в кабак? — уточнил, изогнув бровь, Гэбриел.

— Зачем в кабак? Я бутыль в корнях одного дуба спрятал, когда сюда летел. Туда-обратно смотаюсь за два часа, так что к утру буду готов вылетать.

Дождавшись, пока Роберт улетит верхом на золотистом пегасе — Колете, Гильем повернулся к другу и сказал, словно извиняясь за товарища:

— Он скоро будет.

— Да знаю я, мы друзья всё же…

— Друзья… — Гэбриелу показалось, что голос Гильема стал грустным, но он не придал этому значения.