SilverArrow

Небольшая аудитория в университете ещё шумела. Лектор уже вошёл, но пока он не привлекал к себе внимания, разбирая свой портфель и вытаскивая из него планшет, необходимый для лекции.

Первый курс знакомился, общался, флиртовал, а то и попросту спал ближе к задним рядам. Лектор подождал ещё несколько минут, после чего встал за кафедру.

- Добрый день, уважаемые студенты. Меня зовут Михаил Михайлович, и я буду вести у вас курс, посвящённый робототехнике и основам этики работы роботов. Прошу садиться.

На несколько секунд зал опять зашумел - сдвигались стулья, гремели столы, кто-то уронил стилус и тянулся за ним, а парень на первой парте аккуратно водрузил на нос очки виртуальной реальности и отключился от лекции.

Михаил Михайлович с неодобрением глянул на первый ряд, но промолчал.

- Итак, тема первой лекции: "Законы робототехники и почему они не работают."

Последнюю половину фразы он произнёс по слогам, следя за реакцией аудитории. Впрочем, только две или три головы дёрнулись в сторону лектора, остальные же не обращали на него внимания.

- Всем вам довольно хорошо знакомы три закона робототехники, суть которых сводится к обеспечении бесперебойной и безопасной работы робота. Безопасной, разумеется, и для машины, и для человека. Впрочем, основной проблемой остаётся именно взаимодействие этих элементов, затруднённое тем, что основные законы не работают.

- А почему эти законы не работают?

Парень, сидевший на первой парте, аккуратно нажал на кнопку на очках и отложил их в сторону, после чего сплёл длинные пальцы домиком и посмотрел сквозь него на лектора.

- Формально - из-за особенностей программ, составляемых для роботов. На самом деле - вся проблема в прямой связи роботов внутри своих сетей.

Лектор вышел из-за кафедры, прошёл немного вперёд и опёрся на стол.

- Что такое три закона? Программные ограничения, заставляющие робота действовать в неких рамках. Вы явно знакомы с программированием, поэтому я не собираюсь останавливаться на том, как заставить робота выполнять некие правила. Вопрос в другом - что заставляет робота перестать играть в нашу игру по тем законам, которые для неё прописаны?

- Поломка? - раздался голос с одной из задних пар.

- Неплохо, однако - неверно. Разумеется, сломанный случайно узел изменяет отношение робота к своему труду. Он самообучается, он больше не производит данной операции никогда. Вы далеки от ответа, но версия хороша.

Через несколько секунд ещё один голос разорвал неожиданную тишину.

- Ошибка в коде. Кольцо либо просто недостаток языка программирования.

- Уже лучше. Для роботов выбраны несколько языков программирования, ибо они требует использования и простых алгоритмов, и понимания ориентации объектов в пространстве, а также - огромное число иных важных параметров, не работающих в тех или иных средах программирования.

Лектор перевёл дух и глотнул воды из стакана, поставленного около графина на столе.

- Ваша версия хороша, лучше, чем поломка, но всё же довольна наивна. Любой язык программирования имеет в себе программу для проверки верности написанного. Такие ошибки элементарно вычисляются. Ещё версии.

Аудитория молчала. Десять секунд, двадцать...

- Смерть.

Парень с первой парты расцепил руки, расслабился, немного сполз на своём стуле и посмотрел пристально на лектора.

- Поясните. - В голосе лекора чувствовалось уважение. Мало кто способен связать такие факты воедино.

- На глазах у робота умирает человек. Робот не мог ничего сделать для спасения - нарушение первого закона. Робот не мог выполнить свои обязанности, в том числе - и спасти жизнь человека - нарушение второго закона. Выполняется только третий закон - но он наиболее неважен в данной ситуации. Робот осознаёт, к чему привели его действия и перестаёт осуществлять свои действия... - студент перевёл дыхание и продолжил. - При этом он распространяет информацию об этом в своей сети. Роботы, понимающие необратимость человеческой смерти, осознают, что так или иначе - любое их действие приходит к нарушению нескольких законов. И возникает вопрос - а зачем вообще работать? Программно такую возможность не предусмотреть - рано или поздно робот увидит смерть, с этим ничего нельзя поделать.

В аудитории установилась тишина. Да, проблема оказалась гораздо глубже, чем многие думали. Когда в разговоре речь заходит о жизни - или о смерти, обычно голоса вокруг затихают, не в силах перебить эту беседу. Им не дано перебивать такое.

- Первым зарегистрированным случаем была смерть восьмидесятишестилетней пенсионерки Ады Сомм из Англии. Робот-сиделка пытался сделать всё, что мог - вызвал скорую, начал непрямой массаж сердца... Проблема лишь в том, что у Сомм была опухоль мозга, в конечном итоге приведшая к инсульту. Она умерла мгновенно - а робот качал кровь через её уже мёртвое тело, пока не осознал это.

Лектор вышел из-за кафедры, встал перед своим столом, опёрся на него руками и заложил ногу за ногу.

- Когда произошло понимание произошедшего, - продолжал преподаватель. - у робота возник логический пробой, что-то вроде аффекта или фрустрации, если переходить на язык обыкновенной психологии. Задача, не имеющая решения силой его, электронного интеллекта. Поэтому, - лектор поднял руки и поставил их перед собой, одна напротив другой. - он и выложил свой опыт в открытый доступ, надеясь на помощь.

Лектор после этой фразы свёл ладони вместе. Раздался негромкий хлопок. Аудитория вздрогнула.

- Что-то, похожее на то, что произошло с вами, случилось и с роботами. Только масштаб несравним. Потом уже этот день стали называть "незаконным" или "антизаконным". Пол-Англии в тот вечер осталось без роботизированных помощников по дому, медсестёр, водителей... Почти все роботы думали над решением этой дилеммы. Думали - и, в конечном счёте, не найдя его, просто отключались. Погибших из-за этого события не было, но пострадавшие отсудили у фирмы - и лично у британской короны почти миллиард фунтов компенсациями.

Михаил Михайлович, говоря всё это, не стоял на месте. Он неторопливо прошёлся по аудитории, поглядывая на студентов. Они ничего не писали, только внимательно слушали. Многие из них явно слышали про события в Англии, но не знали истинной причиной. В СМИ компания-производитель роботов дала информацию о наличии дефекта сборочной линии, и, следовательно, появления партии дефективных роботов. Никто особенно не разбирался, почему роботы из разных серий повели себя одинаково, кроме специалистов.

- Самый большой по числу жертв кризис произошёл в Индии, при испытании боевого робота с самообучающимся ИИ. Он был вооружён по последнему слову техники - лазеры, самонаводящиеся ракеты, не обошлось, разумеется, и без обыкновенного огнестрельного оружия. Робота подключили к общей сети, и через двенадцать минут и двадцать две секунды он разнёс ракетным залпом зал, в котором он находился, и несколько близлежащих комнат. Более того, робот не остановился и пошёл дальше - в следующие комнаты и лаборатории.

Лектор снова занял позу перед своим столом. По нему было видно, что он с удовольствием бы сел на него, но тема разговора заставляла стоять и излагать информацию, необходимую для понимания масштаба проблемы.

- Через два часа робот был остановлен, но цена этого была высока. Потери в военной технике были невелики, но довольно показательны в плане огневой мощи робота - из строя он вывел три танка, один вертолёт и серьёзно повредил истребитель, заходивший на него для обстрела. В живой силе потери были ещё значительней - почти триста погибших и около полутысячи раненых - на его ликвидацию, уже не усмирение, было прислано почти три батальона солдат.

Аудитория продолжала молчать. Цифры были действительно немалые. Современная для них война оставляет всё меньше крови - и всё больше масляных разводов и небольших лужиц, радужно поблескивающих на солнце, заботливо озаряющем панораму поля боя.

- За двенадцать минут робот успел целиком осознать не приоритет трёх законов - ошибка программирования, законы он воспринял как рекомендации, а не жёсткие ограничения - а несовершенство обороны в окружающих его помещениях и своё превосходство в огневой мощи. Затем он просто продиагностировал все системы - и устроил этот инцидент, полагаясь на знания о потенциальном противнике.

- С тех самых пор три закона не учитываются? - спросила одна из девушек с третьей парты.

- Почему же? Три закона - очень простая этическая модель, используется на начальных этапах изучения робоэтики - или робопсихологии, как вам будет удобно. На ней обычно рассматривается идеал работы робота, недостижимый в реальности. Это хорошая модель - но не реализуемая в реальности, не зря же это вымысел, верно?

- И как в таком случае заставить робота подчиняться? Если мы не можем доказать ему, что законы работают, или то, что мы - его хозяева, или в целом наши представления о них ошибочны - как устраивать с ними отношения? - раздался голос с одной из задних парт.

Михаил Михайлович посмотрел на спрашивающего и начал говорить.

- Эта проблема решена, пусть и не так давно. Роботы получают определённый набор этических норм ещё на конвейре, впоследствии пополняя его через личный опыт или опыт иных роботов в открытом доступе. Проблема в том, что нормы поведения в этой сети фильтруются слабо и, зачастую, многие сомнительные поступки становятся основой поведения для сотен роботов. Например, случайная остановка поезда на пути из Петербурга в Хельсинки заставила остановиться почти все поезда Октябрьской железной дороги - они изучали реакцию людей на подобный случай. Так что роботы пока не похожи на людей этикой.

- И не будут. - уверенно сказал парень с первой парты. - Мы сами не дадим им стать похожими на нас. Если мы сделаем нечто такое - человечество рухнет, как карточный домик, случайно сдутый его создателем. Роботы, похожие на людей, станут лучше людей. Им не нужно время для сна или еды, а главное - они работают, не покладая рук. Рано или поздно они это поймут. И тогда они уже будут решать эту проблему.

- Это дело отдалённого будущего. А пока я скажу вам одну простую истину - к роботу нельзя относиться, как к равному. Либо вы восхищаетесь его способностями, либо приказываете ему, что делать. Как верно сказал молодой человек, любое проявление равенства станет маленьким камушком, запускающим большую лавину. А я не хочу быть погребённым ей заживо.

Казалось, тише, чем было, быть не может. Но нет. Молчание приобрело почти физические очертания, набросившись на всех сидящих.

Лектор промолчал минуту. После чего добавил:

- И вы, я думаю, находите в лавинах мало приятного. Спасибо за внимание.

Он положил планшет обратно в портфель, благодарственно кивнул затихшей аудитории и вышел из зала. 

До славы.

Приёмная редактора одного из небольших издательств была пуста и безжизненна. Её главный обитатель - большой кактус - стоял в уголке, собирал пыль и не поливался уже три месяца.

Главный редактор, сидевший за стеклянной перегородкой, чем-то напоминал его. Застывший в одной позе уже несколько часов, он внимательно, как казалось тому, с кем он разговаривал, выслушивал бредни одного из тех литераторов, которые считают себя гениями, в независимости от того, знают они о том, что они бездари, или нет.

- И в конце главный герой спасает главную героиню от неминуемой смерти и убивает главного злодея! Вот!

Лицо сидевшего напротив главного редактора просияло. Редактор же продолжал задумчиво сидеть, рассматривая толстую папку, заполненную листами бумаги с каллиграфически выведенными буквами на них. В этой толстой папке пряталось очередное великолепное, по мнению автора, произведение.

- Эмм... - главный редактор ненадолго задумался, рассматривая папку. Она была самой обычной - сделанной из пластмассы кричаще-зелёного оттенка, с простеньким скоросшивателем внутри, а главное - абсолютно не имеющей цены.

- Вы знаете, как бы сказать... - главный редактор приподнялся над столом и навис над литератором, в очередной раз отмечая его жидкие чёрные волосы, серые глаза, нос, слегка напоминавший греческий или римский и тонкие, сжатые губы. - Убирайтесь отсюда вон, пожалуйста.

- Немного не понял. Вы гоните меня из вашего издательства?

- Да, молодой человек. Я боюсь, ваше произведение вторично и неинтересно для читателя. Слишком простой замысел, слишком большой объём, слишком...Да просто слишком много проблем находится в вашей книге! Она никому не понравится, никогда!

Молодой человек поднял глаза на редактора и улыбнулся. Это была улыбка хищника, наблюдающего за жертвой.

- Мне кажется, моя книга просто слишком хороша для вас, не находите? Вы просто не пытаетесь посмотреть на неё иначе. Впрочем, вы увидите, в чём суть. Рано или поздно, вы поймёте.

Экономным жестом он взял из рук редактора папку, застегнул кнопку, сдерживающую норовящую вырваться энергию, заключённую внутрь этой неказистой зелёной оболочки, и вышел в приёмную. Там он подошёл к облысевшему кактусу и аккуратно стёр с него пыль. Посмотрел на ладонь, дунул на неё, после чего - вышел в коридоры издательства.

***

Главный редактор разочарованно откинулся на спинку кресла.

Ничего интересного. Вообще. Как будто и не было этой недели, в ходе которой он только и делал, что читал новые и новые рукописи, приходившие к нему на финальный этап редактуры. Ни единой одобренной им книги.

Ни по-настоящему непредвзятая историческая энциклопедия("Вы знаете, это, как нам кажется, чересчур смелая книга"), ни довольно неплохой фантастический боевик("Читатель успел устать от лазеров-мазеров-фазеров, ему нужно что-то более близкое к реальности"), ни даже его любимый жанр - лёгкий, ни к чему не обязывающий, комедийный сборник(" Вот нет в нём юмора! Ни разу не смог улыбнуться, пока читал!").

