НАЧАЛО

Друг порывался лезть в пещеру, но я удержал. В носках что ли там бегать? Поднялся наверх. Лена спит… ну, или делает вид. Махнул рукой, и мы с Валерой на цыпочках прокрались в прихожую, взяли одежду, обувь. Когда снял с вешалки Сайгу, камрад приподнял бровь. Но я нахмурился и кивнул на его Вепрь. Так же бесшумно спустились вниз. Конечно, это было тяжело, комнату здорово качало, как на корабле в океанский шторм.

Трудней всего далась разгрузка, пару минут барахтался, как в сети. Затем прошли в оружейку, где я под непонимающим взглядом пьяного друга принялся навешивать гранаты. Так, револьвер со мной. Запас патронов. Воспоминание о мерзком крике уже не леденило кровь. Нас будет двое. И мы вооружены. Что бы ни скрывалось в злобной тьме подземных ходов, оно отведает наших пуль!

Я подошел к столу и сдернул тент. Удивленно икнул Валера. В свете электрической лампы грозно поблескивал гранями пулемет Корд. Настоящая тактическая мощь, дальность полтора-два километра, ленточное питание и патрон 12,7×108 мм. У пещерной нечисти просто не будет шансов.

– Држище, ик! Надо просто вытащить моего котика, – простонал Валера. – Идем быстрей! Нбрали оружия, как для нстщей войны, ик!

– Да. – Я задернул тент. – Это перебор. П-шли.

Вернулись к колодцу, я убрал растяжки, Валера начал спускаться, закинув за спину ствол.

– Стой! – воскликнул я.

– Ну что еще?

– Фонари не взяли! – качнувшись, я побежал на склад.

Валера неохотно вылез обратно и последовал за мной. Себе я взял мощный галоген, который примотал к Сайге, камраду достался более слабый налобник.

– Погнали!

– Пжди, Сань! Я никуда не пойду без моего друга Сэмчика! – Валера прихватил бутыль самогона и сунул за пазуху.

Пусть и выпил, и в глазах все плывет, но я-то хоть в адеквате. А вот за друганом, походу, надо присматривать.

Бренча оружием, начали спуск.

– Долго еще, Сань? – в десятый раз спросил Валера. – Не вижу дна…

– Тут глубина тридцать метров. – Я осторожно переставлял руки и ноги в распоре. – Если твой Фидель не умеет летать, то найдем его рыжую тушку прямо внизу…

– Не говори так! – взвыл камрад. – Теща меня кастрирует!

– Прости, друг, но мы не в каком-то фантастическом боевике, где случается невозможная дичь… это, мать твою, гребаная реальность!

– Все равно верю, что Фиделюшка жив! Кошки умеют падать с большой высоты!

– Блин, не ори так. Надо вести себя как можно тише, я же говорил.

– О, ты слышал? – спросил через минуту Валера.

Я вцепился мертвой хваткой в скобу, правая рука метнулась к рукояти револьвера.

– Что ты слышал?

– Кажется, он мяукнул!

– Это летучие мыши пищат. Всего лишь мыши.

Спрыгнув с последней ступеньки на дно пещеры, Валера радостно завопил. Мысленно проклиная все на свете, я спустился следом. Снял с предохранителя карабин, тревожно осматриваясь.

– Он жив! Жив!

– Тихо, блин! Не свети в глаза! С чего ты взял?

– Вот след, смотри, – глаза друга возбужденно сверкали под стеклышками очков.

Я направил луч фонаря вниз. Точно. Хвостатый скайдайвер оставил пушистое пятно в глине с отпечатками лап. Следов крови не видно, только немножко кала и шерсти. Ну, и где этот маленький засранец? Боги, теперь придется искать его в этом лабиринте?

– Позови его, – вполголоса произнес я. – Может, прибежит.

– ФИДЕЛЬ! КИС-КИС-КИС!!! – заорал Валера.

– Сдурел, блин! Тихо!

– Фиделюшка, ты где, негодник? Ксссс… кссс… – он побежал вглубь тоннеля.

– Ты куда? Остановись! – Даже сигарета выпала из зубов.

