Внимание, опрос.
На каком боку спит эта собака?
P.S.
да, она живая. Нет, она не сломана.

Предисловие:

Была у меня в детстве (конец 80-ых, начало 90-ых) книжка, которая мне очень нравилась. Называлась она "В будни и праздники". Это был сборник юмористических рассказов и фельетонов. Со временем книжка истрепалась из-за частых переездов, и канула в Лету. Не так давно я нашел отличный экземпляр этой книги в интернет-магазине, купил ее и запоем возвращаюсь в детство. Есть в этой книге один очень теплый и душевный рассказ, которым мне хочется с Вами поделиться.

До Нового года оставались считанные часы, а я рухнула на скамейку, чтобы порыдать в свое удовольствие...

Сижу, размазываю слезы вместо того, чтобы впорхнуть в метро, проехать 33 остановки стоя, перебежать на другой радиус, с другого радиуса — на троллейбус, а где-нибудь по пути достать четыре баночки майонеза.

Расселась, когда все организованные женщины, давно перепрятав спиртное с балкона под ванну и объяснив мужу разницу между родным очагом и «забегаловкой», спокойно стоят перед выбором: краска для волос или паркета, что раньше?.. Все, кроме меня! А я — без сил, без маникюра и, главное, без майонеза сижу себе на скамейке и тихо рыдаю...

Слезы катились, смывая остатки французской пудры. Это были те капли, которые уже не умещались внутри.

Ах, сегодня все шиворот-навыворот!

Елку удалось купить в последний момент. Правда, она напоминала голый бильярдный кий, кое-где обросший колючками. Все встречные оглядывались на это чудо природы. Или на мою авоську, истекающую майонезными каплями? А все из-за одного скользкого шага — бряк! — и в сумке получилась яичница, приправленная осколками. А какой салат без майонеза, гори все ясным огнем?!

И в тот же миг вспомнилось, что пачка бенгальских огней осталась встречать Новый год там, на работе, забытая в верхнем ящике стола справа. Слезы потекли сильнее...

И вдруг...

— Что за прелесть! — раздался рядом красивый голос.

Он принадлежал пожилой даме, которая с одобрением глядела на мою елку — это общипанное пугало.

— Издеваетесь? — обиделась я и хлюпнула носом.

— Ничего подобного, — возразила дама, поправляя шляпку с помпончиком. — Вот сейчас придет Дед Мороз, и уверена, ваша милая елочка ему тоже понравится...

Я пристально взглянула на ее безумный помпончик:

— Ну правильно... Сейчас придет Дед Мороз, а вы, конечно, Снегурочка?

— Вы напрасно иронизируете, — улыбнулась пожилая дама. — Просто я так величаю своего мужа, который должен вот-вот подойти.

А снег все падал — густой, мокрый, противный. Дети неподалеку лепили из этого снега фигуру, отдаленно напоминающую Бабу Ягу в ступе.

Подумав об Яге, я тут же вспомнила о свекрови, которая сделает трагические глаза и скажет: «Странно! Неужели салат нельзя было заправить чем-то более удобоваримым?!»

Стоит ли объяснять, что я поскользнулась, упала, что, в конце концов, не могу я в рваном чулке и с этой колючей уродиной под мышкой снова толкаться по очередям? О-о-о!

И тут я снова зарыдала.

— А хотите узнать, почему мы зовем его Дедом Морозом? — Пожилая дама протягивала мне носовой платок. — «Дед Мороз, Дед Мороз», хотя не такой он уж и дед... Когда мы познакомились, ему едва стукнуло... совсем еще мальчик. Как давно это было! В самый трудный военный год... — Она вздохнула и прикрыла глаза ладонью. — Помню, мы стояли за картофелем. Толпа замерзших, измученных женщин, а я — в самом хвосте этой безнадежной очереди, длиною в жизнь. Представляете?

Я ничего подобного не могла себе и представить, но все равно кивнула, напрочь забыв про свой майонез.

— Тогда был тоже канун Нового года, — продолжала дама. — И если бы на том горьком новогоднем столе не оказалось хоть нескольких картофелин, хоть по одной, хоть младшим сестренкам... вы понимаете?

— Ага, — шепнула я, едва разлепив губы. — Ну, дальше?

— И тут подошел он... — Пожилая дама вдруг улыбнулась и странно помолодела.

— Подошел, опираясь на свои костыли, в длинной шинели, представляете? И все зашумели: «Пропустите младшего лейтенанта!», а он долго отнекивался, потом все-таки шагнул вперед... И мы молча смотрели, как ему насыпают эту картошку и как он распихивает по карманам мороженые клубни. А потом кто-то крикнул, чтобы задние не стояли, потому что осталось всего на пять человек... Я шла и плакала, слезы тут же замерзали, это отвратительное ощущение, вы себе не представляете...

— А дальше? Что было дальше?!

— Произошло чудо!

Но про чудо пожилая дама рассказать не успела. Она вдруг смолкла. Она вся засветилась навстречу громадному человеку, который, чуть хромая, приближался к нашей скамейке.

