rawel

Продолжаем рассматривать ошибки мышления с Насимом Талебом.

Иллюзия «почти» правоты

Люди склонны считать, что если они предсказали какое-то событие почти правильно (например, ошиблись с датой, масштабом или местом), то это считается достижением.

Филип Тетлок провёл масштабное исследование: почти 300 экспертов (экономисты, политологи и др.) сделали 27 000 прогнозов на 5 лет вперёд. Результаты оказались хуже случайного угадывания. Ученые с титулами предсказывали не лучше студентов. Даже хуже — те, кто имел громкое имя, ошибались чаще. После ошибок эксперты оправдывались, говоря, что событие было слишком неожиданным или «экзогенным», мол, это не их сфера. Люди склонны считать себя “почти правыми”, даже когда их прогноз оказался неверным. Это психологическая асимметрия: успех — моя заслуга, а ошибка — внешние обстоятельства.

Мы часто самообманываемся, чтобы сохранить самоуважение и ощущение контроля. Талеб критикует экономистов за неспособность делать точные прогнозы, указывая, что их модели зачастую работают не лучше случайных догадок. Несмотря на множество сложных методов и даже полученные за них награды, их практическая польза минимальна. Экономисты игнорируют эмпирические данные о слабости своих прогнозов, вместо этого продолжают усложнять теорию и избегают междисциплинарного подхода, оставаясь в изоляции от других наук.

Талеб в целом критикует возможность сколь-либо точных долгосрочных прогнозов. В частности, он указывает на то, как важнейшие открытия часто происходят случайно — не в результате целенаправленного труда или долгосрочного планирования, а благодаря удачным совпадениям, интуиции или вовсе ошибкам. Автор называет это серендипити — находкой того, что не искали, но что кардинально меняет мир.

Примеры такого рода — открытие Америки вместо Индии, изобретение колеса, которое вряд ли было результатом строго запланированного проекта, или случайное открытие пенициллина Александром Флемингом, когда он убирался в лаборатории. Даже крупнейшие научные открытия, вроде космического фонового излучения (открытого, когда двое инженеров пытались просто очистить антенну от птичьего помета), стали возможны не по плану, а вопреки ему.

Автор подчеркивает парадокс: несмотря на массу подобных примеров, мы продолжаем верить в предсказуемость будущего и силу планирования. При этом не только открытия совершаются неожиданно, но и их влияние на мир развивается медленнее (или быстрее), чем предсказывается. Автор критически смотрит на самонадеянность прогнозистов и тех, кто верит в линейное развитие технологий и идей.

Далее Талеб рассказывает о том, как Поппер критиковал историцизм — веру в возможность научного предсказания истории. Его главный аргумент: предсказать ход истории невозможно, потому что это требует предсказания технологических инноваций, а технологии по своей природе непредсказуемы. Если вы уже знаете, что будет изобретено, значит, вы уже можете это изобрести — следовательно, это уже не предсказание, а знание.

Талеб предлагает практические подходы для выживания в мире, где доминирует непредсказуемость. Вместо попыток предсказать «чёрные лебеди» он советует:

• Строить устойчивые системы: Например, в финансах это означает избегать чрезмерного риска и диверсифицировать вложения, чтобы минимизировать потери от неожиданных событий.

• Использовать возможности: позитивные «чёрные лебеди» (неожиданный успех) тоже возможны. Талеб рекомендует ставить на удачу, экспериментируя и пробуя разные подходы, чтобы поймать редкую возможность. Например, стартапы в Кремниевой долине работают по этой логике: большинство проваливается, но единицы становятся гигантами вроде Google.

• Избегать наивного доверия к прогнозам: Талеб призывает скептически относиться к экспертам, которые обещают точные предсказания, особенно в таких областях как финансы, политика, технологии.

Далее Насим Талеб обрушивает свою критику на кривую Гаусса. как универсального инструмента для анализа случайности и прогнозирования. Он называет это «великой интеллектуальной ошибкой», утверждая, что применение нормального распределения к явлениям, характерным для мира редких, но значимых событий приводит к катастрофическим последствиям. Талеб объясняет, что нормальное распределение предполагает симметрию и ограниченные отклонения (например, в популяции почти нет людей выше 3 метров или ниже 50 см, и такие исключения не влияют на средний рост) Однако в реальности, где действуют степенные законы (например, закон Парето), экстремальные события не просто возможны, но определяют общую картину. Например, богатство одного миллиардера (как Билл Гейтс) может превышать суммарное богатство миллионов людей, что делает средние показатели бессмысленными.

Талеб объясняет, почему люди так охотно принимают нормальное распределение: оно удобно, интуитивно понятно и создаёт иллюзию порядка. Наш мозг предпочитает простые модели, а гауссова кривая даёт ложное чувство уверенности. Это связано с «наивным эмпиризмом» — верой, что данные из прошлого (например, 10 лет стабильного роста рынка) гарантируют стабильное будущее. Талеб называет это ловушкой, которая делает нас слепыми к редким, но катастрофическим событиям.

Вместо этого многие явления в жизни демонстрируют свойства масштабной инвариантности и фрактальности , которые лучше описываются степенными законами. Эти идеи восходят к работам математика Бенуа Мандельброта, который изучал фракталы и их применение для понимания сложных систем.

Основные аспекты Принципа Мандельброта:

1. Фрактальная природа мира

Колебания цен на финансовых рынках демонстрируют схожие паттерны, независимо от того, анализируете ли вы дневные, недельные или годовые данные.

2. Степенные законы вместо нормального распределения

На финансовых рынках крупные крахи случаются чаще, чем предсказывает нормальное распределение.

3. Отсутствие характерного масштаба

Одна из ключевых идей фрактальной геометрии — отсутствие характерного масштаба. Это означает, что в таких системах нет "типичного" размера, времени или величины. Например: размеры городов или доходы людей не имеют единого "среднего" значения: они распределены крайне неравномерно.

Практические выводы

На основе принципа Мандельброта Талеб делает несколько важных рекомендаций:

• Не доверяйте нормальным распределениям : Реальные явления часто гораздо более хаотичны и непредсказуемы, чем предполагают классические модели.