– Здесь следы лап!

– Чьих?

– Кошачьих! Следы коготков… ну, пойдем, он же где-то здесь! Ему, наверно страшно! Кссс… ксссс…

Знал бы ты, как страшно мне. Со вздохом я двинулся за Валерой, напряженно вглядываясь во тьму и стараясь не дышать. Блин, но почему он так топает? Эхо шагов гулко отражалось от покрытых влагой каменных сводов. Прохладный ветерок остужал разгоряченный фейс.

– Блин!

– Что такое? – Вскинул Сайгу.

– Здесь камни, я потерял след! – Валера вытащил сэм и нервно отхлебнул.

– Ну, раз нет следов, пошли обратно. Бесполезно искать.

– Нет! Я тогда пойду один! – расхрабрился друг.

– Ладно, пройдем еще немножко.

Отобрав бутылку, я сделал мощный глоток огненной воды.

– Это хоть и тещин кот, но знаешь, как я его люблю! Когда спать ложимся, только ко мне приходит, ляжет на грудь, урчит, и ждет, чтобы я за ушком почесал. Эх… Фидель! Кис-кис-кис!

– Не переживай, все нормально будет. – Мрачно ответил я. – Наверно.

– Фиделька! Иди к папочке! Кссс… ксссс…

– Что с тобой сделать, чтобы ты не шумел так?

– Саня, пойми, я же переживаю! Переживаю очень сильно я!

Не стал говорить, что кота скорей всего сожрала непонятная зверюга, обитающая в темноте. Да, оно точно где-то здесь неподалеку. Наблюдает за нами, смотрит из тьмы, готовясь к броску. Я вертел дуло Сайги во все стороны. Ходы разветвлялись и жадно следили за нашим поисковым отрядом.

– Саня, хм… – Валера остановился.

– Что.

– Смотри, несколько коридоров. Как думаешь, куда он пошел?

– Не знаю. Не нравится мне все это.

– Придумал. Логично будет разделиться, обследуем больше пространства… встретимся тут!

– А ну стой! – Я поймал камрада за капюшон. – Только в дешевых ужастиках дебилы-герои разделяются и гибнут поодиночке! Мы – тактическая группа и должны держаться вместе.

– Отпусти! Ну, ты реально параноик…

– Поэтому и жив до сих пор.

Сейчас уже должны выйти к тому месту, где я обнаружил мертвого фрица. Покрепче перехватил Сайгу. Но свернув за поворот, я обомлел. Скелет исчез! Что за херня? Не мог же он сам уйти?

– Валера, погоди! – Я остановился и осмотрел место.

Да, точно он был тут… вот гильзы. Блин, что-то здесь не чисто. Я уже десять раз пожалел, что вскрыл этот чертов люк.

– Саня, ну пошли! – Валера пританцовывал в нетерпении. – У меня фонарь почти не светит!

Я молча поднялся и пошел впереди. Каждый шаг давался тяжело, будто идешь по минному полю. Но вроде все тихо и спокойно. Может, пронесет? Скорей бы найти этого долбанного котяру, мать его за ногу!

И в этот момент чудовищный рев из глубин подземелья сотряс стены пещеры. Ничего не соображая, я прыгнул в какое-то ответвление.

– Саня, подожди!

Друган с побелевшим лицом побежал за мной. От нового вопля у меня мурашки прокатились по спине. Мы поддали газу. Внезапно, наклон тоннеля сменился, и мы покатились по глинистому склону. Валера вцепился мне в руку. Можно было за что-то ухватиться, но я боялся выпустить Сайгу. Скольжение прервали валуны, больно ударившие по ребрам. Мой фонарь стукнулся об камень, с серебряным звоном лампочка лопнула и погасла. Капец.

– Ты жив, камрад? – прошептал я.

Валера застонал. Фонарик на его башке светил на последнем издыхании. Только сейчас я понял, что не взял запасные батарейки. Что, блин, делать? Главное, пещерную тварь больше не слышно. Но, может, она подкрадывается сейчас в темноте? Я поднялся и помог Валере.

