bez310

Я тут подписался на известного пикабушника, и меня его посты заставляют вспоминать всякие случаи из жизни, в данном посте вспомню наш интересный взлет.

Полет на обеспечение

Я доложил: «Впереди свободно».
Командир подтвердил: «Понял, выруливаю вправо».

И мы порулили на полосу. Рулили мы быстро, даже излишне быстро, и на то были свои причины. Мы опаздывали, и опаздывали сильно. Мы собирались вылетать на обеспечение сил флота. Обычный полет «на обеспечение».

Что такое «на обеспечение»? Это работа в интересах кораблей и подводных лодок. Она бывает разная: осмотр района, постановка помех, полет в качестве воздушных целей, контроль результатов удара и много всякого разного, о чем я вам рассказывать не буду.
Полет «на обеспечение» всегда отличается своей нестандартностью и некоторой свободой действий. Такие полеты не только интересны, но и достаточно сложны тем, что надо или очень точно пройти по заданному маршруту или точно выйти в заданную точку по месту и времени.

Еще эти полеты осложняются необходимостью вести связь с кораблями, а это занятие – не для слабонервных. Моряки пытаются вести связь по кодовым таблицам в открытых сетях, условными фразами, цифрами, словами. Уж и не знаю почему, но УКВ-радиостанции на кораблях плохие, да и опыта ведения радиосвязи с самолетами у моряков нет.

В общем, в большинстве случаев попытки закодированного общения между кораблями и самолетами сводятся к известному случаю:
Корабль: «Исполнил 323!»
Самолет: «Не понял, повторите…»
Корабль: «Исполнил 323! 323! 323!»
Самолет: «От вас только фон идет, не понял, повторите…»
Корабль: «Да пустил, пустил ракету, наблюдайте!»
Самолет: «Понял, пустили, наблюдаю».

Ну, и еще есть одна особенность при работе с моряками – они ничего не умеют делать вовремя. Возможно, они и пытаются, но общая организация дел на флоте такова, что невозможно угадать, придут ли корабли в заданную точку вовремя, или вообще не придут. Отсюда проблемы с нашими вылетами.

Для того, чтобы мы вышли в заданную точку вовремя, мы должны вовремя взлететь, а это не всегда получается, и все из-за того, что моряки не спешат доводить нам изменения в своих планах.
И в этот раз моряки себе не изменили, подтвердили нам «работу» с опозданием, поэтому мы рулили очень быстро, а я уже прикидывал, где буду срезать маршрут, так как даже максимальная скорость нас не спасет, а опаздывать не рекомендуется, эти моряки потом такую историю раздуют, что достанется всем.

Выруливаем на полосу, читаем карту, командир запрашивает взлет, нам все разрешают, но самолет, вместо того, чтобы начать разбег, стоит. Я не выдерживаю:
– Ну?
– Подожди…
– Да куда уже ждать?! И так на пределе пойдем…
– Да погоди ты, ё-моё!

В кабине летчиков какая-то суета…
Я откидываю шторку, смотрю на командира, и вижу дивную картину – командир расстегнул все ремни, парашютные и привязные, и пытается снять с себя спасательный пояс с одним надутым поплавком. Тесно, неудобно, надутый поплавок задевает за все торчащие предметы, в общем, у летчиков не скучно и даже интересно.

Аварийный спасательный пояс с надутым поплавком

И как-то меня «отпустило»… Я успокоился и стал ждать, когда все уже случится. Командир содрал с себя пояс, выбросил в проход, влез во все ремни, и мы взлетели.

Полет прошел нормально, без приключений.

Расскажу о том, как раньше кормили военных летчиков
Еда - очень важная составляющая военной службы.
Порядок приема пищи в армии регламентирован Уставом, а содержание еды – приказом министра обороны, где номенклатура еды и её количество расписаны до грамма. Там, в этом приказе, расписаны все виды еды, для всех военнослужащих, включая даже таких экзотических, как олени. Причем в данном примере «олень» – не характеристика военнослужащего, а название военного животного. Так вот, согласно приказу, военному оленю положено 6 килограммов мха ягеля в день. Этот пример я привел для того, чтобы все поняли, что к еде в армии подходят очень серьезно.

Я попробую рассказать о еде летного состава.

Летчиков кормят очень хорошо, пожалуй, лучше всех в нашей армии. По качеству пищи к летному пайку приближается паек подводников, но летчиков кормят разнообразнее и, что самое обидное для героев-подводников – летчиков обслуживают не матросы-вестовые, а самые настоящие официантки женского пола. Во как!
Что едят летчики?
Все самое лучшее и самое вкусное – шоколад, колбасу, сыр, яйца, сметану, различные супы (борщ, гороховый, рассольник, молочный, харчо…), обязательно мясо в каждый прием пищи (отбивные, лангеты, котлеты, шницели, ромштексы, бефстроганов, мясо тушеное…), птицу, рыбу, салаты, овощи, разные гарниры (картофельное пюре, рис, гречка, рожки…), пирожки, булочки, соки, какао, чай и еще много чего, всего и не упомнишь.

И многие не знают, что, если полет продолжается более 4-х часов, то этим обжорам и в полет дают бортовой паек, чтобы они и в полете набивали свою утробу тушенкой, галетами, шоколадом, соком. А если полет длится 12 часов, то и 3 бортовых пайка дают, на одну трескающуюся харю...

А почему этих пижонов в кожаных куртках так хорошо кормят, в то время когда прославленный «спецназ» довольствуется скромной войсковой пайкой?
Ведь эти «летуны» не переносят тяжестей, не бегают, как лоси, не роют окопы, не вступают в огневой контакт с противником, а просто сидят в своих кабинах, ковыряются в носу, и ничего тяжелее карандаша в руки не берут?
Вопрос интересный…
Отвечаю – все дело в среде пребывания и в наших организмах.
Организм летчика находится в чуждой ему среде, в воздухе, еще и мчится по этому воздуху со скоростью около 1000 км/час. Да еще и разные факторы оказывают свое влияние – смесь, которой дышит организм, радиация, электромагнитные поля, всякие излучения, различные, пусть и кратковременные, перегрузки…
То есть, организм летчика постоянно находится в стрессовой ситуации, хотя внешне это и не всегда заметно. Так вот, от всей этой совокупности факторов, организм начинает есть собственное тело. Чтобы организм не сожрал все тело, тело приходится постоянно восстанавливать, так как процесс пожирания происходит все время, даже на земле.
Вот поэтому летчиков так кормят. Все это установили военные врачи, они же и разработали специальный рацион, ну, сами понимаете, наша Родина не так уж и щедра, чтобы за просто так вкусно кормить своих военных.
Объяснение очень примитивное, но я и не для докторов наук пишу.