— Вот это и есть — мой Дед Мороз! — услышала я. Он был в полушубке и бороде, все как полагается.

Такой же улыбчивый и краснолицый. Только без мешка за спиной. Но зато с огромной хозяйственной сумкой.

— Разрешите представиться, — сказал он, поклонившись, — фамилия — Рождественский, зовут — Виктор Иваныч... Мы, кажется, слегка прослезились? В чем дело, позвольте узнать?

— Я рассказывала, как ты подарил мне тогда свою картошку, — зарделась пожилая дама. — И как мы замечательно встретили Новый год, хотя у нас ничего не было. Ничего, кроме пюре из сладкой мороженой картошки... Ни елки, ни майонеза...

Я вздрогнула:

— Откуда вы зна...?

— Я все знаю, — перебила дама. — А Дед Мороз обо всем позаботился, правда?

И тут Дед Мороз, ни слова не говоря, распахнул свою громадную сумку, где среди свертков и сверточков, вперемешку с зеленым луком и красными яблоками, светились баночки майонеза. А сверху лежал один-единственный парниковый огурец с бледно-желтым цветком на конце.

— Что же вы медлите? — сказал Дед Мороз басом. — Все равно нам этого слишком много. Хотя обычно Новый год мы отмечаем шикарно... — И он нежно взглянул на свою пожилую даму.

Та улыбнулась застенчиво:

— Да-да, ведь для нас это двойной праздник!

...А снег все падал и падал, — пушистый, легкий, волшебный. Дети продолжали лепить свою Бабу Ягу, но теперь она показалась мне даже хорошенькой. Я неслась по бульвару быстрее ветра, нисколько не боясь поскользнуться, неслась под аккомпанемент тарантеллы, которую выстукивали майонезные баночки у меня в сумке.

Но откуда? Как они узнали?! Прямо какая-то мистика!

— Тетенька! — догнал меня детский голос. — Тетенька, у тебя шуба в какой-то яичнице...

Ах вот оно что! Конечно, при чем тут мистика? В наши-то дни. И тем не менее! Мне до сих пор совершенно не ясно, каким чудом попал мне в карман тот единственный огурец, увенчанный бледно-желтым цветком?!

Татьяна Слуцкая

#comment_97793645

"Знает весь двор
Мой приговор:
Слуга народа."

Слугой я стала не случайно. Мама с папой передали мне по наследству одну милую болезнь - любовь к нормативным актам и законам. Плод юристов, в общем.
Впрочем, в нашей стезе не принято долго говорить о родственниках, да ещё таких, как адвокаты. Лучше соврать, что мама давно пенсионерка и даже слова такого - закон - не знает. А то вдруг что, а у тебя мама адвокат. Не порядок.
Училась я в хорошем и престижном месте. В болоте с крокодилами. Ну, в целом этому болоту даже даже аккредитацию, но своей сути оно не поменяло. Крокодилы были разные - жирные и не очень, но все безусловно очень умные и уважаемые нелюди. Людьми их назвать сложно. Мои одногруппники тоже были милыми людьми. Ну как, людьми. Будущими юристами.
Училась я плохо. Моим учителям не нравилось, что я не знаю, как грамотно дать судье взятку, но знаю, как этого самого судью посадить. Собственно, поэтому я получила аж три синих диплома. И если все остальные за наглость, подлизывание и списывание, то я за учёбу в колледже, университете и магистратуре. Говорят, что есть ещё аспирантура, но я пока воздержусь.
С работой мне повезло. Меня сразу устроили слугой народа в одно очень полезное министерство, которое очень неплохо умело тратить деньги на небожителей и не тратить деньги на юных наивных девочек. Зато, у нас был коммунизм. Партия сказала "надо", комсомол ответил - "есть". И как хочешь - так и крутись. Хочешь - на кресле крутись, не хочешь - кофе попей. Главное выслушай ежедневную порцию говна и иди с миром. И не забудь, любой документ должен лежать у начальства уже вчера.
Впрочем, слуга народа обязан представительно выглядеть, а не думать, так что с субьективной точки зрения данная аппеляция в адрес моего консомолютивно-пролонгического акцепта не амексирует основы иррагрементизации. И не спрашивайте, что я написала. Звучит солидно, а умные люди такие слова знают. Как, нет?! Значит мне с Вами говорить не обязательно.
Слуга народа обязан думать о народе. Поэтому каждый день я всенепременно отправляла по 17-20 отказов по жалобам. Вдруг обидятся, что я о них не думаю, а на кресле кручусь.
Начальство я любила. За глаза, страстно и до боли, но обожала как могла. Эти умные и прожённые спиртом люди учили меня азам юриспруденции и помогали писать диссертацию. Кто же её напишет, если не будет до ночи оставаться работать с документами? А начальство напрягать нельзя. Начальство отдыхать должно.
В общем, люблю я быть юристом. Например денег не заплатят, а то и вправду, мы же такие, богатые. Чай не математики - дензнаки лишний раз считать. Заботятся люди о нас.
Главное забыла. Слуги народа очень честные люди. Никогда и никому не врут.
Разве что не договаривают.