Terraniux

Иван Долькин с трудом открыл глаза. Голова раскалывалась, все тело ломило. Он пытался вспомнить, где он. Память постепенно возвращалась.
Он вспомнил, как он ехал на работу. Переполненное метро... Внезапный хлопок... и в другом конце вагона вдруг повалил белый дым. паника... Давка... Потом в затылок что-то стукнуло, и перед глазами все поплыло. На этом воспоминания обрывались.
- Ну что, оклемались немного? - ударил по ушам чей-то голос. В висках запульсировала боль. Иван со стоном повернул голову и увидел человека в белом халате.
- Что? - прошептал Иван, с ужасом осознав, что он не понимает смысла фразы. Каждое слово было знакомо, но смысл куда-то ускользал.
- Сядьте, - сказал человек в белом халате.
Эту команду Иван понял. Он уперся руками в кровать и сел. В первый момент в глазах потемнело, но через несколько секунд внезапно стало легче. Головная боль куда-то отступила.
- Как вы себя чувствуете?
- Чувствуете? - переспросил Иван, пытаясь понять вопрос.
- Как вы себя чувствуете?
- Теперь лучше, - сказал Иван. Способность думать медленно возвращалась к нему. Он начинал понимать происходящее. Этот человек, несомненно, доктор. А он, Иван Долькин, заболел какой-то неприятной болезнью.
- Что со мной случилось? - спросил Иван.
- Газовая бомба. Кто-то заложил в вагоне метро бомбу с психотропным газом. Вы вдохнули совсем немного. Тем, кто стоял ближе, повезло меньше.
- Что с ними? Они погибли?
Доктор нахмурился.
- Почему вы спрашиваете? - поинтересовался он.
- Просто... хочу знать. Интересно...
- Кажется, действие газа еще не полностью прошло. - сказал доктор. - Но я думаю, остаточных эффектов не будет. Сейчас вам сделают еще один укол.
После укола Иван почувствовал, как какая-то пелена спала с его сознания. Внезапно он понял, насколько глупым был его вопрос. Среди пассажиров в вагоне не было его знакомых. Так какая ему разница, что с ними произошло? Зачем совать нос не в свое дело?
- Ну что, по-прежнему хотите знать судьбу других пассажиров? - спросил доктор.
Иван покачал головой.
- Сколько я был без сознания?
- Несколько часов. Ваши мыслительные функции уже должны восстановиться - если в мозгу не произошло необратимых изменений. Сейчас мы это проверим.
- Каким образом? - спросил Иван.
- Проведем простенький тест на логическое мышление. Слушайте задачку. У всех треугольников три угла. Фигура является треугольником. Сколько у нее углов?
- Три, - машинально ответил Иван.
- Превосходно! - просиял доктор. - Вам кажется, что вопрос простой? А пациент из соседней палаты сказал, что углов может быть сколько угодно. Отдельные утверждения он понимает, а делать логические выводы разучился. Чем больше газу вдохнешь, тем тяжелее последствия... Вы вдохнули совсем немножко...
Иван почувствовал облегчение. На этот раз ему повезло. А если бы он стоял в другом конце вагона...
- И еще одна задачка. Бухгалтеры умеют считать. Некто Иванов умеет считать. Кем работает Иванов?
- Ну... - Иван запнулся. - Возможно, бухгалтером. Но не обязательно. Может кем угодно.
- Кажется, я поторопился вас обрадовать, - сказал доктор, помрачнев. - Все-таки с логикой у вас не все в порядке. Слегка нарушена способность логически мыслить.
- Почему? Разве я неправильно ответил? - заспорил Иван. - Мало ли кто умеет считать? Инженеры, например. Почему Иванов не может быть инженером?
- Вам будет трудно это понять, - сказал доктор. - Инженера не было в условии задачи.
- Ну и что? Но ведь есть такая профессия. И они действительно умеют считать.
- Инженера не было в условии задачи, - терпеливо повторил доктор. - Вы сами выдумали этого инженера из ничего. Правильный ответ: Иванов работает бухгалтером.
- Объясните, почему он не может работать кем-нибудь другим! - заупрямился Иванов.
- А вы можете объяснить, почему у фигуры три угла?
- Потому что она треугольник.
- А почему у треугольника не может быть четыре угла?
- Потому что в условии сказано, что у треугольника три угла.
- В таком случае Иванов не может быть инженером, потому что в условии сказано, что считать умеют бухгалтеры.
- Бред, - сказал Иван - Из этого вовсе не следует.
- Следует. Так же как следует вывод о трех углах. Логику невозможно объяснить. Она либо есть, либо ее нет.
- А вы умеете считать? - внезапно спросил Иван.
- Разумеется, - сказал доктор.
- Вот видите! Но ведь вы же не бухгалтер!
- Но и фамилия моя не Иванов, - улыбнулся доктор. - Так что никакого противоречия нет. И не пытайтесь его найти - у вас ничего не выйдет. Ваша способность мыслить нарушена - примите это, как факт.
- И что мне теперь делать? - спросил Иван.
- Это пройдет со временем. Мозг способен восстановить себя после такой атаки. Но потребуется некоторое время. А пока представьте, что вы - маленький ребенок. А ребенок может сунуть пальцы в розетку, или перелезть через перила балкона, не осознавая, чем он рискует... Понимаете меня? Поэтому не предпринимайте никаких действий, не посоветовавшись с кем-нибудь.
- Когда вы меня выпишете? - спросил Иван, смутно надеясь, что это сон и он сейчас проснется.