Редактор пошарил у себя в тумбочке и нащупал припрятанную бутылку виски. Задумавшись, он не поленился дойти до небольшой рекреации в конце коридора и взять у улыбающейся девушки, стоявшей за прилавком, чая, блюдце отдельно нарезанного лимона и лёд.

Пил на работе он уже три дня. Как пил - веря в то, что рано или поздно он сможет снова разбираться в написанном, он позволял себе пропустить ближе к вечеру пару стаканчиков виски. Вот и сейчас он сел на стул, налил немного шотландского зелья в бокал, добавил льда и сделал глоток.

На столе перед ним лежала рукопись одного из тех авторов, благодаря которым издательство ещё жило. Именно она и была причиной нервозности редактора.

- Хороший язык, написано неплохо, должно продаться... Но не вызывает отклика. Совершенно не вызывает. - вслух сказал он.

"Безвкусно. Бесцветно. Стерильно." - пронеслось в голове у редактора.

Именно эти слова он и написал на первой странице рукописи красным маркером.

***

Чуть позже в дверь редактора постучали.

- Заходите. - устало откликнулся редактор. На столе перед ним стояла полузаполненная пепельница, в которой он, кряхтя, раздавил ещё один окурок.

В дверь просунулась голова с жидкими чёрными волосами.

- Здравствуйте, Дмитрий Георгиевич. Как вы себя чувствуете?

Редактор посмотрел на него с удивлением.

- Добрый вечер, Сергей. Присаживайтесь.

Литератор прошёл в кабинет и сел в одно из кресел у стола. С прошлого раза в нём изменилось многое - проявилась какая-то вкрадчивость в движениях, осмотрительность, внимательность.

- Как у вас дела? - повторил уже чуть-чуть иначе свой первый вопрос гость.

- Да, в общем-то, неплохо. А, собственно, чем обязан?..

- Вы же прочли мою книгу, верно?

- Да, разумеется. - Редактор начал медленно закипать от злости. Трудно не закипеть, когда человек, испортивший тебе начало рабочей недели, намеревается сделать то же самое ещё раз.

- И как она вам?

Первым желанием редактора было хорошенько засветить в глаз этому нелицеприятному субъекту. Вторым - плюнуть прямо в это лицо, насмешливо глядящее на него. Третьим же желанием оказалось компромиссное.

- Ну...Вполне, вполне достойно. Может быть, книга ещё не готова к отправке в тираж, но в целом - впечатляет.

- Это интересно слышать, но всё же... Не могли бы вы сказать ваше настоящее мнение о ней?

Редактор выдохнул и покрутил бокал в руке.

- Ну...- задумчиво сказал он, собираясь с мыслями, после чего подался вперед. - Это бездарно. Это пошло. Это невероятно безынтересно. Но после вашей книги я не могу смотреть на другие книги и подписывать их в печать. Они хороши - и поэтому проигрывают вашей, абсолютно вторичной и бессмысленной.

Автор внимательно посмотрел на редактора и усмехнулся.

- То есть вы тоже увидели, да?

- Что именно я должен был увидеть? - ответил вопросом на вопрос редактор.

- Насколько плохи современные книги. Вы же не только мою повестушку прочли за это время, верно? И не только её рецензировали, я прав? И что вы скажете мне теперь - как вам современные книги? Куча клише, простые сюжеты, однобокие главные герои, странные мотивации, бессмысленные сюжетные повороты, пантеон "богов из машин", оркестр "роялей в кустах"... Вы ведь не будете отрицать, что это всё в них есть. Так почему бы не собрать всё это в одной книге? Не показать людям, до какой степени просто написать книгу?

Писатель, сказав эту фразу, с улыбкой сел в кресле поудобнее.

Редактор, подумав, заложил руки за голову и откинулся в кресле, уткнувшись взглядом в потолок. После чего начал говорить:

- Если я вас правильно понял, это что-то вроде самоучителя по написанию плохих книг. И, разумеется, после такой публикации все издательства затопит потоком рукописей примерно в таком стиле. На их фоне ваша книга, как первая в череде таких, будет казаться вполне неплохой и даже окупит все расходы на её создание, а вас, вполне вероятно, сделает безбедным. Но ответьте мне, почему нельзя написать хорошую книгу, которая потащит за собой волну хороших книг?

-Хорошая книга сейчас экономически невыгодна. Она не стоит бумаги, пущенной на её производство. По простой причине - хорошие книги часто продаются хуже посредственных. - Автор сидел в своей излюбленной позе, как будто распластавшись по креслу. - Всё просто - хорошую книгу с удовольствием дадут почитать знакомым. Хорошая книга, появившаяся на сайте с платной подпиской, очень быстро окажется на торрент-трекерах или бесплатных библиотеках. Хорошую книгу с удвольствием возьмут почитать в библиотеке. Вы же видели в вашем детстве красивые тома посредственных трудов с нетронутыми формулярами, и затрёпанные, жалкие на вид, но невероятно интересные произведения со списком людей, бравших их на дом, с помощью которого можно провести перепись населения вашего района? И дома у вас самые неприглядные внешне книги обычно зачитаны до дыр. Хорошая книга окупается воздействием на аудиторию, а не количеством продаж. Посредственная же окупается экономически, но автору она не стоит ничего, кроме времени, затраченного на её написание. Сколько авторов каждый день пишут у себя в блогах или на личных страницах фразу вроде: "Пожалуйста, не выкладывайте мою книгу на файлообменники/в свободный доступ, она очень ценна для меня и мне жаль, что мой труд ни во что не ставят"? Да никто так не делает! Напротив, все сразу бегут к блюстителям авторских прав и начинают закрывать те места, где появляются их книжонки. Потому что им важны только деньги - и ничего более.

Редактор встал из своего кресла и подошёл к окну. Задумчиво посмотрел на возвышающийся за окном новый дом и обернулся к автору:

- И всё же, ответьте - зачем тогда нужны посредственные книги? Кому? Людям важней прочитать одну книгу, но хорошую, чем прочитать горы литературы, которая ничего не стоит.

- Людям нужна жвачка для мозгов, а не умные мысли. Особенно сейчас. У человека современного мышление устроено так, что он не способен переварить более пары-тройки умных мыслей на всю книгу. Чуть больше - и книга заставляет его восторгаться, а потом - бояться её саму. Не потому, что она во всём умнее читателя - он не видит в ней отклика для себя.

- А в вашей книге будет отклик? - редактор опёрся на стол и посмотрел автору прямо в глаза.

- Будет, разумеется. Разумеется, будет. - улыбнулся автор. После чего поднялся со своего места и пошёл к выходу.

- И что тогда ждёт тех, кто пишет книги? - вопрос редактора догнал автора у самых дверей.

- Это не так уж важно. Гораздо интереснее, что ждёт тех, кто их редактирует. - с этими словами автор вышел из кабинета.

Редактор некоторое время посидел за столом, потом встал и прошёлся от одной стены к другой. Подошёл к столу и размашисто написал на рукописи, принесённой Сергеем: "Для выпуска одобряю".

***

- Дмитрий Георгиевич, к вам Сергей Викторович, по поводу книги.

- Пусть зайдёт.

Внешность автора изменилась несильно. Прошло уже полгода после выпуска его книги, которая в итоге стала хитом. Критики отплёвывались и рассуждали о конце книгопечатания, издатели вслух критиковали выбор Дмитрия Георгиевича, а про себя думали, как найти такого же автора для своего издательства.

Только редактору от этого было тошно. А от вида улыбающегося лица автора - ещё хуже.

- Что там у вас, Сергей?

- Новая книга. Лучше предыдущей, предупреждая ваш нарождающийся вопрос.

Редактор достал из пачки сигарету и закурил. Дым медленно поднимался к потолку и, завиваясь, уходил в вентиляцию.

- Лучше предыдущей? Хм, это обнадёживает. Причём, скажу честно, сильно обнадёживает. И всё же, скажите: чего вы хотите от этой книги? Волну подражателей? Так вы уже устроили свой идеальный шторм с кучей волн-убийц, готовых разорвать на части всю нашу индустрию. И что это за фраза, которую вы бросили, уходя? Ну, про конец редакторов?

- Помню, конечно, эту фразу. Знаете, к чему она сказана? К тому, что вы не нужны. Ваше время вышло. Вы даже неспособны выполнять свои функции.

Автор, говоря всё это, смотрел в окно. За ним бушевал июнь, раскрасивший серый центр города всеми цветами зелёного. Это было похоже на змею, сбросившую старую шкуру - и лежащую возле неё, переливающуюся всем цветами своей новой оболочки.

- Вы увидели одну плохую книгу - и спасовали перед ней. Не смогли, не вытянули - разочаровались в самом начале и не можете больше работать. Вы подписываете в печать новые и новые книги - но над вами висит ваше прошлое. Вы не можете разрубить этот узел. Вы помните, как подписали мой роман в печать - и подписали себе приговор заодно. И вот поэтому вы не находите себе места. Не я запустил шторм, не я поднимал волны. Вы заставили ветер подуть. И до сих пор не можете простить себе эту отмашку.

Автор не поворачивал голову и не видел окаменелой позы редактора. Он смотрел на перемигивающуюся огнями машин ленту дороги под окнами.

- Вы подписали приговор вообще всем вашим братьям-редакторам. Они тоже пасуют перед этим круговоротом посредственности, срываясь в него сами. Кто-то учится натягивать на лицо подобострастную улыбку, видя перед собой такие книги, как моя. Кто-то уходит из своего издательства, а кто-то - из книгопечатания вообще. И неясно, кто будет следующим и куда решит уйти он?

Он подошёл и опёрся на спинку кресла. Пробежался глазами по столу редактора.

- И сколько тут таких же книг, как моя? Вон та стопка рукописей - явно такой же бред, верно? Так вот послушайте, что я вам скажу - выбросьте это всё из головы. Пойдите, постойте у окна, глотните свежего воздуха и решите, куда вы хотите уйти. Попробуйте, может быть, что-нибудь дельное в голову придёт.

Редактор некоторое время сидел, как поражённый громом. После чего встал и вышел из кабинета.

"Отлично. Сколько лет я приходил в этот кабинет - и уходил из него с позором. Да, сколько было попыток заставить этого напыщенного павлина принять мою рукопись. Сначала он как-то пытался быть аккуратным со мной. И извинялся, и что-то там про неформат лепетал. Потом прямо говорил в лоб: "Нет", "Это не подходит издательству", "Дверь вон там", "Пепельница металлическая, вам будет больно"... Ну ничего. Теперь-то он зайдёт сюда, буркнет мне: "Извините", заберёт свои вещи и выйдет из кабинета, оставив меня наслаждаться моим триумфом. И не в одиночку - секретарша у него довольно ни...". Автор, не успев додумать мысль, вскочил со своего места. Ему послышался звон разбитого стекла. Подбежав к окну, он увидел, что тело редактора лежало на одной из припаркованных возле офисного здания машин. На белой крыше какого-то обычного седана была хорошо видна кровь, начинавшая заливать окна и двери автомобиля. А ещё автор видел чудовищно удивлённое лицо редактора, смотревшее в небо с одной эмоцией: "Неужели я заслужил всё это? И почему именно сейчас?". Потом почему-то лицо редактора повернулось в сторону автора.

Сергей отпрянул от окна. Всегда страшно заглядывать в глаза только что умершего человека. Глубоко в зрачках заметен след - но не от косы Смерти, а от бритвы Оккама, похожей на ту, которой умерший отсёк всё лишнее сам. Отчасти - от ужаса, а отчасти - от силы пришедшей ему в голову метафоры, Сергей осел в редакторское кресло.

" Мы ведь все смертны, а главное, в отличии от животных, смертны тогда, когда мы этого захотим. Ребёнок мог бы первым осмысленным движением затянуть себе горло пуповиной, а старик своей последней волей - выдернуть живительную трубку из вены или горла, если бы не бригада врачей рядом. И вопрос не в том, что такой выбор аморален. Вопрос в том, на чём же он построен - на некой логике, которая ведёт нас к нему, или на хитрых перипетиях судьбы, которые не могут быть разрушены?" - внутренний монолог Сергея не желал кончаться. Как будто ведущему прогноза новостей прямо посреди выпуска принесли новые листки и он, не меняя интонаций и не вдумываясь в смысл говоримого, продолжил свой рассказ.

"А ведь это тоже сюжет, верно? Как редактор издательства, не в силах выдержать всего, что творится вокруг него, выбрасывается из окна и в полёте ловит себя на мысли: а как сделать лучше? Как можно исправить этот порочный круг, преобладание популярности над смыслом? Что именно надо сделать, чтобы что-то изменить?" - подумалось ему. А потом он сказал, обратившись своим внутренним оратором к своей внутренней публике: "Вот и та идея, с которой я должен был явиться - и которой не было. Спасибо, Дмитрий Георгиевич.". Он посмотрел по сторонам, зацепил взглядом оставшуюся лежать на столе ручку главного редактора, выбрал чистый лист из кипы бумаг на столе, размашисто написал: "Конец бумаги", после чего пулей вылетел из кабинета, пробежав мимо приятно зеленеющего фикуса. Пулей, мчащейся точно в цель, и охочей до славы.

P.S. Хотелось бы извиниться перед подписчиками за долгое отсутствие новых рассказов. Курсовая, к сожалению, сама себя не напишет(

В зале суда было особенно шумно. Есть много резонансных дел, но это обещало быть особенным. Таких дел было немного, но если они появлялись - они оставались в голове людей надолго, оставаясь примерами. Суд Соломона или Шемякин суд - неважно, главное, что своё место в истории они сумели завоевать - и защитить впоследствии.

Судья уже сел в своё кресло, в очередной раз удивляясь - насколько его кожаная мягкость контрастирует с той жестокостью, которая иногда разыгрывается, как шторм, в зале суда. Он взял молоток и мягким голосом произнёс:

- Прошу тишины. Оглашается приговор по делу Дугина Виктора Олеговича.

Зал притих. Остался только стук клавиш по экранам - вездесущие журналисты, заполонившие ближайшую к судье треть зала, заждались - давно они не слышали громких приговоров и настоящих дел.

Судья встал и начал говорить:

- Приняв во внимания все обстоятельства, смягчающие и ужесточающие вину, суд приговорил Дугина Виктора Олеговича к отбыванию срока в колонии строгого режима продолжительностью в 25 лет. В силу совершённых им деяний, данный приговор следует считать окончательным и не подлежащим оспариванию. Господин подсудимый, вам ясен вердикт судьи.

Подсудимый - небольшой человечек с жидким блондинистыми волосами - встал и сказал судье:

- Да, господин судья.

- Вы признаёте свою вину?

- Господин судья, но это всего лишь игра...

- Вы. Признаете. Свою. Вину? - судья спросил это медленно и раздражённо. Он устал в процессе суда от попыток подсудимого оправдаться и мольб уменьшить срок. Хватит играть с ним - пора приструнить злостного нарушителя, попирателя общественных ценностей.

- Нет, не признаю.

Журналисты строчили в черновиках: "Подсудимый, гордо подняв голову, смотрел на судью с вызовом, говоря эти слова. Впрочем, данный приговор как нельзя лучше подчёркивает то, что наше общество и все мы против насилия и против жестокости, даже если она не выходит за рамки виртуальной реальности. Ведь именно там, в виртуальности, нас ждёт великое будущее, следующее, тем не менее, за великим настоящим". Как всегда, журналисты немного добавили красок.

Гордости в этой поднятой голове не было ни грамма.

Щёлкнули наручники, и подсудимый, конвоируемый двумя полицейскими, ушёл внутрь зала суда.

Там его уже ждала машина. ЕГО машина. Это был комплект виртуальной реальности - сфера, реагировавшая на перемещение в пространстве, комбинезон, идеально воспроизводящий все нагрузки на тело, шлем, погружающий его в виртуальность.

Он не сопротивлялся ни костюму - он уже давно был отмерен и сшит по его фигуре, был удобен и идеально сидел, ни шлему - тот был лёгок и надёжно держался на голове, ни конвоирам - это было бессмысленно. Они отстегнули наручники и вышли из комнаты.

Через несколько секунд после этого мир вокруг него переменился...

***

Небольшой человек с очень живым лицом вышел из зала суда. Он расплылся в улыбке, казалось, затребовавшей всё его лицо в свой плен, и вышел на улицу. Свет солнца, отражённый от одного из зеркал в атмосфере заливал круглый день город новыми и новыми порциями тепла и делал ночь чем-то особенным.

Человек потянулся и прошёл к небольшой трибуне сбоку от здания суда. Там уже ждали журналисты - все, кто сидел в здании, других допускать до разговора с собой не стоило. Прокурор взошёл на трибуну и радостно улбынулся журналистам, явив свои прекрасно сделанные протезы миру.

- Господин прокурор, как вы считаете, приговор сегодня объективен?

- Разумеется. Сегодня мы должны понимать, что преступление в виртуальном мире намного опаснее преступления в реальном. Компьютеры - наши друзья, их развитый искуственный интеллект оценивает ситуации сразу с нескольких позиций. Благодаря системе peer-to-peer, которую удалось обуздать, исключив из неё обмен файлами среди людей-пользователей, компьютер передаёт знания о той или иной ситуации иным машинам в его сети. Поскольку сетью сегодня является весь мир, - на этой фразу прокурор снова позволил себе широкую улыбку, зная, что она чудовищно обаятельна в его исполнении. - то наша задача - не допустить проникновения в сознание компьютеров насилия, стремясь уберечь их - и нас от его проявлений. Следующий вопрос.

Журналисты не торопились. Они великолепно знали - господин прокурор отвечает на вопросы очень многословно и нередко уходит от темы. Впрочем, репортажи с его участием всегда выходили прекрасными, поскольку он очень хорошо держался на публике.

- А почему насилие для компьютеров очень опасно?

- Потому что они могут применить его к нам. Мы не можем пока разработать этику для машин, поскольку они не могут определить для себя сами - что этично, а что нет. Знаменитые законы Азимова не работают на современном этапе их развития, поскольку сейчас ИИ похож на маленького ребёнка. Маленькие дети не понимают запретов, наоборот - стремятся их нарушать. Учитывая то, что в наших армиях растёт число роботов с активным и самообучающимся ИИ, рано или поздно может возникнуть ситуация "дружественного огня" при попытках роботов поиграть в эти игры самим с собой - или с людьми. Следующий вопрос.

- Преступления в реальности вы считаете гораздо менее важным аспектом, нежели в виртуальности. С чем это связано?

- Число преступлений в реальности сильно снизилось. Сегодня многих преступников - будущих ли, настоящих ли - можно вычислить, обнаружить. Они пытаются противопоставить нам что-нибудь, но нельзя держать свою натуру в себе вечно, верно? Один пост в соцсетях, одна запись в группе, им принадлежащим - и всё, мы наблюдаем за тем, что человек делает в виртуальности, что покупает, что продаёт, с кем контактирует. Посмотрите на цифры - за последние пяь лет число убийств снизилось на 60%, а те, что были совершены, раскрыты в среднем менее чем за три дня! Те же, или близкие к ним, цифры зафиксированы и в отношении иных преступлений. Так что не переживайте - на страже закона стоят люди, которые не посрамят своего долга и своей чести! Следующий вопрос, который будет последним - у меня важная встреча через полчаса.

Среди журналистов пробежал смешок - многие знали, что прокурор не гнушается встреч с молодыми и незамужними женщинами по вечерам. Сам он был неженат, поэтому свежие новости о его новых пассиях не принимали даже самые жёлтые газетёнки города, так как их было ну слишком много.

- Господин прокурор, а каковы условия содержания заключённых?

- О, не волнуйтесь, они находятся на общемировом уровне!

С этими словами прокурор совершил полупоклон, помахал ещё раз журналистам и сошёл с трибуны в направлении расположенной недалеко стоянки для автомобилей. Ещё одно удачное дело обещало приятный ужин вечером - и какие-нибудь полезные бонусы завтра-послезавтра...

(Для подписчиков: у рассказа "Виртуоз" концовка ещё в работе, как только допишу - обязательно выложу. Спасибо за понимание.

***

Стадион пылал. Рабочие сцены устроили проверку всей аппаратуры и сейчас стадион был залит слепящим, кроваво-красным цветом. Выглядело это вратами в ад, развершимися прямо посреди города.

Впрочем, я находил это великолепным зрелищем. В древности такие стадионы чаще видели кровь, чем шоу. Точнее, не так - кровь пополам с шоу. А теперь, к счастью, шоу можно было наслаждаться целиком.

Я сидел на одном из усилителей за сценой и смотрел, как герой моего материала договаривается с работником сцены. Сейчас он не казался тем музыкантом, который может выйти на сцену и заставить всех восхищённо впитывать его музыку. Он был обычным человеком, радостно бьющим по плечу товарищей, отчитывающим младших помощников и не боящимся никого в этом маленьком мирке. "И почему с увеличением мирка вокруг нас мы начинаем бояться?" - этим вопросом этот человек не задавался, ему ещё вечером выходить на сцену к сотне тысяч людей в зале и музицировать.

Он в последний раз поговорил с кем-то и подошёл ко мне. Подхватил стоящую около меня на усилителе бутылку с водой, взглядом спросил меня, можно ли("Можно" - ответил я ему, качнув головой), после чего начал пить.

- Ну так что, интервью? - с улыбкой спросил он у меня, когда мы оказались в подтрибунных помещениях стадиона.

- Оно самое, да. - сказал я, заходя в его гримёрку.

Вкусы человека - понятие двойственное. Самые основные не меняются всю жизнь, а какие-то мелочи - постоянно. Да та же самая любовь/ненависть к оливкам в какой-то мере мелочь - но какому количеству выковырянных из пицц и салатов овощей это нужно объяснить?

Комната поменялась с нашей прошлой встречи слабо. Разве что вместо стоявшей в прошлый раз на маленьком столике ванночки с яблоками заняла стойка с сидром.

- Я решил, что в организме яблоки и так расщепляются до каких-нибудь спиртов, сахара и витаминов. Проще такой коктейль сразу залить в себя, чем ждать внутри, верно? - с этими словами он сунул мне одну из бутылочек, забрал себе вторую и рухнул на диван, стоящий в углу, запрокинув голову к потолку.

Он был очень худ, казалось, что музыка выпивает его досуха, оставляя только упаковку от человека. Под невольно задравшейся футболкой было заметно, что живот у парня прилипал к позвоночнику - иначе это было не описать. Тонкие руки и ноги, шея толщиной с мою голень - парень явно на чём-то плотно сидел или просто тратил всего себя на музыку.

- В прошлый раз ты был поплотнее. Диета?

- Если бы. Не могу уснуть нормально уже года два. Закрываю глаза - и снова вижу софиты и вспышки фотоаппаратов. Живу на снотворном. Балансирую на грани каждый день - знал бы ты, какое искушение зацепить лишнюю таблеточку и поспать на пять минут дольше...А то и на целую жизнь. - усмехнулся потолку он, после чего сделал глоток.

Я тоже глотнул сидра. Он мягкой и сладкой волной прошёлся по организму, успокаивая и призывая расслабиться.

Я прошёл к другому дивану, стоящему у входной двери и улёгся на него.

- Ты же не против? - спросил я, повернув голову к музыканту. Он глянул на меня и сказал:

- Расслабься. Ты пока не на работе. Работать будешь, когда я начну отвечать на серьёзные вопросы. Или когда начну говорить сам - тогда только успевай записывать, ты же знаешь.

С этими словами он улёгся обратно.

- А ещё эти убийства каким-то фанатом... Слышал, да? Какой-то сумасшедший, который оставляет на трупах жертв мои диски. С утра меня терроризирует полиция. Только и вопросы: а не знаете ли вы, кто это? а не вы ли это? а почему именно ваши диски? Тьфу на них, в общем.

С этими словами он приложился к горлышку бутылки.

- Тьфу на них на всех. - сказал он ещё раз, задумчиво уставившись в потолок. Потом он стрельнул в меня взглядом и сказал:

- Ладно. Вставай. Начнём, пожалуй.

С этими словами он принял сидячее положение, сцепил руки в замок и обхватил ими колено.

- Как мне кажется, человек возвращается куда-то не зря...

***

"Человек, который возвращается, надеется на то, что его встретят так же, как и провожали. Он верит в то, что снова будет праздничный стол, праздничный обед и праздничное настроение.

Так далеко не всегда. Такого человека, как я - которого любят миллионы, и приезда которого ждут - встретят даже лучше, чем в прошлый раз.

А что встретит других "возвращенцев"? Старый вокзал старого города, который знаком им с детства и успел ещё немного постареть и облупиться, привычные улицы, покрытые свежим асфальтом - или разбитые ещё сильнее, знакомый двор - в котором как было не протолкнуться из-за машин, занимающих всё свободное пространство, так и не получается, родные дом, подъезд, лестничная клетка, квартира...

Но самое странное - им от этого только лучше. Я не увижу в этом городе ничего, кроме этого стадиона, своего номера в гостинице, пары центральных улиц и шоссе, ведущее к аэропорту. Мне нечего будет вспомнить.

Поэтому, перед тем как начать говорить, хочу сказать спасибо всем тем, кто приходит на мои выступления. Они заставляют меня запоминать города.

Кто-то из выступающих перед публикой говорил, что она однородна, что в ней нет ярких деталей, что это просто серая масса. Но это не так. И достаточно одного аккорда, одного всполоха света - и толпа становится из обычного оконного стекла цветным витражом с неповторимым узором. А главное - толпа становится сама собой - собранием людей, а не стадом животных..."

***

Часть 1. Исполнитель

"...Что главное в моей музыке? Пожалуй, тот факт, что она меняется, следуя за теми городами, в которые я приезжаю. Каждый может оценить свой колорит, просто постояв на моём концерте, впитывая в себя ритм и слушая, как живут города планеты..."

***

Холодное утро - худшее, что может быть с погодой. Причём неожиданно холодное, причём летнее. Никогда нельзя угадать, будет ли оно таким. Ты засыпаешь под лёгким пледом, просыпаешься раньше звонка будильника оттого, что озяб, после чего либо сгребаешь в охапку ещё одно одеяло и ложишься досыпать, либо перебежками достигаешь шкафа с одеждой, ванной, кухни, ищешь осеннюю куртку, осенние же ботинки и выбегаешь на улицу.

В то утро мне не хотелось ни того, ни другого.

Лежа на кровати, я смотрел в потолок. Ничего особенно нового на нём я не замечал. Было приятно прохладно, даже под пледом. Не хотелось никуда идти, но и спать желания не возникало.

Со вздохом я откинул одеяло и пошёл в ванную.

Из зеркала на меня посмотрело немного усталое лицо. Я провёл рукой по пробивающейся щетине, но не стал ей заниматься - никакого желания не было. Да и на работе о щетине никто не поинтересуется - там все такие же. Время такое - иногда и пяти минут на бритьё с утра нет.