Принимают пищу (едят, кушают, питаются и даже жрут) летчики в столовой летного и технического состава. Обычно это невзрачное строение с 1–2 обеденными залами, варочным цехом и подсобными помещениями.
Столовая – крупное и сложное предприятие общественного питания, с круглосуточным циклом работы, с большим количеством сотрудников. В столовой нашего гарнизона работало более 100 человек, все это дело возглавлял старший прапорщик – начальник столовой, обычно женского пола. Сотрудники столовой подразделялись на поваров, официанток и на вспомогательный персонал, коллектив женский, только несколько подсобных рабочих были мужиками.

Обычный распорядок работы столовой:
– завтрак 07:00–09:00;
– обед 13:00–15:00;
– ужин 18:00–19:30.
В это время принимают пищу все, кто не участвуют в полетах.

Те же, кто занят на полетах, принимают пищу в удобное для них время, и столовая работает по заявке начальника штаба полка, то есть наша столовая работала практически круглосуточно, чтобы обеспечить полеты трех полков.

Я уже рассказал, что едят летчики и где они принимают пищу.

Теперь переходим к самому интересному – как эти летчики едят?
Если спросить об этом самих летчиков, то ответ очевиден – культурно, спокойно, аккуратно, как и положено вести себя офицерам с высшим образованием. У официанток другое мнение, очень короткое – как зажравшиеся свиньи.
Истина, как всегда, где-то посередине.
Обычно в столовую на обед в один зал набивается около 250 летчиков и столько же техников. Именных столов нет, рассаживаются все по мере прибытия, и обслуживание идет в порядке очередности прибытия, но все прибывают одновременно, и все хотят мгновенно покушать и бежать домой на послеобеденный сон.
Короче, если не попал в столовую «на первый черпак», то можешь и час просидеть. Отсюда нервозность и неадекватные требования к официанткам. Отсюда же появилась и пошлая шутка про летчика, который «полжизни смотрит на приборы, а вторую половину – на задницу официантки».

Да там и смотреть особенно и не на что…

Официантками работают в основном взрослые женщины, изможденные либо своими мужьями-пьяницами, либо детьми, которых воспитывают в одиночку, и если довести такую тетю до белого каления своими придирками, то можно и подносом по башке получить, попытки бывали. Молодые и красивые девушки появляются редко, и тех быстро забирают себе в жены лейтенанты.

Мне повезло, так сложились обстоятельства, что меня, за каким бы столом я не сидел, всегда обслуживали без очереди. И мои товарищи всегда стремились попасть со мной за один стол, ведь тогда и им повезет, ведь не может же официантка только одного человека за столом обслужить, всем еду принесут. А злые завистники, которым ждать своей очереди еще минут сорок, культурно кричали расхожую фразу: «Что, кто рядом спит, тому и мясо?». На что я скромно отвечал: «Да, все дело именно в этом».
А дело было в том, что именно моя жена, старший прапорщик, прослужила в должности начальника летно-технической столовой более десяти лет.

И, конечно, не сразу после прибытия в наш гарнизон из города-курорта Ялты, она стала начальником столовой. Сначала служила матросом в тайге, потом стала прапорщиком, начальником квартирно-эксплуатационной службы и уж потом ей доверили руководство этим «хлебным» местом.

Кстати, в авиации паек у всех одинаковый: что у генерала, что у любого прапорщика, и никакого коньяка генералам не положено. Пьют ли генералы в столовой спиртное? Бывает.
В таком случае спиртное обеспечивает тот начальник, к кому прилетел этот генерал.
На аварийный случай у начальника столовой всегда был запас спиртного в кабинете, как правило, из моих личных резервов, но я не помню случая, чтобы генерал прилетел со своей бутылкой и отдал бы её моей жене, мол, передай мужу должок.

"Спорт и летный труд рядом идут!" - этот примитивный лозунг запомнился мне на всю жизнь. Но, обо всем по порядку...
Я не был великим спортсменом никогда, несмотря на то, что мне удалось слегка приобщиться к «спорту высоких достижений». После того, как отца перевели из Североморска в Луганск, в училище штурманов, наши родители начали наверстывать все то, что нам с братом не додали во время службы за полярным кругом. Мать купила пианино и отдала нас в музыкальную школу, невзирая на полное отсутствие у нас музыкального слуха. Отец пристроил нас в секцию легкой атлетики.

И началась каторга. С 8:00 до 10:00 – легкая атлетика, с 11:00 до 12:30 – музыка, с 13:30 – школа. С музыкой мы быстро распрощались, за полтора года общения с нами преподаватели поняли, что пианистов из нас не получится, и настойчиво порекомендовали заняться чем-нибудь другим.

А вот с легкой атлетикой пришлось повозиться, и на это ушло более пяти лет. Тренером по легкой атлетике оказался какой-то заслуженный тренер СССР, мы, высокие и худые, ему «глянулись», и взялся он готовить из нас олимпийских чемпионов в беге на средние дистанции – 800, 1 500… Причем взялся так серьезно, что мы прокляли всю эту легкую атлетику, включая и бег на средние дистанции. Но, как бы то ни было, каких-то результатов мы достигли и не только выполнили разрядные нормы, но и удостоились выдачи бесплатной беговой обуви – нам выдали «шиповки».
Прекрасно зная, что мы будем офицерами морской авиации, лет через пять мы поняли, что бегать по самолету нам не придется и резко прекратили ходить на тренировки, невзирая на требования отца продолжить спортивную карьеру. Отец в спорте кое-что понимал, в молодые годы он был «перворазрядником» по десяти видам спорта, играл в хоккей с шайбой и мячом за сборные Авиации Северного флота. Короче, с легкой атлетикой мы завязали, осталось только ярко выраженное глубокое отвращение к спорту. Вот с таким спортивным багажом мы поступили в ВВВАУШ.