- Прямо сейчас, - ответил доктор. - Лекарства ничего не дадут. Но мозг будет постепенно восстанавливаться... Время лучший доктор для вас. Мы сообщили вашему брату, и он приехал, чтобы забрать вас.
Андрей Долькин сидел в коридоре. Увидев Ивана, он поспешно вскочил и бросился к нему.
- Ванька! Я уж волноваться начал. Сказали, что сегодня же тебя и отпустят - вот, сижу, жду. Как ты, в порядке?
- В порядке, - ответил Иван, покосившись на доктора.
- Одну минутку, - сказал доктор Андрею. - Я должен сказать вам несколько слов.
Он отвел Андрея в сторону и стал ему что-то объяснять. Иван вначале хотел подойти, но потом передумал.
"В конце концов, - думал он, - пусть говорит Андрею что хочет. Он зачем-то пытался убедить меня, что я сошел с ума. Со своими дурацкими задачками... Я прекрасно понимаю, какие выводы из чего следуют."
- Что он такого тебе наговорил? - с усмешкой спросил Иван, когда они с братом спускались по лестнице. - Рассказывал про бухгалтеров и про то, что я не умею думать?
- Просто предупредил, чтобы я пока не отпускал тебя никуда одного. Что ты можешь броситься под машину или что-нибудь в этом роде.
- Не собираюсь я никуда бросаться. Ты что, поверил ему, что я сумасшедший? - и Иван обиженно замолчал.
Они вышли во двор больницы, и подошли к машине Андрея. Андрей открыл дверцу и сел справа.
- Хочешь, чтобы я вел машину? - ничего не понимая, спросил Иван.
- Почему? - удивился Андрей. - Машину поведу я.
- Тогда почему ты сел на место пассажира?
- Я сел на место водителя. Не болтай, залезай.
Иван открыл левую дверцу и сел за руль.
- Я не против порулить, - сказал он. - Но мог бы сказать прямо, что не хочешь вести машину.
- Нет уж, рулить буду я, - ответил Андрей, включая зажигание. Он просунул левую ногу к педалям, наддал на газ и стал выезжать, держась за руль левой рукой.
Иван с удивлением смотрел на него.
- И давно ты так водишь? - спросил он. - Некоторые вот предпочитают водить, сидя за рулем.
- А я и сижу за рулем, - с некоторым раздражением ответил Андрей.
- Руль слева, - заметил Иван.
- А я справа.
Повисло неловкое молчание. Иван ничего не понял.
- Ну и? - сказал он. - Руль слева, а ты справа, значит, ты не за рулем.
- Я за рулем, - сказал Андрей. - Ты меня разыгрываешь, или действительно этого не понимаешь? Доктор сказал, что ты немного не в себе. Я думал, у тебя что-то вроде провалов в памяти... Неужели ты, правда, перестал различать право и лево?
- Я знаю, где право и где лево, - сказал Иван. - Вот моя правая рука.
Он продемонстрировал Андрею правую руку.
- А большой палец на этой руке справа или слева?
- Слева.
- Вот видишь. Рука правая, а палец слева. Руль слева, значит, я должен сидеть справа.
- Прекрати! Мне надоели твои дурацкие шутки.
- Успокойся. Возьми себя в руки. Ты же знаешь, что ты нанюхался какой-то психотропной дряни. Вот тебе и кажется все странным. Доктор сказал, что это постепенно пройдет. По мере того, как погибшие клетки мозга будут замещаться новыми.
- Хорошо. Предположим, ты прав. Но если я протяну руку вперед, я коснусь руля. А тебе приходится тянуться в сторону.
Андрей вздохнул.
- Представь доску с дыркой, - сказал он. - С левой стороны мы вставляем в дырку болт. С какой стороны мы должны навинчивать гайку?
- С правой.
- Вот видишь? Чтобы совместить два объекта, их надо расположить с разных сторон.
- Но это совсем не то... Ладно, пусть мы развернули дощечку плашмя, так, что болт оказался спереди, а гайка сзади.
- Ну да. В японских, например, машинах, водитель сидит на заднем сиденьи. Дело вкуса. Но спереди слева всегда сидит пассажир.
- Но почему нельзя... Пешеход!!!
Пешеход ударился об бампер, перекатился через машину и упал где-то сзади. Андрей даже не притормозил.
- Ты... ты же сбил его!
- Ну и что? Я ехал на зеленый. Он сам виноват.
У Ивана начали трястись руки.
- Надо остановиться. - сказал он. - Остановиться и вернуться.
- Зачем? Кто-нибудь вызовет ему скорую помощь.
- Но ты же видел его! Ты мог затормозить!
- Ваня, тебе в детстве никогда не говорили, что нельзя переходить улицу на красный свет?
- Зачем ты...
- Ответь на мой вопрос.
- Говорили.
- А почему нельзя переходить на красный свет?
- Потому что может сбить машина.
- Вот видишь. Ты сам пришел к выводу, что я могу сбивать тех, кто переходит на красный свет.
- Нет! Подожди... Можешь не в том смысле. Это не значит, что ты должен их сбивать.
- Не должен. Мог бы не сбивать. Мне, в общем-то, было все равно.
- Но ты покалечил его, а может быть, убил.
- Ты что, знал его?
- Нет, но...
- Тогда какое тебе до него дело?
Иван хотел что-то сказать, но замолчал. Слова брата вдруг показались ему логичными. Действительно, какое ему дело до незнакомого человека? А брат утверждает, что имел право его сбить. Но с этической точки зрения...
- Хорошо, - сказал он. - Я знаю, что у меня проблемы с логикой. Предположим, что ты прав. Не будем больше говорить на эту тему.
- А ты молодец, - одобрительно сказал Андрей. - Доктор сказал, что самое трудное для

