Wobis

- «Куда ты их положил?» - сразу с порога начал Дмитрий.
Я подошел к полке на которой совершенно точно должны быть лекарства, но их там не было. Я, недоуменно посмотрев на Дмитрия сказал – «Их тут нет».
- «А где они?» - продолжал наседать консультант.
Я собрался с силами и выпалил – «Я не несу ответственность за лекарства в консультантской»
- «Давай тогда вспоминай, как ты в последний раз с ними взаимодействовал» - Дмитрий немного успокоился.
Я рассказал, все как было. Дело в том, что одни таблетки были настолько мощные, что их нужно было делать на части. Для этих целей я спрашивал у консультантов разрешение использовать нож и доставал его из ящика.
Дмитрий, сразу же нашел зацепку – «в этом ящике и ищи».
Таблетки действительно оказались там. Я выслушал лекцию об опасности этих таблеток и об ответственном отношении к подобного рода препаратом. Я согласился с тем, что вероятнее всего на автомате их туда засунул вместе с ножом.
Разумеется, это было совсем не так. Я отлично помнил, что после того, как я поделил таблетки, на ноже осталась белая пыль. Эту пыль я стер другой рукой, пока шел до ящика. Я физически не смог бы стереть эту пыль, если бы у меня в одной руке был нож, в другой пачки таблеток. Я запомнил про эту белую пыль из-за того, что не знал можно ли мне в таком состоянии убирать нож или мне нужно его пойти помыть?
Почему-то сразу же у меня упало подозрение на Мишу. Миша не тот, что консультант, а резидент. У него это уже девятая реабилитация. Он вызвал у меня негативные чувства, как только я приехал. А позже укрепил их, вопросами об авторитетах моего города.
Леха, когда был фармацевтом рассказывал мне, о том, что этот Миша пьет мощные препараты. Поэтому он выглядит таким расслабленным, можно сказать даже вялым. На момент передачи функции эти лекарства у него закончились. Поэтому он их не получал. Я посмотрел в тетради название таблеток, что пил Миша раньше. Не сложно догадаться, что оно сошлось с теми, что пропали.
Но не это натолкнуло меня на такие подозрения. Сыграло еще два факта. Первый, в день, когда мне выдали эти таблетки – Миша упорно у меня выяснял какая там дозировка. И второй, когда я искал таблетки, Дмитрий сам сказал о том, что его раздражает, что Миша часто ошивается в консультантской.
Прямых доказательств у меня не было. Поэтому я просто сделал определенные выводы для себя.

На следующий день, я стоял в кухонном наряде. Наряд теперь давался мне совсем не просто. В связи с тем, что дома всеми кухонными делами заведовал я, каждое мое действие на кухне здесь, пробуждало воспоминания. Это вызывало ужасную тягу по дому. Иногда мне было настолько плохо, что я бросал то, чем занимаюсь и садился. Мне не хватало воздуха. Грудь сдавливало, а в горле застревал ком. Я смотрел в одну точку и боролся. Боролся с мыслями, боролся с тоской и грустью. Я гнал воспоминания из головы. Но иногда это был неуправляемый процесс. Я начинал ненавидеть кухонные наряды всей душой. А казалось бы, что именно на кухне в центре, я обрету покой.
Приехали ребята. Привезли арбузы. Нескольких доверенных резидентов, консультанты взяли с собой в город. Как потом оказалось, они повезли Костю, нового НСО в больницу. Он наконец то дождался, что его печенью займутся.
Только он не вернулся.
Я видел, как исправляют число резидентов на доске – на одного меньше. Но никто никаких объяснений по этому поводу не давал.
Я случайно стал свидетелем диалога:
- «Вот уж от него не ожидала…» - «мы тоже офигели…» и так далее.
Из этого можно было сделать вывод, что Костя сбежал из больницы, но никто эту версию официально не подтверждал. Как будто все идет как надо.
Витю обратно сделали НСО.

Каждое воскресенье, разыгрывался кубок.
На стене висел большой лист бумаги. К нему были прикреплены кармашки из бумаги. На каждом было выведено имя и отчество резидента. В течении недели, мы должны были писать друг другу так называемые «смски». Клочки бумаги с указание имени отправителя и неким сообщением. Резидент набравший больше всего таких смсок выигрывал кубок. Он мог пожелать либо себе, либо семье некоторые поблажки или бонусы. Например, можно было на себя взять неделю без последствий, это значило, что за информацию о негативном поведении не следовало никакого наказания. Можно было взять себе бонусные перекуры или даже выбить отмену семейных последствий, если их оказывалось слишком много. Я толком не видел, чтобы этот кубок работал. Все это было только на словах. Но объяснялось это тем, что человек ответственный за кубок плохо работал. Смски друг другу писали мало. Поэтому, персонал был недоволен его работой. Все изменилось, когда на кубок назначили Эдика. Он постоянно ходил и раздавал эти клочки бумаги, прося написать смс в кубок. В день так каждый получал порядка десяти таких клочков. Не написать хотя бы одну – две смски было сложно. Поэтому кубок заработал. А консультанты вроде как начали исполнять желания победителя. И как бы кто не относился к этому кубку, он действительно иногда нас выручал.
В это воскресенье кубок взяла Оксана. Она хотела выбить для семьи отмену последствий в понедельник. Понедельник в центре был тяжелый день. Информация подавалась за два дня и многие буквально головы от тетради не отрывали весь день. Столько много последствий нужно было сделать. Позже Оксана передумала и оставила кубок для себя на потом. Мне было на это плевать, потому что на меня уже привычно не прозвучало ни одной информации.

На эту смену опять заступил Антон. Тут он уже не стал тратить время на позитивное начало недели с похода на озеро, и неделя началась как обычно. Это меня немного успокаивало, хотя я по-прежнему смотрел на него волком.
В понедельник на «итогах», я высказал недоумение по поводу программы. То, что накопилось на душе и в голове. Я рассказал, о том, что все происходящее никак не поможет мне преодолеть тягу в социуме. Я пил не из-за чувств. Я пил, потому что, совпадали обстоятельства.
В конце, я выразил свою позицию, что я пытаюсь взять максимум.
Антон сразу же обвинил меня в ношении «маски». «Как?» - спрашивает – «Не жмет?».
Я был в недоумении, поэтому ничего на это отвечать не стал. Под «маской» у нас подразумевалось то, что человек говорит одно, а думает о другом. Он как бы носит маску. Например, я могу думать о том, что хочу сбежать из центра, а на итогах – улыбаться и говорить, как мне все нравится. Я не чувствовал своей маски. Мне казалось, что я говорю то, что думаю.
Поэтому моя злость на Антона только усиливалась. Он занимался только тем, что нас пугал. От него невозможно было услышать никакого наставления или совета. Все всегда начиналось одинаково «вот в мое выздоровление…».

И чем больше он говорил, тем больше копилось ненависти к нам в нем самом. Он мог начать совершено спокойно, а конце накопив достаточно злости отправить нас вниз, в спортзал на КМБ. Или того хуже, резко отправить нас на отбой без перекура. Это здорово действовало на нервы. По его начальному настроению невозможно было понять, что с нами будет.

На следующий день у Тани был день рождения. В дни рождения в центре объявлялся выходной. А я опять стоял на кухне. Оказалось, что не так много резидентов имеют к ней доступ. Даже спустя месяц в центре, немногие имеют доверие у персонала. Поэтому из двадцати человек, в наряд можно было только шестерым. Мой наряд выпадал два или три раза в неделю. Проводить выходной на кухне было легче, чем обычный день. Не нужно было готовить ужин. Он готовился на улице в казане. Но и сидеть там, пока ребята смотрят фильм и просто болтают в групповой было немного досадно. Я уже не говорю о моих тягах по дому.

