Охранник СИЗО стыдится своей формы, боится криминальных авторитетов и никому не доверяет. Он не обращает внимания на жалобы заключенных о состоянии здоровья и игнорирует слезные просьбы их родственников. Почему инспектор УФСИН так поступает? Он все объяснил сам.
Сотрудник одного из учреждений пенитенциарной системы Астраханской области на условиях полной анонимности рассказал о своей нелегкой службе. Он не стал скрывать ничего, поведав и о своих ошибках, и об уловках со стороны заключенных, на которые попадался. Как убийца расправился с сокамерником с помощью ядовитого паука, и как в СИЗО попала хорошая женщина.
Просто ему не повезло
Астраханское СИЗО-2 расположено примерно в 40 километрах от областного центра. Сюда, на окраину села Волжское Наримановского района, регулярно приезжают женщины с большими и тяжелыми сумками. Они сходят с маршрутки у дорожного указателя и ждут попутную машину. Этих женщин разных возрастов можно узнать издали — все они не местные, напряженные и какие-то задумчивые.
Таксисты с охотой подвозят таких пассажирок, ведь они, как правило, не скупятся. А куда деваться? С такими тяжелыми сумками до ворот СИЗО, которое находится в стороне от населенного пункта (километра два-три), все равно никак больше не добраться.
Высокий серый забор, окантованный сверху колючей проволокой. Перед воротами висит плакат, рекламирующий относительно новую услугу, предоставляемую родственникам сидельцев: заказ продуктов для заключенного через интернет. Дескать, можно оплатить продуктовую посылку, выбрать разрешенные продукты, и сотрудники учреждения сами доставят ее адресату прямо в камеру.
В пункте, где принимают передачи, сейчас обед. Подхожу к женщинам, которые стоят со своими сумками прямо на улице. Представляюсь, интересуюсь:
– А что? По интернету ничего не заказываете?
Женщины лишь грустно улыбаются. Одна из них, которая представилась Ларисой Павловной, отвечает:
– Не доверяю я. Кто там будет проверять доставку заказа? Скорее всего, или охранники прикарманят продукты, или деньги просто растворятся неизвестно где. А так (женщина кивает на две забитые под завязку клеенчатые сумки) надежнее.
Лариса Павловна приехала из Икрянинского района Астраханской области. Ее сын – потомственный рыбак попался этой весной сотрудникам полиции, проводившим рейд, с собственноручно пойманными осетрами. Попался уже не в первый раз. Чаще всего удавалось договориться, еще два раза дело ограничилось административным штрафом, но теперь все серьезно.
–Угодил под раздачу, — вздыхает мать заключенного.
Она привезла сыну сигареты, как он просил в письме, летнюю одежду и продукты. Лариса Павловна не считает своего потомственного рыбака браконьером.
– Не он один выходит на промысел весной, все так делают, работы ведь нет никакой. Просто ему не повезло, — говорит женщина.
«Не любят нас, короче»
Знакомый сотрудник УФСИН, который работает инспектором отдела охраны в СИЗО-2, появляется откуда-то сбоку. Очевидно, со служебного входа. Мы заранее договорились о встрече. Ни о каких фотоснимках, указании его имени или звания речи не идет.
– Если узнают, что я тут с прессой общаюсь — голову оторвут, — предупреждает мужчина, спокойный и рассудительный.
Он подходит к своей машине, достает с заднего сиденья коричневый пиджак и быстро надевает. Признается мне, что стесняется своей служебной формы черного цвета. После работы старается сразу же переодеться. Даже в магазин за хлебом никогда не заходит с нашивками сотрудника УФСИН.
– Люди косо смотрят? — уточняю я.
– В общем, да. Страна-то у нас какая? У многих кто-то сидел. Брат, сват, сын, сестра. И все рассказывают про охранников такое, что волосы дыбом встают. Не любят нас, короче.
– А может, вы бывших сидельцев побаиваетесь? — откровенно подначиваю я.
– Таких дел, за которые могут отомстить, я не веду.
Пятнадцать лет назад Сергей (назовем его так) отслужил в армии. Службу в рядах вооруженных сил он и сейчас вспоминает с теплом. Парень женился и новой семье потребовалось жилье, работы не было. А сотрудников УФСИН обеспечивают жилплощадью, предоставляют различные льготы. Отпуск, опять же, в два раза дольше, чем у обычных работяг.
– Разве пошел бы я охранять уголовников, если бы мог как-то иначе прокормить детей? — вздыхает Сергей, вспоминая, как нелегко ему пришлось в первое время в СИЗО.