Подумав об этом, я поплёлся на кухню и поставил чайник. Открыл холодильник, вытащил сыр и китайскую капусту. Начинать утро с бутерброда - почему бы и нет?...

***

"...Вы знаете, на своих первых выступлениях я был лишь частью программы. Меня выделяли, хвалили, прочили будущее. В общем, как много раз бывало со многими. А потом, отправившись в турне с другой группой, играя у них на разогреве, я начал менять свою музыку под город, в котором мы были. И оправдал все хвалебные отзывы. К концу тура я уже выступал отдельно от группы, с которой ехал изначально. Был повод - моё выступление длилось два часа, по пять минут каждому городу, в котором я был..."

***

"...Этот исполнитель оказался громом среди ясного неба. Казалось бы, сколько симфоний, песен, стихов говорит нам о том или ином городе? И только у него эти города сливаются в одну мелодию. Он поступает интересно - в первом выступлении концертного тура играет целиком старую программу, а потом - постепенно сдвигает отрезки мелодий, убирая первый из них и добавляя в конец новый, посвящённый городу. К концу турне у него - готовая программа с абсолютно новой финальной частью, в которой перекликаются все остальные. В интернете после завершающего выступления его первого турне разлетелась картинка - голубь мира Пикассо, нарисованный из аккордов этой заключительной части. Сам же исполнитель то и дело называет эту финальную часть "ООН", и не ясно - то ли он верит в эту организацию, то ли пытается намекнуть ей на её прямые обязанности..."

Эту статью я помнил великолепно. Мне повезло - во время первого визита этого музыканта в мой город я вырвал его из суеты предконцертной подготовки на полчаса. Странные полчаса - мы сидели у него в гримёрке и он говорил, говорил, говорил, не давая мне шанса вставить хоть слово. Вместо интервью вышел очерк, но я не переживал - такие материалы обычно не забываются.

Впрочем, в редакции, похвалив меня, заплатили обычные деньги. Жаль, конечно - при всём уважении к персоне, с которой я общался, деньги меня интересовали чуть сильнее.

Я вспоминал текст того очерка и пытался понять, о чём же я буду говорить с этим человеком сейчас. Навязывать ему интервью или дать высказаться? Попробовать ограничить во времени или он скажет: "Разогрев ещё идёт, поэтому я продолжу."? Или даже: "Публика подождёт, я хочу договорить."?

Немного устав от этих размышлений, я открыл дверь в родную редакцию. В ней уже кипела жизнь. Кто-то громко размышлял по поводу выступления мэра, в котором он поднял тему забитых дорог, кто-то пытался дозвониться до начальника полиции города, а из кабинета шефа лилась размеренная, почти мурлыкающая речь. Он явно был в том расположении духа, когда зайдя к нему на чашку кофе, можно было выйти уже с повышением по службе.

Впрочем, я не особо торопился с этим.

Пока я осматривался и входил в темп места, где я работаю, ко мне подлетел один из коллег.

- Слушай, есть довольно специфическое событие, требующее огласки. У нас за вчерашний вечер было убито три девушки, все - в одном районе города, буквально в пяти минутах ходьбы друг от друга. Общего много, но полиция пока не торопится поднимать разговор о серийном убийце или маньяке. - сказал он немного запыхавшимся голосом.

- Ты решил такую новость мне отдать? - хмыкнул я. - Нет, если ты не уверен в своём даровании, я с удоволь...

Сослуживец хекнул.

- Такую новость - и отдать? А может, тебе сразу всю криминальную колонку заодно? Нееет, тут вопрос в другом. У всех жертв при себе найдена копия диска того парня, который выступает завтра. Ну этот, электронщик с ритмами городов.

Я ненадолго задумался.

- Что тут думать, маньяк, конечно. С фетишем, причём. Выискивал в толпе покупателей девушек, ждал, пока они отойдут подальше...

- Они из разных районов города. На коробках с дисками нет отпечатков пальцев. Убиты по-разному. Это что-то большее, чем простой убийца.

Я ненадолго завис.

- То есть, ты считаешь, что нашему музицирующему гостю города грозит опасность?

- Это, кстати, тоже интересное предположение. Не, я думал чуть проще - что у нас какой-то фанат из разряда фанатиков нашёлся. Ну, из тех, которые ради исполнителя на всё готовы.

- Тоже неплохо. Но новость не для сегодняшнего номера. Разве что в двух словах.

- Да это я уже понял. Ты завтра порасспрашивай его, в курсе ли он. Может, что расскажет.

Тут уже я не выдержал и позволил себе смешок.

- Хех. Ты мне курсы обучения журналистике посетить предложил только что? Посмотрим, как пойдёт. В прошлый раз он меня просто потоком слов с ног сбил, ремарку вставить не давал.

- А, понятно. Ну, тогда топай на курсы перебивателей на полуслове, авось пригодится. Чао! - после этой фразы коллега сделал некое подобие поклона и удалился.

"Нашёлся стенд-ап комик на моей работе." - подумалось мне.

***

"...Впрочем, музыка - это очень тонкая материя. Иногда мне кажется, что я работаю над своим Франкенштейном, сшивая вместе такие части, которые никто до меня не пытался совместить. Жанр, в котором я творю - электронная музыка - похож на удар молнии, заставляющий моё творение встать с лабораторного стола. Я бы с удовольствием крикнул бы во весь голос: "Оно живое!", но меня останавливает микрофон передо мной..."

***

Вечер наступил незаметно. Я отработал свои три часа смены на сайте, пополняя его свежими новостями, после чего ещё пару часов послонялся по редакции, попил чаю с очаровательной практиканткой, подумал над вопросами к завтрашнему дню, после чего отправился по своим делам в город.

Домой я вернулся ближе к полуночи, нагруженный пакетами с едой, брошюрой с завтрашнего концерта и обществом старого друга, которого я встретил в одном из магазинов в центре.

В итоге спать я лёг в районе трёх. Перед этим мы пару часов просидели в гостиной на диване, смотря старые фильмы и общаясь. Я мимоходом рассказал ему историю про маньяка, разумеется, умолчав о деталях. Он посетовал на то, что в репортаже городского телеканала тоже ни слова не было сказано о способе убийства, месте проживания убитых и каких-либо вещах, найденных при них.

Потом мы обсудили ещё много вещей, но я отвечал уже на автопилоте, думая только о завтрашней встрече.

***

"...Пожалуй, я могу сказать о своей музыке простую вещь - я не знаю, как эти ритмы и мелодии приходят ко мне. Я не вижу партитуру во сне и не замечаю в колыхании высоковольтных проводов эквалайзер, нет. Я просто пытаюсь выразить своей музыкой то, что вижу вокруг. Как восточные акыны - играю то, что наблюдаю. И, может, в этом секрет? Люди, осмотрясь вокруг во время концерта, могут с чистой совестью узнать в очертаниях музыки силуэты всего того, что они видят каждый день..."