День проходил достаточно легко и непринуждённо. В доме царила спокойная атмосфера. Таня по своей природе была прохвосткой. Это такая порода людей, которые пролезут везде и подмажутся к любому человеку, если на то будет необходимость. Консультанты к ней относились очень хорошо. И хоть она в центре была меньше моего, ей уже можно было гораздо больше, чем можно было мне. Например, она быстрее меня сдала второе задание, несмотря на отсутствие малой группы. Это хоть и немного раздражало, но в целом было терпимо.
День начал портить Антон. Ему похоже было наплевать на день рождения. На итогах, он начал опять плеваться в наш адрес и нагнетать атмосферу. Потом несколько раз сказал – «если бы не Танюхино день рождение, вы бы сегодня у меня из зала не вылазили». Короче этого человека сложно было остановить. Но вечером он все же вывел нас на перекур. И сделал объявление.
- «Давайте поздравим Татьяну, она становится впередиидущей»
Мы похлопали, а мне стало немного обидно. Обидно, за то, что человек находится в центре меньше месяца, а уже становиться впередиидущим. Что умение подмазываться к людям ставят выше, чем реальные достижения.
Но меня быстро отпустило. Я же прекрасно для себя понимал, что мне этого не нужно. И хотя в глубине души, я хочу стать впередиидущим, разумом я понимаю, что обойдусь и без этого.

-«Завтра я вам устрою» - перед отбоем сказал Антон. Меня это не сильно напугало, так как пустых запугиваний от Антона было больше, чем реальных действий. Он просто вкинул напряжение перед сном. Не смог он, не напакостить в конце.

Каждое утро в центре, для меня начиналось одинаково. С полного отрицания. Я не хотел вставать, я не хотел никуда идти, я не хотел ничего делать. И если по выходным, возможный утренний перекур сглаживал эти неприятные чувства, то по будням – нет.
У нас произошло важное назначение. Костю, тот парень, который спал надо мной и валялся на больничном две недели, назначили новым помощником НСО. И я узнал, что Витя тоже был не НСО, а его помощником. А сам НСО это Серега, тот который игроман. Поэтому его так редко можно было увидеть. Он существовал в доме на зеленом свете. Зеленый свет, это когда ты можешь спокойно перемещаться по дому и выходить на улицу в то время, пока там стоят консультанты. А они стояли там очень часто. Ты можешь отсутствовать на мероприятиях, и спать в любое время. Короче, зеленый свет — это то, что я представлял себе о центре.
Костя очень обрадовался новому назначению. Это вообще означало, что он на полном доверии у персонала. И если помощнику НСО и не дают зеленый свет, то на улицу он все равно выходить может. А значит и курить. Но Костя бросил курить.
В это время я задумался о том, что впередиидущие курят в любом случае чаще. И есть два пути, подрезать где-нибудь зажигалку и курить глубокой ночью в туалете. Либо же стать впередиидущим.
Я спрашивал у Вити, кто такие впередиидущие, он не дал мне внятного ответа. Вроде как это те, кто продвинулся дальше по программе. Но в тоже время, я видел резидентов, которые делали уже седьмое – восьмое задание, а впередиидущий, например новоиспеченный Костя, был, как и я на втором задании. Логика подобных назначений мне была непонятно. Но ясно было одно, что у впередиидущего в разы больше прав, чем у простого резидента. Они могли беспрепятственно ходить по этажам. У них не было границ на золотых. Они вставали раньше, чтобы без очереди почистить зубы, и я думаю покурить до подъема. Оставались после объявления отбоя в групповой. Могли заходить на кухню, вне наряда. И самое главное, они могли делать замечания и руководить группой. Это был словно младший офицерский состав в армии или надзиратели в тюрьме.
Но стать впередиидущим было непросто. Все из-за непонятного алгоритма назначения. Витя мне сказал, что персонал наблюдает за каждым и выявляет по каким-то внутренним правилам новых впередиидущих.
Как человек всегда стремящийся к лидерству, я понимал, что назначение меня впередиидущим – вопрос времени. Но только нужно ли мне это? В центре я узнал, что мое стремление к взять контроль над любой ситуацией в свои руки это одна из причин моего употребления. И поэтому это можно было отнести к старой модели моего поведения. То, от чего вообще нужно отказаться. Подумал я так же и о том, что это обязательно новые обязанности и ответственность. Зачем мне это все нужно, когда можно провести время спокойно и не думая. Делая как говорят. Просто без лишних переживаний, выполнять свою функцию и обязанности по дню. Этого тут будет достаточно для меня. Так и так никогда не знаешь, какую «напряжуху» придумали для нас консультанты.

Размышляя над всем этим, я отметил про себя, что Эдик, тот замкнутый, худой наркоман – постепенно расправляет плечи. Он в отличии от меня, очень часто выступал на итогах, часто проявлял какие-либо инициативы, и вообще выглядел вполне жизнерадостным. И хотя его инициативы были немного непродуманные, но уверен, что это все от отсутствия опыта в подобных вещах. Эдику было двадцать три года, и после школы он нигде не учился и не работал. Разумеется, он мало чего знал о жизни и совсем не понимал как устроена взрослая жизнь. Но его успехи удивляли. Видно было, как он жаждал это узнать. Как он хочет на собственной шкуре испытать новые вещи для себя вещи. Миша сказал мне, что на первом звонке Эдик «заэйфорил». Это значило, что в центре ему ужасно нравилось и если и существует какой-либо критерий отбора на впередиидущего, то это определенно один из них. Я же даже помыслить не мог, о том, чтобы наслаждаться жизнь здесь. У меня не было даже намека на то, что нахождение в центре мне когда-нибудь будет по душе. А ведь это здорово бы упростило мою жизнь.
Я бы с удовольствием просыпался и без напряжения сидел на «честности», меня бы не тянуло с сумасшедшей силой домой, и наверное, я бы не так ненавидел свою несвободу. Это бы упростило жизнь, но этого никогда не будет. Я не смогу это принять.

Теперь, когда Леха уехал, я стал фармацевтом. У меня теперь было две функции – секретарь и фармацевт. Первая требовала от меня сущих формальностей, записывать проговоры резидентов на ГСП, придумывать вопросы, и раз в неделю в субботу писать динамику. Динамика писалась на каждого резидента и состояла из десяти вопросов. Как по мне, так ерунда полнейшая. Вопросы были вроде – чем выравниваешь свое эмоциональное состояние и какие у тебя достоинства, и недостатки?
Фармацевт же требовала более ответственного отношения. Таблетки Сергею пенсионеру, необходимо было давать в строго назначенное время, а получить их нужно было в консультантской, куда не всегда можно было попасть. Поэтому иногда у меня случались вылеты. У меня тупо не было с собой нужных таблеток. Но Сергей все понимал. Он с этим сталкивался и в период Алексея.
Персонал неоднократно намекал мне о том, что если я кому-то дам не те таблетки, то у меня будут совершенно серьезные последствия. Я это прекрасно понимал. И слава богу моих знаний хватало, на выдачу таблеток от боли в желудке или голове. Функция была непростой, но со своим плюсом. У меня не было ни на кого границ. В том числе на золотых. Я мог разговаривать с ними и за это на меня бы не повесили двадцать ВО. Списывание ВО вообще была для меня больная тема. Сложно было находить у кого их списать, в особенности, когда их выдали всем. Обязательно кто-то более опытный и расторопный сделает всю работу для списания.

