Прошло несколько месяцев после той злополучной итоговой проверки, за которую я огрёб выговор от комполка «за неудовлетворительное состояние режима секретности», и который он вынужден был через день резво снять без следов в карточке после того, как командующий армией разъяснил ему, кто, за что отвечает в полку.

Я уж было успокоился, и спокойно продолжал службу, наивно полагая, что инцидент исчерпан. Как показала жизнь, я глубоко ошибался, не взяв в расчёт зловредность и мстительность этого подполковника.

В один не самый лучший день вышла из строя моя «двести первая» (аппаратура спецсвязи). Эти машины только-только поступили в шифрорганы округа и находились на гарантии. Время от времени в наши края приезжали ремонтные бригады завода-изготовителя и занимались ремонтом вышедшей из строя техники. В нашем регионе эти бригады, как правило, оседали в городе при штабе сухопутной армии, не мотаясь по отдельным гарнизонам, а все, у кого аппаратура была неисправной, везли её к ним со всей округи.

Проработав несколько недель на устаревшей уже «сто пятой», на которую вынужден был перейти вместо моей новенькой красавицы, я с радостью услышал весть от своего шефа о приезде в город ремонтной бригады. Вот только он предупредил меня, что времени у меня в обрез, всего несколько часов, после чего бригада уезжает. Надо ли говорить, что я тут же кинулся к начальнику штаба, испросив разрешение на срочный выезд на своей спецаппаратной, взяв с собой свой пистолет. Вызывать бойцов охраны из ОБАТО, как это следовало бы, у меня уже времени не было.

Загрузили аппаратуру, но не успел я тронуться, как к моей машине подбегает боец с командного пункта. «Товарищ старший лейтенант, командир полка приказал отвезти плановые таблицы на полёты в штаб дивизии». Ну что же, ничего сложного тут нет, благо штаб дивизии неподалёку от штаба сухопутной армии, куда я еду. «А где таблицы-то?» «Да на КП». Ладно, сижу, жду. Проходит где-то с четверть часа, никто никакие таблицы не несёт. Вылезаю из машины, иду на КП. «Ну, где тут ваши таблицы? Мне ехать надо срочно». «Да вы что, товарищ, старший лейтенант, их ещё и не начинали писать». А надо сказать, что «плановичка» на полёты – это здоровенная портянка, рисовать которую где-то часа три, не меньше. Да они что, издеваются? Или командиру не сказали, с какой целью я еду? «А где командир полка?» «Не знаем». Ну что делать? Сидеть ждать, когда комполка соизволит появиться в поле зрения? Стопроцентно не успею ни в какую мастерскую, и ещё несколько месяцев буду пахать на своём музейном экспонате, перепечатывая тексты шифртелеграмм на пишущей машинке. Хорошенькая перспектива.

Я недолго думал над всем этим, сказав дежурному по КП, что ждать неизвестно сколько эти плановые таблицы я не могу и убываю по своему заданию.

Съездил в город, успел отремонтировать свою любимицу, возвращаюсь назад. Заруливаю на стоянку и первым встречаю начальника штаба полка. «Поздравляю тебя, – говорит он с горечью в голосе, – с неполным служебным соответствием от командира полка». «Это за что же?» «За невыполнение его приказания». Подловил-таки меня, гад. Формально он прав, а вот по сути…

Настроение сразу же упало ниже плинтуса. С ним я и пришёл на следующий день в штаб, где меня встретил наш особист.

– Чего это ты такой смурной? Что случилось?

– Да комполка объявил неполное служебное соответствие.

– И за что же?

Рассказал ему всё как есть. Особист недолго раздумывал, а сразу направился в кабинет командира полка. Надо сказать, оперуполномоченные особого отдела открывали двери всех кабинетов в полку левой ногой, в том числе и командирского. Наш особист парень был хороший. Мы с ним дружили уже не один год. Где-то я подсказывал ему что-то по вопросам режима, где-то он мне помогал по мелочи. И нигде и ни в чём он меня не подсиживал, даже намёков на это не было. Мы оба ценили наши отношения. Вышел он из кабинета командира минут через десять, предложив заглянуть к нему. Там он мне и рассказал, как протекала его душеспасительная беседа с командиром полка.

– Здравия желаю, товарищ подполковник. Зашёл вот поинтересоваться, за какие такие грехи вы предупредили ПНШ по спецсвязи о неполном служебном соответствии.

