Муха, полностью исследовав голову спящего участкового, и не найдя ничего интересного, поднялась в воздух, пролетела мимо пустой бутылки коньяка и приземлилась на последнюю конфету, одиноко лежащую в красивой коробке с надписью «IMPRESSO PREMIUM». Но полакомиться ей не удалось, потому что человек на стуле зашевелился, разлепил глаза и рыгнул, просыпаясь.
Никита потянулся, распрямляя онемевшие руки, затем посмотрел на часы, висящие над дверью. Ровно шесть часов вечера. Чтобы выпить бутылку, ему хватило пяти часов. А может он выпил ее за три, и два проспал? Вспомнить, во сколько он отключился было трудно. Он понимал, что был еще пьян, поэтому мимо поста он не пойдет. Дежурных он не боялся. В отличии от ментов, работающих в отделе, он единственный не имел пропуска и просто проходил вертушку. Но лишний раз появляться с косой рожей на виду знакомых тоже не хотел.
Когда-то давно в городе построили большой отдел милиции, занимавший огромный трехэтажный дом. И внутри этого здания на первом этаже был участковый пункт. В этот пункт в советское время очень часто ходили по простейшим делам различные люди. Кто-то отметиться после отсидки, кто-то с жалобой на пьющего мужа, кто-то по мелкой хулиганке. Посетителей было много, а шли все через центральный вход важного, и самого большого в городе отдела милиции. Каждого нужно было записать в журнале и оформить. Ради этого приходилось держать в наряде дополнительного человека, так как один просто не справлялся с поступающей информацией. В конце концов терпение большого начальства после моря жалоб от сотрудников не выдержало и опорный пункт пришлось перенести, переделав подсобное помещение в конце здания. Но время любит хорошие шутки. СССР потихоньку развалился, люди немного забыли про участковых, сразу шли в большой красивый отдел со своими проблемами, здание же одно. Многие вообще не знали о существовании такого пункта. Поток людей в опорник постепенно уменьшался, и в начале нулевых туда заходили отмечаться только освободившиеся по УДО, так как пункт совмещал в себе некоторые функции инспекции исполнения наказаний. Иногда, по старой памяти приходили посетовать на соседей или инопланетян пара местных пенсионерок. Именно в это тихое место сослали Никиту после того, как он нажрался в хлам и влетел на своем паркетнике в столб. Будь этот столб где-нибудь на краю города, может и отделался бы полугодовой зарплатой в виде подарка нужному человеку. Но столб стоял у местной достопримечательности — единственного в городе Макдональдса. Поэтому выползавшего из разбитой машины упившегося вусмерть Никиту не снимал на телефон в тот момент только ленивый. Увидев столько внимания к себе, Никита втащил ближайшему папарацци и смачно попал. Мастерство, вбитое в его тело за десять лет тренировок, никуда не делось даже в пьяном угаре. Денег с продажи разбитой машины как раз хватило для того, чтобы откупиться от пострадавшего.
Не уволили его по трем причинам. Первая — то что он был самым умным, находчивым и невыебывающимся опером, и за знаменитое дело с пойманным насильником, благодаря которому в отделе был просто звездопад на погоны начальников всех мастей. Вторая — недавняя смерть жены. Про третью причину он боялся думать, загнав все воспоминания о ней в самый дальний угол своей души.
Его конечно отстранили до тех пор пока все не затихло. Все это время он пил по черной, и допился до такой степени, что умудрился попасть в дурку, но благодаря тому, что он там знал почти всех сотрудников, был довольно быстро отпущен без всяких записей в журналах. После психушки он на какое-то время завязал, позвонил бывшему начальнику, приходящимся ему в далеком прошлом лучшим другом, и поклялся не пить водку. Его взяли, но сослали участковым в самый дальний угол, тихонько дорабатывать до пенсии. Водку после этого он больше не пил ни разу, только коньяк. Примерно через год такой работы с крыши здания, где он работал, сорвался кусок карниза и убил алкаша, неспешно совершающего утренний променад. Пиздюлей получили все, от администрации до дворников. Здание срочно решили отремонтировать, начав как раз с опорного пункта и Никите выделили кабинет в противоположном конце здания. От перемены мест слагаемых сумма не меняется, это была все та же ссылка, только теперь приходлось подниматься на третий этаж, да еще иногда здороваться с теми, кто его помнил.
Он вышел через черный вход. Ключ у него остался с тех лохматых времен, когда он был еще опером. Сигнализации и камер на этой двери не было, благодаря тому, что его коллегам временами требовалось по тихому кого-нибудь вывести наружу, или наоборот, незаметно провести внутрь. Начальство смотрело на это сквозь пальцы, ибо «не плюй в колодец, вдруг напиться придется».