В группу спустили нового Золотого. И ходили слухи, что это совершенно неадекватный человек. Сидящие с ним впередиидущие Слава и Игорь говорили, что с ним невозможно разговаривать, он смеется невпопад и танцует. Разум как у десятилетнего ребенка.
Это было видно. На мероприятии «прием в семью» он несколько раз откровенно заржал. И похоже вообще не понимал, что происходит.
Мне было совершенно очевидно, что его место не здесь, а в психбольнице. Он вообще отказался называть себя зависимым. Сказал, что про наркотики не слышал даже, а из алкоголя пил немного пива.
Персонал нам не дал никаких пояснений к этому кадру. Георгия назначили его наставником, но было понятно, что научить его даже такой элементарной вещи как дневник чувств будет невозможно.
Мне был непонятен один момент. Это употребление сожгло его мозг или же он с детства был такой? Потому что, зная политику центра, это вполне мог быть человек с психическими отклонениями, от которого просто решили отдохнуть.
Юра, а именно так его звали, чувствовал себя просто прекрасно. Разумом он находился явно не в центре, а где-то на Гавайях.
В консультантской мне выдали таблетки для Юры. Это были три сильнодействующих препарата. Чуть ли не наркотические. За ними мне поручили установить особый контроль. И Юра обязательно должен выпивать эти таблетки и расписываться за них в моей тетрадке.
Я со всей ответственностью отнесся к этим препаратам, убрал их в отдельное место в шкафу консультантской. Но это меня не спасло.
Вечером персонал меня вызвал на ковер. Таблетки пропали.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны)

Леху, как человека достаточно надежного, Витя очень часто оставлял за старшего в групповой. Вообще, конечно, он должен был оставлять вместо себя впередиидущего, но с ними была серьезная напряженка. В групповой они сидели редко. Как правило выполняли какие-то обязанности на улице, либо же отсыпались после ночного дежурства. Витя тоже не мог постоянно присутствовать в групповой. Его, как НСО, часто вызывали в консультантскую.
Как я уже говорил, в групповую вход и выход осуществлялся только с разрешения. Я не знаю, зачем было сделано такое правило, но его нарушение расценивалось как своеволие. А своеволие — это серьезно. В центре мы должны были полностью отказаться от своеволия. Потому как, в социуме именно наше своеволие приводило нас к употреблению. Задача старшего в групповой, как раз заключалась именно в таких разрешениях на вход и выход. По сути, еще нужно было следить за поведением резидентов. Но благодаря «честности» дичь никто не творил. И необходимости в тотальном контроле не было.
Было утро, мы с Лехой сидели и общались в групповой. Внезапно, Витя позвал - «Алексей». Леха, по привычке ответил – «Услышал» и продолжил диалог со мной, думая, что его вновь назначили старшим. Но Витя не унимался. После третьего раза, до Лехи дошло, что Витя его куда-то зовет. Леха, сказал мне «запомни мысль» и пошел на зов. В консультантскую. Я пока решил продолжить писать дневник. Через пять или десять минут, из-за угла, Витя вышел с Алексеем. Витя подошел к групповой и громко сказал – «Внимание семья, на Алексея границы» и они поднялись наверх.
«Леху забирают домой» - прошелся шепот по групповой. А мне внезапно стало ужасно грустно и тоскливо.
Границы на выписывающихся ставили не просто так, а в целях безопасности. Чтобы пока он собирается, ты не передал ему никакие номера, пароли и явки. Все были уверены, что родные и близкие не знают, какой беспредел творится в центре, и могли передать номер жены или матери чтобы бывший резидент центра на воле связался с ними и рассказал всю правду о центре.

Я сидел ошеломленный, Леху забирают домой. Вот он счастливый с вещами, спустился вниз. Сказал нам пару слов напутствия и ушел. Ушел через дверь – на свободу. Внезапно, я ощутил приступ подавленности и тоски. За мной приедут еще так нескоро, что как будто – никогда. Комок застрял в горле, а в груди вновь вспыхнула неприятная, ноющая боль. В этот момент, я четко осознавал, что сидеть в этом центре мне веки-вечные. Что консультанты там «налечат» мою жену, и они оставят меня тут на полгода, а то и год. Здесь слишком много резидентов, которые приезжали сюда в надежде провести тут месяц, а торчат уже девятый или десятый. Голос внутри меня кричал – «уходи от сюда, ищи способ и уходи. Ты не вынесешь этого. Это глупо терпеть». Я чувствовал себя обессиленным и беспомощным. И рядом не было никого, кто бы мне мог помочь. Я совершенно один, в компании незнакомых мне людей. Я в таком месте, в котором ни один здравомыслящий человек никогда бы не оказался. И сложно было представить более безнадежное положение. Это как на приеме у стоматолога, когда тебе выдирают коренной зуб. Тетка – хирург навалилась на тебя всем телом, а ты чувствуешь боль, но не можешь ни вздохнуть, ни дернутся. И ты не знаешь, сколько это еще будет продолжаться.
И чтобы, кто там не говорил про горячие сковородки и котлы в аду, лучше уж они, чем вот это. Это ад наяву. Я загнал себя в западню.
Я настолько абстрагировался от реальности, что не заметил даже как прошел день. Мое настроение слегка улучшилось только к вечеру. Очень хорошо, что день прошел спокойно. Мне кажется, что, если бы нам вновь завинтили гайки, я бы не выдержал. Я бы сорвался и наговорил глупостей консультантам. Я бы рвался на волю. Так, как будто кроме воли, у меня ничего не осталось в жизни. Как раненный зверь кидается на копья в отчаянии. Ему просто уже нечего терять. У него есть тот мизерный шанс, что это поможет и он спасется. Я такой же загнанный зверь, и у меня отобрали самое главное, мою свободу.
Но я должен быть сильным.
Я обязан с достоинством пройти этот кошмар. Это закалит мою волю. Это взрастит на месте разрушенного алкоголем моего внутреннего мира – новый мир. Я буду сильным, мне все будет по плечу.
Воодушевленный этими мыслями, я готов был вновь ринуться в бой. В бой за свою независимость от алкоголя.
На этой неделе консультанты практически не обращали на нас никакого внимания. Оксана на свой страх и риск принимала у нас дом. Персонал её не проверял. Уверенность в ней крепла каждый день. Поэтому можно сказать, что мы курили чаще обычного. Я прекрасно понимал, что после лекции, нам решили дать передышку. Мол не бывает, только черной полосы. Бывает еще и белая. Группа же это расценивала, как факт нашей «прямой езды». Но глупо было об этом говорить. Все вели себя просто отвратительно. «Честность» проходила с такими же ссорами и оправданиями. Только консультантов рядом не было, поэтому никто не делал «коррекции», все сходило нам с рук.
В субботу у меня будет первый звонок. Я испытывал двоякие чувства. С одной стороны, мне хотелось узнать, как дома дела, но с другой я боялся узнать что-то лишнее. Я боялся, что дома, что-то случилось или жена заговорит о разводе. Но от звонка я отказываться не стал. И вписал себя на листочек с самого утра.
В тот день я стоял на кухне. И после завтрака, когда я мыл посуду, ко мне подошел Эдик. С нас накануне наконец-то сняли границы. Он сказал, что меня ждет Миша на крыльце.
- «Можешь закурить» - сказал Миша – «правила знаешь?»
Я помотал головой.
- «Не манипулировать, не разговаривать о сроках, не говорить о деньгах. На разговор десять минут. Погнали» - Миша вручил мне телефон. На экране была моя фамилия.
В трубке раздался голос, который я не слышал больше месяца. В голове зашумело, а руки предательски затряслись. Голос тоже.
- «Привет, как дома дела?» - смог трясущемся голосом произнести я. Язык как будто перестал меня слушаться.
Я толком не слушал ответы, я находился в прострации. Мозг судорожно искал тревожные нотки в разговоре.
- «Вы скучаете по мне?» - спросил я.
Жена ответила – «ну, кошка по тебе скучает».
- «Я вернусь и у нас начнется новая жизнь» - сказал я, пытаясь хоть как-то прояснить свое будущее.
- «Ну это же у тебя проблемы. У меня их нет» - равнодушно ответила жена.
Она совершенно равнодушна. Это не моя жена, это робот. Звонок закончился и меня затрясло. Руки заходили ходуном. Я отдал телефон Михаилу. И меня затрясло совсем.
Можешь еще одну выкурить – сказал мне Миша, и я не стал отказываться.
Миша начал, что-то мне рассказывать про то, что первый звонок у всех так проходит. И что это нормально. Что моя жена просто обижена на меня. Во время его монолога, к крыльцу подошла женщина, это она приезжала тогда, когда мы приехали в центр. Вроде как это психолог. Но лично я видел её второй раз в жизни.
- «Первый звонок?» - спросила она у Михаила.
- «Ага» - ответил он.
- «Что жена то не плачет?» - обратилась теперь уже ко мне.
Я помотал головой. «Нет, не плачет». А голове вихрем проносилось – «все закончено, ей просто плевать на меня».
Докурив сигарету, я зашел в дом. Дрожь не унималась. На кухне я сел за консультантский стол и внезапно осознал, что я больше ничего не хочу делать. Я не хочу сегодня стоять на кухне, ни хочу мыть посуду, ни хочу готовить. И мне стало совершенно плевать на это все. У меня сегодня был первый звонок. Мне плохо. Мне можно ничего не делать.
Полностью проигнорировав своего напарника по кухне Георгия. Я подошел к Вите и сказал – «мне срочно нужен проговор с консультантами».
Витя вывел меня на улицу. Там стоял Сергей, тот который игроман и впередиидущий. Сергей подкурил мне сигарету и сказал – «тебе нельзя было так общаться с женой. Ты совершил ошибку. Нужно было разговаривать с ней как с другом. Тогда бы ты не так переживал сейчас. Просто твои ожидания не оправдались».
Я молча кивал, делал вид, что полностью с ним согласен. От сигарет мне становилось легче. И я искал повод, чтобы выкурить еще.
Пришел Миша, и повел меня по саду рядом с домой. Он рассказывал мне, что есть тысяча способов побороть тягу по дому. И если я научусь применять хоть один из этих способов, мне станет легче жить, и я смогу в социуме так же бороться с тягой к алкоголю. Я его не слушал. То, о чем он мне говорит, мне не поможет. А вот выкурить еще одну сигарету поможет. Под шумок, я попросил еще один раз покурить – Миша разрешил. Этого было мне достаточно. Меня начало отпускать.

