katika12

Друзья привезли из Германии игрушку для нашей кошки – шуршащие штаны. В их «пояс» вставлена проволока, ею же заканчиваются «штанины». Т. е., легко войти и выйти, вокруг всё шуршит, снаружи тебя не видно. Такая кошачья «пряталка», из которой можно «охотиться» на проходящих мимо хозяев:

Я была уверена, что Саня оценит подарок. По крайней мере, заполнять собой шуршащие полиэтиленовые пакеты она обожает, как все кошки. Не оценила. Пару раз прошла насквозь под наши уговоры и перестала обращать внимание. Кто-то из коллег посоветовал купить кошачью мяту и напрыскать бюргерские штаны, чтобы вызвать к ним интерес. И вот я в зоомагазине читаю аннотацию к брызгалке с мятой. В ней изготовители обещают, в числе прочего, «снятие стресса» у кошки. Купила, но прежде, чем использовать подверилась в Википедии: Реакция на растение проявляется следующим образом: животное впадает в неистовство, лижет и кусает растение, начинает мотать головой, передёргивает судорожно телом, громко мурлычет, катается по земле. Длительность этого наркотического возбуждения — около 10 минут, после чего кошка возвращается в обычное состояние[3]:96—97.

Наркотик? Посмотрела на «Пикабу» видео с тегом. Как-то неадекватненько. 

Пока прячемся и охотимся по старинке:

Сын выгуливает бабушкиного кота. В шесть лет с последовательностью и логикой у ребёнка не всё гладко, поэтому сначала он украсил голову Кеши одуванчиками, а потом (практически без паузы) забеспокоился, почему кот смотрит затравленно и идёт на полусогнутых: 

Начало: https://pikabu.ru/story/pogoda_v_dome_6878908

Продолжение: https://pikabu.ru/story/pogoda_v_dome_6880625

Атмосфера в каминной была тягостная. Иннокентий сделал её такой ещё в сентябре. Он ныл и брюзжал, разговаривал с телевизором в духе: «Ага, и вы поверили?» Серый, худой, лысоватый, в очках. «Как вам Иннокентий? По шкале от одного до Чикатило?» В общем, мы старались лишний раз не появляться в этой комнате.

Сейчас в каминной было тихо. Правда, недолго. В коридоре, поджав хвостик, завыла Альма.

– Что она сейчас исполняет? – не сдержалась тётя Лиза. – Похоронный марш Шопена?

Старшая сестра глянула на младшую недобро. Вдова опять затряслась в рыданиях. Я посмотрела на неё с уважением – использованных носовых платков, валяющихся у кресла с трупом, хватило бы на роту льющих слёзы Марусь.

– Тёть Зой, убери Альму, – попросила я.

– Она фальшивит, – подсказала вредная младшенькая.

– Чтоб под ногами не путалась, когда понесём, – постаралась я отвлечь хозяйку певицы.

Та унесла, наконец, собаку на второй этаж. Наступила тишина, прерываемая всхлипами Брунгильды. Не обращая внимания на вдову, мы с тётей Лизой подошли к креслу. Я покопалась в себе и не нашла даже тени сочувствия к покойному. Прожил человек жизнь, а вспомнить, кроме его занудства, нечего. Нудным и пафосным муж Брунгильды бывал только в отсутствие жёнушки. При ней Иннокентий моментально умолкал и становился ниже ростом. Такие метаморфозы происходили с ним по несколько раз на дню. Иногда, правда, система семейных отношений давала сбой, и супруг, вместо того, чтобы по обыкновению бурчать под нос, топорщил усы и гнусавил громче, чем всегда. Бунт на корабле Брунгильда подавляла железной рукой, и всё возвращалось на круги своя. Поэтому ли или потому, что его гнобили в детстве, Иннокентий привык противно врать и изворачиваться в особенно сложных случаях. А с такой женой, как у него, сложные случаи буквально сменяли друг друга. Сочувствовать Брунгильде тоже не хотелось. Сейчас её слёзы казались искренними, но мы три месяца наблюдали отношения этой парочки…

– Вдова пусть возьмёт его под мышки, а мы поддержим ноги, – предложила тётушка.

Поскольку других предложений не поступило, мы так и сделали. Иннокентий был худой, но очень тяжёлый. Ещё он успел окоченеть, и нести его пришлось в полусидячем положении. Подоспевшая тётя Зоя открыла дверь в гараж. Мы положили тело у лестницы и уставились на разложенные у стены предметы.

– Интересно, по какому принципу Брошкина их отбирала? – задумчиво сказала старшая из тётушек после короткой паузы.

– Может быть, это всё, что валялось на её участке?

– Точно не всё, – запротестовала младшая. – Аська, помнишь заржавевшие рулоны сетки-рабицы, проломленные вазоны и водосточную трубу в траве?

– Ладно. А тут у нас что? – прервала наши воспоминания тётя Зоя.

– О! Раскрученные садовые ножницы! – обрадовалась её сестра. – Я их прекрасно помню. Они у калитки валялись! Что тут ещё? Ручка от входной двери. Триммер и катушка с леской. Я позавчера, когда подметала коридор, слышала, как Иннокентий учил Брошкину триммер заправлять. Вещал что-то о важности соблюдения пропорций бензина и масла.

Я подняла триммер с пола. Судя по весу, он был заправлен.

– Похоже, нужно было просто леску поменять. Тёть Лиз, вставь катушку, пожалуйста, чтобы не затерялась.

Рядом с триммером лежали колёса.

– Вот это, спущенное от тележки. А маленькое от чего? – тётя Лиза сорвалась с места и вернулась через минуту с тазиком воды. – Нужно его помыть, понятнее будет.