Лауру разбудил отец - впервые с далеких дней детства. С трудом продирая глаза, она внезапно подумала, что спала обнаженной, и отец увидел ее, но, к счастью, на ней оказалась любимая голубая пижама. Боже, что он вообще здесь делает?

- Давай, вставай, - весело сказал он, раздвигая шторы и впуская в комнату солнечный свет. Вместе со светом в комнату ворвались звуки газонокосилки, работавшей на соседней улице, и что-то напоминавшее пение птиц. - Сегодня же День Кнопки, помнишь? Одевайся, надень что-нибудь красивое. Через час мы уезжаем.

Лаура повернулась на другой бок и спросила все еще заплетавшимся языком:

- Папа, какого черта? Ты постучаться не мог? А если бы я голой спала?

Он даже не посмотрел на нее, любуясь из окна на сад.

- Ой, как будто я тебя никогда не видел. Я твой отец, черт возьми, я тебе попу вытирал столько раз, сколько тебе и не сосчитать.

- Ладно, неважно. - Лаура, щурясь, села и протерла глаза, затем вспомнила, что он только что сказал. - Папа, ты сказал "День Кнопки"?

- Ну, да. А ты что, забыла? - Он со смехом направился к двери. - Ты вчера вечером только о нем и говорила.

- Подожди... что-что? - Она нахмурилась, не понимая, что происходит. Что-то тут не так. Отличное начало дня, несомненно. Еще с постели не встала, а ей уже говорят какие-то странные вещи. - Ты о чем?

Отец покачал головой и, по-прежнему улыбаясь, вышел из комнаты.

- Одевайся. Завтрак готов.

Она сидела в постели, прижимая одеяло к груди, и ничего не понимала. В конце концов она выбралась из кровати и напялила на себя то, что подвернулось под руку. Снизу доносились знакомые звуки: звон кастрюль и сковородок, тихое бормотание телевизора, разговоры родных, грубый смех брата. Несомненно, смеялся над телевизором.

Она застегнула молнию на джинсах и на секунду застыла, затем произнесла в пустоту:

- День Кнопки?

Внизу мать, как всегда, мыла тарелки, напевая что-то про себя. Кухню заполнял солнечный свет, отчего она казалась теплой и свежей. Отец и брат сидели за столом и ели тосты. Еще одна тарелка стояла для нее, и она села за стол и поставила ее перед собой.

Брат был одет в накрахмаленную белую рубашку - а он никогда не носил рубашек. Насколько ей помнилось, у него никогда и не было рубашек. Это была одна из рубашек отца, она узнала ее.

- Зачем ты так вырядился? - спросила она, взяв тост. Он даже не отвел взгляда от телевизора. Брату было четырнадцать лет - на год младше нее, - и он был высокомерным всезнайкой.

- Ну, сегодня же День Кнопки, - пробормотал он, не прожевав тост. Мать обернулась и громко цыкнула на него.

- Марк, не говори с полным ртом. - Она увидела Лауру и вздохнула. - Лаура, могла бы одеться и получше. Ну или хотя бы попытаться.

- Для чего? - спросила Лаура, затем раздраженно посмотрела на потолок. - Ах да, попробую угадать. День Кнопки. Я чего-то тут не понимаю?

Мать покачала головой и снова отвернулась к тарелкам.

- Не будь ребенком, Лаура. Тебе это не идет. Пожалуйста, переоденься во что-нибудь другое, прежде чем мы уедем.

- Я хотела сегодня увидеться с Майклом. Извините, я с вами не поеду.

На кухне внезапно наступила полная тишина, и все изумленно уставились на нее. Лаура встревоженно спросила:

- Что такое?

- Ты с ума сошла? - спросил брат. - Тебе нельзя сегодня уходить, ты едешь с нами!

- Лаура, у тебя планы? Именно на сегодня, на этот день? - спросил отец, и она, почувствовав внезапный приступ гнева, оттолкнулась от стола.

- Да, у меня планы! Что, черт возьми, с вами случилось сегодня?

Никто не ответил. Все лишь смотрели на нее так, словно она испражнилась прямо на свою тарелку. Она встала и отпихнула еду.

- Знаете что? Забудьте об этом.

- Лаура, прекрати немедленно, - резко сказала мать. - Ты отлично знала, что мы сегодня делаем. Это было давно запланировано. Можешь просто позвонить Майклу и сказать, почему ты с ним сегодня не увидишься.

- Ну все! - закричала Лаура. - Что мне ему сказать? Я не знаю, почему мне нельзя идти! Это вы мне говорите, что нельзя!

- Сегодня День Кнопки, - сказал брат. - Вот почему.

- День Кнопки? - вскрикнула она. - О чем вы все говорите? Я никогда не слышала ни о каком Дне Кнопки! Вы все ведете себя, словно...

Она внезапно замолчала и понимающе улыбнулась. Семья решила над ней подшутить. Это все шутка такая. С сердца словно упал большой камень, и вместо него она почувствовала теплоту. Теперь все стало понятно.

- Очень смешно, - спокойным, ровным голосом сказала она. - Вы меня действительно чуть не довели.

Она повернулась и вышла из кухни, направляясь к парадной двери. Мать крикнула ей вслед:

- Лаура! Пожалуйста, вернись через час, мы не сможем уехать без тебя! Хорошо?

- Да-да, - ответила Лаура через плечо. - Мне ведь нельзя пропустить День Кнопки, правильно?

Небольшой прогулки до дома Майкла оказалось достаточно, чтобы Лаура почувствовала себя виноватой из-за того, что так разозлилась на родных. Взрослея, она становилась вспыльчивее. Она извинится позже - у нее ведь есть целый час, правильно? Мама ведь так сказала?

"Интересно, куда мы поедем", - подумала Лаура, смотря на белый след от самолета, пролетавшего в нескольких милях над ней. Или это тоже шутка? Может быть, они действительно куда-то собирались, действительно давно запланировали поездку, а Лаура просто обо всем забыла?

Она уже видела дом Майкла и белый забор вокруг большой лужайки. Она прибавила шаг, ей не терпелось поскорее увидеть его. Когда она подошла к дорожке перед домом, открылась парадная дверь, и из нее вышел совершенно изумленный Майкл. Он видел, как она идет по улице.

- Эй, что такое? - спросила Лаура. Выражение лица Майкла ее неприятно удивило - он, похоже, разозлился.

- Ты не должна здесь находиться, - сказал он.

- Что? Мы что, поссорились, причем без моего в этом участия?

- Ты сказала мне, что сегодня у твоей семьи День Кнопки, - ответил он. Позади него Лаура заметила какое-то движение.

У Лауры отвисла челюсть. К двери вышла девушка-блондинка, жмурясь от яркого света, и обняла Майкла за талию. На ней была только ночная рубашка, а волосы были растрепаны.

- Иди домой, - сказала блондинка, и Лаура отступила на несколько шагов, сморгнув внезапно выступившие слезы. Майкл не решался смотреть ей в глаза, так что она отвернулась и побежала.

Мать поймала ее, когда она почти вбежала в спальню, и прижала к себе.

- Я знаю, я знаю. Поплачь, не держи ничего в себе. - Она погладила волосы Лауры и слегка покачала ее. - Мужики - козлы, правда?

Лаура отшатнулась и посмотрела на мать, всхлипывая.

- Ты знаешь?..

- Ты только что вернулась от него, заливаясь слезами. Не нужно быть гением, чтобы понять, что произошло.

- Он нашел себе блондинку. Блондинку! Наверное, именно поэтому он хотел, чтобы я покрасила волосы!

Она еще немного поплакала, мать по-прежнему обнимала ее.

- Так, так. Хватит. Давай переоденемся для поездки.

- Так мы уезжаем?..

- Конечно же, глупенькая! Вот тебе отличная блузка. Думаю, это твоя лучшая. Надень ее, я хочу, чтобы в День Кнопки мы были красивы, как никогда.

У Лауры похолодело в животе. Она неожиданно вспомнила, что Майкл тоже упомянул День Кнопки. Это все не шутка. Он действительно существует. Все происходит по-настоящему, а она совершенно не понимает, в чем дело.

- Мама, послушай меня. Что-то тут очень неправильно.

- Я знаю. Тебе он действительно очень нравится, я знаю. Так ужасно, что он расстроил тебя именно в этот день.

- Вот, мама... Я ничего не знаю о Дне Кнопки. Я никогда о нем не слышала, и с самого утра мне кажется, что я единственная, кто вообще не представляет, что тут творится!

- Если честно, я не очень хорошо знаю. Я слышала, что Правительство таким способом борется с перенаселением, но, кроме этого...

- Нет, нет. Вообще. Я никогда о нем не слышала.

Повисло неловкое молчание, и мать окинула ее долгим взглядом, сжав губы.

Когда она наконец заговорила, ее голос был спокоен.

- Я знаю, что ты расстроена, так что подыграю твоей шуточке, хорошо? Просто переоденься - вот твоя блузка, - и увидимся в машине через пять минут, ладно? Мы ждем тебя.

Мать ушла, оставив Лауру одинокой и дрожащей. В трясущихся руках она сжимала свою лучшую блузку.

Потом она оказалась в машине. Все шло совершенно плавно и беззаботно, и это беспокоило ее все сильнее и сильнее. Что, черт возьми, происходит? Почему она не помнит ничего об этом дне, о котором говорят все вокруг?

Она видела все в абсурдных подробностях, словно на очень замедленной пленке. Пушинку на подголовнике сиденья матери. Островок щетины, до которого не достала бритва отца. Трещину в асфальте, которую они только что проехали. Она внезапно ощутила такую ясность чувств, какой не ощущала за всю жизнь, но не могла произнести ни слова. Она была словно марионетка, веревочки которой сплетены из паутины страха.

Где-то в глубине души она по-прежнему цеплялась за побитую океаном скалу надежды, за выжженный кратер чувства, говорившего ей, что все это - лишь огромная шутка, большой, сложный розыгрыш. Когда они остановились возле белого, похожего на коробку здания, приземистого и строгого, надежда испарилась.

- Ну вот мы и приехали, - радостно сказал отец, и она почувствовала, как нажимает на рукоятку и открывает дверь машины. Она, дрожа, стояла на солнце, подобно маленькому олененку, а здание нависало над ней, словно обнажив хищные клыки.

Семья, будто приехав на пляж, выбралась из машины, оживленно болтая. Они направились к главному входу, Лаура шла чуть позади. Над входом висела табличка: "СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА - ВХОД ВОСПРЕЩЕН". Она увидела, что за ними следят камеры наблюдения, и безжизненными шагами поспешила вслед за родными.

Дверь здания была стеклянной, и, когда они прошли через нее в фойе, Лаура увидела секретаршу, что-то увлеченно печатавшую на компьютере. Секретарша подняла голову и с профессиональной улыбкой посмотрела на отца.

- Здравствуйте, мы Крэндаллы. Сегодня наш День Кнопки, - сказал он, и она улыбнулась.

- Проходите, сэр. Пр