В приложении по продаже и обмену авто произошла такая переписка

Сегодня прошло ровно 40 дней, как мой отец оставил этот мир, а завтра он бы достиг возраста, в котором, по мнению нашего правительства, мужчины должны выходить на пенсию. Глядя на взаимоотношения разных людей со своими родителями, я понимаю, как сильно мне повезло в этой жизни с отцом. Я не знаю какими должны быть идеальные отношения отца и сына, но я знаю какими могут быть хорошие отношения. Этой статьей я хочу помянуть своего папу, а за одно попробовать понять, за что сыновья любят своих отцов.

Мои первые воспоминания об отце относятся к первому году жизни.

Я еще совсем кроха. Отец сделал какой-то апгрейд моей детской кроватки. Со стороны головы в ней два высоких бортика по бокам и над ними крышка. Не знаю зачем это, но я счастлив. А папа горд тем, что сделал для меня такую вот штуку.

Я привык видеть папино лицо в очках. Он снимает их только перед сном. Я никак не могу привыкнуть к нему без очков. Когда он их снимает, мне сразу становится некомфортно, будто это чужой человек.

Мне 4 года, отца перевели на новое место службы, поселок Бочин. Я писал об этом месте раньше, это военный городок из пяти домов в глухой тайге в Хабаровском крае. Мы живем с матерью без отца больше полугода. Я почти не тоскую по нему, так как в этом возрасте мне было достаточно материнского внимания и любви. Потом мы переехали следом за ним.

Мы живем на Бочине. Я помню как в первый раз отец дал мне в руки пистолет Макарова. Я играюсь с пистолетом и условно стреляю в окошко по врагам. На стрельбище, рядом с городком я собираю полный портфель стреляных гильз от автомата и пистолета. Потом я часто игрался с ними.

Мы много гуляем с родителями по тайге. Я знаю все местные грибы и ягоды. Отец дает мне наставления о том, как вести себя в лесу, как лазить по деревьям. Я навсегда запомнил его урок: когда ты на дереве, у тебя всегда должно быть как минимум три точки опоры. Увы, я порой нарушал это правило. Позже это стоило мне недели пребывания в гипсе. Благо, оказалось лишь растяжение. В другой раз я имел все три точки, но подо мной начала ломаться огромная ветка. Мне повезло, и я успел с нее соскочить. Когда я сказал отцу о случившемся, он ответил, что в тот момент почувствовал за меня очень сильную тревогу. На столько сильную, что стал молить ангела хранителя о моей защите. Кто знает, может его молитвами я в тот день не упал с дерева. Тогда мне стукнуло уже семнадцать.

Когда мне было пять лет, отец как-то сказал:

– Когда-нибудь я обязательно куплю тебе специальный спортивный комплекс. В нем будет шведская стенка, кольца, веревочная лестница, перекладина для подтягивания.

Это случилось после того, как он увидел в магазине такой комплекс, но тот экземпляр был уже продан. Я верил и ждал. Через год его снова завезли в магазин, и обещание было исполнено. Комплекс стоил 225 советских рублей. Благодаря ему я всегда в школе подтягивался больше всех. Этот комплекс до сих пор цел и теперь служит моим детям.

Я очень хорошо помню наш последний день на Бочине. Мне уже 8 лет. Я активно помогаю отцу погружать наши вещи в контейнер. На улице -42 градуса. Я без устали бегаю на третий этаж и таскаю все то, что способен унести. Отец в итоге не раз хвалит меня, каким я был молодцом и как помогал ему при погрузке. А мне каждый раз очень радостно от его похвалы.

Следующий переезд происходит, когда мне уже 18 лет. Отец, наконец-таки, после долгих лет службы получил свою собственную квартиру. До этого были все ведомственными. На этот раз я стараюсь брать все самое тяжелое. После переезда отец снова вспоминает, как я помогал ему на Бочине.

Евпатория. Мне все еще 8 лет. Я не знаю какой черт меня дернул это сделать. Может я насмотрелся дурацких мультиков или фильмов. Мы были на кухне. Отец собирался сесть на табуретку, а я тихонько убрал ее в тот момент, когда он уже начал на нее садится. О чем я только думал? Отец не упал лишь по тому, что имел привычку ощупывать руками место прежде чем сесть на него. И не обнаружив под собой табуретки, он оглянулся и увидел, что я ее передвинул. И откуда в нем было столько терпения. Разумеется, папа популярно объяснил мне, почему так нельзя делать, но без истерики и рукоприкладства. И я искренне осознал свою глупость.

По вечерам мы занимаемся с отцом английским языком. Разучиваем простые слова, отец ставит мне оксфордское произношение, коему научился сам за годы учебы в английской школе №36, города Ростова-на-Дону. Благодаря его урокам у меня всегда по английскому была твердая пятерка, поскольку с пятого класса (а в те годы язык преподавали с пятого) я всегда был на шаг впереди своих одноклассников по этому предмету.

