То, что в будущем, видимо, назовут «марсельским побоищем», началось примерно в 16—16.30 по местному времени в том же Старом порту. В день игры России с Англией. Набережная, как и день назад, была полностью оккупирована англичанами. Только на этот раз их было в разы больше.

Они были повсюду — на проезжей части, в барах, в переулках. Начиналось как обычно — с песен и моря пива. А затем отовсюду полетели бутылки. Понять, что спровоцировало драку, было невозможно, потому что мясорубка вдруг ни с того ни с сего началась в порту везде. Куда ни повернись — везде стычки. И снова в толпу со стороны полиции полетели шумовые гранаты и газ.

Драки на площади шли по большей части между англичанами и полицией и напоминали артиллерийские дуэли: стороны близко не сходились, фанаты бросали в полицию бутылки и все, что под руки попадет, а полиция отвечала слезоточивым газом и шумовыми гранатами. И вскоре вся площадь покрылась слоем зеленого стекла, битого и небитого.

Вокруг площади в одних переулках англичане зализывали раны, помогая друг другу, в других — месились с местными. На моих глазах толпа на толпу сошлись две группы (причем они не были похожи на профессиональных бойцов) и принялись молотить друг друга, в ход шли уличные стулья и столы.

Я вернулся на площадь и сел на цветник у бара рядом с коренастым лысым мужичком, лет под 50. «Дрочеры», — сказал он мне, не глядя на меня.

— Чего они все время бегут от этого газа? Я вот тут как сидел, так и сижу. Все бегут, а я сижу, понимаешь, малец? — и тут он впервые посмотрел на меня.

Он был из Белфаста. И если бы на площади в тот день оказался Квентин Тарантино, он взял бы этого ирландца на любую роль в своем фильме без кастинга. Ирландец говорил коротко. Пока он говорил, он спокойным взглядом, с улыбкой, смотрел на месиво, которое происходило вокруг, иногда прямо у нас под ногами, а когда заканчивал фразу, поворачивался ко мне и глядел в глаза, как бы оценивая реакцию.

— Я из Белфаста. Мне там ногу прострелили, — сказал он и показал свой шрам на левой ноге.

Пока мы с ними сидели, несколько раз гранаты с газом подлетали близко к нам. Дышать было невозможно, текло из глаз, из ушей, из носа. Я все думал встать и куда-то убежать от этого ужасного газа, но, глядя на ирландца, который плакал, но приговаривал: «Вот дерьмо. Мне нравится это дерьмо», — мне было стыдно.

Наступило короткое затишье.

— Слышь, малец, а как там насчет пивка? — спросил он.

Все бары были закрыты, и никакого алкоголя поблизости купить было нельзя. Тогда я глянул на площадь, всю заваленную бутылками. И пошел, как тот гребаный сын полка, в короткое затишье между боями, искать среди болванок еще целые снаряды. Это оказалось нетрудно. Фанаты иногда бросали коробки с полными бутылками, многие из которых не разбились. Такую коробку, почти полную, я и притащил ирландцу.

— Эй, а ты молодец, малец! — сказал он, затем взял бутылку, зубами с треском открыл крышку и дал мне. Взял вторую себе и потянул в рот открывать, когда к нему подбежал молодой англичанин с открывалкой.

— Чувак, я из Белфаста. Мне не нужно это дерьмо, — сказал он и с тем же треском зубами вырвал крышку.

Драки продолжались уже примерно час, когда площадь вдруг прорезал крик: «Русские, вперед!» Откуда-то из-за спин полиции выбежало человек 10—15 российских фанатов в черных футболках с белыми надписями и в лоб побежали на англичан, которых было в разы больше. Фанаты ненадолго столкнулись и убежали в переулки. Я сидел на том же цветнике с ирландцем, когда вдруг они выскочили прямо возле меня, оббежав, по-видимому, площадь по кругу по переулкам. Прямо у меня на глазах российский фанат столкнулся с англичанином. Русский оказался более подготовленным бойцом и в два удара отправил англичанина в нокаут.

Полиция опять кинула гранаты с газом. На этот раз они упали прямо у нас под ногами. Дышать стало невозможно, и я забежал за угол. Ирландец остался сидеть не месте, все приговаривая: «Вот дерьмо. Мне нравится это дерьмо».

Когда я вернулся, ирландец тер с каким-то местным.

— Чувак, сними носки. Это не модно. Никто не ходит в тапочках и носках. Даже русские так не ходят, да русский? — обратился он ко мне, как будто я никуда и не уходил.

Я подтвердил. Затем они начали торговаться. «Восемьдесят», — говорил местный. «Пятьдесят», — отвечал ирландец. В итоге сошлись на шестидесяти. Местный держал в руках мотоциклетный шлем, протянул туда руку и, озираясь по сторонам, достал из подкладки какой-то маленький сверток.

— Это марихуана? — спросил я ирландца.

— Лучше, малец. Кокаин.

И вскоре возле нас образовался мини-наркорынок. Ирландец за минуту созвал, наверное, всех своих знакомых. Вокруг дрались фанаты, взрывались шумовые гранаты, площадь была окутана белым газом, а человек пять передо мной бойко торговались за «кокос», пытаясь сбить цену до 50. Я глянул на это все и подумал: «Господи, зачем ты придумал трибуны на стадионах?»

На следующий день после игры нашей сборной с англичанами, где нам удалось вырвать важную ничью, я уехал в Лилль. В этот спокойный, как я наивно полагал, город на границе с Бельгией, где нам предстоит решающая игра со словаками. Я надеялся, что эти сумасшедшие дни с фанатскими драками останутся в Марселе. Но в первый же день в Лилле я застал нападение немецких хулиганов на украинских болельщиков. На следующий день получил в нос от англичан. Надеюсь, нашей сборной, которой играть сегодня, повезет больше.

Марсель — Лилль

Роман Анин

Редактор отдела расследований

http://www.novayagazeta.ru/society/73455.html