– За невыполнение моего приказания.

– А можно поподробнее?

– Приказал ему завезти плановые таблицы в штаб дивизии, раз он всё равно едет в город, а он плюнул на моё приказание и уехал без них.

– А отправить эти таблицы больше было не на чем, кроме как на спецаппаратной шифроргана. Понятно. А вы в курсе того, товарищ подполковник, с какой целью ваш подчинённый ехал в город?

– В курсе.

– В таком случае вы знаете, что вёз он не мешок картошки, а совершенно секретную шифровальную аппаратуру нового образца, за которой охотятся все разведки. А с введёнными в неё ключами, как в данном случае, это и вовсе техника «особой важности».

– Ну и что?

– А то, что следовать шифровальщик с таким грузом обязан строго по маршруту, заезжать куда-либо запрещено. А вы, направив его в штаб дивизии, создали предпосылку ни много, ни мало к компрометации техники и документов, составляющих государственную тайну. Ведь возле штаба дивизии ему пришлось бы оставить машину на улице без охраны. И это даже не уголовное преступление, а государственное. Спасибо ему надо сказать, что не допустил грубейшего нарушения. В общем так, товарищ подполковник, либо вы удаляете ваше необдуманное взыскание из его карточки так, чтобы и следа не осталось, либо я сегодня же завожу уголовное дело. Выбирайте.

Понятное дело, уголовку на свою голову командир не захотел. Бодаться с особым отделом по вопросам режима, дураков, знаете ли, нет. Поэтому и это взыскание исчезло из моей карточки, словно бы его и не было. Но выигранный бой – это не есть выигранная война. Всё ещё было впереди.

Примечание: Эта история является продолжением статьи «Как офицер-шифровальщик воевал со своим командиром полка».

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

Мне очень повезло с моим первым командиром, в полк которого я был назначен на должность помначштаба по спецсвязи в середине семидесятых. Это был полк истребителей-бомбардировщиков, а его командира я немного знал раньше, так как служил в этом же гарнизоне. Это был замечательный лётчик, человек и командир с большой буквы. Он никогда не прятался за спины подчинённых, прикрывая ими свои просчёты, не боялся взять на себя ответственность в сложных ситуациях. Летал как Бог. Авторитет у него был непререкаемый, а запас уважения всего личного состава от его замов до последнего солдата просто зашкаливал. Служить с таким командиром было одно удовольствие. И никогда ни на кого он не повышал голос, не говоря уже о ругани.

Но всё хорошее когда-то кончается. Ушёл всеми любимый командир на повышение, а вместо него назначили какого-то чудака на букву «м», который чуть ли не с первого дня стал всех строить и нагибать. Поначалу каких-либо серьёзных конфликтов у меня с ним не возникало, но это только поначалу. И если в мою шифровальную работу он не лез и в этом мне не мешал, то во всём, что касалась режима секретности и работы с секретными материалами, он проявлял полный игнор. А некоторые аспекты этой деятельности зависят от командира полка не меньше чем от начальника штаба. Несколько раз я подходил к нему, обнаружив некоторые косяки, как его личные, так и допущенные его подчинёнными по его халатности с предложением изменить, подправить, устранить, но всё впустую. Заходы к начальнику штаба по этим вопросам тоже были безрезультатными. Начштаба был молодой капитан из «нелетающих» (в авиаполку должность начштаба могла быть как из числа лётного состава, так и из числа нелётного). Назначили его вместо авторитетного лётчика-подполковника, который ушёл на повышение. Он и слово боялся молвить поперёк командиру. Что мне оставалось делать? Где можно было, там подправлял сам, где невозможно было сделать что-то реально, прикрывал свою пятую точку соответствующими рапортами.

Но впереди надвигалась итоговая проверка за летний период обучения, и в составе комиссии непременно должны были быть представители восьмого отдела штаба армии. За проверку в шифроргане я нисколько не волновался, а вот за режим секретности в полку опасения были, и небезосновательные. Так оно и вышло. Приехала комиссия, и после сдачи всей общевойсковой мурятины типа строевой подготовки, уставов и марксистско-ленинской подготовки, пришло время отчитываться моей кафедре. И вот тут выявилась куча проколов. И все либо по вине самого комполка, либо некоторых его непосредственных подчинённых, на которых я в своё время повлиять не смог. Доложили о предварительных результатах проверки командиру полка, начальнику штаба. Те не нашли ничего лучшего, как попытаться повлиять на комиссию старым дедовским способом, – занесли проверяющим канистру вина. После этого ребята из комиссии пришли ко мне советоваться. За несколько лет моей службы в этой воздушной армии у нас сложились с ними хорошие доброжелательные отношения, и неприятностей на мою голову мои коллеги не хотели.

