Бойся дурака. Бойся отморозка. Бойся. Обойди его, когда встретишь на пути. Иначе вы столкнётесь плечами. Пустяковое дело на узком тротуаре, казалось бы. В эти игры играют мальчики, казалось бы. Казалось мне.
После короткого разговора, он ударяет кулаком в подбородок, в линию между лицом и шеей. Я стараюсь не упасть, но подсечка выбивает из-под ног землю. Голова кружится. Я чувствую, как его руки шарят по моему телу. Чувствую, как моя сумочка падает на меня. Сознание, крикнув напоследок: «Ключи! Ключи!», - растворяется в ярко-белом.
Прихожу в себя от того, что кто-то хлопает меня по щекам. Ещё светло. Я была в отключке минут пять, не больше.
- Всё в порядке, - слышу голос. – Подняться можешь?
Могу. Кажется, могу. Подташнивает. Самаритянин усаживает в такси, которое должно увезти меня домой. В салоне изучаю пустой кошелёк и паспорт с вырванными страницами.
Забавно: сожаление о трате времени, которого у меня не так много.
Пугающе: необходимость как можно скорее восстановить документы кажется мне важнее, чем собственное здоровье.
Раздражающе: дверь в подъезде снова нараспашку.
Чуть дольше обычного вожусь с замком. Зрение подводит, и восемь ключей не хотят попадать в сотню скважин. Проходя в квартиру, не успеваю закрыть дверь. Поздно осознаю чужое присутствие. Старый (не)знакомый проталкивает меня внутрь.
- Я уж заждался, - сипло произносит он.
Догадываюсь, где, в каких местах, его горло могло простудиться навсегда. На впадине возле большого пальца левой руки синие точки сложились в костяшку домино «Пять».
- Неплохая хаза, - он оглядывается после того, как захлопывает дверь.
Надо бы закричать. Испуг позволяет выдавить из себя лишь тихое, сбивчивое «Акх». Уж лучше б совсем ничего. Привлекаю к себе внимание.
- Не вздумай орать. – поднимает меня за шиворот. – Лучше устрой гостю экскурсию. Показывай, где у тебя фантики.
Через минут пятнадцать, пока он рассовывает мои – уже нет - деньги и украшения по карманам, я думаю о том, как мне страшно.
Страх первый лежит на поверхности, он отражается в моих глазах, на моём лице. Слова носятся в голове, как пассажиры тонущего корабля: о, господи, господи, он убьёт меня, теперь он убьёт меня, я отдала ему деньги, не надо было, не надо было, пусть забирает, пусть только оставит меня в живых.
Он опускается на пол и начинает водить ладонями по моим коленям.
Паника на борту усиливается: ты можешь, можешь, трахни меня, только не убивай, не убивай, я не буду вырываться, я сделаю всё, что хочешь, только не убивай.
Страх второй глядит из глубин сознания. Он холоден и спокоен. И чуть презрителен. «Ну нельзя же так бояться смерти», - говорит он, не пытаясь перекричать лихорадочного брата.
- Фу, мля, - произносит грабитель и отталкивает меня.
Он оставляет дверь открытой, а меня – живой.
После ухода Балаклавы требуется почти получасовое разглядывания тёмного пятна, похожего на вшивку для езды в седле, на джинсах.
- Балаклава? – переспрашивает молодой сержант.
В ответ я жестом будто надеваю головной убор.
- А-а, ясно. Распишитесь здесь и здесь.
- Вы его найдёте?
Полицейский говорит, что шансы есть. Он говорит, что скорее всего на меня напал недавно освободившийся заключённый. Он говорит, что постарается.
В кровати я вспоминаю его слова, пытаясь уснуть. Они постараются. Они найдут его. Они вернут его за решётку.
Я закрываю глаза, но внезапная мысль: «А что ты будешь делать, пока он разгуливает на свободе?» - заставляет открыть их снова.
На часах два-пятнадцать.
Через шесть часов я, залитая кофе и никотином, иду на работу. Оглядываюсь. Радуюсь, что зима ещё не настала и по утрам светлеет рано. Вместе с этим, во мне вскипает чувство презрения к самой себе.
Сколько можно бояться, спрашивает оно.
Стеснительная девочка, которой я была в детстве, отвечает: «Пока не доберусь до офиса, туда, где есть люди».
Девять часов спустя я возвращаюсь обратной дорогой. Страх ушёл, угнанный разговорами с коллегами о случившемся накануне, но я чувствую, что ненадолго – он словно поглядывает на меня из-за укрытия и говорит: «Скоро увидимся, подруга. Очень скоро. Мы будем часто видеться».
На пороге подъезда останавливаюсь.
Если ты и услышишь что-то, то это вероятно, будет вышедший покурить сосед. Если нет, ещё более вероятно, что у тебя просто проблемы с чутьём на опасность. Решаюсь войти в темноту. Шагаю по лестнице. По одной ступени за раз. Поднимаюсь чуть выше своего этажа и оглядываю следующий: вроде бы никого. Аккуратно просовываю ключ в замок и проворачиваю его там, словно собираюсь проникнуть в чужую квартиру. Прежде чем открыть дверь, оборачиваюсь ещё раз. На всякий случай, говорю себе и мысленно усмехаюсь в ответ.
Первый раз в жизни запираю дверь на все обороты замка и ещё на щеколду. Осознав это, шумно выдыхаю и прислоняюсь головой к двери. Страх, всё так же из-за укрытия, шепчет сочувственно: «Да, подруга, к этому трудно привыкнуть, попила бы ты чайку, сигаретку выкурила, успокоилась, поужинала бы, телек включи, может, комедия какая идёт, развеешься, а я пока здесь постою, давай, подруга, давай».
Включаю свет в прихожей. Снимаю обувь. Прохожу в комнату и замираю.
Телевизора мне совсем не жаль. И компьютера не жаль. И микроволновки. И, даже если Балаклава забрал бы всё, мне плевать. Но мне очень не нравится, с какой лёгкостью сдался мой дом, моя крепость. Хочется бежать, хочется превратиться в точку, хочется исчезнуть.
Я ВСЁ ЕЩЁ ЗДЕСЬ – выведено красным на стене. Я моргаю и надпись исчезает.
Да и её и вовсе не было, пожалуй. Так или иначе, место на ночь я решаю сменить.
Продолжение в комментариях
