Святой Вукашин мученик Ясеновацкий
Святой Вукашин происходил из сербского рода Мандрап, вырос в селе Клепац на восточном берегу реки Неретвы в сербской Герцеговине. Покинув родное село, он переехал к брату в Сараево, где занялся торговлей и служил в старой церкви святых архангелов Михаила и Гавриила на Башчаршии (там служили певчими и чтецами его племянники Чедо и Добро вместе с другими родственниками).
С установлением в 1941 году власти хорватских усташей и их поглавника Павелича, Вукашин был вынужден вернуться в Клепац. Весной того же года началось истребление православного населения в Герцеговине: хорватами были вырезаны тысячи сербов от грудных младенцев до немощных стариков. Первыми убивали священников и монахов, перед смертью жертвы подвергались страшным мучениям.
Семья Вукашина погибла во время учиненной злодеями бойни, а сам он вместе с другими уцелевшими сербами был отправлен в концлагерь Ясеновац. Там уже находились его племянники Чедо и Добро, четники, защищавшие от усташей сербские села. Неизвестно, успел ли Вукашин застать их живыми.
Содержание заключенных в лагере было невыносимым: их морили голодом, во время работ постоянно избивали железными прутьями и прикладами, убивали просто по прихоти. Ежедневно могильщики закапывали около двухсот обезображенных трупов с размозженными головами и забитыми в грудь гвоздями, без рук и с отсеченными гениталиями. Среди жертв были женщины и маленькие дети, которых охранники резали или кололи штыками ради забавы. Они пилами распиливали людей заживо и носили в карманах отрезанные носы.
Сербы продолжали прибывать в Ясеновац партия за партией, и когда лагерь переполнялся, усташи уничтожали единовременно тысячи узников: обычно их ударяли по голове кувалдой, вспарывали животы и топили трупы в реке Саве. Часто случалось, что вечером прибывала партия заключенных, а наутро их уже не было в живых.
В 1943 году старец Вукашин был умерщвлен в числе прочих приговоренных к смерти, как об этом свидетельствовал его палач Жила Фриганович (записал этот рассказ доктор Недо Зец, первым принесший в Сараево весть о ясеновацком мученике):
"Помнишь, тогда, в августе, в лагере было большое поступление? Тогда Йере Маричич послал на уничтожение около 3000 заключенных. Тогда мы - Перо Брзица, Зринушич, Шипка и я - поспорили, кто за ночь перебьет больше заключенных. Началась бойня, уже через час по количеству убитых я заметно оторвался от других. В ту ночь меня захватило особое воодушевление, мне казалось, что я словно оторвался от земли, что я попал на небеса: никогда прежде не ощущал я такого блаженства. За несколько часов мною было уничтожено около 1100 человек, в то время как мои соперники закололи не более 300-400.
И вот тогда, в момент наивысшего упоения, взгляд мой упал на пожилого крестьянина, он с каким-то необъяснимым спокойствием стоял и молча смотрел, как я убиваю жертву за жертвой, и как те в страшных муках погибают. Этот его взгляд словно парализовал меня, мне показалось, будто я окаменел, и какие-то секунды я не мог шевельнуться.
Несколько минут спустя я подошел к нему, чтобы узнать, кто он. Он рассказал, что зовут его Вукашин, родом он из села Клепац, что все его родные погибли от усташей, а его самого послали в Ясеновац. Он говорил об этом все с тем же спокойствием, которое потрясло меня гораздо сильнее, чем страшные крики и стоны умирающих вокруг нас людей. Когда я слушал старика, глядя в его небесно-чистые глаза, во мне вдруг проснулось неукротимое желание самыми жестокими адскими муками разрушить этот недостижимый для меня внутренний покой, чтобы его страданиями, рыданиями, мучениями вернуть себе прежнее упоение кровью и болью.
Я вывел его из строя, посадил на пень и приказал ему крикнуть: "Да здравствует Павелич!", пригрозив отрезать ему ухо в случае неповиновения. Вукашин молчал. Я отрезал ему ухо. Он не проронил ни слова. Снова приказал я ему кричать: "Да здравствует Павелич!", пригрозив отрезать второе ухо. Он молчал. Я отсек ему другое ухо. "Кричи: Да здравствует Павелич! или лишишься носа!". Старик молчал. В четвертый раз я приказал ему кричать те же слова под угрозой вырезать из его груди живое сердце. Он взглянул на меня, как бы глядя сквозь, в какую-то бесконечность, и тихо, но отчетливо проговорил: "Дитя, делай свое дело!"
От этих слов я совершенно обезумел, бросился на него, выколол глаза, вырезал сердце, перерезал горло и ногами спихнул в яму. И тогда во мне будто что-то оборвалось. Я не мог больше убивать. Перо Брзица выиграл наш спор, перебив 1350 заключенных. Молча я заплатил ему проигрыш.
С тех пор нет мне покоя. Я стал пить все больше и больше, но забвение наступает лишь на краткие минуты. И в опьянении я слышу этот голос: "Дитя, делай свое дело!". И тогда я, обезумев, натыкаясь на стены домов, бегу по улицам, с криком ломаю и бью все вокруг себя, бросаюсь на кого попало. Ночью сон не приходит, лишь только наступает забытье, я снова вижу ясный взгляд старика и слышу это невыносимое: "Дитя, делай свое дело!". Я превратился в комок ужаса и боли, я бессилен совладать с этим кошмаром. День и ночь преследует меня светлый безмятежный лик Вукашина из Клепца".
Оставшиеся в живых племянники святого Вукашина Богдан и Славка узнали о его судьбе в 1946 году, когда в их дом в Сараево на Крестную славу пришел доктор Недо Зец с рассказом о ясеновацком мученике. До последнего вздоха старец хранил в душе Христов мир, а последним движением его руки было троеперстное крестное знамение, за которое палач отрубил ему руку и, в потрясении бросив нож, уже при жизни пал в вечную тьму...
Село Клепац было разрушено хорватами в 1992 году вместе с находившейся в нем церковью Преображения Господня. Фрески с изображением новомученика Вукашина Ясеновацкого находятся в монастыре святого Архангела Гавриила в Земуне в центре Белграда, в Иоанновском скиту монастыря Острог, лик его изображен и на иконе особо чтимых святых Захумско-Герцеговинской епархии.
С установлением в 1941 году власти хорватских усташей и их поглавника Павелича, Вукашин был вынужден вернуться в Клепац. Весной того же года началось истребление православного населения в Герцеговине: хорватами были вырезаны тысячи сербов от грудных младенцев до немощных стариков. Первыми убивали священников и монахов, перед смертью жертвы подвергались страшным мучениям.
Семья Вукашина погибла во время учиненной злодеями бойни, а сам он вместе с другими уцелевшими сербами был отправлен в концлагерь Ясеновац. Там уже находились его племянники Чедо и Добро, четники, защищавшие от усташей сербские села. Неизвестно, успел ли Вукашин застать их живыми.
Содержание заключенных в лагере было невыносимым: их морили голодом, во время работ постоянно избивали железными прутьями и прикладами, убивали просто по прихоти. Ежедневно могильщики закапывали около двухсот обезображенных трупов с размозженными головами и забитыми в грудь гвоздями, без рук и с отсеченными гениталиями. Среди жертв были женщины и маленькие дети, которых охранники резали или кололи штыками ради забавы. Они пилами распиливали людей заживо и носили в карманах отрезанные носы.
Сербы продолжали прибывать в Ясеновац партия за партией, и когда лагерь переполнялся, усташи уничтожали единовременно тысячи узников: обычно их ударяли по голове кувалдой, вспарывали животы и топили трупы в реке Саве. Часто случалось, что вечером прибывала партия заключенных, а наутро их уже не было в живых.
В 1943 году старец Вукашин был умерщвлен в числе прочих приговоренных к смерти, как об этом свидетельствовал его палач Жила Фриганович (записал этот рассказ доктор Недо Зец, первым принесший в Сараево весть о ясеновацком мученике):
"Помнишь, тогда, в августе, в лагере было большое поступление? Тогда Йере Маричич послал на уничтожение около 3000 заключенных. Тогда мы - Перо Брзица, Зринушич, Шипка и я - поспорили, кто за ночь перебьет больше заключенных. Началась бойня, уже через час по количеству убитых я заметно оторвался от других. В ту ночь меня захватило особое воодушевление, мне казалось, что я словно оторвался от земли, что я попал на небеса: никогда прежде не ощущал я такого блаженства. За несколько часов мною было уничтожено около 1100 человек, в то время как мои соперники закололи не более 300-400.
И вот тогда, в момент наивысшего упоения, взгляд мой упал на пожилого крестьянина, он с каким-то необъяснимым спокойствием стоял и молча смотрел, как я убиваю жертву за жертвой, и как те в страшных муках погибают. Этот его взгляд словно парализовал меня, мне показалось, будто я окаменел, и какие-то секунды я не мог шевельнуться.
Несколько минут спустя я подошел к нему, чтобы узнать, кто он. Он рассказал, что зовут его Вукашин, родом он из села Клепац, что все его родные погибли от усташей, а его самого послали в Ясеновац. Он говорил об этом все с тем же спокойствием, которое потрясло меня гораздо сильнее, чем страшные крики и стоны умирающих вокруг нас людей. Когда я слушал старика, глядя в его небесно-чистые глаза, во мне вдруг проснулось неукротимое желание самыми жестокими адскими муками разрушить этот недостижимый для меня внутренний покой, чтобы его страданиями, рыданиями, мучениями вернуть себе прежнее упоение кровью и болью.
Я вывел его из строя, посадил на пень и приказал ему крикнуть: "Да здравствует Павелич!", пригрозив отрезать ему ухо в случае неповиновения. Вукашин молчал. Я отрезал ему ухо. Он не проронил ни слова. Снова приказал я ему кричать: "Да здравствует Павелич!", пригрозив отрезать второе ухо. Он молчал. Я отсек ему другое ухо. "Кричи: Да здравствует Павелич! или лишишься носа!". Старик молчал. В четвертый раз я приказал ему кричать те же слова под угрозой вырезать из его груди живое сердце. Он взглянул на меня, как бы глядя сквозь, в какую-то бесконечность, и тихо, но отчетливо проговорил: "Дитя, делай свое дело!"
От этих слов я совершенно обезумел, бросился на него, выколол глаза, вырезал сердце, перерезал горло и ногами спихнул в яму. И тогда во мне будто что-то оборвалось. Я не мог больше убивать. Перо Брзица выиграл наш спор, перебив 1350 заключенных. Молча я заплатил ему проигрыш.
С тех пор нет мне покоя. Я стал пить все больше и больше, но забвение наступает лишь на краткие минуты. И в опьянении я слышу этот голос: "Дитя, делай свое дело!". И тогда я, обезумев, натыкаясь на стены домов, бегу по улицам, с криком ломаю и бью все вокруг себя, бросаюсь на кого попало. Ночью сон не приходит, лишь только наступает забытье, я снова вижу ясный взгляд старика и слышу это невыносимое: "Дитя, делай свое дело!". Я превратился в комок ужаса и боли, я бессилен совладать с этим кошмаром. День и ночь преследует меня светлый безмятежный лик Вукашина из Клепца".
Оставшиеся в живых племянники святого Вукашина Богдан и Славка узнали о его судьбе в 1946 году, когда в их дом в Сараево на Крестную славу пришел доктор Недо Зец с рассказом о ясеновацком мученике. До последнего вздоха старец хранил в душе Христов мир, а последним движением его руки было троеперстное крестное знамение, за которое палач отрубил ему руку и, в потрясении бросив нож, уже при жизни пал в вечную тьму...
Село Клепац было разрушено хорватами в 1992 году вместе с находившейся в нем церковью Преображения Господня. Фрески с изображением новомученика Вукашина Ясеновацкого находятся в монастыре святого Архангела Гавриила в Земуне в центре Белграда, в Иоанновском скиту монастыря Острог, лик его изображен и на иконе особо чтимых святых Захумско-Герцеговинской епархии.