• Готовьтесь к "чёрным лебедям" : Постройте свою жизнь, карьеру и финансы так, чтобы они могли выдержать редкие, но значительные события.

• Ищите фрактальные паттерны : Внимательно анализируйте данные, чтобы увидеть, как они меняются на разных масштабах.

Диверсифицируйте риски : Не ставьте всё на одну стратегию, особенно если она основана на предположении о нормальном распределении.

Продолжаем конспект...

Далее Талеб вводит критику научных доказательств. Он говорит, что наш разум, склонный к наивному эмпиризму, заставляет нас искать подтверждения своим взглядам, игнорируя противоречия. Мы подбираем удобные факты и выдаем их за доказательства: дипломат хвалится успехами, умалчивая о провалах, математики оправдывают свою науку редкими примерами пользы, скрывая пустую трату времени. Даже проверяя гипотезы, мы ищем лишь то, что их поддерживает, а не опровергает. Подтверждение найти легко — как лондонский таксист находит пробку для выгоды. Некоторые даже указывают на предсказанные события, вроде высадки на Луну, но это не отменяет нашей слепоты к неожиданностям.

Заметили, что когда нам нужны аргументы для какой-то концепции мы ищем в поиске Гугла доказательства для нашей теории, а не опровержения? Есть отличная задача на эту ошибку мышления. Предложите человеку числовой ряд: 2,4, 6. Цель — определить правило, по которому он продолжается, и предложить следующие числа. После каждого  ответа  сообщайте, правильно ли подопытный продолжил ряд, но не раскрывая само правило. А правило такое: ряд считается продолженным правильно, если каждое следующее число больше предыдущего.

Очень часто вы будете сталкиваться с тем, что подопытные решают, что правило — это прибавление двойки и каждый раз, получая положительный ответ,  они будут прибавлять двойку, вместо того, чтобы предположить иную гипотезу.

“Нас приближают к истине отрицательные, а не подтверждающие примеры! Неверно выводить общее правило из наблюдаемых фактов. Вопреки традиционным представлениям накопление подтверждающих наблюдений, подобных наблюдениям индюшки, не увеличивает запаса наших знаний”. Если рассматривать этот тезис Талеба с точки зрения Байесовской вероятности, то действительно,  опровержение (неожиданные данные) имеет более мощный эффект на апостериорную вероятность, чем бесконечные подтверждения. Да и с точки зрения физиологии можно найти параллель. Что лучше запомнится, положительный стимул или отрицательный? (10 прикосновений к обесточенном проводу или одно прикосновение к проводу под напряжением?)

Это совпадает с идеей Поппера (которого Талеб уважает): гипотезу нельзя доказать, можно только попытаться опровергнуть.

Искажение нарратива.

Это склонность человеческого разума объяснять случайные события в виде логичных, стройных историй. Нам кажется, что мир устроен понятно и причинно-следственно. Мы не любим неопределенность — и мозг заполняет пробелы вымышленными связями.

В одном эксперименте психологи предлагали женщинам выбрать из двенадцати пар те нейлоновые чулки, которые им больше нравятся. Потом исследователи спрашивали женщин, чем те руководствовались в своем выборе. Фактура, “приятность на ощупь” и цвет – такие ответы превалировали. На самом деле все чулки были совершенно одинаковые. Объяснения женщины придумывали задним числом, post hoc.

Это, кстати, очень похоже на эксперименты с людьми, у которых полушария мозга разделены хирургическим путем. Но об этом будет в другом конспекте.

Талеб утверждает, что мы «рассказозависимы»: как только происходит нечто необычное, особенно уже после факта, мы тут же начинаем искать объяснение, чаще всего — придумывая его. Даже если событие было полностью случайным, мы ретроспективно можем найти «причину»: экономический кризис списывается на политику, падение фондового рынка — на одно заявление чиновника, успех стартапа — на «гениальную интуицию» основателя. В реальности же, как говорит Талеб, часто доминирует случайность.

Наиболее опасно это искажение в том, что оно успокаивает. Если мы верим, что всё под контролем и у всего есть объяснение, мы не готовы к настоящим «черным лебедям» — редким, непредсказуемым событиям, которые кардинально меняют ход истории. Само стремление всё объяснить делает нас уязвимыми, ведь мы перестаём видеть хаос и вероятность.

Если читали конспект книги “думай медленно, решай быстро”, то должны помнить тезис автора, что наш мозг тяготеет к предсказаниям и объяснениям, чтобы иметь возможность быстро адаптироваться в окружающей среде. Все эти механизмы поддерживаются положительным подкреплением и обусловлены эволюционно.

Человечество всегда боялось неопределенности. Мы строим прогнозы, покупаем страховки, создаём пятилетние планы — пытаемся приручить будущее, как дикого зверя. Но  Талеб предлагает парадоксальный выход: перестать бороться с хаосом и научиться получать от него пользу. Автор развивает концепцию антихрупкости: Во-первых, сместить фокус с предсказаний на адаптацию. Бессмысленно гадать, когда грянет следующий кризис — но можно создать финансовую «подушку», освоить новые навыки или наладить связи, которые помогут в любых обстоятельствах.

Во-вторых, перестать делить события на «хорошие» и «плохие». Увольнение? Возможность сменить карьеру. Экономический коллапс? Шанс купить активы дёшево. Пандемия? Повод переосмыслить ценности. История знает сотни примеров, когда катастрофы становились трамплинами для тех, кто умел видеть дальше сиюминутных потерь.

«Жизнь на пороге надежды» — это не слепая вера в лучшее будущее, а мужество встречать любое будущее без страха. Мир никогда не будет безопасным и предсказуемым — но именно это делает его интересным. «Не строй планов. Будь готов»

Скрытые свидетельства: невидимые кладбища неудачников

Талеб вводит ключевое понятие главы — "кладбище неудавшихся Казанов". Это все те, кто:

• Пытался играть на бирже по "верной системе" и разорился

• Шёл на дуэль из-за дамы и был убит

• Повторил рискованный трюк Казановы и угодил в тюрьму

Но их голосов мы не слышим. История пишется победителями, а статистика учитывает только видимые данные. В результате возникает опасная иллюзия: "Если Казанова смог — значит, это возможно. Если я не вижу трупов — значит, их нет".