Физическая подготовка (физо) в училище состояла из двух основных элементов – утренняя зарядка и плановые занятия. На утренней зарядке занимались бегом, спортивными комплексами, упражнениями на турнике. С бегом особых проблем не было, сказывалась прежняя практика, только сильно мешали сапоги и сбившиеся портянки в них. Комплекс спортивных упражнений – это как в детском саду, а вот перекладина не всегда давалась, были проблемы с «подъемом переворотом».

На плановых занятиях нас готовили к сдаче нормативов по лопингу, бегу, «подъему переворотом», «углу в упоре», упражнениям на брусьях. Вроде все шло нормально, но были проблемы с проклятым «подъемом переворотом», не понимал техники, да и отношения с преподавателем не сложились.
На первом занятии преподаватель «Варвар» построил нас в спортивном зале и начал вступительную речь про то, что если мы будем серьезно относиться к физо, то станем… Тут я увидел, как из двери за спиной препода, вышел завхоз кафедры, старый и согнутый старичок лет семидесяти, и, конечно, я не сдержался и перебил препода вопросом: «Станем такими как он?» Ну, вы поняли, что у меня возникли проблемы со сдачей физо на весь период обучения.

«Варвар» измывался надо мной как хотел, и перед сдачей контрольного зачета по физо передо мной замаячила перспектива остаться в отпуске по физо. Набрался я наглости, пошел к «Варвару» и спросил, чего он добивается, что мне еще надо сделать, чтобы сдать физо. «И «Варвар» прямо сказал: «Данные у тебя есть, но техника хромает», а сдать ему физо я смогу лишь тогда, когда прикручу на ограждение стадиона тот идиотский лозунг, который я вынес в начало рассказика.
Оценив возможные угрозы своему отпуску, я согласился. Выдали мне ржавую ручную дрель, самое тупое сверло, болты и сам лозунг, каждая буква которого была написана на отдельном листе какого-то авиационного железа, размером метр на метр. И прикрутить все это я должен был к ограде стадиона, сделанной из труб. Оценив объем предстоящей работы, я понял, что сделать все это практически невозможно. А что делать?

Вот это именно те трубы в ограждении того самого стадиона

И начал я сверлить… Сначала каждую букву по углам, потом примерять эту букву к трубам, потом сверлить трубы, потом все это соединять. Пристроив к трубам пару букв, я стер руки в кровь и так разозлился, что бросил всю эту ерунду в кладовку, пошел в спортзал, и на глазах у «Варвара» и других преподов демонстративно сделал не только нужное количество «подъемов переворотом», но и слегка перекрыл норматив.

Исподлобья взглянув на «Варвара», я сказал, что он может делать со мной все, что ему угодно, но писать лозунг на заборе я не буду. Оценив сложившуюся ситуацию, а все происходило в присутствии других преподов, «Варвар» процедил: «Сдал». Так я распрощался с физо в училище и в полк пришел с ненавистью ко всему этому спорту.

С первого дня в полку я понял, что тут к спорту относятся очень серьезно, но именно такое отношение меня очень порадовало. Старший штурман полка представил нас, выпускников училища, командиру полка, рассказал о наших достижениях в летной работе и для полноты картины, задал вопрос: «Может, у кого есть скрытые таланты, может, спортсмены есть?»
Мы еще даже не успели придумать, что врать в ответ, как командир полка вскочил, сильно возбудился и выкрикнул: «Какие еще, к чертовой матери, спортсмены? Да я этих проклятых спортсменов каленым железом буду выжигать! Они, гады, по соревнованиям катаются, а у меня летать некому!» Так я понял, что «большой спорт» мне больше не грозит и с удовольствием занялся любимым делом – летной работой.

Нет, мы с удовольствием гоняли мяч на заснеженном футбольном поле около учебного корпуса по колено в снегу, в тяжелых летных сапогах, и даже после того, как командиру полка попали мячом прямо в лицо, эти игрища не прекратились и проводились каждую предварительную подготовку к полетам.
Играли обычно всем летным составом полка, разделившись на две команды, «штурмана» и «деревянные», количество игроков в командах значения не имело. Собирали на игру криком в учебном корпусе: «Кто деревянных не порол?» Результат никого не интересовал, тут был важен сам процесс.

А по воскресеньям все шли смотреть хоккей, в гарнизоне было несколько команд, в каждом полку и в некоторых частях. После игры все выпивали в раздевалке, с горя или с радости, в зависимости от результата. Но игра в хоккей постепенно сошла на нет, и тут сыграл свою роль случай, который имел интересное продолжение.
Командиру корабля Ту-16 Вовке «Яшухе» шайбой сломали челюсть. Дело обычное, челюсть скрепляется скрепками и срастается в течение месяца, вот только разговаривать нельзя и с едой проблемы. Но… Вова был молодым, «небоеготовым» (НБГ) командиром корабля, должен был летать по две-три летные смены в неделю, чтобы быстрее ввестись в строй, по каждому его полету докладывали вплоть до Москвы, это же не шутка, командир носителя ядерных ракет, а тут такой облом, месяц без полетов, это же утраченные навыки, придется начинать все сначала.
Командир полка взвыл белугой, обматерил и Вову, забыв о том, что он защищал честь полка, и весь этот хоккей. Да и сам Вова расстроился, в наши времена быть НБГ считалось у реальных пацанов «не комильфо». Народ стал думать…
Вова холостяк, но питаться в столовой не может, рот не открывается. Попросили выдать ему реактивный паек на месяц на руки, мы перенесли все это в общагу, распихали за окнами и в холодильники, и правак, такой же холостяк, готовил Вове бульоны, кашку, перетирал мясо кур, научили Вову пить через соломинку. Не подумайте плохого, водку мы ему не давали, боялись, если пойдет обратная реакция, то он захлебнется со скрепленными зубами.
Разговаривать Вова толком не мог, писал все на бумажке и руками помогал. Научившись есть, Вова написал рапорт с просьбой разрешить летать, мол, он будет только пилотировать, а все разговоры за командира будет вести правак. Это категорически запрещено, что это за командир, если он слова не может сказать.
Но Вове так хотелось летать, а командиру полка так хотелось получить в срок подготовленного летчика, что правака измучили проверками в умении говорить «командирские» слова и вовремя подавать все «командирские» команды, и решили попробовать. И все получилось, хотя и запрещено, стали продолжать, не афишируя, Вова вовремя встал в строй. Хотя это было очень смешно слушать, как правак сам себе подает команду: «Шасси убрать» и сам же докладывает: «Шасси убираю». Вот так раньше заботились о боеготовности отдельных командиров кораблей и обороноспособности Родины в целом.