Мне девять лет. Один из старших мальчиков (лет на пять) насмотрелся боевиков и предложил малышне поиграть с ним в драку. Обещал драться понарошку. Первую минут все было нормально. Потом он взял меня за руку правой рукой, моего друга — левой и стукнул нас друг об друга. У товарища в голове рана, а вот два моих передних зуба еле держатся, и кровь течет изо рта рекой. Я в слезах и в крови прихожу домой. Явственно запомнил слезы на глазах своего отца. Глядя на меня, он не смог их сдержать. Папа немедленно вызвал скорую с нашей санчасти и отвез меня в детскую стоматологию. Я долгое время хожу со специальной шиной. Зубы спасли.

15 августа 1990-го года умер Виктор Цой. Скорбят все. Позже его группа приехала в Евпаторию на вечер памяти в местном театре. На сцене толкают трагические речи, а на экране демонстрируют кадры их жизни Цоя. И мы с отцом были там. 27 советских рублей было отдано за черный альбом, фото певца и плакат, на котором были тексты последних песен. Этот плакат долгие годы висит на стене и я достаточно быстро разучиваю наизусть все песни.

Музыка — это особая часть наших взаимоотношений с отцом. Волей-неволей я потихоньку перенимаю его музыкальный вкус. Дома часто что-то играет. К окончанию школы я практически полностью разучиваю наизусть его любимую рок оперу Иисус Христос Суперзвезда, при чем на слух, так как текстов взять негде. Отца всегда очень радовало то, что я разделил с ним его музыкальные предпочтения. Он любил с восхищением рассказывать какие-нибудь интересные курьезы из жизни любимых рок-звезд, а я всегда был благодарным слушателем.

Мне девять или десять лет. В этот период папа дважды отправляется в командировку в Киев, а я езжу с ними. С нами его прапорщик. У нас на руках девятнадцать единиц поклажи. Мы пересчитываем их после каждого перемещения. Это какие-то секретные вещи и отец вооружен пистолетом. Поклажа не тяжелая и я принимаю непосредственное участие в ее переноске. Чувствую себя большим помощником. В гостинице прапорщик при мне чешет свои «фаберже», и это зрелище вызывает во мне когнитивный диссонанс, поскольку мой отец никогда не позволял себе ничего подобного, и мне кажется это жутко неприличным. Обратно мы едем с четырьмя киевскими тортами. Это такой сувенир. Мне достались не все, но торт я поел и помню, что он вкусный.

Отец умудрился загнать себе занозу в правую руку так, что рука в итоге очень сильно распухла. Пока он на работе, я смотрю передачу «Детский Час». В ней диктуют рецепт драников, но забывают сказать, что их надо выкладывать на сковороду как оладьи. Вдохновленный передачей, я чищу картошку, натираю ее на терке, добавляю все, что надо и вываливаю это на сковороду как блин. Переворачивать было очень сложно. В итоге получилось так себе. Не все прожарилось. Но папа, придя с работы, безмерно счастлив и расхваливает мою стряпню сильнее, чем она того заслуживает. Много лет спустя он вспоминал, что в доме в тот момент не было никакой еды, и идя с работы, он не представлял, как будет готовить с больной рукой. Мой кулинарный дебют оказался как никогда уместным. Надо ли говорить, что этот подвиг еще не раз припоминался мне отцом, как великая заслуга

Хотел написать все за один раз, но не получилось. Я на столько углубился в воспоминания, что наконец-таки мне приснился отец. Второй раз за эти 40 дней. Во сне я говорю папе о том, что написал о нем воспоминания, и тут же ловлю себя на мысли, что теперь отца нет среди живых.

На сегодня все. Но скоро я продолжу.

В конце девяностых я уже снял свои офицерские погоны и был в запасе, но работал по своей же специальности шифровальщика в одной серьёзной государственной конторе. Были у меня в ведомственном подчинении несколько органов спецсвязи в наших филиалах. Приходилось время от времени наведываться к ним в гости, имея на руках секретные документы. А чтобы каждый раз не изобретать отдельную бумагу для их перевозки, я сделал одну универсальную, оформив её в солидную красную корочку. По внешнему виду очень похожую на тот картон, который носят при себе работники с погонами из серьёзных государственных контор. Обычно я таскал эту корочку в своей барсетке. Оказалась она со мной и в отпуске.

Приезжаю в отпуск в свой родной город. Настроение самое безмятежное. И надо же мне было сесть в тот злополучный автобус, чтобы проехать всего-то две-три остановки до конечной. Сажусь во вторую дверь. Народу многовато, толкаться по салону к водителю неохота, поэтому передаю за проезд, уже не помню какого достоинства купюру. Еще перед этим повертел её в руках, пожалев, что нет ничего помельче. И как-то так получилось, что чисто машинально запомнил три или четыре последних цифры её номера. Всё-таки память на цифры у шифровальщиков профессиональная.