Три уровня самообмана

1. Личный ("Мне везёт в любви" — но неудачные свидания быстро забываются)

2. Профессиональный ("Успешный трейдер делится стратегией" — но тысячи таких же уже разорились)

3. Исторический ("Великие люди меняли мир" — но мы не видим миллионов, кто пытался и исчез бесследно)

Игровая ошибка.

Талеб утверждает, что чем больше мы пытаемся предсказывать будущее, тем менее предсказуемым оно становится. Это не просто критика неточных прогнозов — это анализ того, как сама идея предсказуемости искажает реальность, создавая новые риски.

Образование, ученость и опыт не всегда помогают лучше предсказывать будущее — все зависит от профессии. Часто люди, погружённые в поток информации, лишь создают видимость контроля и активности, но на деле это может только мешать пониманию. Также Талеб подчеркивает, что, однажды приняв теорию, человек редко от нее отказывается, даже если новые данные её опровергают. Мы привязываемся к своим идеям, как к собственности. В итоге выходит, что информация может быть вредна, особенно если не фильтруется и приводит к ложной уверенности.

Талеб вводит  концепцию: "рефлексивность прогнозов" — когда предсказание меняет поведение людей, делая исход либо самоисполняющимся (например, прогноз роста акций вызывает ажиотаж и действительно поднимает рынок) либо саморазрушающимся (предупреждение о кризисе заставляет людей действовать и предотвращает его).

Почему эксперты ошибаются в самый важный момент

Проблема не в том, что специалисты плохо анализируют данные, а в том, что их модели принципиально не учитывают главное — появление Чёрных лебедей. История знает множество примеров, когда именно те события, которые должны были быть предсказаны (падение Берлинской стены, финансовый кризис 2008 года, пандемия), заставали мир врасплох. Это происходит потому, что:

1. Прогнозы опираются на прошлое, а Чёрные лебеди по определению не имеют прецедентов.

2. Чем сложнее система, тем бесполезнее её моделирование — как пытаться рассчитать траекторию каждого листа во время урагана.

3. Люди путают точность с истиной — красивый график с цифрами после запятой создаёт иллюзию достоверности, даже если он не учитывает 90% реальных факторов.

Эту книгу я прочел лет 6 назад и она мне очень напомнила “Думай медленно, решай быстро” т.к. затрагивает темы ошибок мышления. Поэтому её конспект публикую тут сразу после конспекта книги Канемана и Тверски.

О чём книга?

В основе "Чёрного лебедя" лежит идея о событиях, которые обладают тремя ключевыми характеристиками: они редки, имеют огромные последствия и ретроспективно кажутся объяснимыми, хотя до их наступления никто их не предвидел. Талеб называет такие события "чёрными лебедями" по аналогии с историческим заблуждением: в Европе долго считали, что все лебеди белые, пока в Австралии не обнаружили чёрных. Это метафора нашей склонности недооценивать неожиданное.

Книга делится на три основных пласта.

Первый — это критика человеческого мышления и моделей прогнозирования. Талеб утверждает, что мы живём в мире, где нормальное распределение (гауссова кривая) неприменимо к большинству значимых явлений, таких как финансовые кризисы, войны или технологические прорывы. Вместо этого реальность подчиняется "законам степенного (от слова степень) распределения", где редкие события определяют всё. Второй пласт — автобиографический: Талеб делится опытом трейдера и наблюдениями за тем, как люди игнорируют риски.

Третий — философский: он размышляет о том, как жить в мире, полном неопределённости, предлагая концепцию "антихрупкости" (хотя она подробнее раскрыта в его следующей книге).

Книга интересна, потому что Талеб бросает вызов устоявшимся подходам в экономике, науке и повседневной жизни. Талеб критикует экспертов — экономистов, аналитиков, историков — за их "платоническую" веру в модели и предсказания, которые не учитывают хаотичность мира. Он называет это "ошибкой нарративности": мы придумываем истории, чтобы объяснить прошлое, и верим, что они помогут предсказать будущее. Но реальность, по Талебу, не поддаётся таким упрощениям.

Книга вышла накануне мирового финансового кризиса 2008 года, который стал для многих живым примером "чёрного лебедя". Это придало идеям Талеба дополнительный вес: он не просто теоретизировал, а предугадал уязвимость системы, построенной на ложной уверенности. Его работа повлияла на мышление в самых разных областях — от управления рисками до философии науки, побуждая людей и организации готовиться к неожиданному, а не полагаться на иллюзию контроля.

В сегодняшнем конспекте о первой части книги.

Поехали.

Нассим  Талеб раскрывает три фундаментальные когнитивные ловушки, которые систематически искажают наше восприятие реальности. Эта триада – иллюзия понимания, ретроспективное искажение и склонность преувеличивать значимость факта, усугубляемая вредным влиянием ученых, особенно когда они создают категории.

1. Иллюзия понимания

Человеческий мозг – это фабрика по производству смысла. Столкнувшись с хаотичной реальностью, мы немедленно включаем когнитивный фильтр, призванный сделать необъяснимое объяснимым. Талеб показывает, что эта потребность в понимании превратилась в опасную иллюзию всезнания.

“Возьмём типичного экономиста-теоретика. Он уверенно оперирует сложными моделями, забывая, что они построены на сотнях допущений, ни одно из которых не соответствует реальности. Или обывателя, который после просмотра новостей считает, что "разбирается в политике". Это нарциссизм познания (или искажение Даннинга Крюгера?) – мы путаем знакомство с фактами с пониманием системы.”

Парадокс в том, что чем сложнее система (финансы, климат, общественные процессы), тем сильнее наша иллюзия контроля. Как замечает Талеб, "мы думаем, что понимаем сложное, именно потому, что не понимаем, насколько оно сложно".

2. Ретроспективное искажение: 

Второй компонент триады – наша неврологическая склонность переписывать прошлое. Талеб сравнивает это с ездой на автомобиле, глядя исключительно в зеркало заднего вида: повороты кажутся предсказуемыми, хотя в момент их прохождения вы не знали, что ждёт впереди.