Вернемся к спорту.
За 26 лет службы в двух полках я ни разу не сдавал зачеты по «физо», для этого есть начальник физподготовки полка, целый майор, чтобы правильно заполнять ведомости. Спортом в буквальном смысле я занимался два раза за всю службу, совершенно осознанно, на спор, и оба раза выиграл по бутылке водки.
Сначала поспорил со своим штурманом эскадрильи, что через месяц буду подтягиваться 10 раз, купил раздвижную перекладину, закрепил её в дверном проеме в квартире и, проходя мимо, подтягивался. Через месяц я выиграл первую бутылку.
Огорченный такой неудачей, этот же штурман эскадрильи выразил сомнение в том, что я смогу пробежать на лыжах 5 километров. Несмотря на то, что последний раз я стоял на лыжах около двадцати лет назад, еще в Североморске, я смело встал на лыжню и заработал еще одну бутылку водки.

После этих подвигов я завязал со спортом навсегда, резонно рассудив, что за водкой можно просто ходить в магазин, совершенно не напрягаясь. Ну вот и все о спорте, если коротко.

(Художественная быль)

Продолжение

Утром командир объявил, что появилась возможность в субботу культурно отдохнуть на горячих источниках, от каждой эскадрильи едут по 10 человек и 5 человек – от управления полка. Если все пройдет нормально, то заезд повторят и в воскресенье, чтобы охватить максимальное количество народа. Народ благодарно загудел. Началось составление списков, выяснение возможностей и подготовка к поездке.
И вот наступила суббота.

Суббота

Машина была готова, возбужденные счастливцы толпились около места сбора. Командир полка, весьма умиротворенный, вышел из своего домика и пошел к машине. И тут его взгляд уперся в того самого оператора, которого он недавно наказал. Оператор стоял на перекрестке тропинок и о чем-то сосредоточенно размышлял. Командир, внезапно даже для самого себя, вдруг решил проявить чуткость:
– Ну, о чем грустишь? Обиделся, наверное, за наказание? Не надо обижаться, провинился – получи. И в поездку, наверное, не взяли? Это поправимо! Я лично беру тебя с собой, иди, возьми вещи и в машину. Оператор – тоже человек!

Ошарашенный такой командирской чуткостью, оператор молчал… Ну не говорить же командиру, что размышлял он о том, как эффективнее использовать две бутылки «Плиски», не привлекая внимания старших товарищей. Поэтому оператор доложил весьма кратко:
– Товарищ полковник! Спасибо за заботу, но у меня нет обиды на справедливое наказание. И в Малки я даже не пытался поехать, думал поработать над собой, ну, в плане самосовершенствования. Считаю, что пока не достоин я таких развлечений, пусть едут лучшие.
– Дело твое. Может, ты и прав…

Машина с отдыхающими поехала в Малки, а оператор нашел своего правака и приступил к приведению в порядок нервов, расстроенных внезапным проявлением чуткости командиром полка. Заодно поинтересовался мнением более опытного товарища:
– Слушай, Серега! Вот командир полка проявил ко мне чуткость и заботу… Это как понимать? Может, служба попрет?
Серега знал командира полка на год больше, чем оператор. Выпив налитую «Плиску», он подумал и ответил:
– Губы не раскатывай! Это вообще плохо, что он тебя запомнил. Наш командир горяч, но отходчив, но все-таки лучше ему в память не попадать. Сам подумай, где ты и где полковник? И вообще, эти командиры, они такие – всю ночь водку жрут, а по утрам их на чуткость тянет…
Высказав свое мнение, Серега начал плавно заваливаться на кровать и заваливался до тех пор, пока не принял полностью горизонтальное положение. Устроившись поудобнее, закрывая глаза, Серега закончил свою мысль:
– Ты бы поостерегся…

Зря он это сказал. Вот чего не было у оператора, так это инстинкта военного самосохранения. Ну не боялся он начальства, таким уж вырос, и вместо того, чтобы обойти начальство, всегда пер на рожон. Вот и сейчас, услышав последние слова Сереги, опер сказал сам себе: «Ой, да чего его бояться, небось, не съест», – и задумался о дальнейшем плане выходного дня. Думал он недолго.
А что тут думать, если самые достойные уже должны подъезжать к Малкам?

Малки

Вот там самое место оператору, которого командир полка лично пригласил. Вот и созрел план – надо ехать в Малки! Ну, если есть план, значит – его надо выполнять. Порывшись в сумке, найдя плавки (каждый летчик, собирающийся на Камчатку, берет с собой плавки) и засунув их в специальный карман для пистолета, опер пошел на большую дорогу, то есть на трассу.

Эта трасса соединяла Питер и поселок Октябрьский, что на западе Камчатки, была стратегической для Камчатки, и машины по ней ездили довольно часто. Главное, определить правильное направление движения. Достав из кармана компас, который имеется у каждого летчика и штурмана как аварийное снаряжение, опер правильно определил, куда ему надо ехать, и встал на нужную обочину. Увидев приближающийся грузовик, опер не стал махать руками, как это сделали бы гражданские лица, а просто вышел на центр дороги и мрачно уставился на шофера.

Шофер начал притормаживать, и тогда опер жестом показал ему место остановки. После остановки грузовика опер так же молча открыл дверку, сел в машину и подал команду:
– Вперед!

Шофер, немного ошалевший от вида этого сурового морского летчика, нажал на газ, машина поехала, и тут он решил уточнить обстановку:
– Командир! Куда едем?
– В Малки!
– Мне немного не туда, я сверну, не доезжая…
– Родина в опасности!
– Понял, в Малки.
– Если что, разбудишь, всю ночь не спал.
– А что случилось?
– Придет время – всем доведут.

Озадачив шофера, опер закрыл глаза и погрузился в сладкую дрему, представляя, как он сейчас ляжет в горячую воду и будет рассматривать почти обнаженные женские тела, которых он не видел вот уже три недели.

Проснулся он от того, что шофер бережно потряс его за плечо.
– Командир, посмотри…
– Сколько осталось ехать?
– Километров пять, да открой глаза, это же ваши, наверное.