Начинающий инспектор не знал блатного жаргона и обычаев. Не умел проводить обыски. Он понятия не имел, где заключенные обычно прячут запрещенные вещи, на какие нарушения режима можно закрыть глаза, а что необходимо жестко пресекать. Говорит, что первое время относился к сидельцам, как к людям.
– А сейчас как к ним относитесь? — уточняю я.
– Как к лицам, ожидающим вынесения приговора, — сухо отвечает Сергей.
Его мнение о заключенных изменилось после нескольких неприятных случаев.
Инспектор хмыкает на вопрос: «Красное у вас СИЗО или черное?» Говорит, что каждому свое: сотрудникам – режим и порядок, криминалитету – понятия. В учреждении спокойно, потому что каждый свое дело знает.
– А кто у вас сидит из авторитетов?
– Не скажу, я их больше начальства боюсь.
А Раечку уволили
Эта история приключилась, когда Сергей был еще относительно наивным, начинающим сотрудником УФСИН. Подошла к нему как-то раз у здания СИЗО благообразная старушка и слезно попросила передать сыну — Ковалеву из камеры 226 — две банки сгущенки. Дескать, пенсия крохотная, всю жизнь воспитательницей в детском саду проработала, больше ничего сделать для своего ребенка не может.
Неопытный охранник предложил было старушке оформить передачу, как полагается — через приемный пункт. Тут старушка стала плакать, что стесняется такой скромной передачи. Вон, остальные-то родственники целыми сумками дорогую провизию привозят, а ее сыночек сидит целыми днями голодный…
Разжалобила пожилая женщина Сергея. И он взял пакет с двумя банками сгущенки, на котором фломастером было написано: «Ковалеву, камера 226». Сотрудник УФСИН незаметно подложил пакет к другим передачам, которые лежали грудой в коридоре СИЗО перед раздачей по камерам.
А потом во многих камерах учреждения оказались наркотики. Оперчасть быстро выяснила очаг распространения. Оказалось, пакетики с героином были спрятаны в банках из-под сгущенки, каким-то образом попавших в 226-ю.
Сергей очень испугался, что его обвинят в распространении наркотиков. Он ведь и понятия тогда не имел, что жестяные банки можно запаять, словно они только что с завода и их никто никогда не открывал. Охранник так никому ни в чем не признался, потому что ему было нужно кормить семью. Он не хотел лишиться работы, а может быть, и свободы.
И хотя приемщица Раечка клялась, что ни в чем не виновата, ее все равно уволили. На всякий случай. Руководство учреждения должно было доложить вышестоящему начальству, что меры приняты, и канал распространения наркотиков в СИЗО прикрыт.
Что дальше стало с Раечкой, Сергей не знает. Но он сделал для себя выводы. С тех пор на любые просьбы заключенных или их родственников «быть добреньким» сотрудник УФСИН отвечает решительным отказом.
– Пусть лучше я буду плохой, чем безработный, — говорит охранник.
Он не хочет терять выслугу лет, которая имеет значение при назначении будущей пенсии и получении различных льгот и званий.
Личные счеты
Еще один случай запомнился Сергею в начале его карьеры, и повлиял на отношение к заключенным.
Были майские праздники. Никого, кроме дежурных охранников, в СИЗО не было. Врач и медсестра тоже гуляли в свои законные выходные. И тут один из пожилых сидельцев позвал охранника. Пожаловался пенсионер на плохое самочувствие, и очень натурально «страдал». И голова, и живот, и сердце у него якобы болели. Да так, что легче умереть.
Что было делать? Врача нет, больничка закрыта. Везти заключенного в районную больницу — хлопот не оберешься, надо начальнику звонить, отрывать его от праздничного застолья, вызывать спецмашину. И тут кто-то из коллег вспомнил, что в соседней камере уже три дня сидит фельдшер из села Болхуны, который зарезал любовника своей жены по пьяни.
Решил Сергей попросить этого фельдшера посмотреть больного. Тот согласился. Охранник привел медработника в камеру к пациенту, а сам пошел за ключами от больнички — лекарства ведь понадобятся. Возвращается, а в камере — драка. Мнимый больной и фельдшер сцепились не по-детски и пытаются придушить друг друга. Одежда на обоих разорвана, морды в синяках.
Оказалось, что зарезанный фельдшером парень был сыном пожилого заключенного. Тот и прикинулся больным в расчете, что ему представится случай отомстить убийце-рогоносцу.
Стоит ли говорить, что теперь на любые жалобы заключенных о состоянии своего здоровья Сергей не проявляет никакого сочувствия.
– Я им так и говорю: подыхайте! Мне лишние проблемы ни к чему. Если что-то случится со здоровьем, спросят не с меня.