Воскресенье, по сути, это единственный выходной в центре. Как правило последствий в этот день нет никаких. Есть пара мероприятий, но они совершенно не мешают спокойно провести время. Пересменки как таковой в этот раз не было. И я забеспокоился, что эта же смена останется на вторую неделю. Но нет, Антон уезжал, а вместо него приехал Миша. Смена поменялась не полностью, а только один человек. К Мише я относился достаточно хорошо. Он никогда не вел себя высокомерно и мог спонтанно повести семью на перекур. Он единственный из персонала, кто обращал хоть какое-то внимание на меня и мог дать кучу советов, как справиться с ситуацией. Поэтому я был рад этой рокировке. От смены с Антоном остался Дмитрий. Он тоже еще ни разу не вкидывал в группу напряжение. По-видимому, скомплектовалась спокойная смена.
С утра забрали Ильнура. Я сначала даже не понял, что происходит. Еще до подъема, Ильнур и Слава начали ходить по второму этажу и искать его вещи. Потом до меня дошло и стало невыносимо грустно и тоскливо. У него же все запущенней, он тут с «белочкой» прыгал. И его уже забирают. Сейчас он будет ехать домой и курить. Он будет на свободе.
С утра мне и так всегда было плохо, а тут стало совсем невыносимо. Завтра у меня будет месяц. Всего лишь месяц. Впереди еще как минимум два, а скорей всего три. Это совершенно нереальный срок. Если столько кошмара произошло за месяц, то сколько его произойдет за три? Неприятная ноющая боль сжала грудь. Самое обидное было то, что у меня совсем никакого выхода, кроме как терпеть и ждать. Хорошо, что время не останавливается. Но ждать бывает просто невыносимо. Я лежал и смотрел в потолок – «сколько можно то уже?». Я сам себя наказал и осознал это наказание. Мне можно уже домой.
И если бы не перекур после подъема, неизвестно сколько бы еще длилась эта апатия. Смотреть как забирают другого человека нестерпимо больно и грустно. Как ножом по душе. Острым таким, канцелярским.
Мысль о том, что завтра мой день «чистоты» немного меня бодрила. Завтра наконец-то должны снять границы. Эти границы мне надоели. С ними невозможно было спокойно жить. Обязательно, кто-то из пограничников сядет рядом, и нужно было срочно пересесть. Потому, что кто первый сел разбираться не будут. За границы наказывали обоих. Да и сидеть на камине уже порядком поднадоело, а камин чаще всего был единственным местом, не оккупированным новичками.
В связи с тем, что мой наставник уехал, мне дали нового. Им оказался Игорь, не тот, что физорг.
Это был человек – регулярный срывщик «честности». Он постоянно пытался, что-то сказать в ответ на информацию. И это всегда засчитывалось как оправдание, хотя не всегда им являлось. На него подавалось в день самое большое количество информации. И, разумеется, он вскипал, когда, по его мнению, информация была ложная. Благодаря ему, «честность» перезапускали бессчётное число раз. Он был достаточно замкнутым, и я нечасто видел, чтобы он смеялся или улыбался. Давая обратные связи на малой группе, я отметил, что он так же, как и я, использует сложные слова и выражения.
Мы сидели с ним на камине, и он мне рассказывал про суть в центре. Сказал, что вопреки всему – чем глупее человек, тем ему тут легче. Тем легче ему будет идти по программе и тем легче он будет воспринимать все происходящее вокруг. Он подтвердил мои догадки по поводу «специально вкинутой напряжухи». И ко всему прочему мы неплохо поговорили. Я знал, что в группе его ненавидят. И пока искренне не понимал за что.
Игорь, тот который физорг, с сарказмом отметил – «достался тебе наставничек». Я спросил, а что с ним не так? Игорь ответил – «для меня этого человека не существует». На этом мы наш диалог закрыли.
Леха тоже на дух не выносил моего нового наставника. Он сказал – «это совершенно подлейший человек, я только на него информацию и подаю».
В чем подлость Игоря, не физорга, я пока еще совершенно не понимал и не замечал. И поэтому просто игнорировал выпады группы в его адрес. С ним так же, как и с Лехой, можно было поговорить о серьезных вещах. Но видимо в силу особенностей характера Игоря, разговоры эти давались нелегко, он буквально выкачивал все позитивное, что было на душе. Мне это не особо нравилось, поэтому я старался подолгу с ним не разговаривать.