Опер нехотя открыл глаза и посмотрел на дорогу. То, что он увидел, мгновенно привело его в хорошее настроение. А увидел он военную машину с разинутым капотом, военного водителя, недоуменно рассматривающего внутренности автомобиля, и колонну летчиков под предводительством командира полка, бредущую по направлению к Малкам. Тут шофер проявил инициативу:
– Может, тормознем, машину посмотрю, помогу военному?
– Не тормози, у нас другое задание.
– А эти как?
– Да как? Пешком пусть идут, если ума не хватило проверить машину перед выездом. Ничего, пункт сбора – Малки, для них пять километров – легкая прогулка, сам посмотри, какие хари отожрали.

Быстро пролетели пять километров, и машина остановилась у входа на горячие источники. Опер похвалил шофера:
– Молодец, быстро доехали. Разрешаю действовать по личному плану.
– Да вы не сомневайтесь, мы, если что, завсегда…
– Родина вас не забудет!

Попрощавшись с шофером, опер огляделся. Ну, в принципе, он и не ожидал увидеть здесь сочинскую Ривьеру, поэтому и не расстроился, обнаружив примитивные купальни, раздевалку и самое главное – ларек. Купив бутылку «Плиски», переодевшись, опер нашел место погорячее, погрузился в это место по грудь, отхлебнул немного из бутылки и начал разглядывать окружающих его людей. Да, вокруг были люди, не военные, а обычные люди, а некоторые из них были женщинами и радовали глаза опера своей открытостью и даже полуголостью.

И поднялось настроение у опера до невиданных высот, и не только настроение поднялось, но и то, что должно подниматься у молодого офицера при виде полуголых женщин. Еще немного отхлебнув из бутылки, опер прикрыл глаза и размечтался…
В суровую действительность его вернул до боли знакомый голос командира полка, причем этот голос звучал очень громко:
– Кто? Почему? Как он тут оказался? Кто разрешил? Мы там машину толкаем, пешком идем, а он тут разлагается!!!

Открыв глаза, опер увидел толпу своих командиров и начальников, с изможденным видом стоявших у края купальни, и командира полка, который тыкал в него пальцем и что-то продолжал кричать, задыхаясь от негодования. Подождав, пока иссяк запал у командира полка, машинально отхлебнув из бутылки, чем вызвал у командира нервный тик, опер вступил в разговор:
– Меня на машине привезли, тут отзывчивые люди, каждый готов помочь морскому летчику. А чего вы кричите, товарищ полковник? Вы же сами меня пригласили на горячие источники, вот я и приехал.
– Вот и надо было ехать со всеми, когда я, командир полка, тебя приглашал! А не самому в одиночку по всей Камчатке шарахаться!

Из-за спины командира вылез замполит эскадрильи и тут же наябедничал:
– Так он еще и пьет, товарищ командир, ничего святого…
– А в чем дело? В полку объявлен выходной день, имею право и выпить – чай не срочная служба.

Командир полка покраснел, скрипнул зубами, открыл рот пошире и заорал:
– За самовольное покидание гарнизона – пять суток ареста! Комэска! Под личный контроль! Не выпускать его из виду, а то он и в Питер может уехать, у него же выходной день. Обратно едет с нами, когда машину починят.
– Есть пять суток ареста! Товарищ полковник! Разрешите убыть в гарнизон самостоятельно, может, вашу машину не скоро починят, а чего мне тут торчать, настроение уже не то…
– Комэска! Он ничего не понял! Никуда его не отпускать! Едет с нами, под твоим контролем! Уберите его с моих глаз долой…

Военную машину починили, и опер убыл в гарнизон вместе со всеми. Командир полка отменил встречу с женщинами-рыбачками, возможно побоялся, что потом не соберет личный состав. В принципе, ничего страшного не случилось, план был выполнен – горячие источники, женщины, правда, только вприглядку, но какой-то осадочек в душе оператора остался.

Подходил к концу срок, отмеренный командованием авиации ТОФ нашему полку для освоения нового аэродрома. Освоение показало, что аэродром не пригоден для постоянной эксплуатации, построен на болоте, «подушка» под полосой мала, и плиты «плавают», после массовых посадок самолетов плиты приподнимаются, образуя неприемлемые стыки. Но как запасной или оперативный аэродром он может использоваться, так что огромные деньжищи не все были выкинуты на ветер.

Картошка

Народ устал. Все хорошо в меру, уже ни красная рыба, ни «Плиска» души не грели, народ все больше валялся по камерам, тупо разглядывая потолок или сетку койки второго яруса. Замполиты усилили тотальный контроль за личным составом, как бы чего не вышло…

Замполит шел по бараку, чутко прислушиваясь к разговорам, доносящимся из-за каждой двери. Ничего особенного он услышать не мог, народу было лень даже разговаривать. Но вот чуткий нос замполита, давно привыкший к постоянному запаху разлагающихся рыбьих внутренностей, уловил какой-то свежий, давно забытый аромат. Замполит пошел на запах и остановился у двери камеры, где гнездились прапорщики эскадрильи.

Немного постояв у двери, принюхавшись и ничего не поняв, замполит резко распахнул дверь и увидел накрытый стол и прапорщиков, что-то живо поедающих. По комнате расплывался давно забытый аромат отварной молодой картошки. Сглотнув набежавшую слюну, замполит приступил к расследованию:
– Что это такое?
– А что? Скромный ужин – молодая картошка, зелень, рыбка, икорка, хлебушек.
– Вот я и спрашиваю – что это?
– Это – молодая картошка.
– Откуда?! Нам в столовой дают только какую-то консервированную гадость для подводников, откуда у вас молодая картошка?
– Да с поля, откуда еще?
– С какого, блин, поля? Где тут, на Камчатке, вы нашли картофельное поле?
– Да есть здесь поле, есть, сами случайно нашли вчера. На той стороне полосы, где никто не ходит, огромное поле картошки. Мы тут поинтересовались, оказалось, здесь какой-то их камчатский колхоз картошку вырастил, нормально удалась, мелковата, правда, зато много. Да вы присаживайтесь к столу, покушайте картохи, отвыкли, небось. У нас и к картохе кое-что есть.