– Что будем делать? Принять это винище и закрыть глаза на часть недостатков, затушевав остальные? Или писать всё как есть? Как ты посоветуешь?

– Знаете, ребята, пишите всё как есть. Не надо ничего замыливать. Командир полка и так, судя по всему, нашу службу и меня лично в грош не ставит. Не хочу я его отмазывать. Ну, закроем сегодня глаза, нарисуем ему благостную картину, и останется всё как есть; он же потом палец о палец не ударит, считая, что всё можно порешать через «жидкий доллар». А ну как завтра, не дай Бог, какая-нибудь комиссия из штаба округа или ещё выше? Нагорит и мне, и вам так, что мало не покажется. Вам, так, пожалуй, и покруче за очковтирательство. Говорите, начнёт прессовать меня за подставу? Так я его не подставлял, наоборот, предупреждал, подсказывал, как устранить. Какие ко мне претензии? Ну а вы с шефом в случае чего прикроете.

Так и сделали. Приехал комполка с армейского подведения итогов, получив там от командующего по полной программе за плохое состояние режима секретности, во многом из-за своей же лености и тупости. Приезжает он и первым делом топает в строевую часть. Хватает мою карточку учёта поощрений и взысканий и своей рукой записывает выговорешник с формулировкой «за неудовлетворительное состояние режима секретности».

Терпеть такую явную несправедливость я, конечно, не стал, и в тот же день доложил о всех перипетиях своему НО-8 дивизии. Тот, соответственно, в восьмой отдел армии.

Начальник восьмого отдела мужик справедливый, и своих в обиду бросать не привык, тем более офицеры его отдела доложили ему всю картину в моём полку. Улучив момент он, не откладывая дело в долгий ящик, направился к командующему. Тот тоже был генерал из порядочных, и к своим подчинённым прислушивался, тем более что начальник восьмого отдела был у него на хорошем счету. Выслушав моего шефа, он поднял телефонную трубку потребовав соединить его с моим комполка.

– Ты там за что объявил выговор своему шифровальщику?

– За плохое состояние режима секретности, товарищ генерал-лейтенант.

– А кто отвечает за состояние режима секретности в полку?

– Да он же и отвечает.

– А вот ни хрена подобного. Читай внимательно руководящие документы. ТЫ отвечаешь! А шифровальщик твой отвечает за КОНТРОЛЬ, а не за состояние. Сам напортачил и перекладываешь вину на подчинённого. Вот если бы твой шифровальщик слабо контролировал, не докладывал тебе или начальнику штаба о нарушениях, тогда это его упущение. Но вот с этой стороны к нему никаких претензий у комиссии нет, скорее наоборот. Словом, чтобы сегодня же от твоего взыскания в его карточке и следа не осталось. И устраняй недостатки. Всё.

Понятное дело, что этот выговор в тот же день бесследно испарился из моей карточки вместе с листом, на котором он был записан. Я, было, посчитал, что на этом инцидент исчерпан, и можно спокойно служить дальше, но я совершенно не учёл того, насколько злопамятен и мстителен мой командир полка. И как показало время, вся эта история была не более чем мелкие брызги. Основная война была впереди.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

Новогодняя история, которая случилась со мной несколько лет назад. Я уже уволился из рядов Вооружённых Сил, и работал на гражданке по нашей же специальности, руководил отделом спецсвязи.

На эту встречу Нового года меня пригласили в одну семью. Собрался, как положено, захватил подарки, вышел из дома. Увидел издалека, что к остановке подходит трамвай и рванул вперед, чтобы успеть. Когда шёл к остановке одну руку держал в кармане куртки, и, бросившись к трамваю, резко выдернул её. Вероятно при этом зацепил свой бумажник. Сажусь в трамвай, лезу в карман за бумажником оплатить проезд и обнаруживаю, что его нет. Проверяю его наличие в других карманах и начинаю лихорадочно соображать, а не оставил ли я его дома. По счастью, в кармане была какая-то мелочь, на билет хватило. Позвонить домой и спросить было невозможно, дома уже никого не было. Так я и оставался в глубоких раздумьях, не очень приятных. Больших денег в бумажнике, правда, не было, но были кредитки и ещё какие-то нужные бумажки. И что делать, за пару часов до Нового года звонить в банк с просьбой заблокировать карточки? А если я просто оставил бумажник дома, вот юмор-то будет, когда приеду домой. Решил пока не звонить. Из банкомата деньги с утерянной карточки так легко не снять, магазины уже в основном закрыты. Но новогоднее настроение малость угасло.