Яркий пример – учебники истории. В них события представлены как логичная цепь причин и следствий: Первая мировая война "была неизбежна" из-за системы союзов, распад СССР "предопределён" экономическими факторами. Но если бы всё было так очевидно, почему современники этих событий не видели их приближения?

Этот феномен Талеб называет "историей, рассказанной победителями". В реальности история – это цепь неожиданных событий, где “случайные” события (как появление Чингисхана или открытие пенициллина) меняли траекторию цивилизации. Но наш мозг, как плохой редактор, вырезает случайность, оставляя только "логичное" повествование.

3. Склонность преувеличивать значимость факта

Завершает триаду опасная интеллектуальная привычка, которую Талеб называет "платонизацией" – стремление втиснуть живой, хаотичный мир в прокрустово ложе категорий. Когда учёные (особенно экономисты и социологи) создают чёткие классификации, они совершают когнитивное насилие над реальностью.

Возьмём понятие "безработный". В статистике – это единица с чёткими параметрами. В реальности – это может быть:

• Бывший заводской рабочий, чья профессия исчезла

• Молодой специалист, сознательно избегающий "крысиных бегов"

• Фрилансер между проектами

• Человек, временно оставивший карьеру для ухода за родственником

Категории убивают нюансы, создавая иллюзию понимания. Хуже того – они начинают определять реальность (как в известном принципе Томаса: "Если люди определяют ситуации как реальные, они реальны по своим последствиям").

В совокупности эти три когнитивных искажения создают опасную иллюзию управляемости мира. Политики принимают решения, основанные на упрощённых моделях. Инвесторы вкладывают деньги, думая, что понимают риски. Обыватели строят планы, не учитывая возможность чёрных лебедей.

Талеб предлагает антидот – культивирование "скептического эмпиризма":

1. Постоянно напоминать себе: "Я понимаю меньше, чем думаю"

2. Анализировать события до того, как стали известны их последствия (вести "дневник прогнозов")

3. Искать примеры, не вписывающиеся в категории

4. Ценить практиков выше теоретиков

В книге "Чёрный лебедь" Нассим Талеб раскрывает масштабируемость (scalability) как одну из фундаментальных характеристик современного мира, определяющую его непредсказуемость и уязвимость. Масштабируемость, по сути, объясняет, почему "чёрные лебеди" — неожиданные явления с огромными последствиями — возникают и почему мы так плохо к ним готовы.

Масштабируемость, по Талебу, — это такое свойство когда эффект явления не ограничен физическими рамками. Например, пекарь может испечь лишь столько хлеба, сколько позволит его время и печь, но писатель, однажды создав бестселлер, может заработать миллионы, потому что его работа масштабируется через тиражи и популярность. Талеб утверждает, что наш мир всё больше смещается в сторону масштабируемых явлений, и именно это делает его ареной для "чёрных лебедей". Масштабируемость порождает непредсказуемость и усиливает контрасты. В масштабируемых системах редкое событие — будь то успех компании вроде Apple или крах рынка в 2008 году — имеет несоразмерный вес. Талеб приводит примеры: никто не мог предсказать, что Google станет гигантом, но его взлёт изменил целую индустрию. Это и есть "чёрный лебедь" — явление, которое невозможно предугадать по средним показателям, но которое переписывает правила игры.

“Чёрный лебедь" — понятие субъективное, зависящее от того, чего вы ждёте. Талеб  подчёркивает: такие события — ловушка для тех, кто не готов их увидеть. Их можно устранить, вооружившись знанием или широтой мышления, но наука же способна и породить их, усыпляя бдительность и превращая людей в жертв иллюзий.

При этом "чёрные лебеди" не всегда внезапны. Некоторые, вроде появления компьютеров, растягиваются на годы, медленно меняя мир. Есть события, что накапливаются постепенно: книги, тихо набирающие популярность, или технологии, незаметно подчиняющие нас. Время здесь относительно — землетрясение длится минуты, 11 сентября — часы, а исторические сдвиги могут идти десятилетиями. Талеб замечает: "добрые" "чёрные лебеди" часто подкрадываются исподтишка, тогда как "злые" обрушиваются внезапно.

Заканчиваю конспект и повторение книги. Последняя часть получилась совсем маленькая)

Концепция двух “я”.

Два типа восприятия опыта

Канеман объясняет, что в каждом человеке сосуществуют два способа восприятия событий:

1. Опытное «я» — это часть нашего сознания, которая воспринимает настоящее в режиме реального времени. Оно фиксирует текущие ощущения и эмоции, но не формирует долговременных воспоминаний.

2. Помнящее «я» — это аспект нашего разума, который создает и сохраняет воспоминания об опыте. Оно обобщает события, извлекает выводы и именно оно принимает решения о будущем.

Принципиальное различие между этими двумя системами заключается в том, что помнящее «я» часто искажает реальность, опираясь на определенные закономерности в запоминании событий.

Как «помнящее я» искажает воспоминания

Канеман выявил несколько ключевых факторов, которые определяют, какие события мы запоминаем:

Пиково-конечное правило. Мы оцениваем опыт не по его общей продолжительности, а по наиболее интенсивному моменту (пик) и по его окончанию. Например, если отпуск в целом был средним, но в конце произошел яркий положительный момент (например, незабываемый закат), мы запомним его как прекрасный.

Игнорирование продолжительности. Наше помнящее «я» не обращает внимания на то, как долго длился положительный или отрицательный опыт. Например, болезненная процедура, которая длилась 30 минут, но в конце была менее болезненной, запомнится лучше, чем короткая, но более мучительная процедура.

Формирование ложных воспоминаний. Наше восприятие прошлого подвержено искажениям, так как оно формируется не объективно, а через призму эмоций и интерпретации. Мы можем помнить не сам факт, а то, как его описали или как его восприняли спустя время.

Ощущение благополучия.

Автор показывает, что люди воспринимают свое благополучие по-разному в зависимости от того, оценивают ли они конкретный момент или размышляют о своей жизни в целом.