Едем. Денежку-то я передал, а билета за проезд и сдачи нет как нет. Мой призыв к водиле остался гласом вопиющего в пустыне. Ладно, думаю, сейчас доеду до конечной, там подойду к нему и объяснюсь. Не бог весть какие деньги, но тут дело в принципе. А на предпоследней остановке заходят в переднюю дверь два мордоворота, внешним видом и своими ухватками напоминающие «братков». Перекинулись эти «братки» парой слов с водилой, и на следующей конечной остановке объявляют: «Выходим все через первую дверь, на выходе показываем свои билеты».

Вот это номер! Народ потёк мимо этих громил, показывая свои дорожные грамоты. Каких-то двух товарищей, не имевших таковых, возвернули назад, сказав, что сейчас на них будет наложена контрибуция в виде хорошенького штрафа, а если у «зайцев» денег нет, то они будут препровождены в какое-то там управление для составления какого-то акта и дальнейшего разбирательства.

Вся эта картина меня нисколько не напугала. Она меня просто взбесила! Это надо же, меня, заслуженного офицера, честно уплатившего за проезд, не просто кинули на бабки, не дав билет и сдачу, а ещё и пытаются растрясти на штраф как последнего лоха! Да не бывать такому!

Решение пришло как-то само собой. Достаю из барсетки свою записную книжку, раскрываю на чистом листе и пишу номинал купюры и последние цифры её номера, какие я запомнил. Держу книжку в руках и прикладываю к ней свою красную корочку. Спокойно и размеренно подхожу к «браткам», продолжающим загораживать своими телесами выход и трясти пассажиров. Те выжидательно смотрят на меня. К этому моменту в автобусе кроме них, водителя и меня осталась только пара «зайцев» или таких же безвинных бедолаг, не получивших своих законных билетов. Внешне я никак не походил на застигнутого врасплох любителя халявной езды: приличный костюм, галстук, барсетка. Всем своим видом и манерой поведения я выглядел скорее как облечённый властью проверяющий, прибывший с инспекцией в подведомственную контору. Вежливо и спокойно обращаюсь к этим «шкафам»:

«Добрый день, уважаемые. Не далее как десять минут назад я передал водителю этого транспортного средства деньги за проезд. А конкретно, купюру достоинством (называю номинал) и последними цифрами номера (гляжу в записную книжку и озвучиваю цифирь). Ни билета, ни сдачи я так и не получил, хотя и напомнил об этом водителю. Свидетели могут подтвердить (киваю в сторону поникших терпил). Я хотел бы получить и то, и другое. Мои слова очень легко проверить, так как вряд ли ваш водитель успел за такое короткое время дать кому-то сдачу моей купюрой, и скорее всего вы её легко найдёте у него. Если же нет, или у вас имеются какие-то сомнения в правдивости моих слов, то я охотно проеду с вами в упомянутое вами управление. Там я напишу своё заявление, составим акт по всей форме, сделаем инкассацию на предмет соответствия наличности в кассе водителя и выданных им билетов. Словом, разберёмся».

Говорил я спокойно, не повышая голоса, без всяких там истерических ноток по поводу неправедности наезда на честного обывателя. Таким тоном говорят люди, уверенные не только в своей правоте, но и знающие, что за их спиной стоит сила весомой организации.

Когда я закончил свой монолог предложением официального оформления всей процедуры с инкассацией, водила и громилы как-то разом напряглись и явно занервничали. Такого они никак не ожидали от застигнутого врасплох «зайца». Разбираться со мной по всей форме как это положено они явно не горели желанием. И всё это время они нет-нет да поглядывали на красную корочку в моих руках. Я держал её как предмет, которым не машут на всех углах, но предмет явно не случайный в моих руках и готовый к демонстрации. Видно было, что корочка эта всей троице явно не нравилась.

Расчёт мой оказался стопроцентно правильным. Не говоря ни слова, водила покопался в своём загашнике и безоговорочно вручил мне сдачу вместе с билетом. А бугаи молча раздвинулись, уступая мне дорогу к выходу. Ясно было как день божий, что либо эти контролёры ряженые и прав на проверку у них не больше чем у алкаша-дворника, либо контролёры были реальные, но вся эта компания заведомо знала, что возможная инкассация, буде она состоится, не выдержит никакой критики и приведёт их не к тем последствиям. Тем более что им было совершенно не ясно, что за птица залетела к ним в гости. С такими товарищами лучше не связываться и отпустить с миром. Целее будешь.

Вот так, господа. Носите с собой красную корочку. Любую. И тренируйте память на цифры, даже если вы не шифровальщик. Где-нибудь да пригодится.

https://zen.yandex.ru/media/army_corder/professionalnaia-pam...