Приехал к друзьям, попраздновали, как положено, ночевать остался у них. Утром ни свет, ни заря звонок на мой мобильник. А я ещё и глаза не продрал. Кому это вздумалось поздравлять меня с Новым годом в такую рань, когда все хорошие люди ещё спят? Высвечивается какой-то незнакомый номер. Нажимаю кнопку ответа. Незнакомый мужской голос:

– Доброе утро и с Новым годом вас! Скажите, вы случайно не теряли свой бумажник?

– По всей видимости, да, раз вы звоните. Дело в том, что вчера вечером я обнаружил его отсутствие, но не был уверен, что потерял его. Была мысль, что мог забыть его дома.

– Скажите, вы помните, что в нём лежало?

– Конечно. Приблизительно столько-то денег, банковские кредитки, такие-то квитанции.

– А на чьё имя банковские карты?

Называю свою фамилию, имя, отчество.

– Очень хорошо. Я готов вернуть ваш бумажник сегодня во второй половине дня. Вас устраивает?

Ещё бы. Договариваемся о времени и месте встречи. Телефоны друг у друга уже есть.

На встречу со мной приходит мужчина приблизительно моего возраста, может чуть постарше, с открытым, доброжелательным лицом. Первым делом он возвращает мне мой бумажник, предлагая проверить его содержимое и пересчитать деньги. Я отмахиваюсь, бегло убедившись в том, что кредитки на месте. Предлагаю заглянуть в ближайшую кофейню отметить благополучное возвращение бумажника владельцу, а заодно и наступивший Новый год. Предупреждаю, что банкет за мой счёт. Надо же как-то отблагодарить человека. Мой визави соглашается, и мы перемещаемся в неплохое кофейно-рюмочное заведение неподалёку.

Пока шли, я подметил, что судя по походке и ещё некоторым мелочам, передо мной явно бывший военный, и скорее всего офицер. Так оно потом и оказалось.

Сели за столик, заказали всё, что положено по такому случаю, завели светскую беседу обо всём и ни о чём.

– А как вам удалось определить мой телефонный номер?

– Да ничего сложного. На банковских картах была ваша фамилия, имя, отчество. А дальше, как говорится, дело техники. Возможности, слава Богу, есть. Кстати, я запомнил ваш номер. И он выдал мне его целиком и без ошибки. Про себя я отметил, что он произнёс его не как обычно, по одной – две цифры, а сначала назвал трёхзначное число и уже потом два двухзначных. Выяснилось, что сам он иногородний, заехал в гости на несколько дней к пригласившим его на Новый год друзьям. К ним-то он и направлялся в этот новогодний вечер.

Подошла официантка с нашим заказом, мой новый знакомый разговорился с ней о чём-то там, уже и не упомню. И тут он снова озвучил пятизначное число, назвав сначала трёхзначную его составляющую, а потом двузначную. Кажется, это был пятизначный номер какого-то городского телефона. Так обычно пятизначные числа называют шифровальщики, причём старой школы, привыкшие работать с ручными шифрами. Новое поколение шифровальщиков, наверное, эти «буквари» видели разве что в нашем училищном музее. Официантка отошла, и я спрашиваю:

– А не Краснодарское ли училище вы оканчивали?

– Да. А как вы догадались?

– Вы пятизначные числа произносите так, как, наверное, произносит их только наш брат из старой гвардии.

– Наш брат?

– Ну да. Будем знакомы, коллега.

Называю ему год своего выпуска, роту, фамилию нашего ротного. Он называет свои данные. Само собой, после этого беседа перешла уже в другое русло. Вежливо-дежурная встреча двух незнакомых людей превратилась в двухчасовой доверительный разговор людей, спаянных одним ремеслом. Нашлись общие друзья, знакомые, и даже места службы.

Вот так и вышло, что, едва не потеряв свой бумажник, я приобрёл друга. Чего не бывает под Новый год.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

Эта история продолжает предыдущие две.