Мы с тётей Зоей вернулись к Иннокентию. Наблюдая младшую тётушку всю свою жизнь, я знала, что на одном колесе она не остановится. Брунгильда стояла у двери и помогать, судя по её отстранённому взгляду, не собиралась.

«Кто же из нас убийца?», – снова подумала я. Вдова, конечно, рыдает, но мы всё-таки недостаточно хорошо её знаем. Вдруг это такой театр «бабы Фисы»? Тётя Зоя? Она человек эмоциональный… А Лиза? Тоже эмоциональная. К тому же на ней были все бытовые проблемы, связанные с гостями. Стирала им, готовила, терпела их бесцеремонность и причуды. Да уж! Это тебе, Ася, не детективы писать!

***

Тётя Лиза перемыла все вещи Брошкиной, кроме триммера. Видимо, он не влез в тазик. Мы оттащили Иннокентия к стене и накрыли брезентом. Потоптались ещё у тела, испытывая какое-то неудобство, и пошли в дом. Брунгильда оторвалась от косяка и потащилась следом. Рыдать она перестала.

В кухне младшая хозяйственная тётушка начала привычно накрывать стол. Тётя Зоя освободила арестованную Альму и присоединилась к нам. Брунгильда, вопреки обыкновению, не развалилась на диване, а скромно примостилась на стуле с краю стола. Я достала из кармана телефон и набрала112. Связь ещё не восстановили. Время было обеденное, но за окнами быстро темнело. Чёрные тучи, без единого просвета, закрывали небо. Снег валил не переставая. В окно был виден огромный сугроб на месте забора, разделявшего наши с Брошкиной участки. Я опустила шторы и включила свет.

Альма суетилась у стола, чувствуя угощение. Хозяйка, сидя на диване, смотрела на неё с нежностью и, не глядя, шарила по столу в поисках колбаски. Место рядом с ними было свободно. Плюхнувшись на диван, я оглядела стол. Потянулась взять лаваш и посмотрела на Брунгильду.

– Тёть Зой, тебе не кажется, что вдова наблюдает за тем, какие продукты мы берём? Взгляни на её тарелку. Боится, что отравим?

–А бояться отравления следует только вдове или всем в нашем доме? – оторвалась от своей любимицы тётушка. Её подозрительный взгляд задержался на мне дольше, чем хотелось бы.

– Понятия не имею, – честно ответила я.

На улице совершенно стемнело. Обед плавно перетёк в ранний ужин.

– Дорогие тётушки! Нам нужно серьёзно поговорить, – в конце концов не выдержала я и по реакции сестёр поняла – мы думаем об одном и том же.

– Не знаю, сколько времени нужно мёртвому телу, чтобы так окоченеть, но думаю, Иннокентий убит не сегодня. В смысле, не с утра… Нам нужно вспомнить, кто, чем занимался вчера вечером и ночью. И вспомнить сейчас, пока мы все вместе.

В кухне повисла тишина, притихла даже Альма на коленях у тёти Зои. Все лица и одна морда повернулись ко мне. Я физически ощутила свалившийся мне на плечи груз ответственности.

– Мы с Альмой репетировали, – повторилась дрессировщица пинчеров.

Если убийство случилось до полуночи, то старшую тётушку из списка подозреваемых можно, пожалуй, исключить. Если до полуночи… Тётя Лиза молчала, но алиби на всю ночь у неё тоже не было. Брунгильду в туалете я слышала. Но долго ли? Не знаю. Сплошные загадки. Вдова заёрзала на стуле:

– Я слышала кое-что странное часов в десять вечера, когда сидела на первом этаже. Женский голос, очень подозрительный, умоляюще повторял: «Не надо – не надо…» Как раз после того, как хлопушку взорвали. Я ещё удивилась: хлопушки обычно палили в комнате у Зои, то есть на втором этаже. А тут вдруг на первом…

– «Не надо – не надо» повторяла Брошкина, когда я ей на выходе пыталась кусочек пирога в пакет положить, чтобы она домашнего поела, – вспомнила моя добрая младшая тётушка. – А про хлопушки не знаю, ими Зоя занимается.

– Я с хлопушками вниз не спускалась, ты что-то путаешь. В туалете слышимость хорошая, могла ошибиться. И по времени неувязочка – в десять часов мы с Альмой разучивали «В лесу родилась ёлочка». Начали в девять, а к одиннадцати где-то получаться стало.

Больше ничего интересного узнать не удалось.

Тётя Зоя ненадолго сходила в ванную и вернулась озадаченная:

– Люди, а нижнее бельё на водопроводном кране из каких соображений развешено? Это что-то из военно-морского свода сигналов? И что этот набор лифчиков и носков означает?

– «Мне плевать на всех. Мойтесь, где хотите», – демонстративно посмотрела я на Брунгильду. Она потупилась, но перевешивать своё бельишко на верёвку в коридоре не бросилась. «Гвозди бы делать из этих людей…» Не каждому дано так борзеть. Годы тренировки, видимо.

Мы ещё немного посидели и побрели на второй этаж. Расходиться по комнатам не хотелось. Настолько, что я, игнорируя собственную дверь, прошла в комнату младшей из тётушек. С нами, вернее, впереди нас, шествовала Вася. Видимо, показывала дорогу. В комнате тёти Лизы мы все вместе расположились на кожаном диване. Кошка села «копилочкой» на подлокотнике, наиболее выигрышно подчеркивающем её красоту и симметрию. Мы любовались Васиными дворянскими полосочками, и болтали о мужчинах. Сначала тётушка живо интересовалась перипетиями моей личной жизни, потом посмотрела в зеркало над комодом и призадумалась.

- Тёть Лиз, давай я тебе волосы покрашу,- предложила я.

- Спасибо, милая,- расчувствовалась пожилая родственница. – Как всё- таки хорошо, что я не одна в этом жестоком мире, полном мужчин гораздо моложе меня!

***

В молодости волосы сестёр были одинаково тёмными. Тёмно-каштановыми, если быть точной. Позже, каждая экспериментировала с разными цветами и оттенками, закрашивая седину. К настоящему времени обе, не сговариваясь, вернулись к своему естественному цвету и теперь придерживались его неукоснительно. С полгода назад тётя Зоя нечаянно купила краску на тон темнее, и целый месяц с ней на разных языках заговаривали тёмные нерусские личности. Всё-таки природе виднее и нечего изобретать велосипед!

Я тщательно прокрасила пряди тётушкиных волос, подняла их наверх и слепила на макушке в хвостик а-ля Чипполино, когда в коридоре раздался сдавленный крик. Волосы на моей собственной голове встали дыбом, а ноги сами собой понесли к выходу из комнаты. В дверях мы столкнулись плечами с пахнущей аммиаком, взъерошенной тётей Лизой. Застряли на мгновение в дверном проёме и вывалились, наконец, в коридор. Там уже толпились все остальные, включая Альму.

– Брунгильда меня в белом махровом халате в темноте за привидение приняла, – спокойно объяснила тётя Зоя.

– А зачем ты в темноте по коридору ходишь? Не знаешь, где выключатель? – удивилась её сестра.

– Что у вас тут вообще происходит? – верещала вдова.

– Конкретно сейчас – ты орёшь, – не захотело утешать её «привидение».

Мы с тётушкой вернулись в комнату и собрались уже было снова сесть на диван, но непонятный грохот в коридоре заставил нас дружно вернуться на исходную. Теперь все столпились у лестницы на первый этаж.

Неловко, боком преодолевая ступеньки, по лестнице поднималась маленькая Альма. В пасти она несла печенье.

– Это же моё любимое, с малиновыми цукатами! А я думаю, куда оно запропастилось? Ах ты, обезьянка этакая! – бросилась к собачке тётя Зоя.

Все опять разошлись по комнатам.

– Если сегодня ещё что-нибудь случится, я не поднимусь с дивана, – устало сказала тётушка.

– Если и случится, то не сегодня. Пока ты смоешь краску и уложишь волосы, наступит новый день, – кинув взгляд на часы, ответила я и пошла к себе.

***

Уснуть не получалось. Я лежала и пялилась в потолок. Плохой из меня детектив. Просто отвратительный! И в книгах растекаюсь «мыслью по древу», и сейчас, когда дело касается нашей семьи, не могу толком сосредоточиться. Интуиция подсказывала мне, что тётушки не убивали. Но чувство, что я упускаю что-то важное, не оставляло. Нужно во всех деталях вспомнить наш последний разговор на кухне. Каждое слово…

Брунгильду, сидящую в туалете, насторожил хлопок на первом этаже дома. Было это в десять часов вечера. Кроме Брунгильды и Иннокентия, на первом этаже была тётя Лиза. Она готовила и позже, в тамбуре, угощала пирогом Брошкину… Ну, конечно! Кроме нас пятерых, в доме вечером была Брошкина! И не просто в доме, а в каминной с Инокентием. И хлопок будущая вдова слышала именно тогда! Но как объединить его с гвоздём в ухе? Логичнее было бы, если бы она услышала звук, похожий на удар. Молотком, например. Но молотка ни в каминной, ни в руках у Брошкиной не было, тётя Лиза бы заметила… Что же тогда получается? Брошкина – свидетель? Однако странно, что она ничего не сказала Лизе. Это Брошкина-то, у которой рот не закрывается! Тогда всё-таки убийца. Только этим можно объяснить её молчание. И ушла она подозрительно рано!

Ничего не понимаю! Зачем Брошкиной убивать Иннокентия? Мне казалось – она души в нём не чаяла. Каждый день как на работу в каминную приходила. Вот уж, воистину, чужая душа – потёмки!

За размышлениями я не заметила, как наступило утро. Обычное серое зимнее утро. Ожидая увидеть стену из снежинок, я раздвинула занавески и на секунду опешила. Снегопад прекратился. Дорога перед домом уже была расчищена грейдером и по ней, озираясь и оглядываясь, к нашей калитке спешила… Брошкина. В руках она держала инструмент, смутно мне что-то напоминавший. Тот факт, что соседка поминутно озиралась, абсолютно ни о чём ещё не говорил. Брошкина всегда так ходила. А вот инструмент в её руках… Я накинула халат и быстро спустилась на первый этаж.

В домофон как раз позвонили. Не очень рассчитывая на то, что калитка откроется, я нажала кнопку, открывающую замок, и соседка оказалась на нашей территории. Грейдер поработал на славу. Открыв входную дверь, я осталась в проёме, поджидая свою подозреваемую. Брошкина вошла и сразу начала разговор. По опыту я знала – нескончаемый.

– Привет, Ася, ты проснулась сегодня раньше Лизы?

– Да, Оля. Проходи.

– А-а. А Лиза ещё спит?

– Спит.

– А-а. А ты в магазин ещё не ходила?

– Нет.

– А-а. А вчера?

– Нет, Оля. Ты что-то хотела?

– Увидеть Иннокентия.

– Зачем? – случайно уподобилась я въедливой соседке.

Брошкина этого не заметила, видимо, думала, что так и следует вести диалог двум интеллигентным женщинам.

– Вот этот молоток отремонтировать… А вы давно баню профлистом покрыли?

– Летом, Оля. Давай про молоток поподробнее.

– Какой молоток? А-а. Вот этот? – Брошкина посмотрела на предмет в своих руках, и мои подозрения переросли в уверенность. Пневмомолоток!

– Про этот. Ты ведь и позавчера с ним приходила?

– С ним. Мы пока с Иннокентием разговаривали, он заработал… Ну, выстрелил один раз. Домой пришла – не работает. И к вам не попасть, замело.

– Один раз, значит? И что Иннокентий сказал, когда молоток выстрелил? – терпеливо продолжала я, чувствуя что-то такое… Должно быть, охотничий азарт.

– Кажется, ничего не сказал. Было уже поздно, и я пошла домой, – соседке терпения было не занимать.

Сверху спустилась тётя Лиза. Судя по её взгляду, объяснять, что держит в руках Брошкина, не было нужды.

– Оля, а что делал Иннокентий, когда ты уходила? Может быть, он что-то сказал?

– Ничего не сказал. Просто сидел. Привет, Лиза. Ты уже проснулась?

– Проснулась, – признала очевидное сестра.

Я смотрела на толстые стёкла в очках Брошкиной – новые вопросы явно были излишними. Следовало придумать, как помягче объявить соседке, что она стала убийцей.

– Оля, Иннокентий убит из твоего молотка, – опередила меня тётушка.

– Тем единственным выстрелом ты угодила ему прямо в ухо, – добавила я тихо.

– В ухо? – вопреки всем моим опасениям о нарушении её душевного покоя, заинтересовалась соседка. – И он умер?

– Да, Оля. Ты убила его, – растерялась даже поднаторевшая в разговорах с Брошкиной тётя Лиза.

– А-а. А где он?

Вопрос был, в самом деле, сложный. Решив, однако, что соседка едва ли беспокоится о нетленной душе убиенного, я ответила коротко:

– В гараже, – и достала телефон, чтобы вызвать полицию.

– Я один раз видела покойника, – никак не хотела понять положение вещей Брошкина. – На нём были такие пятна…

– «Трупные пятна с трёх и пятикопеечную монету, общей площадью на сумму…», – вспомнила старый анекдот тётушка.

Да-а. Кафка какой-то. И так во всех разговорах с Брошкиной. Сплошной абсурд. Надеюсь, её не посадят в итоге. На здоровую душевно она никак не тянет.

К тому времени как в калитку позвонили полицейские, вниз спустились тётя Зоя и Брунгильда. Тело погрузили в одну машину, на другой увезли притихшую Брошкину. Казалось бы, в нашем доме должен был воцариться покой. Воцарению мешало присутствие вдовы, и избавиться от неё в ближайшее время мы не надеялись.

***

Через пару дней полицейские навестили нас снова. Их капитан уединился с Брунгильдой в каминной. Мы срочно изолировали Альму в Зоиной комнате и заняли места в «портере». Слышимость в доме была феноменальной.

- Вскрытие показало, что в момент выстрела из пневмопистолета, ваш муж был уже мёртв, - как раз говорил полицейский.

Мы навострили уши в прихожей. Тётя Лиза переминалась с ноги на ногу у самой двери в каминную. Мы с тётей Зоей стояли чуть дальше, вытянув шеи и приоткрыв рты.

- Как такое могло произойти? Отчего он умер? – в отличие от тихого, с нотками сожаления, голоса капитана, напористый бас вдовы был прекрасно слышен.

- У Иннокентия Семёновича закупорился и разорвался желчный проток…

- О! Оказывается он Семёнович! – возбуждённо прошептала мне в ухо старшая из сестёр.

- Не иначе как на фоне долгого раздражения нами, - одновременно с ней съязвила в другое ухо младшая.

- Желчь разлилась в брюшной полости и попала в кровь, продолжал полицейский.

- В общем, шансов выжить, сидя в кресле, у нашего зануды не было, - не унималась тётя Лиза.

- Тёть Лиз, он уже умер. Никаких хлопот больше не доставит. Можно перестать кипеть «разумом возмущённым», - попыталась увещевать я её, прислушиваясь к всхлипываниям в каминной.

- Ага! А Брунгильда? Если ей вздумается кремировать муженька здесь, то, как бы не пришлось принимать у себя всех его родственников!

Я задумалась. Очень хотелось приободрить тётушку, но перед внутренним взором, как назло, стояла, упавшая в далёком октябре с домкрата, машина Иннокентия.

- Боюсь нам самим придётся поменять резину на их драндулете, - я ещё немного подумала. – Иначе придётся терпеть у себя вдову и прах Иннокентия Семёновича до весны, пока снег не растает.

***

Брошкина вернулась домой. Жизнь постепенно вошла в привычное русло. Присутствие притихшей после смерти и кремации мужа Брунгильды всё равно раздражало, но мы, помня, к чему приводят сдерживаемая злость и раздражение, старались не обращать на неё внимания. В конце концов, стремительно приближался Новый год. Семейный праздник. А наша семья – это мы!

В конце марта мы взяли рыжую кошечку и, не мудрствуя лукаво, назвали её Санни. Не удивительно было бы, если бы постепенно «Санни» трансформировалась в какую-нибудь Саньку или даже Санчо. Но кошка сразу повела себя так, что все панибратские прозвища буквально застревали в горле. Максимум Саня! Спит Саня исключительно на подоконнике, покрытом одеяльцем, а на фотке, расположенной ниже, реально стережёт сон ребёнка:

Относится она к нему, как к собственному. Позволяет себя таскать и тискать, беспокоится, когда разбегается. Носится за ним, тревожно кричит, бросается под ноги и собственной тушкой старается «загнать» к ближайшему взрослому.

Сегодня утром чуть с ума бедная не сошла, когда мы с мужем одели чадо и, на время пока одевались сами, выставили на лестничную клетку! Саня металась между дверью и нами и кричала так, что без Куклачёва можно было разобрать: «Что ж вы за родители-то такие?! Верните ребёнка! Помогите, люди добрые!» Вот такая у нас Саня. Нет. Пожалуй, всё-таки Александра.

Начало: https://pikabu.ru/story/pogoda_v_dome_6878908

Я спустилась на первый этаж и мимо кухни прошла к месту преступления. Каминная, стоявшая в доме особняком, изначально задумывалась как место встреч и по совместительству мой кабинет. Приезжала в гости да, собственно, и писала я нечасто, но поболтать с тётушками и друзьями мы собирались именно здесь. Сейчас кресло-качалка перед камином было занято телом Иннокентия. Стараясь не смотреть в его сторону, я перекрыла батареи под окнами и раздвинула шторы. Помещение осветило утро, отражённое в сугробах. Луч света блеснул на гвозде. Я невольно перевела взгляд. Мёртвый Иннокентий мало отличался от живого. Если бы не гвоздь в ухе и не тишина в комнате…

Со второго этажа послышался крик вдовы. По лестнице прогремели тяжёлые шаги. Крик перешёл в рёв, дверь за моей спиной резко распахнулась, ударившись в стену. Каминная заполнилась обезумевшей от горя Брунгильдой.

– Иннокентий! – рыдала вдова и порывалась пасть на грудь любимого. Кресло трещало. Слёзы крупными каплями падали на пол. Одежда трупа моментально намокла. «О следах можно больше не беспокоиться», – подумалось мне. В дверях появились обе тётушки. Я присоединилась к ним. Вместе мы наблюдали душераздирающую сцену минут десять. Потом я внимательно посмотрела на тётю Лизу. Она с детских лет отличалась мягкостью и человеколюбием. Лицо младшей тётушки было расстроенным.

– О следах теперь можно забыть, – неожиданно, ни к кому не обращаясь, сказала она.

Зоя тоже внимательно посмотрела на младшенькую.

– И о кресле, – не обращая внимания на наше удивление, продолжила тётя Лиза.

– Ну, если скорбеть отменяется, тогда я предлагаю перенести тело в гараж, – мгновенно взбодрилась тётя Зоя. – Иннокентию уже всё равно, а тело лучше сохранится.

– Гараж занят. Там машина Иннокентия, – вспомнила я.

– А почему машина Иннокентия в гараже, а наша на улице? – заинтересовалась тётя Зоя.

– Потому что этот мастер резину в октябре менял и машину с домкрата уронил, – не отрывая глаз от сцены у камина, ответила тётя Лиза.

– Ничего страшного. Я думаю, ему не обязательно посередине лежать, можно к стеночке на картонку положить и накрыть чем-нибудь…

– Другой картонкой, например, – совершенно развеяла миф о своём человеколюбии хозяйка дома.

Брунгильда продолжала рыдать. Мы с тётушками решили дать ей выплакаться и перешли на кухню.

– Как-то не похоже, что она сама муженька убила, как вам кажется? – оседлав табуретку, начала тётя Зоя.

– А кто тогда? – задала я, наконец, мучивший меня с утра вопрос.

– А не мог он как-нибудь сам? – робко поинтересовалась тётя Лиза.

– Это было бы здорово, но боюсь, невозможно физически, – вздохнула я.

– Это нормальному человеку невозможно, а у Иннокентия, сама знаешь, откуда руки растут…

Некоторое время мы помолчали, прислушиваясь к рёву в каминной.

– Нет. Всё равно не получается. Если бы он сам… Ну, вы понимаете… Молоток бы рядом валялся, а его нет.

– Может быть, он из вредности кулаком?

Теперь мы вздохнули все вместе и помолчали дольше.

– Девчонки, боюсь, выхода нет, придётся нам вспомнить, кто как провёл остаток вчерашнего вечера и ночь, – прервала молчание тётя Зоя.

Всё задумались, память давно была не девичья. Тётя Зоя уже оформляла пенсию. Лизина тоже были не за горами.

Снегопад за окнами не прекращался. Снежинки кружились огромные и мягкие с виду. Сугробы росли на глазах. Из окна кухни было видно, что крыльцо превратилось в один из них. Заносы отрезали путь к людям, связи с внешним миром не было. Тишина на улице резко контрастировала с рёвом в каминной. Я вернулась мыслями к нашему двусмысленному положению. В начале сентября Иннокентий и Брунгильда проезжали по каким-то своим делам недалеко от нашего дома и, в ответ на наше с тётей Лизой приглашение, великодушно согласились навестить нас. Сейчас, три месяца спустя, один из надоевших своей бесцеремонностью гостей мёртв. Хуже того, убит. Хорошенькое гостеприимство мы демонстрируем! Едва ли они, в своей простоте, подозревали, что делают что-то не так. Просто жили так, как привыкли в своём каменном веке. Тем более что мы с тётушкой, помня о том, как сами их пригласили, очень старались быть вежливыми.

– Помнишь, как Брунгильда чуть сервант не уронила? – будто подслушала мои мысли тётя Лиза.

– Как? – заинтересовалась её сестра, живая и любопытная, несмотря на подмигивающую пенсию.

– На верхнюю кромку локтем облокотилась, – вспомнила я.

– Локтем? – не поверила тётя Зоя.

– А что ей, с её-то ростом, – подтвердила Лиза.

– Да-а, весело вам тут жилось. Нужно было мне раньше приехать, может, и до убийства бы не дошло, – внимательно посмотрела на нас тётя Зоя. Мы дружно сделали вид, что этого не заметили.

– Может быть, всё-таки вспомните, чем занимались вечером? Я лично Альме на аккордеоне играла часов до двенадцати.

– Да, я слышала и аккордеон и Альму. Она где-то в десять минут первого выть перестала, – подтвердила тётя Лиза, ночевавшая в соседней с сестрой комнате.

– Не выть, а петь! – возмутилась любящая хозяйка.

К младшей сестре вернулась оставившая её на время деликатность, и она промолчала. Я тоже молчала. Мою комнату отделяла от комнат тётушек уборная, и я полночи слушала, как там ворочалась весь день «баловавшаяся» чайком для похудения Брунгильда. Похоже, алиби на вечер не было только у меня. К счастью, тётя Зоя не стала ждать моего ответа и пошла наверх проведать Альму.

Тётя Лиза достала из шкафчика кошачий корм, и в кухне тут же нарисовалась кошка Вася. Вася была кошкой с трудной судьбой. Судьба научила нашу кошку многим необъяснимым вещам. Например, то, что кто-то собирается её кормить, Вася чувствовала спинным мозгом, на любом расстоянии. Сейчас, не давая хозяйке шагнуть, кошка тёрлась об её ноги, сильно бодая их время от времени. Мелкими шажками заклятые подруги двигались от шкафчика к миске. Я привычно ждала обычной развязки и, разумеется, дождалась. Тётя Лиза наступила Васе на хитро подставленную лапу, кошка с хриплым воплем вцепилась ей в ногу, тут уже закричала тётушка. «Ну, всё. Опять поссорились», – подумала я, слушая вопли и проклятия. Вася пару раз ударила себя по бокам полосатым хвостом и мирно зачавкала у своего блюдечка. Тётя Лиза, чтобы успокоиться, начала перемывать посуду.

Со второго этажа спустилась тётя Зоя с Альмой. Кухня, похоже, становилась центром общения вместо поруганной каминной. Тётушка села на диван и начала деловито привязывать смятую бантиком бумажку к верёвочке. Вася насторожилась. Бумажный бантик не спеша прошуршал по ламинату. У кошки расширились зрачки. Альма беспечно крутилась у ног хозяйки, поглядывая на кухонный стол. Внутри кошки как будто распрямилась сжатая до времени пружина. Альма взвизгнула и запрыгнула на колени к тёте Зое. Та, продолжая одной рукой играть с Васей, другой пыталась спихнуть с себя мелкую победительницу собачьих выставок. Кошка скакала и топала. Альма звонко лаяла и упорно старалась взгромоздиться на хозяйку. Ей, должно быть, казалось, что только она может защитить кругленькую, мягкую на вид тётушку от страшных кошачьих когтей. В общей суете мы не заметили, когда в дверях появилась новоиспечённая вдова. Её лицо раскраснелось и опухло от слёз. Брунгильда всхлипывала и комкала в руках бумажный носовой платок. В кухне мгновенно воцарилась тишина. Первой пришла в себя тётя Зоя:

– Если Вы уже освободились, давайте обсудим наши дальнейшие действия, – очень вежливо обратилась она к Брунгильде. – С полицией связаться невозможно. Мы предлагаем для лучшей сохранности перенести тело Иннокентия в гараж. Не подумайте, что его труп мешает нам в каминной… Ну, как не мешает… В общем, поймите нас правильно, мы считаем, что Иннокентию будет лучше в гараже.

Рёв вдовы огласил стены дома и окрестности. На пол полетел использованный бумажный платок. Брунгильда с топотом ринулась в сторону каминной, на ходу доставая новый.

– Блин. Я теперь, кроме её волос, буду ещё и носовые платки повсюду собирать, – вздохнула у мойки тётя Лиза.

– И не один день, – не смогла поддержать я тётушку. – Машина разобрана, снегопад не прекращается.

– Ещё и убийца по дому ходит, – подлила масла в огонь тётя Зоя. Я тут же вспомнила, что у неё это всегда хорошо получалось.

– Кстати, не хочу показаться циничной, но мы, помнится, три месяца не могли воспользоваться туалетом на первом этаже, на второй бегали, а сегодня Брунгильда от Иннокентия не отходит и в клозет не рвётся.

– Она сегодня чай для похудения не выпила, не до того было, – буркнула тётя Лиза и вытерла кухонный стол в пятнадцатый раз.

– Может быть, пообедать, раз уж мы всё равно на кухне? – по-своему поддержала разговор тётя Зоя.

– А Иннокентий? В смысле, его транспортировка?

– Запахнет – сама транспортирует. Он её и живой-то всегда раздражал.

– Мне кажется, мы тоже заинтересованы в том, чтобы Иннокентием пахло не в каминной, а в каком-нибудь другом месте, – оторвалась от посуды тётя Лиза.

– Не понимаю, чем тебя гараж в этом смысле не устраивает? Прохладно и не на глазах…

– У нас в гараже сложены вещи Брошкиной.

– А вещи Брошкиной что в гараже делают?! – совсем запуталась тётя Зоя. Мне казалось, что её довольно трудно удивить, но младшей сестре это, похоже, удалось.

– Точно не помню… Такая суматоха с этими гостями… Вроде бы она их Иннокентию ремонтировать приносила.

– А почему обратно не уносила?

– У них с Иннокентием были какие-то свои отношения, – попыталась я прояснить ситуацию.

Брошкину тётя Зоя видела неоднократно и в её особые отношения с Иннокентием поверила сразу. Впервые Брошкина появилась в посёлке лет восемь назад и купила соседний с нами дом. Поэтому её странности и чудачества мы и все наши гости наблюдали в режиме онлайн. Летом деревянный полуразрушенный дом соседки был едва виден в некошеной траве, а зимой – в неубранных сугробах. На участке можно было найти много интересных, потерянных хозяйкой вещей. Прошлым летом, например, мы с тётей Лизой помогали соседке сложить в поленницу вросшие в землю берёзовые дрова для камина и нашли в траве замечательный набор нержавеющих кастрюль… В дом Брошкина никого не пускала, но ходили упорные слухи, что вполне приличные вещи и мебель соседствуют там с вещами неприличными, видимо, подобранными хозяйкой в её путешествиях по посёлку. Злые языки утверждали даже, что потолок в единственной комнате давно провалился, держался исключительно на груде этих самых вещей и лишь потому не погрёб до сих пор Брошкину под собой…

Стоит ли удивляться, что соседка и Иннокентий быстро нашли общий язык, а вещи, разбросанные по участку, перекочевали за три месяца в нашу каминную и позже – в гараж. Более благодарного слушателя Иннокентий, думаю, даже представить себе не мог. Соседка приходила к нему в каминную, приносила что-то в ремонт, выслушивала лекцию, задавала многочисленные уточняющие вопросы и уходила удовлетворённая. Ремонтник-теоретик тоже был удовлетворён, а брошкинские вещи тётя Лиза позже переносила в гараж. Как все «плюшкины» Брошкина была нудной и въедливой. У тётушки обычно хватало терпения отвечать на её странные вопросы, а меня время от времени «переклинивало», и тогда соседка ненадолго пропадала из нашей жизни. Сегодня Брошкина ибн Плюшкина отсутствовала по уважительной причине – посёлок замело.

– Аська, помнишь, какой у Иннокентия противный голос был, когда он выпендривался? – как-то странно решила помянуть убиенного тётушка.

– Передок включи, – гнусаво передразнила я, и мы захихикали.

– Ну, вы уж совсем… – не смогла подобрать слов тётя Зоя.

– Ты бы с ним в одном доме пожила, – попытались оправдаться мы.

– А передок чего? Надеюсь, Ховера? – уточнила старшая сестра.

– Ховера. Этот супер мега водитель без прав постоянно учил тётю Лизу машину водить. Прямо на ходу и прямо в ухо. Бу-бу-бу, бу-бу-бу…

В дверях снова появилась вдова. Мне стало неудобно, вдруг она слышала наш разговор? Чёрт бы её побрал, эту деликатность. И так мы от неё натерпелись!

Тётя Зоя, видимо, решила взять дело в свои руки, потому что вопросов больше задавать не стала, а решительно двинулась к выходу. Брунгильде пришлось посторониться.

Я потянулась, повернулась на другой бок и снова смежила веки. В загородном доме тётушек всегда хорошо спалось. Дорога к коттеджному посёлку, в котором располагался дом, прямой стрелой уходила от спальных районов города через заросшую лесом территорию к светлому, большую часть года усеянному сосновыми иголками и лишённому подлеска сосновому бору. Воздух в посёлке можно было буквально нарезать ломтями, таким он был свежим. Особенно сейчас, перед Новым Годом, когда к запаху сосен добавился букет снега, мороза и детства.

Дверь комнаты бесшумно открылась. На пороге стояла младшая из моих тётушек – Лиза. Её лицо показалось мне растерянным.

– Аська, Иннокентий убит, – сказала она вместо приветствия.

– Когда убит? Где?

Странное дело, я почти не удивилась известию. Не далее, как вчера перед сном меня как раз посещали картины избавления от наших навязчивых гостей, и не все они были бескровными.

– В кресле. В каминной, – в голосе тёти Лизы слышалось раздражение. – А когда, не знаю. Я только что первый этаж пылесосила и нашла его мёртвым.

Светлая надежда уступила место сомнению:

– Так с чего ты взяла, что он умер? Он в этом кресле с сентября сидит.

– Не валяй дурака. Я в состоянии отличить живого Иннокентия от мёртвого, – не отступала тётушка. – Представляешь, он не ноет и вообще молчит.

Ситуация действительно была странная.

– Хорошо. Но почему ты думаешь, что его убили? Может быть, он сам по себе умер?

– С гвоздём в ухе?

Я спустила ноги с дивана. Избавление от загостившихся земляков отчётливо замаячило в ближайшей перспективе. Шевелящийся, однако, в душе «червячок» тревоги не давал в полной мере насладиться счастьем освобождения. Во-первых, как гвоздь попал в ухо Иннокентию? Во-вторых, если гость умер не сам по себе, то кто из нас четырёх, включая жену усопшего, убийца? Кстати, о жене:

– А где Брунгильда? Она уже в курсе?

– Не знаю. Я никого не видела. Кажется, все ещё спят, – призадумалась тётя Лиза.

Брунгильдой мы называли жену Иннокентия. Так давно, что успели напрочь забыть её настоящее имя. Прозвище подходило идеально. Гренадерским ростом и командным голосом Брунгильда подавляла даже бывалых брутальных мужчин, не говоря уже о низкорослом тщедушном супруге.

– Нужно, наверное, в полицию позвонить, – рассеянно посмотрела в сторону каминной тётушка. Я взяла с тумбочки телефон.

– Как теперь полицию вызывают? Последнее, что я про это помню: «Наберите 02».

– Попробуй 112, – оторвала взгляд от двери пожилая родственница. – В каминную пока заходить не будем, чтобы следы не затаптывать. Во всех детективах какие-то проблемы со следами и свидетелями. – Она зябко поёжилась. - Никогда этого не понимала. Меня лично туда вообще не тянет.

Она прошла, наконец, в комнату, присела на диван и отняла у меня телефон. Секунд тридцать слушала шум и помехи в динамике, потом отложила трубку и вздохнула:

– Похоже, связь ещё не восстановили. Надо же было Иннокентию такой погоды дождаться. Не мог сразу, в сентябре, умереть. А теперь завалило снегом весь посёлок, не позвонить, не выехать…

Я не нашла ничего лучшего, как вывалить на растерянную хозяйку дома посетившие меня сомнения:

– Как ты думаешь, кто мог его убить? Нас в доме вместе с Иннокентием пятеро. Вокруг сугробы. Можно ещё поспрашивать Брунгильду и тётю Зою, но что-то мне подсказывает, что они не признаются. Если бы муженька грохнула женщина-гора - ты нашла бы её сейчас рыдающей над хладным трупом. Знаешь ведь, какая она сентиментальная. А кстати, труп сильно хладный? В смысле, окоченел уже? Нужно как-то определиться со временем убийства, раз на полицию надежды нет.

– Не знаю, окоченел он или нет, – в голосе моей тёти опять послышалось раздражение. – Я и живого-то Иннокентия ни разу не трогала, а теперь и вовсе не собираюсь.

Следовало включать мозг и брать дело в свои руки. От тёти Лизы в таком настроении толку было мало. И я её хорошо понимала. Не очень-то приятно, когда в твоей каминной сидит малознакомый труп.

***

Тётя Зоя уже проснулась и натягивала брюки, пытаясь увернуться от обрадованной её пробуждением Альмы, карликового пинчера по национальности. Старшая из моих тётушек вернулась из пансионата два дня назад, когда посёлок ещё не замело. «Из пансионата» непоседливая тётя Зоя добиралась через парочку собачьих выставок, свадьбу племянника умершего мужа и кремацию родственника из Беларуси. С собачкой, аккордеоном и коробкой хлопушек. Новый Год обещал быть, как минимум, запоминающимся. Тётя Зоя ещё не знала, что запомнится он не песнями и хлопушками… Надеюсь, не знала. За два дня тётушка успела несколько раз поставить на место назойливых гостей, отрепетировать с нами застольные песни и стихи, похожие на речёвки, устроить кавардак в прибранной младшей сестрой комнате и, вообще, довести до белого каления аккуратную педантичную Лизу.

Я немножко посмотрела, как тётя Зоя отцепляет от собачьих зубов свитер крупной вязки, и задумалась. Для того чтобы заколотить в человека гвоздь, требовались веские причины, и на первый взгляд больше всего их было у старшей сестры моего отца. Её не связывали наша с тётей Лизой деликатность и чувство вины. Не она настояла на том, чтобы проезжавшая мимо парочка завернула к нам на ночлег. Потому за два дня её присутствия загостившиеся супруги узнали о себе много интересного. Не далее как вчера, например, тётя Зоя в лицо назвала гостью Брунгильдой, раскрыв в один миг нашу многолетнюю тайну. Иннокентий после её приезда вообще перестал покидать каминную, и мы вынуждены были сплетничать о нём в комнате тёти Лизы.

С другой стороны, старшая из тётушек наблюдала бесцеремонность гостей всего третий день и эмоций не сдерживала…

Я перевела взгляд на тётю Лизу. За время проживания у нас Брунгильды и её мужа эта тихая, интеллигентная женщина пережила несколько сильных эмоциональных потрясений. В последние дни она наблюдала за методичным уничтожением своего имущества с каким-то, я бы даже сказала, извращённым любопытством. Новый взгляд сестры, не далее как вчера привёл в смятение тётю Зою. Она вместе с Лизонькой вошла в комнату для гостей и видела переменившееся лицо сестры в тот момент, когда пещерные люди впёрлись в резиновых шлёпках на шерстяной ковёр, купленный когда-то мужем несчастной и от того безумно дорогой её сердцу. Но убить в собственной каминной? Нет, у младшей из тётушек стопроцентное алиби! Остаёмся мы с тётей Зоей и Брунгильдой. Зоя как человек эмоциональный, Брунгильда, с непонятными пока мотивами, и я… Интересно, могла я забить гвоздь в ухо Иннокентию и не заметить этого? Бываю, конечно, рассеянной. Но чтоб до такой степени! Нужно как-то понять, когда же всё-таки произошло убийство. И где, наконец, жена убитого? Её ведь эта история больше всех касается!

– Тётя Зоя, ты Брунгильду не видела?

– Нет. Я только что проснулась. А что? – тётушка любовалась ушастой, подвижной, как ртуть, Альмой.

– Иннокентия убили, – второй раз за утро сообщила тётя Лиза.

– Убили-таки? Вы? А почему меня не разбудили? – заинтересовалась тётя Зоя.

– Не мы… Кажется…Тётя Лиза его час назад в каминной нашла, – объяснила я и во избежание новых вопросов добавила. – С гвоздём в ухе.

– Какой ужас! Я всего от них ожидала, но такого! Взять и испортить наступающий праздник! Ничего святого!

– Нужно сообщить Брунгильде и выключить батареи в каминной. Телефон не работает. Если будет так мести, нам придётся ждать полицию до нового года.

– А то и дольше, – голосом зловещей гадалки закончила младшая тётушка.

***

В каминную никто не рвался и отключать батареи пришлось мне. Тётя Лиза легко согласилась сообщить печальную новость вдове убитого. Видимо, уже привыкла. Старшая сестра пошла с ней.