Замполита не пришлось долго уговаривать, отодвинув прапорщиков, он присел к столу, поел картошки, икорки, запил «кое-чем» и сыто откинулся от стола. В голову пришла мысль, которую он тут же начал формулировать вслух:
– Поле, говорите… Мелковата, но много… Это хорошо.
– Ну да, жалко только к концу срока обнаружили, да она только вызрела.
– Ну вот что ребята. Я не буду раздувать дело о воровстве народной картошки…
– Народная… Да мы – армия народа, значит – и наша!
– Не перебивай! Дело я раздувать не буду, а вы накопайте мешочек да принесите мне в комнату, домой отвезу, пусть жена знает, какой я добытчик.
– Да какой мешочек? Откуда у нас мешочек возьмется?
– Вот всему вас учить надо. Правильно говорят, замполит – отец родной. А где воинская смекалка? Посмотрите, сколько вокруг всяких ненужных матрацев валяется. Вот вы матрац распорите с одной стороны, ненужную начинку выкиньте, и получится прекрасный мешочек.
– Мешочек? Да его и не поднять будет, если картошкой набить.
– А не надо надрываться, вдвоем несите. Ну ладно, я пошел, а вы занимайтесь тут. Да, и не распространяйтесь про картошку, а то народ у нас ушлый…

Отлет

Пришел день перелета.
Все самолеты полка запустились и начали медленно выруливать по магистральной рулежке вслед за самолетом командира полка. Убедившись, что все готовы к взлету, командир полка начал выруливать на полосу.

Внезапно на рулежную дорожку, прямо перед самолетом командира, выскочил какой-то задрипанный «газон», оттуда выскочил лохматый мужик и начал что-то кричать, размахивать руками и даже показывать неприличные жесты. Командир доложил руководителю полетов:
– «Раскат», тут какой-то пьяный ездит по рулежке, рулить мешает, сейчас перед моим самолетом пляшет.
– 901-й, это не пьяный, это их председатель колхоза, сейчас местный командир приедет, Вам надо с ними пообщаться, а то – все пропало…
– Какого еще колхоза? Уберите посторонних с аэродрома, взлетать пора.
– 901-й! Вам очень надо с ними поговорить, повторяю – очень надо!

Разозленный командир полка вылез из всех ремней, которыми был привязан к парашюту и катапульте и, не снимая шлемофона, вышел из самолета. К нему тут же подскочил гражданский мужик и начал что-то орать, но из-за рева двигателей ничего не было слышно. Приехал командир авиационной комендатуры, все отошли от самолетов, и началось выяснение отношений:
– Ты что, мужик, совсем охренел, под самолет бросаешься?
– Да это вы все тут охренели, сволочи, целое поле экспериментальной картошки выкопали, гады!
– Какая картошка? Кто выкопал? Откуда?
– Да вон, за полосой, там у нас огромное поле картошки было, хорошо уродилась, еще вчера утром все было в порядке, сегодня приехал – нет картошки, ну совсем нет. А тут и вы улетаете, ясное дело, ваши орлы и выкопали, суки! Я в крайком доложу!
– Первый раз слышу о картошке. Постой здесь, подожди.

Командир отвел коменданта в сторону, и начал разбираться в обстановке:
– Рассказывай.

– Да так и было. Мы вам про картошку не говорили, она за полосой, её не видно. Колхоз долго учился картошку выращивать, в этом году все уродилось. Видимо, ваши орлы картошку нашли и выкопали перед перелетом.
– Ну точно, наши уроды… Что делать будем?
– Будем договариваться.

Позвали председателя и начали переговоры:
– А чего ты так за картошку переживаешь? Что там такого ценного? В прошлом году не уродилась, значит – и в этом же году может не уродиться?
– Могла и не уродиться, но ведь уродилась! Обидно!
– Что тебе надо вместо картошки?
– Вместо картошки? Ну, топливо, стройматериалы…
– Ты особо-то не мечтай, давай реально – керосин дадим, немного стройматериалов, ну и по мелочи, а ты списываешь картошку на неурожай. Договорились? Комендант, дай ему половину всего, чего попросит, запишешь на мой полк, и убери его с рулежки, нам уже давно пора взлетать.

Вот так и закончилось наше первое пребывание на аэродроме Ленино. Мы еще несколько раз там бывали, но рассказывать не буду – ничего нового не происходило.

(Художественная быль)

В кабинете командира полка внезапно собрали замов, комэсок, старшего штурмана. Там же находился случайно зашедший замполит полка. Все смотрели на командира вопросительно, только замполит вдохновенно ковырялся в носу. Командир начал совещание:
– Через две недели у нас по плану, как вы знаете, был Сахалин.
– А что, отменили? Вот народ обрадуется!
– Не обрадуется, все намного страшнее. Командировка по плану, только не Сахалин, а Камчатка.
– Обрадуется народ, ну точно обрадуется, это же не в глуши жить, а в Елизово, в городе, рядом Питер…
– Прекратите меня перебивать! Я же сказал – все намного страшнее!
– Товарищ командир! Да испугайте уж нас, а то говорите загадками…
– Пугаю. Камчатка, но не Елизово!
– Да там нет больше никаких аэродромов под наши самолеты.
– Я тоже так думал, но мы все ошибаемся. Родина в большой тайне от всех построила в центре Камчатки новый аэродром, и нам выпала честь его принять, облетать и обустроить. Короче, через неделю на Камчатку вылетает передовая команда и группа руководства полетами, после того как они все осмотрят, вылетает полк. Вопросы?
– Так где этот аэродром находится?
– Пока точных сведений нет. Инструкцию по производству полетов писали камчадалы, сейчас её утверждают. Как только утвердят, нам все доведут, но говорят, место глухое… Штурманам все изучить, всем довести, изобразить сдачу зачетов.
– Ну вот, не было печали…
– Да, чуть не забыл, этот аэродром называется Ленино.
– Да нам без разницы, как он называется, хоть Гадюкино.
Тут замполит, мирно изучавший содержимое своих ноздрей, вскинулся, как ужаленный, и спросил:
– Кому это тут без разницы?
Удивленный таким порывом командир хмуро посмотрел на замполита, и спросил:
– А что ты тут делаешь? Ну что там у тебя?

Замполит встал, застегнул и одернул тужурку, налил в стакан воды из графина, отхлебнул, зычно откашлялся и начал свою речь:
– Я не позволю так относиться к самому святому, что у нас есть. В то время, когда весь советский народ, не жалея своих сил, строит нам новые аэродромы, чтобы мы могли еще лучше бить врага, некоторые позволяют себе глумиться…
– Замполит, давай короче, изложи самую суть.
– Да как вы можете… У меня нет слов… Аэродром назван святым именем, именем ЛЕНИНА, а вам без разницы! Не забывайтесь, вы не только командиры, но и коммунисты! И ваша первейшая задача состоит в том, чтобы наше пребывание на этом аэродроме, на аэродроме имени нашего великого вождя, не омрачилось выходками ваших подчиненных, да и вашими тоже. Спрос будет повышенным, а контроль – постоянным. Я кончил.