Как особист пытался состряпать липовое дело против кодировщика
Как особист пытался подставить шифровальщика, обвинив того в попытке измены

После того как наш бригадный особист попытался неудачно подставить меня с написанием письма иностранцу, прошло какое-то время. На тот момент я ещё не раскусил всей сущности этого товарища, но какие-то смутные опасения уже начали меня одолевать. У меня ведь в каждом дивизионе тоже есть свои люди. Естественно, я никого там не вербовал, но из уважения ко мне они старались донести до меня нужную мне информацию. И вот стали поступать от них сведения, что вокруг моей персоны пошла какая-то подозрительно нехорошая возня. Командование дивизионов, офицеры относились ко мне с уважением; авторитет к тому времени у них я уже заработал. Значит, что получается? Вывод напрашивался сам собой. Ну что же, кто предупреждён, тот вооружён. Да и бояться мне нечего, грехов за собой я не видел. Вот только к чему бы это? Решил, что это рутинная проверка моей деятельности нашими доблестными органами на периферии.

Но в один прекрасный день всё встало на свои места. Сижу в своём кабинете, телефонный звонок. Звонит командир бригады. Необыкновенно сухим официальным тоном требует немедленно явиться к нему. Обычно со мной он никогда так не разговаривал, и это меня сразу насторожило.

Захожу в командирский кабинет. В кабинете в полном составе заседание военного трибунала или суда святой инквизиции, кому как угодно, в составе командира, начштаба, начальника политотдела и особиста. Наличие адвоката не просматривается.

Все с нахмуренными озабоченными лицами. У особиста вид прокурора, готового зачитать обвинительное заключение. Один начштаба смотрит на меня сочувственно; мужик он был очень порядочный, и мы с ним были в тёплых отношениях.

Комбриг начинает сухим официальным тоном.

– Товарищ майор, на моё имя поступил официальный рапорт оперуполномоченного о допущенных вами грубых нарушениях в вашей служебной деятельности. Обвинения довольно серьёзные.

– Я могу ознакомиться с этим рапортом?

Беру протянутый мне машинописный лист, бегло читаю. В иной ситуации я бы только посмеялся над этой мулькой, но общая обстановка не давала повода для смеха. Ну что же, будем бить противника его же оружием – бумагой.

– Товарищ подполковник, поскольку я не привык давать голословные ответы, прошу вашего разрешения пройти в свой кабинет с тем, чтобы взять документы.

Разрешение я получаю и уже через несколько минут возвращаюсь с нужными материалами.

Зачитываю первый пункт обвинения. «В отсутствие начальника восьмого отделения, убывшего в отпуск, его подчинённый сержант незаконно и бесконтрольно пользовался сейфом своего начальника, в котором хранятся шифры».

Открываю дело с перепиской по шифрам и предъявляю комбригу нужную страницу.

– Как видите, товарищ подполковник, это приёмопередаточный акт, составленный по всей форме накануне моего убытия. Утверждён начальником штаба. Прошу заметить, в акте указаны не только передаваемые на время отпуска шифры, но и сам сейф с ключом, в котором они хранятся. Так что обвинение в какой-либо незаконности пользования указанным сейфом моим подчинённым полностью безосновательно.

Перехожу ко второму пункту. «Находясь в таком-то дивизионе, начальник восьмого отделения приказал отключить охранную сигнализацию секретной части и кодогруппы, чем грубо нарушил то-то и то-то, создал предпосылку к утрате, хищению и так далее». Раскрываю свой журнал контроля, в котором докладываю начальнику штаба бригады результаты моих поездок в дивизионы. Такие же записи оставляю и в самих дивизионах.

– К сожалению, товарищ оперуполномоченный не вник в суть вопроса и исказил факты. Да, я приказал отключить сигнализацию, точнее не отключить, а ПЕРЕДЕЛАТЬ, поскольку она была выполнена с грубыми нарушениями: срабатывала и ревела на весь штаб независимо от того, кто заходил в помещение, свой ли законный работник или же злоумышленник. Она не отключалась вообще и на неё уже никто не реагировал. Сейчас она приведена в соответствие с требованиями нормативных документов, которые товарищу капитану (то есть особисту) следовало бы изучать более внимательно.

Далее было ещё несколько пунктов таких же дебильных, иного слова и не подберёшь, обвинений, от которых я не оставил и камня на камне, сдабривая свою отповедь едкими замечаниями в адрес безграмотного в вопросах режима особиста. К тому времени жёсткие складки на лице комбрига разгладились и он уже не смотрел на меня волком; начальник политотдела молча встал и демонстративно вышел, показав всем своим видом, что он не желает участвовать в этом фарсе; а начальник штаба только что не смеялся, с трудом сдерживая себя. Один особист сидел как в воду опущенный. Где-то после третьего-четвёртого пункта моей лекции по вопросам режима секретности комбриг прервал меня, сказав, что ему всё понятно и я могу быть свободен, но тут я снова взял слово.

– Товарищ подполковник, вы правильно сказали, что выдвинутые против меня обвинения довольно серьёзные. Настолько, что я не могу их проигнорировать и считаю необходимым сегодня же письменно доложить о них начальнику восьмого отдела корпуса. Далее – на его усмотрение.

После этих слов особист потух и сник окончательно. В этот же день я выполнил своё обещание и отправил шифровку своему шефу. Тот, понятное дело, не оставил всё это без внимания, мы с ним были хорошими друзьями. А ещё через пару дней нашего особиста вызвали на ковёр уже к его начальнику. И, видимо, выдрали его так, что до самого конца моей службы в этой бригаде он старался нигде не пересекаться со мной.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

https://pikabu.ru/story/kak_nachshtaba_diviziona_osoznal_na_...

Когда читаю автора, то вспоминаю свою службу.
Служил я, в своё время, в восьмом отделе штаба ВВС Республики... Ну, там, где очень любят бульбу. Принимается шифрограмма о предстоящем за границей чемпионате мира по воздухоплаванию на дальность перелёта и возможности пролёта, в зависимости от ветра, их заноса на нашу территорию. Чтобы читатель понял: когда принимается шифрограмма или кодограмма, то их собирают и несут, в моём случае, командующему ВВС или начальнику штаба, где они, росчерком пера, перечисляют лиц, которые должны быть с ней ознакомлены. Всё суръёзно и под роспись в журнале. Помню, что на КП, её заносили с обратной росписью.
Итак. Соревнования начинаются и через некоторое время, сейчас не помню сколько, шаров, сносит в нашу сторону. Со славного города Береза, поднимается МИ-24 и подлетев к шару начинают им семафорить, чтобы они обозначили себя. Не знаю, чего они ждали. Чтобы воздухоплаватели высунулись из контейнера и помахали им в ответ? Не знаю. Но от них сигналов обратных не поступало. Несколько выстрелов и поданные звёздно-полосатого флага с высоты нескольких километров, своим внезапным прилётом, уебали пугать колорадских жуков на землю.
Потом была создана комиссия и усатый выражал соболезнования Биллу.....

После неудавшегося наезда на моего кодировщика наш особист сменился и на его место пришёл другой. Новенький долгое время изображал по отношению ко мне своего в доску рубаху-парня, в чём-то даже помог пару раз, но потом случилось вот что.

Приглашает он как-то меня к себе на рюмку чая и после небольшой вступительной болтовни ни о чём начинает задушевный разговор.

– Ты ведь как-то переписывался с одним иностранцем?

– Ну да, было дело. Только когда это было-то, я ещё пацаном в школу бегал. С чего бы это вдруг вспомнили?

Действительно, познакомился я ещё в школе со своим ровесником из Англии, приехавшим в СССР на каникулы с родителями. С языком у меня всё было в порядке уже тогда, всё-таки «английская» школа, со второго класса учили. Обменялись адресами, переписывались где-то с годик. И вот на тебе, вспомнили родные органы дела давно минувших дней.

– Да нет, претензий у нас к тебе никаких нет. Только понимаешь, в чём дело. Парнишка этот, который уже и не парнишка, является у себя в Англии лидером организации (тут он её назвал, но я уже не помню её названия), которая ведёт враждебную антисоветскую, возможно шпионскую, деятельность.

– Ну ладно, а я-то тут с какого боку?

– Ты с ним переписывался, он тебя знает, скорее всего, помнит. Не мог бы ты ему написать письмо?

– За каким, простите, чёртом? Имени его я уже не помню, адреса тем более. Да и что я ему напишу и зачем это вам?

– Думаем его раскрутить, может получится вытащить в СССР, перевербануть его здесь.

– А ты вообще-то в курсе, что мне как шифровальщику такие контакты категорически запрещены, тем более с такими субъектами?

– Ну, для такого дела этот запрет с тебя будет снят. А имя и адрес его мы тебе дадим. Только об этом разговоре ты, конечно, молчок, сам понимаешь, даже своим начальникам.

Я пообещал подумать, с тем и расстались. Через пару дней я уехал в очередной отпуск к себе на родину, но этот разговор не выходил у меня из головы. Вроде бы всё тут ясно и понятно, но какие-то смутные сомнения меня беспокоили. И плюнув на указание особиста ни с кем не делиться этой инфой, я решил посоветоваться со своим старым добрым другом. Дружили мы с ним ещё со школы, и служил он в такой организации, о которой мало кто знал в то время; дорос к тому времени он до подполковника, хотя форму, по-моему, никогда и не одевал.

Рассказал я ему об этом разговоре и предложении особиста, поделился своими сомнениями. Призадумался друг мой, а потом сказал: «Знаешь, в этом предложении что-то не так. Во-первых, это не их «кафедра», чтобы заниматься какими-то мутными товарищами, пусть они и трижды антисоветчики. Тем более, если они сидят себе в своей Англии, и к нам не суются. Для работы по таким делам существуют совсем другие службы. А уровень твоего особиста – военная контрразведка на месте, а не международная деятельность. Во-вторых, откуда у него эта информация об этом англичанине, что он антисоветчик и возглавляет какую-то там организацию? Раз тебя еще четверть века назад допустили к шифрам, то эта тема закрыта. И в-третьих, если они действительно хотят пригласить тебя для помощи в каком-то вопросе, то делается это совсем не так.

Словом, мои опасения в том, что тут что-то не чисто и не исключена подстава, только укрепились. Но надо было как-то красиво выплывать из этой дурно пахнущей ситуации, сохранив при этом лицо. Мой друг посоветовал, как это сделать.

Возвращаюсь из отпуска, встречаюсь со своим особистом.

– Ну как, надумал, поможешь нам с написанием письма?

– Знаешь, я не против помочь «органам». Но с одним условием. И вот каким. Раз планируемое вами мероприятие идёт, как я понимаю, сверху (один ты просто не можешь организовать всё это), то мне необходимо получить полное одобрение как вашего руководства на уровне не ниже начальника военной контрразведки армии, так и своего начальника восьмого отдела той же армии. Причём я должен это услышать лично от них. Я готов в любой момент выехать в штаб армии и встретиться со всеми, желательно за одним столом. Ну и чтобы ваше задание, которое вы мне дадите, было скреплено письменно. Ну, протокол там или ещё что. А иначе, извини.

– А что, моего слова тебе не достаточно?

– Увы. Я, знаешь ли, шифровальщик-крючкотвор. Доверяю исключительно бумаге. Как говорил один из моих начальников: «Чем больше бумаг, тем чище …опа».

Особист сразу поскучнел, свернул эту тему, сказав, что ему необходимо посоветоваться. Больше к этому вопросу он никогда не возвращался.

И только много позднее я допёр окончательно, какая грандиозная подстава готовилась под меня. Ещё бы. Офицер с допуском высшего уровня ищет контакт с иностранцем, а бдительный особист хватает его с поличным. При этом особист сделает морду кирпичом, и скажет, что не было между нами никакого разговора, никакого задания, а была это сугубо моя инициатива. Что и кому я смогу доказать? Разговор к делу не подошьёшь.

Но всё закончилось, как оно закончилось. Позднее этот особист показал своё истинное лицо. Но об этом в другой раз.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

Мои взаимоотношения с офицерами военной контрразведки, или как их называли «особистами», всё то время, пока я служил в ВВС, были абсолютно беспроблемными. Это были нормальные люди, честно выполнявшие свою непростую работу. Мы старались помогать друг другу, когда кому-то из нас требовалась помощь. Да-да, им тоже иногда самим требовалась помощь шифровальщика в тех вопросах, когда дело касалось каких-то тонкостей в вопросах режима, ведения секретного делопроизводства или иных. Многих вещей они просто не могли знать и обращались за помощью к нам. А бывало, что и меня они защищали от слишком уж зарвавшихся начальников.

Но как только я перешёл в ПВО, картина изменилась до неузнаваемости. Может быть потому, что мои предшественники зарекомендовали себя не с лучшей стороны. А может дело было в самих особистах.

