Почти ультрамарины
Сапёры ВС РФ с переносными установками радиоэлектронного подавления.
Сапёры ВС РФ с переносными установками радиоэлектронного подавления.
Юрий Логинов родился в Москве в 1992 году. С детства его увлекала техника. Он, как и многие другие, разбирал старые магнитофоны и другую электронику, но, в отличие от большинства детей, маленькому Юре удавалось собирать устройства, не оставляя «лишних» деталей. Со своего первого похода в военкомат в 16 лет он знал, что годен для несения срочной службы с ограничениями. Наследственное заболевание — дальтонизм. Дедушка и дядя — дальтоники, а у Юры нарушено цветоощущение.После получения среднего специального образования молодого человека призвали в армию — нагрянули домой и заставили расписаться в повестке. После недолгих пертурбаций руководство части определило Юрия в саперы. Daily Storm записал воспоминания молодого человека об армейской поре и службе в качестве сапера.
Дальтонизм саперу не помеха
У меня испокон веков по мужской линии фамильное нарушение — все идут дальтониками. То есть в целом я цвета вижу, вожу автомобиль, моя жизнь мало чем отличается от жизни других людей, но иногда глазки сбоят. Особенно это проявляется, если рядом расположено много похожих цветов. То есть оттенки — это совсем беда.
В 20 лет я пошел в армию. В призывной комиссии сказали, что снайпером мне, конечно, не стать, но в остальном — годен. После прохождения учебки (там нас научили маршировать, отдавать воинское приветствие и вообще объяснили, куда мы попали и кто все эти люди вокруг) меня распределили в военную часть воздушно-космической обороны (сегодня этот род войск называется ВКС — Воздушно-космические силы) под подмосковным городом Королевом. Тогда только пришел действующий глава Министерства обороны Сергей Шойгу, переформатирование Вооруженных сил лишь начиналось.
Когда солдат поступает в часть, его дело отсматривает начальник медицинской службы. Он проверяет, кто чем болен, какую работу может выполнять, какую нет. Потому что тогда, такое ощущение, набирали военнослужащих просто для галочки. То есть брали всех подряд — и больных, и хромых, вплоть до порока сердца. А потом разбирались. Тогда же, например, одного парня отправили обратно домой в Курск, потому что оказалось, что у него серьезные проблемы с коленями и бегать он не может.
Часть у нас была маленькая — порядка 100 человек. Сначала меня распределили в группу быстрого реагирования. Это такие бойцы, которые в случае гипотетической атаки на часть должны первыми на нее отреагировать, а потом уже — все остальные. Спустя неделю в этой группе мне дали металлоискатель без батареек, наушники к нему и специальную литературу: мол, учи, готовься, а если скучно станет, «пикай» про себя словно техника исправна. Про мою патологию знали все — от солдат до офицеров среднего командирского состава. Все все знали, но виду не подавали, поэтому пришлось добросовестно сидеть и штудировать учебники по саперному делу, взрывчатым веществам и инструкцию по пользованию металлоискателем.
Ролевые игры по-армейски, или Штык-нож всему голова
Мы постоянно отрабатывали какие-то совершенно гипотетические сценарии на учениях. Больше это напоминало ролевые игры. На одних из таких игрищ, когда за нами наблюдал командир части, по сценарию происходило нападение на контрольно-пропускной пункт. КПП у нас — это большая парковка, на которой офицеры парковали свои автомобили в обычное время, а в тот раз на ней разместили пожарный ЗИЛ, который потом стал мне родным.
Один из офицеров дает установку: «Под автомобилем, предположительно, заложено взрывное устройство. Сапер на место!»
Надеваю наушники. Пикаю себе под нос для полного погружения в сюжет и ползу под машину. Докладываю: «Вижу объект». Под предположительным взрывным устройством имелась в виду коробка из-под обуви, в которой оказалось несколько натыканных в губку проводов.
Передаю снова в рацию, мол, вижу столько-то проводов такого-то цвета — разноцветные и переплетенные. Они действительно для меня были сложными. Но что делать? Жду приказа, потому что по инструкции солдат ничего не может делать без приказа. Мне говорят: «Режь такой-то». Окей. Специального инструмента для разминирования я и не видел ни разу, поэтому снимаю с автомата штык-нож и режу необходимый провод. Хорошо, что наточенный был.
До этого момента я и не думал, что сапер должен что-то разминировать, потому что в моем понимании и инструкции — сапер должен обнаружить опасность, поставить флажок и идти дальше. А в мироощущении командования сапер должен уметь все — и коня на скаку остановить при необходимости, и с неработающим металлоискателем мину обнаружить — то ли на нюх, то ли палочкой потыкать, а еще и разминировать ее штыковым ножом. Тогда я этому особого значения не придал и провод перерезал. Докладываю обратно.
Слышу: «Молодец, боец. Машина не взорвалась. Бери объект и лезь обратно». Ну, я слушаюсь, подхожу с этой коробкой к руководству, а мне говорят: «Ты, что, е**нутый?! Ты какой провод порезал?»
Отвечаю в духе — что сказали, то и порезал. Дальше начался недолгий спор о различиях в цветовом восприятии данного провода у меня и у офицера. В итоге пришли к тому, что я — дальтоник. Вызвали главного медика. К нему начались неудобные вопросы, как так вышло, что солдат цветов не видит. Тот только руками разводит и сам вопросом задается, как же так вышло.
Скандал разгорелся приличный. Приезжала даже проверка какая-то из дивизии. На нее вызвали меня и другого солдатика с 52-м размером обуви. Ну, с ним все просто — пришлось за свой счет берцы покупать и форму шить на заказ, потому что в Российской армии таких богатырей давно не видели. Мне по итогу дали увольнительное — так сказать в качестве компенсации за неудобства. И перевели в пожарную охрану к тому самому ЗИЛу, который я несколько недель назад разминировал. После этого к саперному делу я уже не притрагивался.
Огонь горячий — не ошибешься
В «пожарку» меня перевели под предлогом, что на этой службе только два цвета— красный и белый. Их различишь? Ну и пожалуйста. Теперь говорят, почувствуешь, что жарко, значит огонь. Туши, а больше тебе знать необязательно.
Пожарная машина была 1959 года выпуска — ЗИЛ-131 АЦ-40. Пенообразователь не работал. Глохла машинка исправно — каждые 15 минут. Тем не менее это был пожарный автомобиль, призванный тушить. Более того, чтобы сходить в увольнительное, нужно было приобрести для автомобильного парка несколько десятков клемм. Ну, купил. А что делать-то? На гражданку к родителям, девушке и друзьям хочется сходить.
А еще пришлось купить ободок для унитаза, потому что из всей части он был только у пожарных. У остальных — простое «очко». К нам все офицеры в уборную ходили. А без ободка целый год некомфортно.
На стрельбище за всю жизнь я был два раза. Хотя оружие за мной было закреплено.
Друзья говорят, что сейчас в армии все поменялось в лучшую сторону. Ну и по себе я это помню: к концу службы, когда Шойгу стал министром, система начала меняться, и это было видно изнутри — улучшились питание и снабжение.
К сожалению, получить оперативно комментарий от представителей дивизии, где произошел этот случай, не удалось.
взято: https://dailystorm.ru/saper-daltonik-ili-puti-gospodni-v-ros...
По словам оператора Галима Джалилова, экзоскелет весит не более пяти-шести килограммов и выдерживает нагрузку до 50 килограммов.
"Он дает возможность носить на себе 30-35 килограммов, не замечая груза, усталости, температуры. Раньше постоянно все носил на себе, было гораздо труднее", — пояснил Джалилов.
При этом экзоскелет позволяет совершать практически любые движения. "Я в своей практике не видел ничего похожего на то, что сейчас на мне", - заявил специалист.
Российские саперы при помощи спецтехники обезвредили гигантский фугас.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Интересный репортаж "Спасшие историю: Каково это - разминировать Пальмиру" опубликован на сайте Defence.ru.
Фото: Отдел информационного обеспечения инженерных войск ВС РФ
Майор Дмитрий Карпишин, командир группы разминирования:
"Мы были подготовлены на должном уровне, поэтому каких-то переживаний о готовности личного состава не было. Спецификой этой работы стали и жаркий климат, и пустынная местность. Хотя я считаю, что климат и почва не сильно влияют на результат. Если сапер умеет работать, то песок у него под ногами или чернозем — роли не играет".
"В процессе разминирования мы столкнулись и со штатными боеприпасами иностранных государств, и с большим количеством самодельных устройств. На мой взгляд, вторые представляют бОльшую опасность: от штатного боеприпаса ты знаешь, что ожидать, а тут может быть все что угодно, и саперу нужно разгадать эту головоломку. Из наиболее опасных — попадались радиоуправляемые фугасы, нажимные механизмы. Но ни одного подрыва в исторической части Пальмиры не было. Все боеприпасы были вынесены на безопасное расстояние и обезврежены".
"Это была колоссальная ответственность! Мы разминировали памятник истории, который привыкли видеть на обложках учебников. И вся эта красота, ее целостность и то, передадим ли мы все это следующим поколениям, зависели от нас. Все оборудование, что мы использовали в Сирии, было штатным. Какой-то специальной техники или обмундирования у нас не было. Помогал работать в жару саперный костюм ОВР-2-02 с системой охлаждения".