Командир полка завершил совещание:
– Ну и слава Богу, то есть КПСС! Идите, обрадуйте своих подчиненных.

Когда народ разобрался, куда их посылают, где находится этот аэродром, то почему-то не обрадовался. В глуши, на болоте, вдали от населенных пунктов. Была рядом деревенька, но так, одно название. До ближайшего поселка – 60 километров. Загрустил народ…

А как не грустить? Мало того, что на болоте, так и водки взять негде, не говоря уже о пиве. Как жить?
Опытный командир отряда Семен посоветовал побольше водки брать с собой, с материка, мол, пока определимся на месте с этим делом, надо же как-то выживать в этом враждебном мире.
Через пару недель созрел полковой перелет. Передовая команда доложила, что бытовые условия отвратительные, зато погода устойчивая, вот уже неделю идет дождик. Заместитель командира полка из группы руководства полетами доложил, что все радиотехнические средства на месте, но работают из рук вон плохо. Командир полка принял решение лететь.
А как не принять такое решение, если командующий приказал лететь?

Наступил день перелета. Мрачные летчики нехотя рассаживались по самолетам, предварительно распихав по рабочим местам свои сумки. Полк запустился, начали выруливать. Один самолет запускаться не захотел. Ну, не совсем не захотел, один движок запустили, а вот второй – не идет.

– 901-й! У 543-го правый не запустился.
– Совсем?
– Совсем-совсем…
– «Пробирка» 901-му.
– На связи «Пробирка».
– 543-му чинить самолет день и ночь, завтра в 10:00 пойдет одиночно.
– Вас понял, 901-й!

Командир отряда Семен, чей самолет не запустился, проинструктировал экипаж:
– Много не жрать! Завтра в 8:00 на КДП. А сейчас все по домам – провести внезапную проверку состояния жен.

Молодой, но опытный штурман-оператор не был женат, но прекрасно знал, что и кого он будет проверять. Внезапно выдавшийся выходной день, да и ночь, были использованы на полную катушку, поэтому на следующий день оператор выглядел только немного живым. Впрочем, и остальные члены экипажа не бездарно провели выходной день, что было по ним очень заметно. Получив предполетные указания, экипаж пополз на самолет.
Запустились, вырулили и взлетели нормально, набрали высоту, взяли курс в сторону Камчатки и полетели в тоскливой тишине – сил болтать не было, да и не поощрялась пустая болтовня, магнитофон, он все пишет, гад.

Маршрут перелета

Но тут все пошло не так. Штурман ошибся с курсом, и самолет потихонечку уклонялся от маршрута. Штурман-оператор после пролета Сахалина выключил радиолокационную станцию, впереди было Охотское море, что зря молотить, согрелся в своей персональной кабине да и задремал, изможденный внезапным выходным днем. Когда штурман понял, что что-то идет не так, он решил включить радиолокационную станцию, посмотреть на Курильские острова, уточнить место самолета и дал команду оператору:
– Включи станцию, покажи Курилы.
А в ответ – тишина… После нескольких попыток дозваться оператора, командир все понял и начал резко раскачивать самолет в надежде разбудить оператора. Но молодой организм хрен разбудишь. А самолет летит со скоростью 15 километров в минуту и уклоняется от маршрута все больше. Короче, в зону видимости наземных радиолокационных станций вошли с приличным уклонением от маршрута. Их поправили, подсказали правильный курс на аэродром. Тут и оператор проснулся, свою станцию включил, но было уже поздно. На земле их встречало все начальство – комэска, старший штурман, командир полка. Мгновенный разбор, да никто и не запирался, и командир полка довел свое решение:
– Оператору – трое суток ареста за сон на посту, штурмана накажем позже, посмотрим, куда и как он летел, командиру – выговор.

Семен был вековым командиром отряда, превосходно летал, но попивал всегда, когда не летал, свой выговор принял спокойно, мол, не первый и не последний, что такое выговор? Ну, поставьте его в угол, этот выговор, там их много. Штурман разволновался, он был парторгом, ему грозило и партийное взыскание. А оператор вообще не обратил внимания на свое взыскание, ведь гауптвахты на новом аэродроме не было, а до прилета домой еще много воды утечет.

Потянулись серые будни в дождливой, антисанитарной обстановке. Кое-как построенные бараки, вечно сырая одежда и постоянное наведение порядка на территории городка – то, что называется обустройством. Взятая из дома водка давно закончилась, коллективный гонец ежедневно ездил на военной машине в поселок за спиртным, но поселок далеко, 60 км, да и водки там не было, приходилось пить болгарский бренди «Плиска», который по чьей-то прихоти завезли в рыболовецкий поселок в неограниченном количестве.

Пробовали закупать «Плиску» в промышленных масштабах, чтобы не зависеть от гонца на машине, но исследовательские проверки показали, что сколько ни покупай этой «Плиски», а к утру она заканчивается, и опять надо ждать гонца. В общем, приуныл народ…

Всем все надоело.

Надоели сырость и скудный паек в столовой, надоели все настольные игры, да и лица сокамерников тоже надоели. Дошло до того, что некоторым надоела и «Плиска», но таких было мало. Стали возникать конфликты, а дальше уже ехать некуда. Командир полка сгоряча решил навести порядок старым испытанным способом – путем закручивания гаек.
– Вы это бросьте! Куда вы катитесь? Вам Родина доверила, а вы… Предупреждаю – от таких мы будем избавляться, мы будем ссылать их вплоть до…

Тут командир полка, находившийся в такой же тоске, как и те, кого он пытался напугать, вдруг задумался – а куда можно сослать тех, кто и так служит в самой большой заднице авиации ТОФ? Не придумав ничего путного, он перешел на язык жестов и показал рукой, куда «таких» будут ссылать. Из строя попытались уточнить место ссылки:
– Неужели вплоть до южного берега Крыма?
Командир обреченно махнул рукой, распуская народ по камерам.

В общем, сложилась ситуация, характеризуемая известным выражением – «надо что-то делать». Никакого замполита, которому можно было бы поручить это задание, не было. Замполит полка, произнеся несколько лозунгов, проводил полк в командировку и остался на базовом аэродроме, видимо, делить дефицит или квартиры. Замполит эскадрильи, которому досталось временное исполнение должности, затерялся в своей эскадрилье и на поверхности появлялся редко. Пришлось опираться на местные кадры.

Командир полка вызвал главного аборигена, командира авиационной комендатуры, и начал допрос:
– Слушай, майор, а где тут можно встряхнуться, ну так – от души?
– Да мы вам и здесь все можем устроить. Не материк, конечно, но и у нас есть проверенные кадры, всякое умеют…
– Да не мне, а народу. А то народ заскучал, значит – жди беды.
– Это сложнее… Хотя есть у нас горячие природные источники в Малках, это около 60 километров на восток, но дорога хорошая. Машину я выделю, человек 40 можете свозить, если плотно утрамбовать.
– Ну, если ничего больше нет, то и это сойдет. Как там с «Плиской»? С собой брать или...
– Там все есть, туда даже из Питера приезжают отдыхать.
– Ну, поваляемся мы в источниках, а дальше что делать? Есть там какой-нибудь очаг культуры?
– Не то чтобы сильно культурный, но очаг там есть, я бы даже сказал – рассадник.
– Да говори прямо, не томи.
– Ну, там профилакторий от рыбзавода, а на рыбзаводе работают только тетки. А все мужики в море. В общем, все останутся довольны.
– Ага, понял тебя. Готовь на субботу машину – поедем, встряхнемся.

Продолжение следует...

Это названия авиационных полков нашего гарнизона. Не, названия были другими, и даже секретными, но в обиходе мы использовали именно такие обозначения. Почему такие названия? Сейчас расскажу о том, что сам узнал от старших товарищей в процессе службы.

Те, кто служили в 570-м морском ракетоносном авиационном полку (мрап) на Ту-16, Ту-22м2, назывались «зябрами». Я начинал службу именно в этом полку, и тоже был «зяброй». Тут все просто – при образовании полка, основная эскадрилья, которая стала костяком нового полка, прибыла из гарнизона Зябровка (Белоруссия).
Основными отличительными чертами «зябров» были обстоятельность, хозяйственность, и некая независимость, если можно так выразиться про военную службу в составе ракетоносной дивизии. Если жители гарнизона видели офицера с рюкзаком на спине, и сумками в руках, то уверенно делали вывод: «Вот идет настоящий «зябра». Лично я хозяйственностью и до сих пор не отличаюсь, но звание «зябра» носил вместе со всеми.

Тех, кто служил в 568-м морском ракетоносном авиационном полку (мрап) на Ту-16, Ту-22м2,3, называли «румынами» или «дохлыми румынами». Версий о происхождении столь странного названия существует множество, расскажу наиболее, на мой взгляд, достоверную.
Как-то раз, противным промозглым зимним утром, 568-й мрап полным составом, в пешем строю, следовал от своего штаба к гарнизонному Дому офицеров, на какое-то мероприятие. Следовал – это я сильно сказал, на самом деле полк шел ссутулившись, засунув руки в карманы шинелей, да и не столько шел, сколько брел.
В тот момент, когда полк проходил мимо штаба дивизии, из штаба вышел командир дивизии, который остановил это воинское формирование, и выразил свое негодование следующими словами: «Приведите себя в порядок! Что вы плететесь, как дохлые румыны?». Генерал имел в виду пленных румын из художественного фильма, который показывали вечером в телевизоре, но сгоряча перепутал. А ведь из песни слов не выкинешь, так и остались наши соседи «дохлыми румынами».
«Румыны» отличались некоторым подобострастием, любили быть поближе к начальству, в общем, я их не очень уважал, и это даже несмотря на то, что мой брат служил у них, некоторое время, начальником штаба полка. Я ему так и говорил: «А ты – дохлый «румын», и нечего мне, настоящему «зябре», указывать!».

«Хунхузы»… Это 310-й отдельный противолодочный авиационный полк дальнего действия (оплап дд) на Ту-142. 310-й оплап дд посадили к нам в гарнизон последним, поэтому им досталось все то, что не смогли "освоить" два ракетоносных полка и управление дивизии. Для штаба полка им выделили деревянный барак, жилья для личного состава практически не выделяли, поэтому полк выживал, как мог. Мы, ракетоносцы, очень удивлялись, как, в таких условиях, этот полк мог успешно решать важнейшие задачи. Тем более, что и ракетоносная дивизия "помогла" укомплектованию этого полка, то есть передала им всех тех, с кем не смогли справиться воспитательные органы ракетоносных полков. Формировался полк в Хороле, около китайской границы, народа в полку было очень много, квартир в гарнизоне не хватало, и они жили практически в каждой собачьей будке. В общем, куда не глянь, изо всех щелей лезут эти «хунхузы», наглые и независимые. Балбесы, оторвы, хулиганы, с честью выполнявшие сложнейшие задачи в Тихом океане, и в других разных местах. Я даже слегка горжусь тем, что мне удалось послужить в этом полку начальником штаба полка.

Мнение офицеров штаба ВВС ТОФ об этом полку мы узнали очень быстро. На третий день после прибытия в гарнизон, в 570-й полк, мы с братом получали на складах общевойсковое имущество, в частности, зимнее белье цвета синего неба. Получив стопки белья, мы понесли его в общежитие, несли в тюках, обеими руками.
Какой-то подполковник нас остановил с дурацким вопросом:
- Товарищи лейтенанты! Вы почему мне честь не отдаете?
Мы настолько опешили, что просто стояли молча, и ждали, когда он обратит внимание на тюки белья, которыми были заняты наши руки. А этот подполковник «развивал успех»:
- Я – подполковник П., начальник отдела… Авиации ТОФ, а вы мне честь не отдаете!
Мы с братом молчали из последних сил…
Подполковник продолжает:
- Вы из какого полка? Можете не отвечать, я и так знаю, где служат такие разгильдяи! Доложите своему командиру полка, подполковнику Осипову, что я сделал вам замечание! Идите!
Подполковник пошел по своим делам, а я с немым вопросом посмотрел на брата. Брат отреагировал:

- Ну да, вот сейчас бросим это море кальсон, и помчимся к чужому командиру полка выпрашивать наказание!
- Ладно, пошли дальше, уже руки затекли. Странные у них тут подполковники бродят...