Поначалу особисты просто присматривались ко мне, и мы с ними практически не пересекались. Где-то через полгода я уже полностью освоился, обжился и неплохо знал, где, что и как. Вот тут-то они ко мне и подъехали.

У меня на командном пункте всегда было два кодировщика. Во-первых, по штату положено, а во-вторых объём работы был там намного больше, нежели в огневом или техническом дивизионе. Парни были хорошие, за эти полгода я успел к ним присмотреться и привыкнуть. Так вот, приглашает меня как-то в свой кабинет особист и начинает разговор.

– Рядовой Пастухов (фамилия изменена) твой кодировщик?

– Конечно мой, чей же ещё.

– Так вот, от работы с секретными документами его надо отстранять, с должности кодировщика снимать.

– Это ещё с какого перепугу?

– Наркотики он употребляет.

Вот это новость! Скажу сразу, я этому нисколько не поверил. И не только потому, что за всё это время у меня сложилось какое-то не очень хорошее чувство по отношению к этому особисту. Сами посудите. С кодировщиками КП я проводил ежедневно по несколько часов. Так неужели я настолько слеп, что не в состоянии отличить нормального парня, ежедневно выполняющего, кстати, требующую внимания квалифицированную работу, от наркомана?

– Ну хорошо, а какие у тебя факты, подтверждающие, что Пастухов наркотиками балуется?

– У меня свои источники.

– Ага, знаю я твоих информаторов. Кто-то из его сослуживцев по казарме что-то не поделил с моим кодёром и решил ему таким образом насолить. Кто-либо из офицеров или прапорщиков ловил его за руку в момент употребления наркотиков, в обкуренном или каком-то ином неадекватном виде?

– Нет, но мои люди видели, как он пил какие-то таблетки.

– Ага, употреблял наркоту у всех на глазах. Если что-то он и пил, то это, скорее всего, были таблетки от головной боли, которые ему дал фельдшер или какие-то витамины. Короче так, никого снимать с работы я не собираюсь. Представишь мне неоспоримые доказательства, свидетельства медиков – сниму, но не раньше.

Особист разозлился не на шутку и начал угрожать уже мне.

– Ты хоть понимаешь, что делаешь и чем рискуешь? Когда его поймают с поличным, то отвечать будешь уже ты.

– А ты понимаешь, что делаешь? Во-первых, у меня каждый кодировщик на учёте в вышестоящем штабе. И этим людям я доверяю. Ну, послушаю тебя, сниму его. Спросят у меня о причинах. И что я скажу? Что какой-то неведомый мне солдат-информатор доложил в особый отдел, что якобы видел в руках у солдата какие-то таблетки? И только на основании этих «показаний» я лишу его допуска к гостайне, поломаю человеку службу и жизнь?

– И чем же ты ему жизнь поломаешь? Ну, дослужит где-нибудь в дивизионе, только и всего, нормально поедет на дембель.

– Ага, с клеймом «лишенца». А после дембеля захочет он устроиться на работу, где требуется допуск, твои коллеги поднимут на него данные о его службе и что? До свидания, уважаемый, вы нам не подходите. А ещё позже кто-то из его детей захочет поступить в военное училище, хороший вуз или куда-то ещё, станет заполнять анкеты и выяснится, что его папа был лишён допуска. Что, кто-то будет разбираться о причинах? Короче, я своё слово сказал. Будут конкретные факты, а не домыслы – будут конкретные действия с моей стороны. А пока закрываем тему.

Особист высказал ещё несколько угроз в мой адрес, видимо, не привык к таким вот ответам. Но я-то тоже не пацан, нашёл, что сказать. Больше к теме с моим кодировщиком он не возвращался, видимо понял, что этот наезд мимо кассы. А ведь, наверное, уже готовился поставить себе плюсик за разоблачение секретоносителя-наркомана.

В этот же день я доверительно поговорил со своим кодёром, посоветовав внимательно приглядеться к своему солдатскому окружению. Тот понял всё правильно. А ещё через пару недель один из солдат КП, красуясь солидным фингалом (сказал, что напоролся на дверной косяк в темноте) вдруг резко запросился о переводе в другое подразделение. Как мне сказал мой кодёр, это и был засланный казачок. Перевели болезного, но информатора своего на КП особист лишился. А вот мои тёрки с особистами в этой бригаде, оказывается, только начинались, и были это только цветочки.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder