dobroe.utrom

Давно это было.  Но он не забыл эту историю.

Любовь потерял. Бывает так. Была была себе любовь и вдруг потерялась.
А когда любовь потерялась её не ищут.
Просто потому, что забывают, что она была.

Домовой тогда путешествовал, искал себя или судьбу, сам не знал. Верил, что в поиске найдет. Когда найдет, вспомнит, узнает, что искал.
Видимо сердце прохудилось, а он не заметил.
Любовь потерял и устал сразу.  Остановился.  Злой стал, почти дракон. Зверь, который одной частью увяз, а другой частью выбраться пытался.
Душа разве, что немножко держалась, по капле накапывала на осиротевшее сердце, тем и жил он.
Ну как жил. Скребло что - то, маяло.

Душе без любви тоже тяжело.

Хижины рядком стояли в морском порту. Одну и он занял. Старую, ветхую. Рыбу ловил, апельсины собирал. Повадился только один зверь добычу из садков таскать. Неуловимый какой- то и хитрый. Из ловушек и капканов выбирался, только клочки темной шерсти оставлял. Домовой ярился и решительно ждал воришку.

Собака сидела за камнями и рассматривала странное существо, что отчаянно барахталось рядышком, у самой кромки моря.

Странное существо, толстенькое, кругленькое, светло- розовое.  Лапки маленькие, пухленькие. 
- Ну, чего ты ревешь то? - спросила собака.
- Больно мне очень, очень- очень больно, - завсхлипывало существо, обняло себя пухлыми лапками и стало раскачиваться из стороны в сторону.
- Чего тебе больно то? Вроде целое на вид! - собака осмотрела существо.
- Вот, смотри, ободраны как! Вот это больно! - собака протянула лапы и покрутила ими перед существом. Шерсть была вырвана клочками, - Это от капканов!
Собака мотнула головой в сторону хижин.
- Там совсем злобный тип обитает. Рыбы ему жалко, видишь ли. Капканов живодерских наставил!

- Из-  за рыбы?! - изумилось существо и всплеснуло лапками, - Так её полно в море. Лови не хочу, всем хватит!

- Да сердце у него каменное! - рыкнула собака, - Любви нет!

Существо снова обняло себя лапками и заплакало, - Я есть! Я, я, любовь! Но меня  выбросили! Или потеряли!  Не нужная стала. Вчера ещё грела его, жизнь в него вдыхала, счастье по жилам разливала. А потом выбросили меня. Скучно стало или выгорела. Не знаю! Не сказали! А мне так больно! - существо вдруг упало навзничь и затихло.

Собака подбежала и осторожно взяла потерявшую сознание любовь в зубы, - Господи, ну что за напасть!

Она потрясла любовь и рыкнула - Не умирай, слышишь! Неженка выискалась! - собака лизнула существо и уткнулась в неё носом, - Ну, хочешь, я поделюсь с тобой рыбой! Подкрепишься!
Любовь открыла глаза и посмотрела на собаку, - Давай, поделишься! Я не умею существовать сама по себе! Пусть хоть рыбу разделим на двоих, - любовь даже заулыбалась.

Собака подхватила любовь в зубы и осторожно понесла к садкам Домового, аккуратно обходя капканы и ямы. Рыбешка была одна, но её хватало, что бы разделить на двоих.

- Вот ты где, воровка! - тихий,  разьяренный голос за спиной, заставил собаку сжаться в комок и замереть. Впереди было море, позади угрожающий голос, а в лапах беспомощная любовь.
Собака обернулась и посмотрела каштановыми глазами в сузившиеся, как щели, всполохи гнева Домового.

Существо в лапах собаки вдруг затрепетало, вырвалось и на коротеньких ножках понеслось к Домовому.

Как этому нелепому существу удалось сбить с ног разъяренного почти зверя, не известно никому. 
Даже собака в тот момент зажмурилась от неизбежности. Вжала голову в ободранные капканами лапы и вдруг, почувствовала ладонь на своей голове. Ласковую, теплую.