На улице было хорошо, легкий ветерок прошелся по его волосам, брызги падающих с крыш капель от тающего снега слегка отрезвили его. Он представил себя дома, как накладывает горячие пельмешки и смешивает кетчуп с майонезом в глубокой тарелке. Затем насаживает одну пельмешку на вилку, окунает в этот божественный соус... Никита сглотнул слюну и ускорил шаг. Проходя сквозь арку он почему-то засмотрелся на человека, который шел ему навстречу. Он точно видел его где-то. Молодой парень с волевым подбородком и седыми волосами. Хотя молодежь сейчас начинает красить волосы уже в школе, это его не удивило. Парень шел и смотрел на него, ему даже показалось что сейчас он поздоровается, но парень прошел мимо молча. Никита вспомнил о том, что севшее зрение не раз его подводило, и что паренек может и не знакомый совсем. Показалось. И снова стал думать о пельмешках.
Придя домой Никита все таки не сразу сел за ужин. Сначала он решил найти замену разбитой пепельнице. Он понимал, что ближайшие два дня проведет в алкогольном угаре и просто забудет про символ. Символ любви и верности жене. Насте. То, что будет вырывать его из серых вязких лап мыслей о смерти. О своей смерти. Возможной. Ему нужен предмет, смотря на который он будет вспоминать ее образ, ее запах, смех. Она всегда зажигательно смеялась, и мрачный от природы Никита, сам начинал хохотать. Именно так они и познакомились, благодаря ее смеху. На четвертый день празднования миллениума к ним в отдел привезли несколько пьяненьких барышень, которые в городском парке облили мимо проходящего гражданина шампанским. Просто так. Гражданин оказался без чувства юмора, да еще и должностным лицом, правда не при исполнении. Барышень привезли, оформили, но так как документов при себе у них не было, их оставили в обезьяннике до выяснения личности. А потом Никите позвонил сосед по гаражу, одна из девиц оказалась его дочкой, и попросил по старой дружбе вытащить ее из цепких лап правосудия. Никита согласился помочь, ведь сосед его частенько выручал, один раз даже приехал прикурить зимой его старенькую шестерку, что в тот лютый мороз было сродни подвигу.
Но Настя не согласилась уезжать без своих подруг. Полчаса он ее уговаривал, но она то надувала губы, то скалилась, но снимать наручники, которыми была пристегнута к ржавой решетке, не давала. Тогда Никите она и приглянулась. Он поймал себя на том, том уже несколько раз не выдерживал и начинал ржать как конь над выходками этой худой дерзкой девчонки. Он не помнил, когда он так весело смеялся. Он вообще не помнил, чтобы смеялся в последний год. А здесь его развезло как ребенка. И дежурный, наблюдая за всем этим процессом предложил им поженится. Никита подхватил идею и сразу сделал предложение, в шутку. Настя согласилась. Затем приехала чья-то мама с паспортами, девчонок отпустили, но Никита успел взять телефончик, который Настя нарисовала ему губной помадой размашисто, огромными цифрами по всему запястью. Для этого даже пришлось закатать рукав форменной рубашки.
- Так, давай сосредоточься — сказал Никита сам себе и открыл стеклянную дверку шкафа, где хранились безделушки, сувениры и все то, что они привозили с совместного отдыха. Пару раз Настя ездила с подругами без него. Все таки у него служба, отпуск добыть в нужное время было намного труднее, чем ей, менявшей места работы как перчатки.
Статуэтки каких-то божков, приносящих удачу и деньги. Стеклянные рамки, в которых не было фотографий. Елочные игрушки в подарочных упаковках. Пара сувенирных пепельниц. В памяти мелькнула муха. Нет, пепельницу брать не буду, подумал он. Пока не убью злое насекомое. Он протянул руку в самый конец шкафа и достал из темноты маленькую коробку, перевязанную красным бантиком. Внутри лежал серебряный кулон, который он не успел подарить. Никита замер, потихоньку погружаясь в воспоминания. А потом резко мотнул головой, отгоняя мрачные мысли. Убрал коробку и засунул руку еще дальше в темноту. В этот раз он достал маленький ярко розовый фонарик с ручным приводом. В медовый месяц они ездили в Таиланд, и там, перед спуском в пещеры, всем давали такие устройства, чтобы не споткнуться в темноте. Нажимаешь несколько раз на специальный рычажок, фонарик начинает светить. Гаснет, повторяешь процесс. Электричество, выделяемое при помощи мышечной силы владельца. Выходя из пещеры, туристы кидали их в специальную коробку для возврата. Но его жена, а тогда она уже пару недель именно ей и была, невзначай забыла его сдать. Потом она созналась, что сделала это специально и что она теперь встанет на скользкую дорожку воровства и бандитизма, и что Никита, как законный представитель органов правопорядка, вправе ее наказать, возможно даже поглубже. В тот день он кончил три раза.
- Фонарик подойдет - подумал Никита, и положил его в карман служебных штанов. Затем он почистил зубы и бухнулся в кровать, которую не заправлял уже несколько месяцев. Сон пришел мгновенно.
Последние три года ему часто снилось одно и то же место. Желтое ветхое здание детского дома, где он провел 11 лет после смерти матери. Он ходил по длинным коридорам, заглядывая в двери и пытаясь найти выход. Но каждый раз, поднимаясь или спускаясь, его встречал новый, почти такой же этаж. Лестница никогда не заканчивалась, пугая его шаткими перилами. Иногда он встречал детей и останавливался посмотреть, как они играют. Они пробегали мимо него, не замечая. Он видел ссоры ребят из младшей группы, но как только он пытался их остановить, они с ужасом смотрели сквозь него и убегали. Он пытался несколько раз заговорить детьми, и даже с преподавателями, которых встречал, но происходило всегда одно и тоже. В глазах появлялся страх, изо рта вылетал немой крик и оппонент пытался убежать, или просто растворялся в воздухе. Довольно быстро он понял, что делает что-то не так и прекратил попытки общения с призраками в своих снах. Каким-то образом он понимал что спит, что все происходит не по настоящему. «Осознанное сновидение», этот термин прочно закрепился в его мозгу, когда он загуглил симптомы. Он даже видел несколько раз себя со стороны. Мелкий, худой, запуганный семилетка, только попавший сюда и ищущий хоть какого-то общения. Десятилетний, такой же худой, но очень высокий и бегающий от взросляков. Пятнадцатилетний крепкий, уверенный в себе мальчишка, выше сверстников на голову. И наконец, самый нелюбимый его образ, прыщавого семнадцатилетнего парня, одетого в немодные вещи, готовящегося к выходу туда, где его никто не ждал. В его глазах - страх животного, которое всю жизнь провело в клетке и которого однажды выпустили на волю.
В зависимости от настроения и состояния души, в котором он засыпал, из окон либо бил яркий свет, либо были сумерки. Сейчас были сгустившиеся сумерки, но в окно уже светила яркая луна, и немного блеклого света все таки проникало внутрь. Он лежал на металлической кровати и жутко хотел ссать. Спальни мальчиков находились в левом крыле первого этажа а туалет был в левом крыле, и чтобы добираться до него придется долго Через всю эту холодную темноту. Никита повернулся, рядом на соседней кровати лежал ребенок. Одеяло его медленно поднималось в такт дыханию. Он понимал, что это всего лишь сон, но то, что рядом человек, и то, что он дышит успокаивало.
Он крепкий мужик сорока четырех лет, который уже повидал всякого дерьма, неужели он боится пройти, как в детстве, до туалета? Темнота не испугает его, пффф. Он с деланной бравадой поднялся с кровати и опустил ноги на пол, пытаясь нащупать тапки. Их там не было. Да и ноги свои он мог разглядеть с трудом — по полу стелился тяжелый туман. Он медленно встал и тихонько, стараясь не скрипеть старым паркетом, двинулся к двери. Дверь легко и беззвучно впустила его в коридор. Справа, на посту охраны, тоскливо горела желтая лампа накаливания над спящей старушкой. Подойдя поближе он даже узнал ее, но имени вспомнить не смог. Все имена людей из его такой далекой, практически забытой им, жизни в детдоме стерлись из памяти. Он двинулся в правое крыло, внизу живота нестерпимо жгло. Мелькнул проем, ведущий в столовую. Затем дверь заведующей. Дверь гардероба. Дверь с надписью «туалет для мальчиков». Он нетерпеливо дернул ее и резко распахнул. Вместе с открытой дверью изнутри вырвался поток затхлого вонючего воздуха, развеивая туман у ног. Он нащупал рукой старый выключатель. Щелк, и темноту разорвала желтая вспышка включившейся перед лицом лампочки. Еще одна лампочка заморгала там, где была чаша Генуя, или по простому, отверстие для испражнений. Туман куда-то исчез, открывая взору знакомую картину.
- И совсем не страшно - подумал он. Интересно, если посмотреть на себя со стороны, то он в теле мальчика? Или в теле себя, взрослого Никиты? Сейчас он начнет опустошать свой мочевой пузырь во сне, и сразу проснется в реале, чтобы опустошить его в настоящей жизни. У него уже было такое, и даже не раз. Никита встал над грязной дырой, достал член и пустил струю. Он размахивал писюном в разные стороны, как в детстве, пытаясь смыть ей как можно больше грязи в чаше. Судя по величине члена, он все таки в теле себя взрослого. А судя по херне, которую он сейчас исполнял, все остальное от ребенка. Понемногу чаша начала очищаться, грязь весело стекала в дыру, проявилось стеклянная прозрачная структура. Его начал подогревал интерес, и он поймал себя на том, что боится, что моча закончится быстрее чем он успеет все очистить. Но она не кончалась. И тут, неожиданно, с другой стороны чаши появилось лицо. Оно прижалось к стеклу с той стороны и ехидно улыбнулось. Брызги разлетались в стороны, разбиваясь о чашу, мешая обзору, но он сразу узнал его — белобрысый парень из арки. Тот, с которым он чуть не поздоровался уходя с работы.
А затем Никита проснулся и действительно почувствовал, что очень хочет по маленькому. Теперь он был не во сне, осознание настоящей действительности отрезвляет. Он опустил ноги, нащупывая тапки. Они стояли там-же, где он их оставил, ложась спать.