Существует два типа счастья: ощущаемое благополучие, связанное с тем, как человек чувствует себя в настоящий момент, и удовлетворенность жизнью, которая формируется на основе воспоминаний, сравнения себя с другими и долгосрочных достижений. Эти два аспекта не всегда совпадают. Например, человек может часто испытывать радость в повседневной жизни, но при этом считать себя неуспешным, если его доход или социальный статус не соответствуют ожиданиям. Обратная ситуация также возможна: человек может быть финансово обеспеченным, но редко испытывать радость в моменте из-за постоянного стресса.

Одним из ключевых открытий Канемана стало то, что доход влияет на ощущаемое благополучие только до определенной точки. В его исследовании было установлено, что после достижения уровня дохода около 75 000 долларов в год (для США) дальнейший рост заработка практически не увеличивает ощущение счастья. Это объясняется тем, что деньги помогают справляться с финансовыми трудностями и стрессами, но не делают человека счастливее в каждодневной жизни. После закрытия базовых потребностей на уровень счастья больше влияют социальные связи, здоровье, качество отдыха и удовлетворенность повседневными занятиями.

Канеман подчеркивает, что значительную роль в ощущаемом благополучии играет время, проведенное с близкими людьми. Общение с семьей и друзьями улучшает эмоциональное состояние и делает жизнь приятнее. Важное значение имеет также занятие любимым делом, поскольку работа, которая приносит удовольствие, повышает уровень счастья. Сон и здоровье оказывают непосредственное влияние на эмоциональное состояние: хроническое недосыпание и болезни резко снижают ощущаемое благополучие. Еще одним важным фактором является способность жить в моменте и осознанно воспринимать происходящее, а не отвлекаться на тревоги о будущем или сожаления о прошлом.

В то же время стремление к материальному успеху и высокому социальному статусу больше влияет на общую удовлетворенность жизнью, но не обязательно делает человека счастливее в повседневной жизни. Люди часто гонятся за достижениями, полагая, что они принесут им счастье, но в реальности это может приводить к хроническому стрессу и неудовлетворенности. В конечном итоге Канеман приходит к выводу, что для повышения ощущаемого благополучия важнее всего поддерживать крепкие отношения, заботиться о здоровье и осознанно наслаждаться настоящим моментом.

Оценка жизни — это не объективное отражение наших переживаний, а скорее субъективная конструкция, которая формируется на основе нескольких ключевых принципов. Один из главных факторов — эффект фокусировки. Когда человек размышляет о своей жизни, он не учитывает всю совокупность своих переживаний, а акцентирует внимание на наиболее значимых аспектах, которые могут быть не самыми важными в повседневной жизни. Например, если человеку задать вопрос о его удовлетворенности жизнью сразу после обсуждения финансового положения, он с большей вероятностью сделает акцент именно на деньгах, даже если они не являются основным источником его счастья.

Сравнение с окружающими играет огромную роль в том, как человек оценивает свою жизнь. Люди склонны судить о своем благополучии не на основании внутреннего состояния, а через призму социальных стандартов и достижений других. Если человек живет лучше, чем его окружение, он, скорее всего, будет считать свою жизнь успешной, даже если его реальный уровень удовлетворенности не так уж высок. Напротив, даже обеспеченные люди могут испытывать недовольство своей жизнью, если их окружение состоит из еще более успешных людей.

Здесь можно обобщить. Мы склонны переоценивать значение отдельных факторов и игнорировать общий контекст. Чтобы избежать этой ошибки, важно помнить, что счастье складывается из множества аспектов, а не из одной переменной, на которой мы в данный момент сосредоточены.

Думай медленно, решай быстро. Часть 3.

Далее Канеман и Тверски начинают разворачивать свою теорию подхода к экономике, которую они назвали теорией перспектив.

Канеман начинает с того, что некоторые экономические теории предполагают, что люди - рациональные агенты. Т.е. рационально оценивают полезность исходов, умножая вероятность события на его ценность, и выбирают вариант с максимальной ожидаемой полезностью. Например, если тебе предлагают 50% шанс выиграть 100 долларов или гарантированные 40 долларов, приверженец рациональных агентов в экономике сказал бы, что ты сравнишь 0.5 × 100 = 50$ с 40$ и выберешь лотерею. Но в реальности люди часто берут гарантированные 40 долларов. Почему? Канеман отвечает: потому что мы не думаем в терминах абстрактной полезности, а реагируем на изменения относительно текущего состояния — прибыли или потери. Авторы книги заметили, что люди оценивают исходы не в абсолютных величинах (сколько у них будет в итоге), а в относительных — как выигрыш или проигрыш по сравнению с точкой отсчёта (обычно это их текущее богатство).

Канеман объясняет на примере экономической модели Бернулли, что эта модельне учитывает асимметрию. Для Бернулли потеря 100 долларов и выигрыш 100 долларов — просто противоположные величины с одинаковым весом. Но в реальности потеря бьёт по нам эмоционально в разы сильнее, чем радость от выигрыша. Теория перспектив вводит «функцию ценности», где кривая для потерь круче, чем для выигрышей, и точка отсчёта — не ноль, а текущее состояние человека. Это ключевое отличие от Бернулли.

Ещё одна «ошибка Бернулли» — игнорирование того, как люди воспринимают вероятности. Канеман показывает, что мы не оцениваем шансы линейно, как в математике. Маленькие вероятности (скажем, 1% шанс выиграть миллион) переоцениваются, а средние (50%) недооцениваются. Бернулли считал, что мы просто умножаем вероятность на исход, но теория перспектив вводит «весовую функцию», где люди искажают вероятности из-за эмоций и когнитивных искажений. Например, лотерейный билет манит, хотя шанс выиграть ничтожен, потому что 1% кажется «реальным», а 0% — «невозможным».

Эффект владения

Представим, что вам подарили кружку. Если бы вы покупали её сами, то дали бы, скажем, 5 долларов. Но теперь, когда она ваша, вы не отдадите её дешевле, чем за 10. Это и есть эффект владения: как только что-то становится «твоим», его ценность в ваших глазах растёт. Канеман ссылается на эксперименты, которые проводили вместе с экономистом Ричардом Талером: студентам давали кружки, а потом предлагали продать или купить их. Те, кто владел кружками, запрашивали в два-три раза больше, чем те, кто хотел их приобрести.