Карие глаза смотрели почему- то устало, но облегчённо.
Домовой бережно поднял на руки собаку и понёс в хижину. Перебинтовал лапы и накормил рыбой.

С того дня они вечерами смотрели на закат и дождь. Домовой рассказал собаке где был и не был. Где будет и с кем. Кого оставил позади, а кого ищет.
Он рассказал чего боится и в чем не сознается.
Собака смотрела в его лицо и видела, как в глазах Любовь улыбалась ей доверием. И она улыбалась ей в ответ.

Домовой допивал свой коньяк на веранде Гостиницы.  Потерянная любовь вернулась в его сердце, а вот собака однажды пропала.
Ещё одна потеря, от которой будет больно долго.

Лай раздался внезапно и как будто в голове,  но каштановые глаза и длинные, острые уши доказали непризрачность надежд, а теплый язык, лизнувший наконец найденного друга, заставил сердце Домового забиться радостно и гулко.

Дворецкий Мопс улыбался, глядя в окно, как Домовой обрёл любовь в очередной раз, - Я же говорил, это не обычная Гостиница! Тут всякий найдет, что ждёт или потерял. Даже любовь, какой бы она не была.

Ведь любовь такая разная, но когда она нужна, она никогда не потеряется насовсем.

Алхимика в старом маяке не было уже почти неделю.

Сначала Ангел решил было, что отлучился старик прогуляться.
Но прошли дни, а склянки, реторты, микроскопы только всё раздраженнее фыркали пылью.

- Нет его нигде, - Ангел пожал плечами, выпуская дым в небо.
- Поэтому ты и куришь где попало, осмелел! - засмеялся Домовой.
- Он простит, ты просто ещё не знаешь, -  насупился Ангел и затушил сигаретку под кустом роз, - Но нам надо его найти! Видано ли дело, маяк без смотрителя!

Где то без пятнадцати семь утра воскресенья, на скамейку обычной остановки, обычной улицы, обычного маленького городка, присел старик.

Одинокий трамвай перед его носом хлопнул дверями, как решительный начальник по столу ладонью, и удалился пустым нутром в пустующий переулок.
Старик удивлённо проводил взглядом  бессмысленный путь трамвая и сделал пометку в блокноте.

Старик был смешон, и даже маленько нелеп. Бородат, в разноцветную куртку одет. Очки набекрень, изолентой замотана дужка. 
Дворник Степан, что за ним наблюдал, мог поклясться, что над седой головой видел свет, а на ногах стоптанные тапочки. А также то, что пить со вчерашнего дня никогда больше не будет.

Старик поставил старомодный чемодан на скамейку, открыл его....

Долго потом разговоры ходили о том утреннем случае.
Дворник Степан совершенно точно пить бросил. Детвора зашлась визгом от восторга, а парочка голубей уверовали, что они отныне горгульи.

Старик из чемодана достал чудеса и немножко вселенной. 
Слегка рассыпал утренних звёзд на расцветающее зарей небо.  Немного берёзового  леса на горизонт, сиреневых кустов за скамейку и на пустырь, что вдалеке зиял угрюмо.  Достал термос с чаем, а также  чуть - чуть цветов и чаек.

Старик рассказал немым, случайным зрителям, что он всего лишь фокусник на пенсии, любитель математики и химии, что чудеса получаются по привычке. Что в чемодане остались фокусы и сны,  клубочки новогодней мишуры и даже парочка озёр.

Но сейчас ему пора, неделя на исходе.
Старик уходил напевая, с чемоданом налегке. 
Зеваки смотрели в след - может это был бог? Трясли головой, - Фантазер!
Хотя, озираясь вокруг, понимали, что лес, сирень и россыпь звезд чудной старик не забирал с собой.

Ангел и Домовой осторожно шагали по улице.
Собирали горгулий, решивших, что они голуби и голубей, возомнивших себя горгульями.

Алхимик стоял за углом, заинтересовано наблюдая за пустыми трамваями, что не переставали сновать по рельсам забытых людьми направлений.