– А с кого спросят? — интересуюсь я.
– Ну, в крайнем случае, врачу придется объяснительную написать.
Резиновая баба
По словам Сергея, в СИЗО чаще всего пытаются нелегально передать сотовые телефоны и наркотики. Что касается мобильников, то это отлаженный бизнес. Охранники продают заключенным телефоны с симками примерно за 10 тысяч рублей каждый. Затем, через какое-то время, те же сотрудники УФСИН организуют очередной шмон и изымают мобилы. Делается это для того чтобы снова заработать на продаже.
Сергей не уточнил, занимается ли он сам таким прибыльным бизнесом. Но отметил, что дорожит своей работой и ни в коем случае не станет рисковать. Кроме того, ни за что не будет проносить в учреждение наркотики, потому что считает этот бизнес недостойным уважения, грязным.
– А что самое необычное из неразрешенных предметов вы находили в камерах? — с любопытством спрашиваю я.
– Резиновую бабу, — сразу же отвечает Сергей и улыбается.
Каким образом «подруга» из секс-шопа попала в камеру 233, инспектор не знает. Но он нашел ее в сдутом варианте (без воздуха) под внутренней подкладкой матраса одного из сидельцев. Надували ли заключенные резиновую бабу долгими зимними вечерами, осталось неизвестным. Секс-игрушку изъяли охранники. Говорят, кто-то из сотрудников УФСИН забрал ее себе.
Но чаще находки, обнаруженные в камерах, гораздо страшнее. Это разнообразные заточки, острые и опасные. Оружием может послужить даже выструганная умелыми руками зубная щетка.
– Неужели, кого-то можно убить зубной щеткой? — удивляюсь я.
– Это можно сделать, чем угодно. Мне рассказывали, что одного терпилу в камере убили с помощью… каракурта. Преступник подобрал на прогулке ядовитого паука, который водится в наших краях, спрятал в кармане. А ночью подбросил в постель своего недруга. Смертельный укус каракурта могли списать на несчастный случай, но убийцу выдал сидевший в той камере заключенный, который все видел, — рассказывает Сергей.
– И много ли в СИЗО стукачей? — уточняю я.
– В каждой камере обязательно есть один или два вставших на путь исправления заключенных, как бы оперчасть без них работала? Такие люди помогают предотвращать готовящиеся преступления, они пользу приносят, — считает инспектор.
Хороший человек
Если верить Сергею, то и в СИЗО можно неплохо устроиться. Например, заключенные, оставленные в учреждении для выполнения хозяйственных работ, живут в отдельном блоке. В основном, это люди, осужденные за преступления небольшой тяжести, которых после вынесения приговора не отправили по этапу в колонию. По мнению охранника, условия жизни у тех, кто «на хозяйстве», вполне сносные.
За все 15 лет службы Сергей вспомнил только одного по-настоящему хорошего человека, волею судьбы оказавшегося по ту сторону колючей проволоки. Это была женщина, бывший бухгалтер Анна Ивановна. Она пострадала в результате махинаций с бюджетными деньгами. Причем, виновный во всем чиновник отмазался, свалив всю вину на единственную сотрудницу, которая не имела никакого отношения к хищению государственных денег.
Анна Ивановна запомнилась всем охранникам СИЗО тем, что не испытывала к ним враждебной предвзятости.
– Никому не нравится лишение свободы, поэтому заключенные относятся к нам негативно, и мы это чувствуем. Они как бы перекладывают свое недовольство сложившейся ситуацией на нас. Перед нами могут пресмыкаться, заискивать, но все равно ненавидят в душе. Поэтому работа в СИЗО — одна из самых тяжелых, я считаю, — задумчиво произнес Сергей.
Так вот, только Анна Ивановна относилась к охранникам, как к людям, просто исполняющим свою работу. Разница между ней и другими заключенными была именно в эмоциональной составляющей.
– Я был так рад, когда узнал, что эту бухгалтершу оправдали в суде. Жаль, конечно, что ей пришлось почти 11 месяцев у нас просидеть, — сказал Сергей.
Он говорит, что в фильмах часто романтизируют образ преступника, что далеко от реальности. Повидав и криминальных авторитетов, и мошенников, и бандитов всех мастей, мой собеседник признается, что не видел никого, кто бы действительно жил «по понятиям», а не руководствовался сиюминутными, личными интересами.
На этом обеденный перерыв Сергея закончился, он вежливо попрощался и ушел, еще раз взяв с меня клятвенное обещание: не указывать в статье его настоящего имени и звания. Двери пункта приема передач тоже открылись, и родственницы заключенных потащили свои тяжелые сумки в темное и неприветливое помещение.