– Теперь ты понял?

– Бедный Фидель… – простонал друг.

– Надо убираться отсюда.

– Согласен… идем.

И тут я понял, что наверх не выбраться по скользкому склону. Нужно идти вперед. Искать другой выход. Ну, блин.

– Держись рядом, а то ни хрена не видать, – велел я, с удовлетворением отметив, что он взял все ж таки свой Вепрь наизготовку.

Мы прошли метров сто, когда и Валерин фонарь приказал долго жить. Но я был готов к такому повороту событий.

– Не сикай, дружище, – хлопнул по невидимому плечу. – Доставай самогон.

– Да, конечно, давай нажремся и сдохнем здесь глупой смертью.

– Оставь свой пустой сарказм. Сделаем спиртовую лампу. Надо только какую-нибудь тряпку. Кусок твоей кофты отлично подойдет.

Вскоре мерцающий свет озарил наши перепачканные лица. Ништяк. Я аккуратно понес бутыль, следя, чтобы набегающий поток не задул слабый огонек. Валера прикрывал меня, крутя винтовку во все стороны.

– Кссс… кссс… кссс… – Он еще не оставил надежду найти кота.

– О, ты чувствуешь? – Я остановился, глядя на резко дергающееся пламя. – Свежачком потянуло.

– Да!

Уже почти не таясь, дали ходу. Кажется, за тем поворотом свет? Сколько же мы тут бродим, если на улице светло? Я первым повернул и замер. Фидель! Живой! Но за шкирку его держит… блин, Вован! В другой руке десантника сверкнул нож.

Продолжение следует...

#comment_138797845

Вася Ложкин сообщил, что на его магазин было совершено нападение - срезали и украли бутылку. Сам кот пока держится.

Года два назад я выкладывал фотку. Пока бутылка и кот вместе.

Теперь кот без бутылки.

У каждого наверное, даже самого сильного, к коим я себя причислить никак не могу - есть где-то оголённый проводок. Есть струна, которую если даже легонько задеть, она спровоцирует весь внутренний оркестр переживаний, когда начинает сдавливать и холодить под ложечкой, сжимать в груди, делать голос сипловатым, и мочить глаза.

Да, должно быть за 30 с лишним лет чувства должны были притупиться, какие-то моменты раствориться во времени, забыться... Должны были, но нет. Я смотрю музыкальный конкурс "Ты супер". Я смотрю все музыкальные конкурсы в принципе и "Голос", и "X-factor" и "World's best" и прочие из этой серии, но этот, блин, особый. В перерывах между песнями, участники рассказывают свои истории о том, как их бросили родители, или они погибли, или как их усыновили и там били... В общем, это тяжёлый, совершенно неподъёмный для меня камень на душе.

Я помню, мы по вечерам садились перед отбоем на койки и кто-то начинал рассказывать свою историю, держа в руках единственную на всю комнату настольную лампу, чтобы его было видно. Кто-то предвидя ужасы натягивал одеяло по самые глаза, чтобы успеть укрыться, когда потекут слёзы. Кто-то хладнокровно сидел сложа руки на груди и сравнивал свои истории с теми которые рассказывал очередной одноклассник. У меня была странная реакция. Как и на сильную качку в море - меня охватывал ужас и я цепенел не издавая ни звука. Толик Быстров - единственный, чьё имя и фамилию я запомнил, рассказывал, как жил в подвале со старшими пацанами. О том как всё тело чесалось от стекловаты, о том как со временем родители перестали его узнавать.

Я не помню его имени, но кличка была "Интеллигент". Он был как и я совершенно из другого мира, но я почти наверняка вернусь домой, а ему возвращаться было некуда и не к кому. Его родители разбились на машине, а бабушка не пережила трагедии и умерла через какое-то время. Интеллигентом звали его как за то, что он не хлебнул жизни с уголовниками, алкашами и наркоманами, плюс он играл на скрипке. Я среди них, хоть и был одногодкой, но чувствовал себя ребёнком. У них у всех были детские лица, а глаза стариков. Это так словами и не передать, но их глаза говорили много больше, чем они сами рассказывали.

Один был очень больным. У него было что-то вроде дистрофии, но это я уже сейчас понимаю, а тогда он был просто неправдоподобно худым, как на картинках из концлагеря. Трудно сказать где там была правда, где выдумка, но он рассказывал совершенно жуткие вещи о себе, в которые мне девятилетнему, верить просто не хотелось. Он рассказывал, что ему в бутылочку с соской добавляли водку, чтобы он засыпал и не мешал родителям своими криками. Его заставляли нюхать клей, потому что это притупляло чувство голода.

Я писал раньше про Сашку, вроде, у которого был жуткий рваный шрам на всё лицо. Автор этого шрама его родной отец, который ударил его по лицу бутылкой от шампанского, за то, что тот взял что-то из закуси со стола. Жуть, конечно, но он по нему скучает и всё бы отдал чтобы вернуться домой к нему, когда он выйдет из тюрьмы.

Ясик, мой единственный настоящий друг там, рассказывал о том как они жили с сестрой близняшкой и я всегда делал вид, что мне надо в туалет и ждал там минут десять, потому что слушать это было невозможно, а плакать в таких заведениях нельзя.

Я помню, как старшие пацаны дико избили одноклассника за воровство, не смотря на то, что он признался. И я помню глаза стоящих вокруг детей разного пола и возрастов - осуждающе смотрящих на пацана, которого пинали ногами. Рано Борисовна выбежала с криками на поле, но уже было поздно... Там было месиво из пыли и крови. Его увезли на скорой и до конца моего пребывания в интернате он не вернулся.

Возможно как и любого руководителя подобных учреждений дети не любили директора и рассказывали о нём страшные вещи.

Эта тётка из техперсонала, завхоз, или я не помню как она называлась, выводила тех кто не спит и молча била ребёнка в коридоре, давая понять, что так может быть с каждым. Жаловаться, понятное дело, тут принято не было и она об этом знала и пользовалась этим. За исключением одной "тёмной" меня не коснулись местные жёсткие правила жизни, но с моральной точки зрения было очень больно и страшно. Били все, включая Ясика, который был моим проводником по тому пути в три месяца.

Я помню душевую с висящей на кривом кабеле лампочкой у потолка, стены с отколотым кафелем, обломанные ржавые трубы из которых текла такая же ржавая вода. О горячей воде и речи не шло и я привёз домой "цыпки" - кожно заболевание. Был пацан лет 10-11 с псориазом, и его звали прокажённым. Когда мы с пацанами бесились на переменах, если кого-то толкнули и он коснулся "прокажённого" его долгое время тоже сторонились, пока не убеждались, что он не заразился. Были дети со страшными увечьями и хоть к ним и не относились как-то откровенно плохо, но и за полноценных, равных себе не считали. Ясик меня, кстати, в очередной раз спас, когда я попытался поднять одного из таких, упавшего с лестницы. Там это называлось "слабость". И тот упавший должен был сам подняться и жалеть его было нельзя, мол, всем не сладко.

Тех кто пытался убегать, естественно где-то вылавливала милиция и ему запрещали выходить на улицу из корпуса вообще. Из жилого блока в школу на занятия таких вела, держа за плечо та самая "завхоз".

Я сейчас смотрю на реакцию и воспоминания этих брошенных детей и понимаю их больше других. Я знаю что такое жить там, в интернате, где ты никто и никому ты не нужен. Я помню, когда ко мне приходил брат со своей будущей женой и тётя Вера, мамина однокурсница, все двести человек, стояли у окон и жадно вглядывались в наши фигуры, робко лелея надежду, что и к ним когда-нибудь кто-то придёт, хотя бы разок и принесёт им шоколадку, а потом заберёт к себе жить. Навсегда. За те годы, пока мой друг Ясик был там, по его словам ни к кому кроме меня ни разу никто не пришёл.

Я чувствовал затылком это сотни глаз умоляющих их заметить и страшно завидующих мне, потому что знали, что почти наверняка скоро меня заберут и я уеду туда, в тот мир, который они называли "Свобода".