- Вы видите!?  Я же тут не был никогда! Как вы думаете, - Алхимик посмотрел на них, - Им понравилось? Видели какие я деревья придумал? С полосатыми стволами! Белые и не пачкаются!  А смесь ароматов удачная, правда же?!
Выветривается быстро, поэтому неделю цветкам сирени дал.  Как придумаю сохранять аромат подольше, будут цвести все лето.
Алхимик довольно улыбался разглядывая всё вокруг.
- Это я ещё на том конце света не был, там же солнечное затмение, северное сияние и киты! Интересно им понравились киты? А северное сияние? Это я тогда красители для тропических цветов рассыпал случайно, а они и зависли в атмосфере. Ну да ладно, всё равно красиво вышло.  Как водопад цветной, только в небе. А водопады какие у меня получились...

Алхимик вновь посмотрел на пустые трамваи, - Только я не знаю, почему от всей окружающей красоты они смогли придумать только это? И почему они пустые?!

Ангел складывал собранных по дороге горгулий в чемодан, и пояснял, - Просто времени у них не было, увидеть красоту то. Работают много, дети, семьи, отчёты годовые...ну, много в общем чего.
Ангел не поднимал глаз, - Грешные они!
- Да не грешные они, а глупые! Втopoго-то шанса пocмотреть не будeт!

Алхимик вернулся в маяк.
Долго рассматривал своё творение потом спросил у Домового, - Что я делаю не так? Почему они не умеют любоваться миром, что я создал?
Домовой  улыбнулся в ответ, - Помнишь, ты придумал сирень? Помнишь как она пахнет?
Алхимик кивнул, - Само собой!
- Так и они знают как пахнет сирень! Все это знают!
А ты можешь теперь рассказать как она пахнет?

Алхимик хотел было ответить, но вдруг замер и замолчал. Он не мог рассказать как пахнет сирень.

Если кто-то не любит созданное тобой так, как тебе хочется, не значит, что он не любит это всей душой, - Домовой погладил облака над столом и заторопился домой.

Эта лавка или даже магазинчик стояла на отшибе вселенной. Зачем она там, не знал никто. Но колокольчик на дверях исправно звенел по средам.

Старик с седой бородой приходил с полудня до трёх.

Где его носило в остальные дни - неведомо. Он был продавцом и покупателем. Хозяином магазина.
Странная лавка была, все так говорили.

- Возьмите у меня тревогу. Не дорого! - она протягивает свёрток в измятом бумажном пакете. Уголки прорваны. Тревога острая.
- Тревоги нынче дёшевы, много их, - качает головой старик, - Могу обменять на смятение. Оно полегче. Будете брать?

Она кивнула, грустно немного, но забрала. Лучше уж смятение, чем тревога.

Колокольчик звякнул, - Возьмёте ложь? - он смущён и неловок.
Старик покрутил пакет в руках. Запах духов, её слез и надежд, запах ненужной любви к нему.
- Возьму. Лжи тоже много, но она разная. Обменом только.

Старик протянул ему тоску, - Она правда ещё не спелая. Полежит пусть под подушкой! Покупатель забрал и радостный ушёл.
- Не её это тоска, глупый, а твоя по ней!Доспеть только надо. Ей то проценты от обмена зачисляются - равнодушие, - проворчал вслед старик.

- Купите доверие? - ребенок смотрел серьезно и дрожал ресницами.
- Куплю. Тебе деньгами?
- А можно злостью?
- Конечно можно, - старик поискал под столом свёрток, кряхтя снял верхнюю упаковку и отдал яркий шарик.
Малыш кивнул, серьезно и решительно засунул шарик в карман шортиков и ушел.

Старик аккуратно сложил упаковку с надписью "Любовь к себе" и убрал на полочку с такими же обертками.

- Возьмите разбитое сердце. Даром. Просто заберите. Оно же разбитое, - она протянула его на руках старику,
- На замену живого нет? - в помертвевших глазах надежда.

Старик помолчал, вертя в руках разбитое сердце, опустил его в склянку с искорками и надписью "Время".
Потом протянул ей с улыбкой, - Оставьте у себя, оно ещё живое. Увидите.

Колокольчик звякнул снова. Они были вдвоём.
- Заберите у нас любовь. Устали. Болит очень.
Старик показал на часы, - У нас закрыто. Приходите в следующую среду.

Старый маяк. Старик кормит своих чаек, неспеша варит зелье.  Клеит бирки на склянки и пакеты. До среды ещё есть время.

К Мопсу приехала Тётушка.

Ну как приехала, возможно на метле прилетела, но это не точно.

Просто раздался утробный вскрик и глухой удар в двери.
Мопс заканчивал собственноручно выпекать корзиночки с джемом и попросил открыть двери Домового.

- Мадам? - приподнял он деликатно бровь, наблюдая вошкающийся в кустах роз куль.
- С головы до пят, - мрачно подтвердила леди, выцарапывая из шляпки цветочные шипы.

- Ты не изменился! - завопила она, обнимая мохнатую тумбочку. Мопс краснел от счастья и гордости
- Так же красив и свиреп! Настоящий рыцарь!

Домовой и Кот недоуменно переглянулись, но вопросы о свирепости решили оставить на потом.

Тетушка была Леди. Утончённа, абсолютна и непоколебима.
Седые локоны отливали Мальвиной, алые ноготки поцарапывали длинный мундштук. Шляпка сидела набекрень, видимо, по причине набившихся из клумбы роз, хотя на полях можно было разглядеть маленького, волнистого попугайчика или это были его перья, сейчас не разобрать.

- Позвольте, я вас провожу к столу! - Кот преисполнился галантности и подал даме лапку.

Тетушка овдовевшая была уже десятилетием как, но нрава лёгкого не утратившая, жизнь ценившая.

Она заглянула тревожно в чашку с чаем и отодвинула её прочь, - Уже полдень, шампанское должно остыть и сыру мне! - она посмотрела на Кота укоризненно, - Сильвупле!

- Тётушка, - наконец переведя дух от восторга, спросил Мопс, - Попробуйте мои пирожные! Помните, вы меня из научили готовить в детстве!

- Мммм, - протянула, она закатывая глаза к шляпке, - Нельзя отнять талант! Это у нас врождённое!
Помнится мне, сочинила я однажды матерную частушку и напечаталась в газете. Всё общество было фраппированно и писали гневно в редакцию.
Я выкинула все письма, кроме одного.
Мой будущий первый муж оценил изящество обсценных рифм, но попенял, что Кендке и Кафка не поэты, а прозаики! - она мечтательно улыбнулась и повернувшись к Девочке, резюмировала, - Дорогая, выбирайте умных мужчин без ханжества!

Девочка ухмыльнулась одними глазами и подвинула к себе пироженки.

Кот завороженно разглядывал Леди, не отрывая взгляд, - А вы много раз были замужем? - наконец решился он.

Дама смерила его взглядом и кивнула, - Ко мне сватались два принца, один красавец, глаз не отвесть, другой ни так, ни сяк. Прекрасный принц читал мне сонеты Шекспира и обещал луну и тридевятое царство в ипотеку, а другой отвёл за угол и поцеловал, сказал, что цветы украл по дороге с клумбы и меня тоже украдёт. И немедленно украл.

Она подмигнула Девочке, - Мораль такая, цени мужчин, которые говорят по делу и не забывают его делать.

Домовой с наслаждением наблюдал за взмахами изящного мундштука, покрасневшими щеками Девочки, зачарованным Котом и совершенно счастливым Мопсом.

- А вы? - наконец она обратилась к Домовому, - Вы не устаёте быть таким?

Домовой улыбнулся эксцентричной леди, - Если я после пары шагов начну жалеть, что пошёл в гору, то не осилю даже маленький холмик. Нет. Не устаю.

Дама не отводя глаз от Домового, шепнула Девочке - А ещё запомни, дорогая, интеллект может иметь побочный эффект, - он делает мужчину асоциальным!

Вечер клонился к закату, упали первые звёзды и леди заторопилась в обратный путь, отказавшись от провожатых.