Канеман объясняет это через теорию перспектив и неприятие потерь. Когда ты чем-то владеешь, отказ от этого воспринимается как потеря, а потери, как он показал в «Ошибках Бернулли», бьют по нам сильнее, чем радость от эквивалентного выигрыша. Продать кружку за 5 долларов — это не просто сделка, а эмоциональная «боль» от расставания с ней, и эта боль требует компенсации. В то же время покупка — это выигрыш, который не так сильно нас волнует. Вспомним, как мы устанавливаем цены на вторичном рынке на вещи, которые нам принадлежали довольно долго. Мало кто пытается оценить реальную рыночную стоимость товара, скорее ориентируясь на цену похожих товаров и стараясь продать никак не меньше этой отметки. Более эмоциональная Система 1 в действии.

Парадокс Алле

Суть парадокса в том, что люди делают противоречивые выборы в ситуациях с одинаковой математической структурой, если исходы представлены по-разному. Алле предложил два набора лотерей, чтобы это продемонстрировать.

Ситуация 1:
Вариант A: 100% шанс выиграть 1 миллион долларов.
Вариант B: 10% шанс выиграть 5 миллионов долларов, 89% шанс выиграть 1 миллион долларов, 1% шанс ничего не получить.

Большинство людей выбирают A — гарантированный миллион, хотя ожидаемая полезность B выше (0.10 × 5M + 0.89 × 1M + 0.01 × 0 = 1.39 миллиона против 1 миллиона).

Ситуация 2:
Вариант C: 11% шанс выиграть 1 миллион долларов, 89% шанс ничего не получить.
Вариант D: 10% шанс выиграть 5 миллионов долларов, 90% шанс ничего не получить.

Здесь большинство предпочитают D — шанс на 5 миллионов, хотя ожидаемая полезность C (0.11 × 1M = 110 тысяч) чуть выше, чем D (0.10 × 5M = 500 тысяч), если учитывать только вероятности и суммы.

Канеман объясняет, что эти выборы противоречат принципу ожидаемой полезности. Согласно модели Бернулли, если человек выбирает A в первой ситуации (предпочитая надёжность), он должен выбрать C во второй (где тоже больше надёжности в рамках шанса). А если он выбирает B (риск ради большего выигрыша), то должен взять D. Но люди выбирают A и D, что ломает логику рациональности.

Это происходит потому, что в первой ситуации A кажется выигрышем (гарантированный миллион), а B включает риск потери (1% шанс остаться ни с чем), что пугает из-за неприятия потерь. Во второй ситуации оба варианта — лотереи с высоким шансом ничего не получить, так что D выглядит привлекательнее благодаря большому выигрышу (5 миллионов), а разница между 11% и 10% кажется несущественной. Система 1 искажает вероятности: в первом случае надёжность перевешивает, во втором — эмоции от возможного джекпота.

Общий вывод, который тут можно сделать - люди иногда склонны переплатить за некие гарантии и стабильность, хотя это и не рационально. Относится ли к этому случаю оплата какой-либо страховки? Похоже, что да. И, получается, это ещё один рычаг манипуляций, играть на страхах что-то потерять, «раздувая» некие негативные последствия отсутствия страховки.

Редкие события

Канеман обращает внимание на то, что люди часто переоценивают маловероятные исходы, особенно если они эмоционально заряжены. Система 1 придаёт слишком большой вес редким событиям — вроде выигрыша в лотерею или авиакатастрофы, — потому что они яркие и легко всплывают в памяти (эвристика доступности). Теория перспектив вводит «весовую функцию»: вместо объективных вероятностей (например, 1% шанс) мы субъективно их раздуваем, что объясняет, почему люди покупают лотерейные билеты или страховки от почти невозможных рисков.

Пример: шанс выиграть миллион кажется «реальным», хотя он ничтожен, а 0% и 1% воспринимаются как разные миры.

Яркие исходы

Также мы часто переоцениваем значимость экстремальных результатов — больших выигрышей или потерь, — даже если их вероятность мала. Это связано с неприятием потерь и искажением вероятностей из теории перспектив. Если исход драматичен (например, потерять всё или сорвать куш), он затмевает скучную середину, и Система 1 фокусируется на нём, игнорируя статистику. Пример: люди скорее выберут 5% шанс на 10 миллионов долларов, чем гарантированные 100 тысяч, хотя ожидаемая ценность ниже, потому что «яркость» миллиона манит сильнее.

“Сожаление — одна из противоречивых эмоций, возникающих, когда доступны альтернативы реальности.”

Это эмоциональное состояние хорошо описано двумя голландскими психологами, указавшими, что сожаление «сопровождается ощущением, что нужно было думать раньше, гнетущим чувством, мыслями об ошибке и упущенных возможностях, желанием дать себе пинка и исправить ошибку, желанием вернуться назад и получить второй шанс».

Это искажение проявляется во многих контекстах. Покупатели, помня о возможных сожалениях в случае неправильного выбора, упорно придерживаются традиционного выбора, отдавая предпочтение брендовым товарам перед малоизвестными. Поведение держателя акций к концу года тоже показывает эффект предвкушаемой оценки: он пытается очистить инвестиционный портфель от малоизвестных и сомнительных акций.

Инверсия предпочтений

Явление, когда люди меняют свои предпочтения в зависимости от того, как им представлена задача выбора, даже если логически их выбор должен оставаться неизменным.

Суть инверсии предпочтений связана с тем, как Система 1 реагирует на формулировку вопроса или контекст. Канеман приводит примеры, где изменение описания — например, акцент на выигрышах или потерях — переворачивает выбор людей. Один из классических случаев — эксперимент с «азиатской болезнью» (хотя он больше известен из других глав):

Вариант 1 (выигрыш):
А: Спасём 200 человек из 600 точно.
Б: 33% шанс спасти всех 600, 66% шанс никого не спасти.

Люди чаще выбирают А — гарантированное спасение.

