Андрюха, товарищ Лехи, такой же мужичок, среднего роста, лет пятидесяти, в охотничьей куртке расцветки осенней листвы, никак не мог усесться на пне над речкой. Пенёк был маленький и от долгого сиденья на нем, казался острым. Приходилось, упираясь ногами в землю, держать равновесие. Вечерело.  За рекой расстилался луг из уже пожелтевшей травы, за лугом стеной стоял желтовато-березовый лес, из которого выглядывали темные фигуры елей. Луг когда-то был ухоженным, обработанным полем, но уже давно его затянуло диким разнотравьем, как и многие такие же поля в окружении цепи заброшенных деревень Демянских болот.  Лес уже начал наступать на луг, и то там, то сям на лугу торчали, корявые, молодые березки да ели.

Солнце опускалось за вершины деревьев, и лучи света медленно уходили за ним, неумолимо увеличивая крадущуюся из подлеска темноту. В какой-то миг звуки в лесу и на речке стихли и наступила, та тишина из которой заглядывают в вечность. Пейзаж застыл живой картиной «Смеркалось». Где-то далеко, шумели города, по дорогам мчались машины, люди включали свет в квартирах, играла музыка, а здесь на берегу реки, где на десятки километров не было ни одной живой души, в тишине леса, человек полностью слился с окружающей природой. В душе одновременно возникло чувство невообразимо прекрасного мира с оттенком мистической иллюзорности бытия и удивительное чувство тоски по чему-то, давно забытому и когда-то утраченному без возвратно.

Ждали бобра. Где-то на соседнем бугорке в кустах по над речкой кряхтел Лёха. Ему хотелось курить. Но, он держался. Днем, прогуливаясь в лесу вдоль речки Леха обнаружил свежие «погрызы». Небольшую ивушку завалил бобр и подтянул к реке.  «Идем» - вечером сказал Лёха и хлопнул Андрюху по плечу: «Будет твоя первая добыча. Сегодня он придет обгрызать веточки и тащить в нору. Запасы делает на зиму».