"Наверное, стесняется ступы или метлы", - усмехнулся Домовой

- Я розы тут украл с клумбы, - Алхимик протянул ей неуклюжий букет, - И тебя украду!

Четыре пары глаз смотрели в окно на удаляющуюся прочь парочку,
- "Тетушка сошла с ума", - подумали они.
- "И это неповторимо, пионеры!" - подумала она им в ответ

В то лето возле маяка повадились разгуливать чародеи. Кто знает, как они нашли лазейку, да только чародейством и волшебством своим перепугали всех алхимиковых чаек.

Алхимик даже подумывал ловушек расставить. Авось чародей какой попадется, нет, так отвадить их от маяка.
Не следовало путать промысел и фокусы.

Море тот день штормом взялось.

Алхимик наблюдал за гнущимся горизонтом и размазанными звёздами.
Бедняги чайки жались под крышу маяка и возмущённо вопя, недоумевали.

Алхимик давно не видел такой ярости всего сущего. Рык стихии будто злился, а может это была вовсе не злость, а боль.
Он вслушивался и уже подумывал не включить ли маяк. 
Есть ли заблудший путник в этом шторме или нет, не знал даже он.

Луч маяка пронизывал темноту, как крик утопающего, царапая горло бездне. Ни одна бездна не любит свет, даже если он слабый и дрожащий.

Алхимик всматривался в рассеянный луч, скорее для успокоения себя. И немало удивился, увидев в краю этого тоннеля света заблудшую душу.

Он шел на свет. Вернее летел. Тяжёлым взмахом крыльев, а Алхимик вдруг перестал дышать и закрыл глаза.

Он подумал, что не умеет молиться, хотя б о том, что бы жалкий свет его маяка не погас.  Свет, который он не включал никогда и никому.

Он долетел. Хрипящее дыхание, тусклый взгляд. Молчание.

Алхимик молча гладил своей морщинистой ладонью громадную, свирепую голову и думал, что помимо молитв так и не научился плакать.

Глупая, щемящая бабочка вдруг защекотала ему нос, глаза и душу. Видимо хотела вылететь и искала выход.

- Зачем ты здесь, - наконец спросил Алхимик своё самое строптивое и упрямое дитя.
Он зачем -то похоронил в себе совсем другие слова, но оставил их в поглаживающей голову дракона руке.
И дракон это понял.

- Я прилетел за советом, - ответил дракон.
Алхимик молчал.
- Я устал от страстей и искушений. Я устал от людей. Я устал от памяти и груза вины, даже за то, в чем не виновен. Я устал от ответственности за любовь. Я устал убивать и жалеть.
Расскажи, отец, как мне освободиться от этого?

Алхимик слушал стук его огромного сердца, как самый драгоценный звук на свете. Он вспоминал его разным-  отважным рыцарем, сгинувшем в бою. Странником, что собирал сказания и легенды и пропавшем однажды на корабле- призраке. Огромном волке, шедшим мстить за убитую охотниками волчицу и неминуемо  растерзанного копьями стражников.

Он вспоминал себя, каждый раз латающего самому себе сердце и проливающего в одиночестве слезы над столом с облаками.
Его создания тогда замирали в изумлении, рассматривая на небосклоне необычайный звездопад.

Он вспоминал свою тайную радость и восторг, когда он всякий раз возвращался, что бы снова прожить.

Алхимик смотрел на свою ладонь на голове дракона и молча, сердцем шептал, - Я никогда, слышишь, никогда не отнимал от тебя руки!

Но вместо этого вслух строго спросил сына, - Кто -то связал тебя этими чувствами?

Дракон подумал и удивлённо взглянул на Алхимика, - Нет. Наверное, нет. Никто. Это всё моё. Это моя природа. Я так хотел.

- Тогда о какой свободе ты меня просишь, Дракон? - вновь спросил он.

Утро окрасило маяк в розовый цвет и чайки вопили странным смехом.
Алхимик смотрел в окно как Ангел и Дракон гонялись за визжащими чародеями, которые непонятно откуда нашли лазейку к старому маяку.