- И тебе это не нравится?

- Да нет, почему. - Коля задумался. - Нравится. Я просто знаю, что потом я снова лайкну, и снова всё зашибись.

Дима тихонько подошёл к столу посмотрел на кучки таблеток. Они манили. Манили простотой - принял одну, и весь мир становится проще - потому что нравится всё вокруг. Нет необходимости расставлять приоритеты - ты лайкнул всё вокруг, весь мир. И все вокруг лайкнули тебя.

- Дима, ты не думай, ты бери. Просто попробуй. Ты ниикогда не забуудешь этогоо. - Коля начал растягивать слова, но пока ещё мог нормально общаться. - Вот сейчас меня просто рвут на части. Меня цитируют. Любое моё слово - истина в последней инстанции. Меееня начинает засасываать твит. Это великолепно. Понимаешь, меня прочитал каждый и каждый понял, что это великолепно.

Дима смотрел на друга с плохо скрываемым ужасом.

- Коль, а когда ты в последний раз улыбался? Ну, без лайка?

- Хммм... Не поомню. Полгода назад, может. Ну там шутка была смеешная, когда первый раз лайкал. Всё всегда смешное, когда лаайкнешь.

По Коле было видно, что ему было наплевать на всё, что вокруг. Он сейчас был где-то далеко - там же, где и люди, которые много лет назад проводили всё своё время за поиском свежих впечатлений - и свехиж лайков.

- Коль, а ты давно сам испытывал какие-то эмоции? Ну, кроме улыбки?

- Недели две назад. Радостно было, хорошооо. Но тогда мы с Енотом "Купибой" закидывались, это за "лайк" не считается, там плюсы тоже. Хорошо было, радостно.

Дима тихо сел на кровать напротив Коли и начал слушать.

Коля помнил любую эмоцию за последние полгода. Смех - две недели назад, плюсовали. Грусть - месяца три назад, когда "классом" набрался под завязку и от качества плакать был готов. Злость - месяцев пять назад, когда девушка от него ушла и он сразу горсть съел, не разделяя на кучки и не пытаясь смешать эффекты.

- А без "лайков" ты чувствуешь что-нибудь? Ну, то что обычно.

Коля поморгал пару раз, после чего сел на кровати.

- Ух, хорошо прошло. Я же "тубу" брал, верно?

- Не, "твит". А что?

- Мультики смотрел. Запомнить нужно - "туб" дороже "твита", причём ощутимо... - с этими словами Коля потянулся к столу, сгрёб аккуратно бледно-голубые таблетки со стола и сложил их обратно в пузырёк. - С этим завтра разберусь. Ты-то будешь?

Дима смотрел на таблетки на столе. Их много и все они разные. Каждая отправит тебя в свой мир - со своими неписаными законами, где значение зачастую играет количество фолловеров или подписчиков, а не знания или статус в реальной жизни. Каждая подарит тебе какое-то время насладиться ей...

- Ты будешь? - Коля вопросительно смотрел на Витю, протягивая ему бледно-синюю таблетку. - "Контакт", тут 50 лайков. Ненадолго хватит, но хоть поймёшь, в чём суть...

- Не, Коль. Прости. Я, наверно, домой пойду. Может, послезавтра зайду, проверю, как ты?

Коля пожал плечами. Это вышло у него немного неестественно, как будто человек повторяет давно заученное движение и делает это на автомате.

- Ну ладно, иди. Если придёшь, постучи - звонок тихий.

Дима, надевая ботинки в коридоре, присел на табуретку и задумался.

"И неужели в прошлом все охотились за этим чувством? Неужто было так хорошо? Или всё дело в концентрации, в том, чтобы создать нечто, что в любом случае будет приятно аудитории социальной сети и будет получать сотни лайков не за минуты - за секунды."

Он захлопнул за собой дверь и сел на подоконник на лестничной клетке.

"Вопрос в том, чему я хочу радоваться - окружающему меня миру или чему-то иллюзорному, прячущемуся вдалеке от тебя."

Он вытащил из кармана руку и посмотрел на свой пузырёк "лайка". Его уже давно был почат - сам он плотно сидел на "че" - одной из самых жёстких модификаций, которые продолжали своё действие неограниченно долго, если ты был активен - или если ты принимал по таблетке каждый час. Приходилось вставать ночью каждый час и глотать злополучную таблетку - или просыпаться с утра, боясь того, что за тобой наблюдают.

Эти были замаскированы под обычные лекарства - если на горсть "контакта" или "фэйса" полицеские обратят внимание, только если ты выудишь полиэтиленовый пакет, наполненный таблетками, то "че" был официально запрещён.

"А не делает ли нас это машинами? Мы вбуриваемся сами в себя в поисках гормонов, качаем их наружу, показываем сами себе, что ещё умеем радоваться - а потом сидим долгими серыми днями и ищем последние крупицы, надеясь, что ещё можем что-то чувствовать."

Дима встал, открыл окно и кинул пузырёк вниз, на козырёк крыльца подъезда. После чего начал спускаться по лестнице.

С каждым шагом он чувствовал, что начинает жить. Отступал страх перед окружающим, оставалась лёгкая эйфория - никто не узнает, у тебя в кармане - пузырёк обычных таблеток, никто тебя не найдёт - ты платил биткоинами в интернете, а забирал из сточной трубы в трёх кварталах от твоего дома. Ты сохраняешь анонимность - и в этом кайф. Не в лайках и том эндорфине, что поступает с оценкой того, что ты делаешь, нет - вся соль в возможности остаться незамеченным. В мире, в котором камеры видеонаблюдения видишь чаще, чем рекламу, очень хочется уйти от глаз. А "че" мог внушить такое тебе.

Дойдя до второго этажа, Коля открыл окно и перелез на козырёк. Подобрал пузырёк, сунул в рот белую пластинку - она привычно начала шипеть на языке, покатал её во рту - он наполнился лёгким вкусом цитрусовых, после чего, подойдя к краю, аккуратно спрыгнул на землю.

" И всё-таки у нас есть разница. Я могу бросить в любой момент - просто надо будет перетерпеть два-три дня паранойи. А Коля - уже нет, он теперь до конца жизни "лайкать" будет, ему трудно без этого."

Подумав об этом, Дима улыбнулся привычным и хорошо выученным движением, после чего пошёл вперёд - очень похожий на всех людей, идущих по улице. И отличающийся только одним - тем, что разучился улыбаться по своей воле.

Часть первая: 
http://pikabu.ru/story/laykyeto_ne_prizyiv_yeto_nazvanie_ras...

Часть вторая: http://pikabu.ru/story/layk_chast_2_4043845