Вариант 2 (потери):
С: 400 человек из 600 точно умрут.
D: 33% шанс, что никто не умрёт, 66% шанс, что все 600 умрут.

Здесь чаще выбирают D — шанс избежать потерь.

Хотя математически варианты А и С, а также Б и D идентичны (200 спасённых = 400 умерших), люди меняют предпочтения: в первом случае избегают риска ради выигрыша, во втором рискуют, чтобы избежать потерь.

Эффект фрейминга
Когнитивное искажение, при котором наш выбор зависит от того, как представлена информация, даже если суть остаётся той же. Канеман показывает, что Система 1 реагирует на формулировку, а не на объективные факты.

Пример:
Два описания краткосрочных исходов хирургического вмешательства выглядели так.

Месячный уровень выживаемости — 90 %.
Смертность составляет 10 % в первый месяц.

Операция казалась более привлекательной в рамках первой формулировки (ее выбрали 84 % врачей), чем во второй (50 % предпочли радиотерапию). Логическая эквивалентность двух описаний очевидна, и связанный с реальностью человек, принимая решение, сделает один и тот же выбор, какую бы версию ему ни показали. Но, как известно, Система 1 редко остается безучастной к эмоциональным словам: «смертность» — плохо, «выживание» — хорошо; «выживаемость в 90 % случаев» звучит ободряюще, а «смертность в 10 % случаев» — пугает.

Продолжаю конспект книги.

Даниэль Канеман описывает эвристики как ментальные сокращения, которые позволяют людям быстро принимать решения без глубокого анализа. Эти упрощённые стратегии мышления помогают нам ориентироваться в мире, но часто приводят к систематическим ошибкам (когнитивным искажениям).

Эвристика подстановки вопросов:
Когда мы сталкиваемся со сложным вопросом, требующим детального анализа, наш мозг бессознательно подменяет его более простым, но похожим. В итоге мы отвечаем не на тот вопрос, который нам задали, а на тот, который легче обработать.

Пример: основной вопрос — «Стоит ли инвестировать в этот стартап?». Вопрос, на который происходит подмена, — «Насколько уверенно держится организатор стартапа на презентации для инвесторов?». В результате инвестор вкладывается в стартап, потому что основатель харизматичен, а не потому что проект имеет реальные перспективы.

Эвристика аффекта: ещё один пример подмены.
Вместо того чтобы тщательно взвешивать плюсы и минусы, человек опирается на своё эмоциональное отношение к объекту или ситуации. Если что-то вызывает положительные эмоции, мы склонны недооценивать риски, а если негативные — переоценивать их.

Закон малых чисел:
Люди склонны верить, что маленькая выборка (например, несколько примеров) отражает общую закономерность так же точно, как большая выборка. Это приводит к завышенной уверенности в наших выводах и к ошибкам в прогнозах.

Очень интересная когнитивная ошибка, одна из моих любимых. Именно из-за неё при проведении эксперимента или статистического анализа важно оценивать репрезентативность выборки (кстати, ещё один способ манипулировать мнением масс — делать выводы на нерепрезентативных выборках). Сюда же, судя по всему, относится проблема «сигнал-шум», которую описывает в своей книге «Сигнал и шум» Нейт Сильвер. Дело в том, что малые выборки в большей степени подвержены случайным колебаниям — «шуму», в отличие от большой выборки, где влияние «шума» уменьшается. Из-за этого малые выборки больше подвержены экстремумам.

Ещё один пример: фраза «По результатам телефонного опроса пенсионеров, 60% поддерживают президента». Скорее всего, человек, услышавший эту фразу, придёт к мнению, что в целом пенсионеры поддерживают президента. Однако важно узнать, сколько пенсионеров от общего их числа участвовали в опросе, как формулировали вопрос (как будет ясно дальше, это тоже важно), по какому именно вопросу они его поддерживают и, наконец, как мнение пенсионеров соотносится с мнением остальных граждан.

Иллюзия закономерности:
Тоже относится к закону малых чисел, но проявляется в нашем мышлении буквально каждую минуту. Дело в том, что наше сознание настроено на построение прогнозов — это фундаментально важный процесс работы нашего мозга. А для построения прогноза необходимо понимать причинно-следственную связь между явлениями (каузальная связь). Под прогнозами тут имеются в виду не прогнозы курса валют или чего-то такого. Прогнозы могут быть самого разного вида: например, чтобы отбить теннисный мяч, необходимо построить прогноз о его траектории, чтобы осуществить любую коммуникацию, необходимо построить прогноз о возможных исходах (замечали за собой, как иногда вы планируете, что сказать, какую фразу лучше выбрать?).

Так вот, с поиском причинно-следственной связи наш мозг очень часто ошибается. Вспомните все суеверия, которые вам встречались: счастливая рубашка, ритуал перед важным событием и т.д. Сюда же относится оценка вероятности в игре в рулетку или в кости: игроки верят, что после нескольких проигрышей должна выпасть победа (ошибка игрока). На самом деле много чего относится к этой ошибке: и лженаучные теории, и религиозные концепции, и теории заговора.

Эффект привязки:
Это когнитивное искажение, при котором первая полученная информация (число, факт, мнение) влияет на последующие оценки и решения, даже если она нерелевантна. Наш мозг бессознательно использует первоначальную информацию как «якорь» и корректирует последующие оценки относительно него. Однако эта корректировка часто недостаточна, из-за чего мы остаёмся «привязанными» к исходному значению.

Примеры:
- Магазины сначала показывают завышенную цену, а затем дают «скидку». Мы воспринимаем новую цену как выгодную, даже если она остаётся высокой. - Первая озвученная цифра в сделке (например, при покупке машины) влияет на конечную цену.

- Первая озвученная цифра в сделке (например, при покупке машины) влияет на конечную цену.

На основе этой привязки профессиональные переговорщики добиваются выгодных для себя сделок. Встречали такой лайфхак: попросить о крупной просьбе, чтобы потом человек с большей долей вероятности согласился на более мелкую просьбу, но которая и была целевой? Об этой технике, например, упоминает Роберт Чалдини в книге «Психология влияния».

