Мальчик не двигался. В его глазах отражалось удивление, непонимание, страх. Ему не хватало сил пошевелиться, привлечь внимание... Лишь глаза выдавали страшное знание. Крупные теплые руки обхватили мальчика сзади, поднимая в воздух и унося в сторону. Он чувствовал дыхание отца, его тяжелые всхлипы и легкую дрожь. Мальчика поставили на землю и крепко обняли. На какое-то мгновение ему показалось, что он видел на лице отца слезы. Он все еще не верил.

– Где мой сын?! – кричала безутешная мать, не найдя ребенка в доме. Ей было мучительно больно и страшно смотреть, как все вокруг забирают детей и уносят их прочь. По ее лицу текли слезы, вопль отчаяния разрывал ее легкие, мир будто сжался в одну точку, в одну единственную мысль: «Я его потеряла!». В порыве нахлынувших эмоций она бросалась к пробегающим мимо людям, хватала их за одежду, вглядываясь в лица и глотая воздух ртом в попытке задать один лишь вопрос, от которого зависела вся ее оставшаяся, недолгая жизнь. В конце концов, силы ее покинули. Она упала на землю и, перевернувшись на спину, сквозь слезы вглядывалась в стремительно темнеющее небо. Прежде пронзительно голубое, теперь его окутывал дым, а воздух отравлял запах горящей серы. В наступившем хаосе она лежала, смирившись со скорой неизбежностью. Ее последний вздох озарил тонкий детский крик: «Мама!».

Небо окрасилось кровью. Тени падали на землю, обволакивали ее, делали надвигающуюся тьму еще более пугающей. Они больше не видели солнца, оно навсегда растворилось в пучине полумрака. Облака клубились над ними, то смешиваясь в непроглядную пелену, то редея, открывая взгляду вид бесконечной пустоты. Жаркий, удушливый ветер проникал под одежду, прижимал к горячим камням и заставлял вдыхать пыль. От беспрерывного кашля горело горло, ныли мышцы, но глаза неотрывно смотрели вдаль. Ни души не осталось вокруг. Они ждали.

Напряжение нарастало. Кто-то кричал, но звуков они уже не слышали – неистовая буря заглушила их всех. В страхе ожидания скорой смерти кто-то закрывает глаза и шепчет молитвы потрескавшимися губами. Самой жизни не стало во взглядах тех, кто оказался здесь. По случайности ли, специально – больше эти мелочи не имели значения. Подземный грохот становился все ощутимее. Мелкие камни, заходившиеся в дикой пляске, внушали не поддающийся контролю ужас. Пальцы сильнее сжали пропитавшуюся насквозь пылью одежду, в спешке наброшенную на изможденное тело. Спасенья нет... И взгляд ребенка, в испуге выглядывающего из-за плеча прижимающей его к себе матери, до последней капли высасывал и без того медленно истлевающую надежду.

Свет. Ничто не могло укрыться от света. Ни усмиренные желания, ни сожженные заживо воспоминания более не давали возможности увидеть темноту. Прискорбно. Ожидания, сомнения... Они смешиваются воедино и что-то едва слышно нашептывают в самое ухо, своим горячим дыханием омрачают сознание. За спиной ослепительным белым пламенем горит сияние. А впереди – черный полог бездушности.

В наступившей тишине жар ощущался почти физически. Насколько хватало глаз, ни единого движения вокруг. Временами навечно застывшие, наполовину обрушенные стены на миг освещались прорвавшимися сквозь облака солнечными лучами. Кровь сменялась золотом. В виде медленно падающих капель хлопья пепла оседали на землю плотным слоем. Легкое дуновение воздуха, сначала будто робко, осторожно, коснулось одиноких руин. Затем сильнее, унося за собой нависшую затхлость. Вскоре свет ничем не скрываемого солнца подвел черту мертвому образу. И только голые кости, омываемые вволю несущимся ветром, отныне служили вечным, безмолвным напоминанием.