Местные военные также работали на этой территории, и мы с ними довольно плотно взаимодействовали. Когда мы приехали, сирийские специалисты рассказали нам некие нюансы, тонкости, хитрости, которые применяют боевики, и это нам очень помогало. А в дальнейшем уже мы делились опытом и обучали местных саперов работать на современном оборудовании, с которым имели дело мы.
До операции в Сирии я принимал участие в разминировании территории, на которой сейчас идет строительство Крымского моста. На мой взгляд, эти задачи невозможно сравнить. Там мы работали с боеприпасами, которые остались после Великой Отечественной войны, а здесь — с современными устройствами, в том числе и самодельными. Отличалась и глубина залегания снарядов. Но нельзя сказать, что где-то уровень опасности был выше, а где-то ниже: внимание от сапера требовалось одинаковое.
Старший лейтенант Виталий Мороз, командир группы разминирования
Мы уехали в Сирию 31 марта и к ночи были там. А уже на следующее утро приступили к разминированию. Эта поездка не стала для нас неожиданностью — ходили слухи, что нас отправят в Пальмиру. И это оказались не слухи. Когда уезжали, страшно не было — ведь мы были хорошо подготовлены. А вот там первое время был небольшой страх неизвестности, но он достаточно быстро прошел.
Что касается боевого опыта, то я участвовал в движении «Эхо войны», занимающемся уничтожением старых боеприпасов. Но это не совсем то, что мне предстояло делать в Сирии. Раньше я только обезвреживал найденные людьми снаряды, а здесь все осложнилось поиском. К тому же в Пальмире остро ощущалась непосредственная близость противника. Прибавьте к этому жаркий климат, песок, твердый грунт — и вот приблизительная картина того, как мы жили.
На улице было 40–50 градусов, и в костюмах было очень жарко. Тени нет, и спрятаться от солнца негде. Мы делали частые перерывы. Пройдем линию туда-обратно — отдых. У нас было специально оборудованное место, где мы могли раздеться по пояс, передохнуть пять минут — и опять за дело. Но постепенно мы привыкли и к этому. Система охлаждения была только в костюмах, которые предназначены для выноса боеприпасов. Это специальные костюмы для выполнения задач, связанных с повышенным риском. А таких задач было много, ведь, чтобы сохранить историческую часть Пальмиры, уничтожать боеприпасы на месте было нельзя.
Первые дни, когда только увидели всю эту красоту, слов не было. Семь тысяч лет истории! Никто из нас раньше там не бывал, и, конечно, мы чувствовали ответственность за сохранение истории. Если бы встал вопрос ехать еще раз, я бы безоговорочно согласился.
Младший сержант Роман Кротченков, командир отделения отряда разминирования
У меня уже был боевой опыт до Пальмиры — я занимался поиском послевоенных снарядов в районе постройки Крымского моста. Там мы производили сплошную очистку местности, искали снаряды, а вот подрывом занимались уже другие бригады. В Сирии я делал и то и другое, поэтому можно сказать, что задачи сильно отличались. К тому же в Крыму никто не стрелял, да и климат был другим. Хотя, отмечу, что в Керчи мне было тяжелее — там большая влажность. Сирийскую жару я переносил лучше. Было всего два случая, когда нашим парням в Пальмире становилось плохо. До обморока не доходило, но было где-то рядом. Но и эти ребята вскоре акклиматизировались и привыкли.
Майор Дмитрий Кривоноженко, преподаватель цикла подготовки специалистов гуманитарного разминирования
До этой операции у меня боевого опыта не было. Что греха таить — было страшно. Но не потому, что не чувствовал себя готовым. Перед командировкой со всей группой провели дополнительные занятия, так что мы все вспомнили, еще раз закрепили то, что знали. Дальше все зависело только от нашей внимательности, от правильной работы с приборами разведки. И опять-таки, благодаря тому, что все прошли дополнительную подготовку и смогли детально разобраться в новых приборах поиска взрывоопасных предметов, у нас обошлось без потерь.
Когда спрашивают — ну как там было? — только одно слово приходит в голову: жарко. Мы уезжали, когда в Москве еще лежал снег, так что из зимы попали в лето. Период адаптации занимает где-то неделю. Жара сказывается даже не на самочувствии, а на темпе работы. В принципе, «гонки» и так в нашем деле быть не может, но мы все равно понимали, что из-за солнца и температуры воздуха работаем медленнее, чем обычно. Но при этом мы все делали очень тщательно, зная, что второго шанса не будет, что у нас нет права на ошибку. И я говорю даже не про историческую часть Пальмиры, а про жилые кварталы. Это осознаешь, когда рядом появляется гражданское население, дети.
В архитектурно-исторической части Пальмиры, жилой зоне и районе местного аэропорта российскими саперами было очищено 825 гектаров территории, 79 км дорог, более 8500 зданий и сооружений. Обнаружено и уничтожено 17456 взрывоопасных предметов, в том числе 432 самодельных взрывных устройства.