Тут у Лехи появился ко мне внезапный вопрос. Точнее даже не вопрос, а утверждение.
-«Ты какую функцию сейчас несешь?» - спросил Леха подсаживаясь ко мне.
-«Секретарь» - удивился я вопросу.
-«Значит будешь еще и помощником Фармацевта» - проговорил Леха и ушел, оставив меня в недоумении.
Так сложилось, что я имел некоторые знания в областях медицины и фармацевтики. В месте, где я учился, у нас был обязательный предмет «основы медицинских знаний» который шел целых два курса и мне очень нравился. А фармацевтику я осваивал самостоятельно в целях защиты от «пустышек» которыми пестрили рецепты в детской поликлинике. Я несколько раз в жизни серьезно жалел, что не выучился на врача. Конечно, Леха к этому моменту знал об этом, поэтому часто обращался ко мне за советом относительно лекарств.
Чуть позже Леха затащил меня в консультантскую. Там он показал мне просто немыслимое количество лекарств и сказал, что нужно сделать инвентаризацию. Но потом. Он ввел меня в курс дела, кому и какие препараты нужно выдавать по тетради. И я первый раз сходил и сам выдал всем таблетки. В основном это были просто витамины и минералы. Более-менее серьезные препараты пил Сергей. Пожилой добродушный мужичек. У него был диабет и шалило давление.
Я тогда совсем не понимал зачем Лехе нужен помощник, и меня это немного напрягало. Напрягало в первую очередь тем, что получается, что теперь мне самому придется ходить в консультантскую за лекарствами. Лекарства — это предмет повышенной опасности в центре. Особенно для наркоманов. Поэтому хранились они у персонала. А туда заходить мне не очень хотелось. Потому, что не всегда тебе были там рады. Точнее наоборот. Складывалось ощущение, что персонал просто ненавидит, когда к ним кто-то заходит. Антон даже нормировал время, и резидентов, которым вообще можно было туда заходить. Обязательно нужно было стучаться и ждать разрешения на вход. А разрешения можно было даже не услышать из-за музыки в групповой. Я видел, как влетало Вите, за то, что он не с первого раза услышал разрешение. В общем это был цирк, который мне был совсем ни к чему. Но и отказаться от новой функции я не мог.
В группу спустили новенького. Звали его Олег. Того самого, что неделю назад ходил по этажу и обвинял всех в жесткости. Он оказался совсем не новеньким. Это был наркоман в срыве. У него за плечами уже было несколько реабилитационных центров, а самое интересное, он был консультантом в другом доме. Но в жизни иногда так складывается, что вот ты консультант, а вот ты уже сидишь со всеми в групповой, и ты просто резидент.
Хотя, по сути, он сразу же перестал быть просто резидентом. С него почти сразу же сняли границы и сделали впередиидущим.
Олег производил впечатление зажатого молодого человека, весьма скромного и полностью замкнутого. В одном из наших первых с ним разговоров, я определил, что он весьма неглуп. Он рассказал мне о другой стороне зависимости. Той стороне, на которую я совершенно не обращал внимания. Где употребление это всего лишь симптом.
Всего лишь симптом – повторял я про себя. С такого ракурса я на это не смотрел. Это позволило мне пошире взглянуть на свою проблему. Остальными симптомами по версии Олега были наши дефекты характера.
Я разговаривал с ним и удивлялся. Почему у нас консультанты не такие как он? И как вообще этот человек может быть консультантом? Он же совершенно спокойный и в нем отсутствует какое-либо зло. Он первый обратил внимание на то, что я не беру обратные связи у других и сказал, что это серьезный недостаток, с которым нужно работать.
На одной из «честностей» я взял на себя этот недостаток. Назывался он самоуверенность. А недостатком «самоуверенность» становилась тогда, когда человек полностью игнорирует любые советы и помощь от окружения. Он считает, что лучше других знает, что делать и делает, несмотря на критические последствия. «Да, это мой недостаток» - признал я в себе немного печальную правду. И действительно, если посмотреть на мою жизнь, то несколько проблемных ситуаций можно было решить иначе. Но я не привык полагаться на советы окружающих – ибо, что они могли мне дать? Я стремился быть первооткрывателем. Но, пожалуй, в центре, я не первый, поэтому могу научиться слушать других – хоть это и претит моей воле.

Утром, я обнаружил, что кондиционер не работает, а значит и воды с электричеством тоже нет. Нам объявили подъем только в десять утра. Мне было интересно как сложится день в таких условиях. Ведь плиты для приготовления еды в доме электрические.
После подъема нас по очереди выводили на улицу, там можно было умыться и почистить зубы. На улице я увидел Петю. Петя готовил что-то в казане на печи в беседке. А это значило, что завтрак будет и день скорей всего пройдет как обычно. Все проблемы отсутствия электричества были устранены.
Я оказался прав. На завтрак мы поели пшенной каши, она была сухая и переваренная, но именно такую я и люблю. После, продолжили писать лекцию.
Лехе вновь досталась роль диктующего. Вообще с этой ролью он справлялся значительно лучше, чем наш предыдущий лектор. Я посмотрел, оставалось написать всего три листа. А это значит, что за вчера ребята написали четыре листа до одиннадцати часов. В первый день мы написали всего три, до четырех утра. И еще это значило, что есть большой шанс на то, что мы её сегодня закончим. А значит есть еще и шанс на перекур после лекции. Это значительно придавало сил.
Я следил за своим почерком. Старался выводить буквы более аккуратно. И в какой-то момент заметил, что мне начинает это все нравиться.
В первую очередь мне нравилось спокойствие. Мы просто сидели писали лекцию, и все. На нас никто не давил и не было той напряженной атмосферы, что обычно царила в доме.
Во вторую, у нас не было никаких мероприятий, а значит не нужно было в срочном порядке выполнять какие-то обязанности. И последнее, я точно знал, что перекура не будет и не сидел на нервах в ожидании его.
Каждые полчаса, Леха давал перерыв на пять минут, но он не ограничивался пятью минутами. Мы сидели разговаривали минут по пятнадцать, а после совершенно спокойно продолжали писать лекцию.
Но, как всегда, все стало усложнятся.
Дело в том, что от формата для «честности» нас никто не освобождал. Мы по-прежнему должны были собирать информацию о негативном поведении. Но где бы её взять? Каждый занят только лекцией. Свободы для своевольного поведения – нет совсем. А вчера, я вообще был на кухне и никого толком не видел, кроме Вити. Не буду же я писать на своего напарника по кухонному наряду?
Поэтому формата у меня не было уже несколько дней. И не только у меня. На доске красовались записей десять за два дня. Это было настолько мало, что мне было понятно, вне всякого сомнения, у нас за это будут последствия.
Последствия не заставили себя ждать. После обеда, Антон спустил нас в спортзал.
- «Вы твердолобые, вы ничего не понимаете» - орал матом консул.
В результате мы получили очередную порцию часового КМБ. Лекции видимо нам было мало.
В этот раз КМБ мне далось значительно легче. Хотя не скрою, отжаться больше двадцати раз у меня не получалось, а под конец, я вообще не мог, ни отжиматься, ни ходить «гуськом», ни приседать, ни стоять в планке.
После КМБ, лекция продолжилась как будто ничего и не было. На доске начали появляться записи. Записал и я несколько человек. Полную ерунду, но другой информации у меня все равно не было, а второго КМБ в тот день, я бы не пережил.
Меня ужасно раздражала эта «доска». Раздражала в первую очередь своей обязательностью. Но ничего поделать с этим было нельзя. Или можно?
Почему бы нам просто не взять и не забить вместе на доску? Вот просто не записать никому ни единой записи. Неужели персонал справиться с таким бойкотом толпы? Уверен, что нет. Они же сами говорят, что мы сами себе все выбираем – вот и будет наш выбор – бойкот доски. Но это были просто мысли. Вслух я их озвучивать не стал, да и некому было. Мы писали лекцию.
Свет к этому моменту уже включили и нам важно было успеть написать лекцию до последнего перекура в расписании, тогда на него были все шансы. Поэтому мы поднажали. Курящие ради перекура, а у некурящих не было просто шанса отказаться.
Мы успели! Успели буквально за десять минут до перекура. Радости не было предела. Лекция была написана. И заняло это значительно меньше времени, чем у других. Лекция написана всего за три дня.
На лоджию выглянул Витя и скорбным голосом сказал – «десять минут на отбой».
Раздосадованные мы пошли наверх. «На что я надеялся?» – спрашивал я себя. «На что тут вообще можно надеется?»
Видно было, что все заметно погрустнели. В душе было немного досадно, но я успокаивал себя, что могу спокойней к этому отнестись.
Я уже снял носки и залез на кровать, как волной по этажу прокатился голос – «вниз, вниз, на перекур».
Я, быстро надев носки побежал вниз. Внизу все собрались в групповой, а Витя начал пересчет.
- Внимание семья, собираемся на перекур – громко объявил Витя и мы радостно соскочили на лоджию.
Перекур спустя три дня без сигарет. Это просто праздник.
Во время перекура всех заметно зашатало. Меня тоже. У меня в жизни ни разу не было столь длительного воздержания от сигарет. Но было видно, что настроение у всех значительно поднялось.
После перекура, мы собирались в групповой, и Антон опять зачитал нам нотацию, что мы сами себе закрутили все гайки. Что можно было неделю провести по-другому. Что он начал её с позитива, в надежде, что мы этот позитив оправдаем. Что, мы могли бы сходить еще раз на озеро и вообще, что мы сами лишили себя всего самого хорошего. Главный аргумент его был, что в его выздоровлении, когда они «ехали прямо», они и на озеро каждый день ходили и фильмы смотрели и курили четко по расписанию. Мы сами виноваты в случившемся.
Разумеется, я не поверил ни на грамм в его слова. Придраться можно было абсолютно ко всему. И я твердо уверен, что эта «напряжуха» нам вкидывается специально. Не с доской беда была бы, так с чем ни будь другим. Группа большая, обязательно кто ни будь бы накосячил. А единство группы — это основа выздоровления. Поэтому отвечали бы все вместе.
Я думаю, сказывался еще и тот фактор, что пока мы писали лекцию, с нами не нужно было возиться и персонал просто расслаблялся. Потому что смысла в самой лекции не было. Возможно, сам факт её написания мог бы стать воспитательным моментом, но сама суть лекции как знания осталось для меня недостижимой. Я совершенно честно могу сказать, что совсем не помню, о чем мы писали. Я писал полностью на автомате, голова была занята своими мыслями. И если в самом начале я пытался вслушаться в текст, то после половины первого листа, мозг отключил восприятие этой ненужной мне информации. Одно могу сказать точно, там было что-то про созависимых людей.
В субботу «честность» прошла только по позитиву, поэтому никто не сгреб последствий за эти три дня. И в целом все вернулось на свои круги. Если бы не новая напасть. В связи с тем, что в доме никто не убирался три дня – уборка была непростой. Тем более субботняя – генеральная. Дом мы не сдали, ни с первого, ни со второго раза, ни с третьего и даже вроде ни с четвертого. Оксана как ХД, наотрез отказывалась принимать дом. Убирались мы до шести вечера. Я уже сбился со счета, но дом все же удалось сдать. На этом наши трудности на этой неделе были закончены.
Но копилка моих страхов пополнилась. Атмосфера стала еще более напряженной. Я понимал, что ждать неприятностей можно с любой стороны. И самое страшное для меня было лишаться перекуров. Я был готов перемывать дом в сотый раз, писать лекции неделями, но только бы курить, хотя бы по расписанию. Этих девяти перекуров в день было вполне бы мне достаточно. Только бы курить.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны) 

Спать оставалось совсем недолго. Немного напрягало то, что я через несколько часов пойду на кухонный наряд. Эта история для меня в центре была совсем не знакома. Я не знал, какие кроме готовки обязанности наряда и как будет построен мой день. Да и готовить на двадцать с лишним человек, наверное, сложнее, чем на семью из четырех. И получается, что я пойду туда, как минимум не выспавшись, а то и совсем разбитым.
Меня разбудили в половину девятого. Все еще спали. Видимо подъем перенесли. Скорей всего, сегодня лекции уже не будет. И так вчера почти всю ночь писали.
Я почистил зубы и спустился вниз. На кухне меня уже ждал Витя. Мы с ним сегодня и будем нести кухонный наряд. Накануне вновь сменился ШК. Теперь им стал невысокий мужик, лет тридцати семи. Георгий. Мы с ним убирались на лоджии в первую генеральную уборку.
Мы с Витей надели фартуки, и Георгий подвел нас к плакату. На плакате были расписаны обязанности кухонного наряда. Он зачитал нам плакат. Кроме основных обязанностей по приготовлению пищи, еще была обязанность мыть посуду после еды и проводить вечернюю уборку. Кухонные не убирали дом вместе со всеми. Вместо этого, они тщательно убирались на кухне, после десяти вечера. И кухню необходимо было сдать до двенадцати часов. Если это правило не соблюдалось, то наряд выходил на кухню второй день подряд на следующий день.
Георгий зачитал правила и подсунул тетрадку. В ней нужно было расписаться. Оказывается, каждый повар в наряде пронумерован. Витя был номер один, я был номер два. Первый номер готовит, второй ему помогает. На кухне стоял большой холодильник, но доступ к нему был только у ШК, НСО и консультантов. Резидентам в наряде запрещено было его трогать. Поэтому все продукты были заранее вытащены из холодильника и лежали на залавке около горячей плиты. Меня это ситуация не устраивала в принципе, но Витя объяснил, что ШК может быть на мероприятии и нам срочно понадобиться, что-то из холодильника, тогда мы потеряем много времени. А оно весьма ограничено. Например, на варку завтрака у нас был всего час.
На плите стояла большая кастрюля, литров на двадцать. В ней уже кипела вода. Витя объяснил – «её ночные дежурные включают в семь утра».
На холодильнике висело меню.
На завтрак у нас была овсяная каша с натертым яблоком, какао и хлеб четыре батона.
Количество овсяной крупы было ограничено контейнером. Приблизительно килограмма полтора. Воды в кастрюле было значительно больше, но ни Витя ни я сливать её не стали. Геркулес отправился вариться. Пока он варился, я на тупой терке натер яблоки. Витя же взял у ШК ножи и нарезал хлеб.
Из тех продуктов, что вытащил ШК, я нашел молоко. Витя сказал, что нужно обязательно отливать персоналу в большую кружку. Они пьют кофе.
Большая кружка была как минимум четыреста миллилитров. А учитывая, что молоко было самое дешевое из супермаркета, в нем не было литра. Поэтому половина молока осталась консультантам, а половина досталась каше. Мне кажется, вода даже цвет не изменила. Пол-литра молока на пятнадцать, двадцать литров воды это ни о чем.
В кашу предполагалось положить еще и сливочного масло. Но оно тоже имело одно только название. Кусочек был совсем маленький.
К своим годам, я неплохо разбирался в продуктах, даже вел какое-то время канал на дзене, посвящённый правильному выбору различных продуктов. Это было мое небольшое хобби. Поэтому качество молока, и сливочного масла я распознал сразу же. Даже мог назвать на них цену и место, в котором данные продукты можно приобрести.
Качество и количество действительно удручало. От геркулеса на воде тоже всплывали зерна других круп.
Сахара не было совсем. Он был только для консультантов в чай. У нас же ни в кашу, ни в какао, сахар не добавлялся, по причине своего отсутствия. Кстати, о какао. На плите стояла другая кастрюля, литров на десять. В ней предполагалось варить чай или какао, иногда даже цикорий. Чай представлял из себя унылое зрелище, состоящее из веток и листьев непонятной формы. Такой продавался в больших пакетах в недорогих магазинах-складах. Какао был хоть немного похожий на порошок, но по факту являлся просто заменителем. Содержание настоящего какао в таком порошке было под вопросом. Наличие ароматизаторов в составе и низкое содержание жиров в пищевой ценности было этому подтверждением.
Пока я ходил по кухне и умничал, объявили подъем. Скоро уже нужно было накрывать. Каша и какао к этому моменту уже было готово. Персонал лениво сидел на кухне и пил кофе. А нам было объявлено, что накрываем тоже мы. Обычно это делал отдельный наряд по лоджии. Вот так в один день, я впервые встал и на кухне, и на лоджии.
К этому моменту ужасно хотелось курить. Витя рассказал мне, что кухонные существуют как бы отдельно о семьи. И курят не смотря на семейные последствия. После завтрака, перед мытьем посуды, мы сделали действие на перекур к ШК.
Сделать действие в центре означало, попросить о чем-либо у персонала. Можно было сделать действие на музыку, на сон во время релакса и прочее.
Георгий вернулся и сказал, что нет. Наряд не курит, вместе со всеми. Это было очень досадно. Почему именно на моем первом наряде ввели это новое правило?
Может быть позже появиться шанс все-таки покурить?
Мытье посуды в раковине было запрещено. Посуда мылась в двух больших тазиках. В одном мылась, в другом споласкивалась. Воду для тазиков нужно было заранее нагреть в двух больших кастрюлях. Из моющего средства было немного хозяйственного мыла и разбавленный до состояния воды гель.
Ложки и стаканчики мылись в первую очередь. Стаканчики и так были почти чистые, их достаточно было хорошо ополоснуть, а вот ложки нужно было вымыть как можно быстрее, потому что их нужно было сдавать консультантам. Так же, как и ножи. Витя сказал, что из ложки можно сделать заточку, поэтому за их количеством тщательно следят.
С ножами в центре была отдельная история. Нож нельзя было выпускать из рук, и тем более оставлять вне поля зрение. За это следовало серьезное наказание в виде тридцати пяти ВО. Но это было не самое страшное. За оставленные без присмотра ножи – наряд могли лишить их совсем.
И в таком случае, хлеб рвался руками, а все остальное резалось заточенной пластиковой линейкой.
Я с непривычки, часто оставлял в первый день нож. Витя его вовремя убирал, и возмущался.
Ребят снова посадили на лекцию. Но мне было на это наплевать. Кухонных не трогали. А я занимался любимым делом. Я готовил. Инициатива первого номера давно уже была у меня в руках. И я был очень благодарен Вите, что он не вмешивался и не лез. Он был как бы на подхвате. И рассказывал, как все устроено на кухне, где и как все хранится.
На обед было немного картошки, одна луковица и одна морковка. Луковица и морковка была не только на обед. Нужно было оставить часть на ужин.
Суп был рыбный, из трех банок консерв. В консервах помимо рыбы, было очень много «молок». Что указывало на её несомненную дешевизну. Молоки я выкинул. Суп их присутствие бы совсем не спасло.
Кроме супа нужно было еще приготовить салат из капусты и кукурузы. Просто пошинковать капусту и добавить одну банку кукурузы. Разумеется, этого было очень мало. Поэтому салата всегда одна столовая ложка.
После обеда, ребята продолжили писать лекцию. А мы с Витей сидели и разговаривали. Было свободное время. Ужин нужно было начинать готовить не раньше шести. На кухне было удивительно светло. И мне действительно было очень комфортно. Я наконец-то находился на своем месте в этом доме. Мне даже хотелось теперь стоять в таком наряде каждый день. Еще бы курить выводили – цены бы не было.
Смущала только уборка после смены. Я видел, как тщательно ШК проверяет кухню. ШК лазает по всем шкафчикам с фонариком и выискивает пыль. Фонарик её очень хорошо подсвечивает.
Я люблю порядок. И на кухне у меня всегда должен быть порядок. Это такой мой небольшой бзик. Во время готовки дома я стараюсь все делать максимально аккуратно, а используемую посуду мою сразу же. Категорично не выношу мокрые разводы на мебели и крошки от еды. Но тут был просто перебор. С фонариком дома я по шкафам не лазил. И зная, как принимают дом после уборки, я понимал – все будет очень строго.
Витя сказал, что в уборке нет ничего сложного. Нужно просто методично по порядку вымыть все шкафы, плиты и холодильник снаружи. Протереть окно и гардину. Почистить микроволновку, и хорошо вымыть пол. Звучало действительно несложно. Надеюсь, так и будет.
Ребята так и просидели целый день на лекции. В доме было тихо и спокойно. На ужин была приготовлена перловка с половиной пачки «фарша» - по сути мясо кур механической обвалки. Этот фарш даже не менял цвет во время приготовления. Белок просто не сворачивался.
Спасали ситуацию бульонный кубики. Я добавил их штук пять, чтобы получить хоть какой-то вкус.
После ужина, мы с Витей помыли посуду и начали убираться. Мероприятия из-за лекции были все отменены, поэтому время на них мы не тратили. Наряд обязательно присутствует в начале «честности», информация озвучивается в приоритетном порядке и на «итогах». Убираться быстро мы не стали. Было понятно, что после уборки мы пойдем на лекцию. Уже стемнело. А за окном бушевала гроза.
Лекцию сегодня диктовал Леха и его голос был слышен в доме и на кухне. Он пытался перекричать шум дождь, который барабанил по крыше из поликарбоната.
Я подошел к микроволновке, чтобы начать её мыть и в этот момент в окне сверкнула молния и грохнул гром. Дом погрузился во тьму.
- «Живо все в групповую, НСО объявляй пересчет» - выбежал из консультантской Антон.
Все собрались в групповой, было темно и спокойно. За окном грохотал дождь.
- «Десять минут на отбой» - сказал Антон после пересчета.
Было понятно, что электричества не будет как минимум до утра. Воды, к сожалению, тоже. Насосы без электричества не работают.
В спальнях народ говорил, о том, что это проявление «высшей силы». И если бы не она, то писали бы мы лекцию до утра снова. А я был рад, что сдавать кухню в этот раз мне не пришлось. Часы показывали одиннадцать вечера и шестьсот сожженных килокалорий. Это был мой рекорд. День дался мне непросто, но кухонный наряд мне действительно понравился. Под шум дождя, я не заметил как уснул.

Во вторник вечером, я с грустью посмотрел на доску. Доска вновь не пестрила записями. Витя уже её отчеркнул. Там было записей пять. Меня это серьезно возмутило. Почему всем так плевать? В доме находиться больше двадцати резидентов, у всех формат пять на пять. Это как минимум сто записей к завтрашней «честности». Хотя бы записей двадцать, нас бы спасло.
Что касается меня, то я ничего еще не написал на доску сам. И дело тут вовсе не в «созависимости», я реально не замечал ни за кем негативного поведения. Вот прямо совсем не замечал. Вероятнее всего, я его не замечал из-за того, что ни за кем не следил. А прямых нарушений, которые касаются только меня не было в силу того, что я ни с кем толком не общался. Не на Леху же мне писать негатив? Да, даже если на него, то писать то было решительно нечего. Свой формат я всегда записывал утром, после уборки. Потому, что на уборке можно было отследить, что кто-то стоит и ничего не делает или просто ходит по этажу по чужим объектам, не спросив у дежурного по объекту разрешения на проход. Может быть, на медитации кто-то уснул и тому подобные нарушение. Эту информацию все равно кто-то бы подал. А количество подающих на одного человека за одно и тоже нарушение – не усугубляло его последствия.
Но кроме меня еще как минимум двадцать резидентов работают по доске. Даже если я подам весь свой формат, ситуацию это не исправит. Завтра вот влепят нам десять на десять. Вообще с ума сойдем. Дурацкая доска. Совершенно бессмысленная штука. Люди и бояться нарушать, понимая, что их за это подадут на доску. И ходят в вечном контроле за собой. Где и как делать формат качественной информации?
Так я раздражался на эту доску целый вечер. А на фоне моего раздражения в доме происходили странные вещи. Некоторых резидентов вызывали в консультантскую. Я не сразу это заметил. Приехали два каких-то парня, и общались с нами в групповой. Мне сказали, что это консультанты из другого дома. И вроде как там в доме всего четыре человека, и они хотят перевезти некоторых в другой дом. И никто толком не знал, что это за другой дом. Обсуждать дома вообще было запрещено. Но вроде как говорили, что он жёстче в плане спорта. Там постоянный вид наказания – спортзал. Иногда резиденты оттуда просто выползают.
Я не волновался насчет переезда в другой дом. Меня вряд ли бы стали перевозить насильно, да и заказчик, моя жена вряд ли бы согласилась на это. А без её решения это бы не состоялось.
Консультанты выбрали несколько человек, и они пошли собирать вещи и почти мигом уехали. Уехал и мой наставник Серега. Я написал ему свой номер телефона, чтобы не потерять связь после центра.
В доме стало посвободней. Уехало всего семь человек. Нас осталось около пятнадцати – шестнадцати. Другой вопрос, как сдавать дом на уборке, если объектов больше двадцати, а людей недостаточно. Если мы даже толпой на семь человек больше не сдаем его? Правильный ответ – никак.
Среда ничем не отличалась от обычных серых дней в центре. Меня по-прежнему с утра одолевала апатия. На уборке, я увидел свое имя в четверг на кухне. Это меня немного обрадовало. Я очень хотел попасть в кухонный наряд. Это немного компенсировало бы мои страдания по дому. Ведь я очень люблю готовить. Завтра я впервые окажусь в таком наряде. Еще немного добавляло уверенности доверие консультантов. Я в центре еще меньше месяца. И буду первый из всех новичков, кому доверили кухонный наряд. Может быть, даже границы раньше снимут. Потому, что они уже порядком поднадоели. Перед мероприятиями, часто приходилось подолгу искать место. Сидеть рядом с границами было нельзя. А нас было так много, что было просто невозможно найти себе место не рядом с новичком. Проще всего было занять место заранее и не вставать с него. Иначе был риск сидеть на каменном камине. А мероприятие могло запросто выходить за рамки времени и затягиваться на несколько часов. Камин был не лучшим вариантом. Но очень часто приходилось сидеть именно на нем. Не знаю как у других, но лично у меня на двадцатой минуте уже заканчивалось терпение. Ныть начинало все тело. В такие дни я практиковал свой дзен-буддизм. Я помню, там была такая тренировка. Сидеть в неудобной позе в неудобном месте несколько часов к ряду.
В воздухе царило напряжение. Всем было понятно, что опять последует наказание за «созу» - созависимость. Еще и не сданный вовремя дом и не выполненные вчерашние последствия – не оставляли нам никаких шансов на спокойный день.
Перед «честностью» Витя сказал – «все зависит от нас самих». Может быть, если нормально проведем мероприятие, ничего и не будет.
Нормально провести «честность» было не про нас. Разумеется, посыпались вновь оправдания и ругань. Все были напряжены – тут наступала разрядка. Взрыв парового котла. Нам перезапустили «честность» первый раз. Потом второй. На третий раз в групповую забежал волонтер Андрей.
- Живо на лоджию – скомандовал он. – Фотокор забирай тетради лекции и раздай их.
Нас посадили на лоджии. И Игорю, не тому, который физорг, а другому, вручили листы лекции.
Он начал со слов – «набираемся ребята терпением. Это Москаленко.»
Все произошло так быстро и спонтанно, что до меня не сразу начало доходить, что вообще происходит. Неужели эта та самая пятидневная лекция?
Да, это была она. Оксана как самая долгожительница центра, в своей шутливой манере объяснила, что про перекуры мы теперь можем забыть, будем сидеть и пять дней её писать. Мероприятий в эти дни не будет. Уборки вроде тоже. После подъема сразу на лекцию, перерывы только на еду.
В этот абсурд не хотелось верить совсем. И я грел себя мыслью, что сейчас это закончиться. Нас просто напугали. Попишем пару часов и слезем с этой дряни. Я радовался, что до меня не дошла очередь на «честности» и у меня не было последствий. Потому, что их, судя по всему, ни для кого не отменяют. Дневники тоже. Все это нужно было сделать в назначенный срок.
Посмотреть лекцию у меня не было никакой возможности. Поэтому оценить время на её написание тоже не получалось. Неужели так долго можно что-либо писать? Мне кажется, я за всю свою жизнь написал меньше.
Время шло. Нам давали перерыв на последствия и на дневники. Сорок пять минут пишем – пятнадцать перерыв. Усугубляло скорость написания лекции – постоянные переспрашивания. Как же раздражали люди, которые постоянно переспрашивают. Это были одни и те же люди.
Перед обедом, нас выгнали с лоджии, потому что началось накрытие на обед. Еды лишать нас не собирались. В доме было значительно прохладней. Шел июль, и он был в этом году очень жаркий. А лоджия — это большая теплица. Нам приоткрыли одно маленькое окошко и запустили напольный кондиционер, но помогало это мало. Было очень душно.
После обеда, мы продолжили вновь. Ужасно хотелось курить. Рука начинала ныть. Некоторые резиденты ныть и не заканчивали. В общем атмосфера царила такая себе. Удовольствия было мало.
Тут на лоджию забежал Витя НСО, три минуты на отбой. И мы побежали на второй этаж. Вдогонку консультант Антон нам кричал, что если он услышит хоть звук, то нас спустят обратно на лекцию.
Как ни странно, я лег и уснул. Причем уснул достаточно легко. Что было мне совсем не свойственно в тот период.
Разбудили нас в шесть часов. И мы спустились в групповую. О лекции разговоров уже не было. Я был уже уверен, что это все закончилось. Но не тут-то было. Добро пожаловать на лоджию, сказал Витя НСО. И весь настрой на спокойный вечер исчез. Лекция продолжается.

А до скольких хоть писать то будем? – звучал главный вопрос на лоджии.
- «До отбоя, примерно часов до двенадцати» - отвечала Оксана. По крайней мере в прошлый раз так было.
После девяти, последствия и дневники были у всех написаны. И пятнадцатиминутный перерыв мы тратили на разговоры или разминания. Рука просто отваливалась. Лекцию передавали из рук в руки. Я посмотрел, там действительно был очень мелкий шрифт. Настолько мелкий, что мы за весь день написали всего полторы страницы лекции. Так тут дней на десять прикинул я. Нет, завтра точно снимут – не будем мы так долго это писать.
Время подходило к двенадцати. Интересно, выведут ли сейчас на перекур перед отбоем. Неужели не пожалеют, и сразу спать отправят?
Уже было достаточно темно, лоджию освещали три лампочки накаливания, ватт по семьдесят. Больше всего мешали тени от рук. В глазах уже слегка все размывалось, а рука иногда непроизвольно дергалась.
Время перевалило за двенадцать. Я искренне недоумевал, за что нам такое наказание. На самом деле, это недоумение испытывали все. Миша, тот парень, что спрашивал меня за авторитетов даже предположил, что мы кого-то убили и не знаем про это. Кухонный наряд, закончил уборку, и их тоже посадили на лекцию. Это было вообще странно. Обычно кухонные не несли последствий семьи в день наряда.
Шел второй час ночи, и я ненавидел консультанта Антона. Я не понимал его. Как можно так издеваться над людьми? Он в это время смотрел телевизор в групповой. И что-то иногда говорил, заходя к нам. Что-то вроде очередных стращаний.
«Это не мужик, нормальный мужик так никогда себя вести не будет» – размышлял я. Было совершенно непонятно, как этот бред может помочь моему выздоровлению?
Я ненавидел этот центр, ненавидел себя, ненавидел Антона. В голове была только ненависть и ни малейшей доли понимания. Рука уже писала самопроизвольные буквы, в глазах все плыло, и ими больно было шевелить. Спину было просто не разогнуть. Но писать нужно было все слово в слово. Было объявлено, что если найдут три коррекции у кого либо, то мы будем все переписывать. Коррекцией считалось даже отсутствие запятой или двоеточия. В некоторых словах специально были сделаны ошибки. И нужно было писать именно с этими ошибками. Это проверка на внимательность во время написания лекции.
Я уже не хотел курить. Я хотел лечь на кровать и закрыть глаза. Было неважно усну я или нет. Просто лечь и отдохнуть. Ненависть ко всему росла, а за окном уже начало светлеть.
- Пять минут на отбой – зашел на лоджию Витя. И мы резко подорвались в спальни.
- «Ууу, тварь» - подумал я, проходя мимо Антона.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны)