Часть третья
Бычок, порыкивая тракторным мотором, возил нас по ларькам и магазинам города. В кузов быка лезет порядка трех тонн пива, это в среднем точек пятнадцать выгрузки. Ларьки, магазины – напомню, у нас на дворе начало нулевых, ларьков больше чем урн на улице, и почти каждый из ларьков заказывает пиво-лимонады почти каждый день.
С приятным удивлением я узнал, что первый день мне уже оплачивается – в предыдущей организации первые три дня трудоустроившиеся сотрудники работали бесплатно. Романов, всосав к первой точке две бутылки, на паре точек следующих глуханул еще три. Они с Двахохленко гоняли каждодневно по одному и тому же району, в ларьках и магазинах их знали хорошо, так что никто не возмущался оттого, что от Романовского амбре дохли все микробы и вяли цветы. Судя по паре вскользь оброненных замечаний, эти люди видели Романова и не в таком легком состоянии веселья, а гораздо в более тяжелом. Но работал этот веселый экипаж достаточно быстро.
Чтобы в дальнейшем было понимание, расскажу пока примерно, как организовывалась развозка продукции. В то время на доставку гоняли в основном экипажи – водитель и экспедитор. Экспедитор почти всегда работал и за штурмана – начало двухтысячных, никаких навигатором и в помине не было, мобильники то не у всех присутствовали. Иногда, глядя на нынешних водителей, которые без навигатора не могут из одного района в другой доехать, скупая слеза прошибает. Да, абсолютное большинство точек в то время было за наличку, так что экипаж водитель плюс экспедитор встречался почти повсеместно. Сейчас, если что – работают почти в основном водители в одиночку, очень редко с грузчиком. "Технологии и оптимизации бюджетов".
Быстро раскатав первую ходку и вернувшись на базу, мы узнали, что работы больше нет – все вторые ходки разобраны. Романов с Двахохленко расстроились – заработная плата была сдельная, и заработали они сегодня немного. Я же был на седьмом небе от счастья – по сравнению с предыдущим местом работы эта организация казалось какой-то сказкой.
На второй день я опять пришел пораньше, и в этот раз уже смог осмотреться – Иваныч записал меня с водителем, который должен был пригнать машину из ремонта. Больше часа я сидел в уголке, пока весь разношерстный коллектив забирал документы, курил, трещал о футболе и прочем. Вскоре все разъехались, и я остался в предбаннике один. Ненадолго, впрочем – из кабинета вышел давешний амбал и транспортный диспетчер, пусть она будет Леночкой. Амбал, который будет… ну, допустим, Алексеевичем, был как оказалось механиком. А по виду и не скажешь – кожаная жилетка, накачанный бритый затылок и платиновый зуб. Мужик, кстати, офигенный, я иногда с ним пересекаюсь до сих пор.
Короче они вдвоем вышли подальше от Иваныча – Леночка рассказывала Алексеевичу, как в этих самых стенах проходила празднование женского дня (на календаре было десятое число). Моего присутствия Леночка не смущалась.
Не сказать, чтоб я уж охуел от рассказа – напомню, мне было девятнадцать лет, а дома я не жил с тринадцати, но Леночка смогла меня поразить. В общем, я понял, что в организацию я попал, как минимум, в интересную. Алексеич, кстати, когда начинал говорить, превращался из сумрачного гоблина в замечательного компанейского мужика.
Во время рассказа о танцах на столах приехал мой новый водитель, тоже на бычке. Водитель, в отличии от веселого и работящего Двахохленко - тот еще кадр. Пусть в этой трустори он будет Макеевым Володей. Макееву было лет сорок и еще чуть-чуть, у него были усы, и он иногда заикался. Говорил он своеобразно, почти всегда бурчал – его бурлящий набор звуков было очень сложно понять. В нашей организации, назовем ее… пусть будет Лагербир. В общем, в Лагербире, как и во многих других местах, экипажи водителя и экспедитора работали вместе, не растусовываясь каждый день по разным машинам. Доставляли, как правило, в один и тот же район. И из-за этой особенности я практически не участвовал в жизни коллектива. О ней – этой самой жизни, чуть позже, а пока о Макееве и нашем районе. У Макеева, как некоторые читатели догадались, постоянного экспедитора не было, и этим неудачником стал я.
Все экипажи ездили, как правило, постоянно в один район, в свой. Кто-то ездил в дальнюю область, с рассвета и до упора – километры судьбы, намотались на ось и т.д., кто-то в ближнюю область – Мурино-Токсово и Петергоф-Ломоносов, к примеру. Кто-то окучивал ближние районы, возвращаясь постоянно на вторую ходку и приподнимая бабла.
Но вторые ходки были разные. Так как система оплаты была сдельная, и не очень грамотная, «вкусные» вторые ходки – ближние районы и много точек, разбирали быстро. Каждый день разыгрывалось интересное кино – кто заберет последнюю (последние) ходки. А последние ходки были постоянно откровенным дерьмищем – или куда-нибудь к итальянцам, или в пердопропалово пару точек – часов на пять, и с заработком рублей на сто за все это дело.
Наш с Макеевым район был ни рыба ни мясо – спальный район, достаточно удаленный от базы. Его можно было делать быстро, но не с Макеевым. Я вот сейчас пишу, и вдруг озарился – вот многие гундят по поводу лент соцсетей, что в них пропадают люди, так раньше было все тоже самое – только читали газеты. Макеев, утром, на первой точке, покупал себе комсомолку. И переезжая от магазина к магазину, он ее почитывал. Иногда меня это особенно вымораживало – где-нибудь в универсаме, где очередь машин в десять, если товара было немного, я договаривался и пихал накладную в быстром темпе приемщице или заведующей. В ларьки мы тогда возили помногу, а в крупные универсамы часто всего по несколько упаковок товара типа Хмельного Меда – основная доставка по таким точкам от заводов в то время была. Так вот, сдавшись без очереди, я прыгал в машину, а этот кадр спокойно покуривает, пыхтит в усы, читая газетные строки.
- Владимир, поехали.
- Ахащас-ага, - это не поднимая глаз от газеты.
- Владимир, я без очереди эти ебаные пять коробок сдал, и нам сейчас реально пизды дадут, если мы не уедем.
- А? Ага!
Как я уже говорил, Макеев был молчалив. Но не всегда. Если он видел аварию на улицах города, он начинал шевелить усами, подмигивать и говорить внятно, громко, еще и гоготать при этом.
- А!!! Смотри, пидарасы нашли друг-друга! Хуево, что не иномарки!
Если в аварии принимала участие хоть одна иномарка, праздник-праздник продолжался минут пять-десять, переходящий в рассуждения, что «пидарасы» заебали себе права покупать. Еще более бурная радость была, если были обе иномарки, и вообще экстаз приходил, если за рулем машины была девушка. Напомню, начало двухтысячных – женщин за рулем тогда было на порядок меньше, чем сейчас. Каждую увиденную женщину за рулем Макеев воспринимал едва ли не как личное оскорбление.
Так вот, он был молчалив. Маршрут у нас был не очень, а отстаиваться, как делали все нормальные люди, когда закончились нормальные вторые ходки, Макеев не любил. В то время как машин пять-шесть стояло вокруг базы, в ожидании пока заберут оставшееся дерьмецо, мы прикатывали и это дерьмо забирали. Макеев, не говоря ни слова логистам, брал маршрут, пыхтел в кабине, пока я грузился, а когда выезжали – начинал долго и громко рассказывать какие логисты тупые мудаки (логистов было двое поначалу), и нихера они ни жить, ни работать не умеют. Я пытался ему намекнуть, что если работать быстрее - мы будем забирать хорошие ходки, а если отстаиваться - от уходить домой рано и не возить говно, но он не воспринимал.
Но вообще Макеев, в принципе, был нормальным мужиком. Как я узнал от него – он воевал в Афгане. То, что он еще и сидел – при Союзе, за то что у его шаланды запаска отвалилась, я узнал позже от экспедитора, который стал работать с ним после. Ну как он был нормальным - иногда поступки его были необъяснимы. К примеру мы как-то возвращались на базу, а я сплю, прислонившись головой к стеклу.
- О! Смотри, смотри как расхуячило!
Открыл глаза я ровно в тот момент, когда мы проезжали мимо самосвала, у которого под задней спаркой лежала кровавая биомасса – судя по белым волосам и сохранившимся частям тела, женщина лет под сорок.
Ну вот зачем так делать?
В общем, в таком темпе я и работал чуть больше полугода, ведя достаточно пристойный образ жизни, живя еще почти семейной жизнью. Вскоре подвернулась возможность – я пересел на МАЗ, стал почти белой костью в коллективе, расстался с дражайшей половиной и начал испытывать свой организм на прочность. Тогда-то и началась жара, реально.