Эвристика доступности:
Ещё одна эвристика, которая настолько фундаментальна, настолько сильно влияет на наше мышление, что знать её просто необходимо. Суть в том, что информация, которая вспоминается легко, априори считается более достоверной. Чтобы информация вспоминалась легко, ей достаточно быть интересной для вас, или драматичной (катастрофа), или просто быть привязанной к вашему личному опыту. Если информация обладает какими-то из этих атрибутов в любом их сочетании, она будет извлечена легче и в большей степени повлияет на ваши суждения.

Тут позволю себе немного углубиться в нейрофизиологию. Не секрет, что наш мозг представляет из себя набор нейросетей со сложной структурой взаимодействий между собой. Нейросети, которые задействованы чаще или задействованы с эмоциональным аспектом (грубо говоря, при когерентной работе с лимбической системой), в дальнейшем легче активируются. Активация этих сетей чаще всего происходит неосознанно, при пассивной обработке. Таким образом получается, что чем больше вы потребляете непроверенной информации, тем выше шанс потом вспомнить именно её. Это — основной принцип работы рекламы: заспамить нас названием бренда, чтобы потом, когда нам понадобится какой-либо продукт, мы вспомнили именно его, а следовательно, посчитали его более качественным (помните правило рекламы: не меньше трёх повторений названия?).

Пример:
По новостям рассказывают о крушении самолёта. На какое-то время вы будете считать самолёт более опасным транспортом, чем считали до просмотра новостей. Однако в новостях не сообщают о тысячах успешных перелётов каждый день, а значит, вы не можете оценить статистику безопасности корректно.

Эксперты:
Здесь кратко. У экспертов есть как преимущества в оценке профильной информации, так и недостатки. Эксперты часто подвержены специфическим когнитивным ошибкам в дополнение к «общим», что делает их мнение столь же требующим проверки, как и мнение любого другого человека. Если обобщить с предыдущими когнитивными ошибками, то получается, что, при прослушивании чьего-то мнения, мы не только делаем вывод, не проверяя факты, но ещё и склонны менять степень доверия из-за своего личного отношения к оратору.

Меньше лучше. Ошибка конъюнкции:
Линде 31 год, она не замужем, откровенная и очень умная. В университете изучала философию. Будучи студенткой, она уделяла много внимания вопросам дискриминации и социальной справедливости, а также участвовала в демонстрациях против использования ядерного оружия.

Как вы думаете, какое описание вероятнее?
Линда — кассир.
Линда — кассир в банке и активистка феминистского движения.

В проведённом Канеманом и Тверски эксперименте испытуемые чаще выбирали вариант «Кассир и активистка феминистского движения».
Однако, если обратиться к формальной логике, то вариант «А и Б» всегда менее вероятен, чем вариант «только А».

Регрессия к среднему:
Суть в том, что в любой системе с элементами случайности результаты колеблются вокруг среднего значения. Если что-то уходит далеко в крайность — очень плохо или очень хорошо, — следующий исход с высокой вероятностью будет ближе к норме. Это не магия и не чья-то заслуга, а чистая статистика. Канеман приводит пример с пилотами: инструктор заметил, что после похвалы за отличный манёвр ученик часто летал хуже, а после критики за ошибку — лучше. Он решил, что похвала расслабляет, а критика мотивирует. На деле это была регрессия: выдающийся успех или провал и так сменялись бы средним результатом, без всякого влияния слов.

Хочется сделать ремарку по поводу статистических методов. Канеман часто противопоставляет нерациональное мышление Системы 1 статистическим методам. Однако Джудея Перл в книге «Думай, почему» указывает на множество проблем статистики как метода формирования суждений: от той же нерепрезентативности выборки до парадокса Симпсона.

Иллюзия понимания прошлого:
Это концепция, которую Канеман развивал в своих работах, и она перекликается с идеями Нассима Талеба. Если кратко, Талеб называет иллюзию понимания «нарративной ошибкой»: мы цепляемся за объяснения, которые звучат красиво, вместо того чтобы признать хаос и случайность. Канеман называет это «ретроспективной иллюзией»: нам кажется, что мир проще и понятнее, чем он есть на самом деле, потому что мы видим только то, что уже произошло. Иными словами, это иллюзия того, что прошлое можно понять однозначно и полностью, что ведёт к неверным прогнозам в будущем. Здесь стоит вернуться к фундаментальному принципу работы нашего мозга: поиску причинности явлений для построения прогнозов. Поэтому нам легко найти причины всех исторических явлений. Но это только нам кажется, что мы их нашли. Именно поэтому в научном методе важны принципы системности и историчности: мы должны стараться найти все возможные факторы влияния на исследуемые явления, даже казалось бы незначительные. Об этом великолепно пишет Джудея Перл в книге «Думай, почему» (конспект обязательно будет). Он показывает сложность нахождения причинно-следственных связей, вводя такие понятия: запутывающие переменные, коллайдеры, опосредование.

Ошибка планирования:
Ох, как часто я на неё попадался!
Это склонность недооценивать время, ресурсы или сложности, необходимые для выполнения задачи. Пример из жизни: при взятии заказа на web-продукт без чёткого технического задания я каждый раз оценивал сроки сильно меньше, чем выходило на самом деле. Теперь я закладываю в три раза больше сроков и ресурсов по сравнению с первоначальным мнением. Суть ошибки в том, что мы опираемся на оптимистичные сценарии, которые рисует наш разум, вместо того чтобы учитывать реальные данные или прошлый опыт.

Иллюзия значимости:
Это склонность людей переоценивать точность своих суждений, прогнозов или интерпретаций, даже когда у них недостаточно информации или доказательств. Мы часто уверены в своих решениях, даже если они основаны на случайных данных или неполной картине.

Канеман объясняет, что это связано с работой Системы 1, которая стремится быстро находить закономерности и делать выводы, даже если они необоснованны. Система 2 могла бы проверить эти выводы, но часто ленится или игнорирует необходимость анализа.

Пример:
Эксперты на фондовом рынке часто делают прогнозы, основываясь на ограниченных данных, и уверены в их точности. Однако исследования показывают, что такие прогнозы редко бывают точнее случайного угадывания.

Продолжение следует...