Падаю на ковёр. Такой родной ковёр. Никогда бы не подумал, что так буду радоваться ковру.
Дома.
Так, что сейчас было? Весь в пыли, грязи, всё тело болит.
-Боб?
-Слушаю.
-Выключи запись и удали файл. Безвозвратно.
-Сделано.
Что-то тут не так. Шкаф не на месте, кровать тоже, зеркало. И Боб на другой руке. Надо встать.
Встал, осмотрелся. Книги в шкафу… в зеркальном отражении? И всё остальное тоже.
Я подошёл к зеркалу. О, это же я утром. Играю вон на гитаре. Даже слышно немного что-то. Неплохо смотрюсь, кстати. Надо будет опять ребят собрать как-нибудь.
-Отлично, и что теперь? Концерт для меня имени меня? - спросил я в пустоту.
Упал я на бетон. После сумерек на поляне мне было легко привыкнуть к полумраку. Какой-то склад или ангар. Большое бетонное помещение без окон. И двери с двух сторон.
И всё.
Нет, не всё. На боковой стене включилось табло с красными светодиодами. На нём было написано «05:00».
Цифры на стене поменялись. «04:59». 58. 57. Ясно, таймер. Для наглядности.
И где тут искать? Тут же нет ничего.
-Боб, сканируй на металл.
-Невозможно. Железобетонные конструкции глушат сканеры.
Замечательно. Я с трудом встал. Поброжу по кругу, отличная идея.
Откуда ни возьмись, появляется стул. Прямо у меня под ногой. Не успеваю среагировать, спотыкаюсь. Очень смешно. Иду дальше, стула уже нет. Пойду к двери, может, так откроется.
По дороге на меня падает подушка. Пыльная такая, противная. Сбивает меня на колени и пропадает. Нет уж, поднимаюсь, иду дальше.
«02:47». Что же потом?
-Новое сообщение. Читать? – это Боб.
-Да.
-Времени мало. Ищи, или умрёшь.
Не успел я осознать его слова, как раздался дикий грохот. Нет, даже ГРОХОТ.
-Высота потолка снизилась на 10 сантиметров, - подсказал Боб.
-Ну, зашибись! Что искать? Где искать? – я затопал ногами.
-Нет информации.
-Заткнись! Ты видишь здесь ключ? Ты видишь здесь что-нибудь, кроме пыли?
-Нет информации.
«01:59». Я метнулся к одной стене, к другой. Ноги заплелись, я упал, но надо было искать. Искать этот долбанный ключ.
«01:27». Колени – в хлам. Пыль в глазах мешалается со слезами.
Я лежу на полу, смотрю на табло. «00:39». Встать уже не получится – упрусь головой.
-Боб…
Молчит.
-Боб, слушай… включи запись.
-Запись.
-Боб... прости меня... (на табло - «00:22») простите все... не знаю, кто и где меня найдёт... («00:14») Я не хотел так умирать... Я просто хочу жить... («00:09») Нет... не надо... АААААА («00:02»), - я зажмурился, потолок уже был перед моим лицом. Сквозь веки вспыхнули нули.
Тишина. Дышу. Живу. Стучит. Живу.
Разлепляю глаза. Потолок где-то очень высоко, не достать.
И дверь.
Открыта.
Кряхтя, поднимаюсь на ноги. Шаг, другой. Третий. Хватаюсь за дверь. Вхожу.
Свежий воздух, травка, двери. Я уже почти ничему не удивляюсь. Нет, серьёзно. Кого уже могут удивить две двери посреди поля? Даже если между ними растёт серьёзный такой, могучий дуб. Вот и меня нет.
-Боб, где это мы?
-По данным GPS, наши координаты сейчас 0.81, -176.61. Заказник Хоуленд Айленд Нейшнел, Соединенные Штаты Америки, Остров в Тихом океане.
Я пошёл в сторону от дверей. Не пройдя и двух шагов, больно стукнулся носом обо что-то, ругнулся. Протянул руку вперёд – и упёрся в какой-то невидимый барьер. Хорошо, посмотрим с другой стороны. Я повернулся и пошёл в другую сторону, на всякий случай, выставив руки перед собой. И не ошибся – там тоже был барьер. Кто-то (или что-то) настойчиво хотело выставить меня именно за дверь, и никак иначе.
Что-то стукнуло меня по голове и упало. Я наклонился и поднял жёлудь. Посмотрел на дуб – никого вроде. Жёлудь буквально рассыпался у меня в руках, и внутри, конечно, оказалась свёрнутая бумажка. Я развернул её и прочитал, вслух, выразительно:
-Следуй за белым кроликом.
-Цитата из…
-Знаю. Отлично. Нужно только платьице и папашу-математика. Или негра в очках. Что, надо в нору залезть?
Я обошёл дерево в поисках норы. Нору не нашёл, зато нашёл нарисованный чем-то белым силуэт кролика и стрелку вниз. Внизу оказался коричневый медицинский флакончик, присыпанный землёй. Конечно же, на флакончике была надпись «Выпей меня».
-Смешно, - сказал я. – Ха-ха. - Открыл флакончик, понюхал. Вроде ничего, вода простая. – Ну, Боб, твоё здоровье, – и выпил содержимое флакончика одним махом.
Сначала ничего не случилось. Потом – темнота…
…Свежий воздух. Трава. Прямо под щекой. Во рту привкус земли и, почему-то, картошки. Как в пирожках.
И проходящая через всё это нудная, тупая, ноющая головная боль.
Я с трудом разлепил веки. Сумерки. Вечер уже.
Я сел. Посмотрел на свои руки. Ужас, я, наверное, могилу себе копал руками. Во всяком случае, было бы неплохо сейчас туда упасть и закопаться.
Футболка разорвана. Джинсы грязные, тоже с дырками кое-где. Говорила мама, не пей где попало и с кем попало.
Боба нет.
-Боб, ты где? – прохрипел я. - Включи пеленг, мать его…
-Я здесь, - отозвался Боб откуда-то из травы и озарил округу мерзким писком. Я встал, шатаясь, пошёл на писк, подобрал Боба.
-Всё, хватит, хватит… и так голова раскалывается… нашёл уже, всё, - Боб затих. – Боб, это что было такое?
-Это будет долгая история.
-Тогда я, пожалуй, присяду, - я подошёл к дубу, прислонился спиной и съехал на землю. – Говори…
-Сначала вы лежали без пульса и дыхания минуту тридцать секунд. Затем пульс подскочил до 120, вы тоже подскочили и начали метаться, громко крича про кроликов, герцогинь и агента Смита, - я вспомнил, как с безумным взглядом носился по поляне. - Около получаса. Потом вы споткнулись о корень и упали, крича теперь про Шалтая-Балтая и архитектора, - помню звёздное небо над головой. - Минут двадцать. После этого вы начали лезть на дерево, несколько раз упали, наконец, забрались на самый верх, отломали себе ветку и начали рубить воздух, крича при этом, цитирую, "Смерть Бармаглоту!" и "Даёшь перезагрузку!" – о ужас, как я мог. - Через два часа ваш пульс упал до 50 и вы свалились на землю. Пролежали 57 минут, очнулись, нашли пирожок с надписью "Съешь меня!" и съели его, - вот откуда картошка. - Потом грязно выругались и достали изо рта ключ на цепочке. Он висит у вас на шее.
Я судорожно схватился за грудь. Точно, ключ. Торопливо снял его, кое-как встал, подошёл к двери, навалившись на неё, привычным уже движением открыл замок. Надо сказать, юмор у моих мучителей был, потому что дверь открылась наружу, и я улетел вперёд, в неизвестность.
Чего-то подобного я уже ожидал. Это была её комната, такая, какой я её помнил.
Мягко говоря, бардак. Разобранная кровать, стол, стоящий наискось посередине, вещи на полу. Наши фото. Я пробрался через комнату к двери. Естественно, она была закрыта. Конечно же, под ручкой я обнаружил замочную скважину, которой там не было.
-Боб, есть тут кто?
-Сканирую. Нет информации вне помещения.
-Отлично… Связи, я так понимаю, тоже нет?
Боб ничего не ответил, видимо, я угадал. Я поставил стул к столу, нажал кнопку включения на системнике. Тишина.
-Боб, как думаешь, что происходит?
-Нет информации, - да мне и не нужно, это я так, на всякий случай.
-Может, с кем-то уже случалась такая хрень?
-Нет информации.
-Похоже на какую-то дурацкую игру.
-Есть информация.
Надо же, как это я так запрос сформировал?
-Ну-ка, рассказывай!
-Игра типа "Выберись из комнаты". Это интерактивный квест, где участники оказываются в закрытом помещении, наполненном загадками и подсказками, которые помогут выбраться из комнаты целым и невредимым. Источник blog-fiesta.com.
Замечательно.
-А я тут при чём?
-Нет информации.
Не успел я заскучать, как дверца шкафа громко хлопнула, я аж подскочил.
-Что это? Кто здесь?
-Нет информации. Получено новое сообщение. Читать?
-Конечно! – спрашивает он ещё.
-Ищи ключ.
-И всё?
-Да.
-От кого сообщение?
-Номер не определён.
Нет, друг мой, не буду я играть в такие игры. Спасибо. Да это же сон! Я подошёл к кровати. Вот сейчас прилягу, потом проснусь и всё, буду дома.
Не успел я прилечь, как всё в комнате заходило ходуном. Шкаф стучал дверцами, фотографии со стен попадали, монитор компьютера опасно скакал к краю стола. Я вскочил и заметался.
-Новое сообщение. Читать?
-Д-да, к-конечно! – заикаясь, крикнул я и свистопляска прекратилась.
-Ищи ключ быстрее, - прочитал Боб.
-Хорошо, хорошо! Кто ты? – крикнул я в потолок. – Кто здесь есть?.. – я перевёл дух. - Боб, новые сообщения есть?
-Нет.
Я почесал бороду. Что искать, где искать? Хоть подсказу бы дали, умные такие. Может, попросить надо? Чувствуя себя особенно глупо, я опять обратился к потолку:
-Мне нужна подсказка!
-Новое сообщение. Читать? – отозвался Боб.
-Давай.
-Без начала, без конца. Что круглое и без дна? – прочитал Боб. Легче не стало.
-Голова моя, - я осел на кровать.
-Ответ неверный, - отреагировал Боб. Что эта железяка себе позволяет?
-Ты-то откуда знаешь?
-Это детские загадки. Ответ: кольцо, в обоих случаях.
У, железка противная. Причём тут кольцо? Тут я вспомнил. Вспомнил свою глупость месячной давности. Глупость начала конца.
Я делал ей предложение.
Больно ударившись о спинку кровати, я охнул и бросился к столу. Вытряхнул из него все ящики, перевернул их прямо на пол, перерыл все бумаги. Может, в шкафу? Вещи – на пол. Полки – следом. Вот оно.
Кольцо лежало в коробочке-ракушке. С камушком. Хранила ведь всё равно.
Впрочем, неважно. Дальше-то что?
-Боб, есть сообщения?
-Нет.
-А что с кольцом делать, как думаешь?
-Нет информации.
-Ладно, может, не туда думаю. Что ещё может быть кольцом?
Боб принялся перечислять все значения слова из Википедии. Слушал я его вполуха, вспоминая. Делал я ей предложение у горы Кольцо (глупо-то как).
-Стой, погоди, Боб. Мы там ещё магнит на холодильник купили. Но холодильник в коридоре…
-Магнит был в ящике, в столе, теперь он на полу, у вас под ногами.
Я наклонился, отбросил бумаги. Точно, вот он. Дерево тут красивое, как картина на стене. Я повернулся к картине. Конечно, она упала. А на её гвозде, конечно, висел ключ. Я взял его, подошёл к двери, вставил в скважину. Повернул. Вдохнул. Вышел.
…За дверью был офис. Точнее, серверная. Работаю я тут. Длинная комната, у стен – столы с компьютерами и телефонами. И длинный стенд с ключами на стене. Ну, и сам серверный шкаф. Я прошёл к своему рабочему месту, сел в кресло. Дверь услужливо закрылась за мной. Повозил мышкой по столу:
-Боб, как мы тут оказались?
-Нет информации, - отозвался электронный голос.
-Чёрт, – я взял трубку телефона, не услышал там ничего, поклацал рычаг. – Тишина. Сеть ловит?
-Нет.
Трубка с треском вернулась на место. Ключи у меня с собой? Похлопав себя по карманам, я выудил связку ключей и подошёл к двери. Нашёл нужный ключ. Вставил его в замок. Покрутил, повертел – без результата.
-И как это понимать… - я вернулся к столу, сел в кресло.
-Нет информации, - ответил Боб.
-Ясное дело, нет, - я задумчиво почесал бороду.
Фотка бывшей на столе. Когда уже выкину? Я взял её в руки. Рамку оставить надо, хорошая рамка. Я перевернул её, собираясь извлечь фото. Что тут написано?
-«Иди ко мне». Боб, здесь была надпись?
-Нет.
-Чертовщина какая-то. «Иди ко мне». Мне к N… надо! – я бросил фотографию в стену. Стенд с ключами покачнулся. На стол, громко звякнув, упал ключ с адресной биркой.
Я вздрогнул. Взял ключ, читая бирку.
-Ну конечно, её дом. Фигушки. Не пойду, - я хотел было повесить ключ на место. На крючке висела скомканная бумажка.
-Опять записочки? Ну-ну.
На бумажке оказался рисунок. Три кривых кружочка с буквами R, G и B. Кружочки вершили грани треугольника, в центре которого был изображён ключ.
-Боб, как думаешь, что это?
-RGB (аббревиатура английских слов Red, Green, Blue - красный, зелёный, синий) - аддитивная цветовая модель... – начал было Боб.
-Всё, всё, понятно! – прервал я его. Умничает он.
-В данном помещении этим цветам соответствуют следующие объекты: адресные бирки ключей, настольные лампы.
-А вот это уже интересно. Поиграем.
Лампы на столах у нас после проверки – типа недостаточная освещённость помещения для работы. Привезли их нам всем разные, я себе зелёную урвал. У остальных красные и синие – выбирай любую! Я составил три ламы на пол, размотал провода и включил в розетки. Так, что там теперь? Ключ. Думается мне, тот самый. Который упал.
Я положил его на пол, в центр «треугольника». Ничего не произошло.
-Теперь нужно включить лампы, полагаю, - посоветовал Боб. Ну конечно, а то зачем бы я тут ползал.
Щёлк, щёлк, щёлк! Свет ламп упал на ключ. Пару секунд ничего не происходило. Потом свет моргнул.
На полу, под лампами, лежал совсем другой ключ. Я взял его, подошёл к двери, вздохнул и вставил ключ в скважину. Повернул. Что теперь? Я зажмурился, открыл дверь и вышел.
Яркий солнечный луч бил через окно прямо на кровать. Воздух, липкий и густой, застыл без движения. Зеркало пускало зайчика на корпус гитары, который отражал его в монитор компьютера. За окном скрипели цикады.
Вдруг истошно запищало. Моё тело, изнемогавшее в жарком сне на кровати, подскочило, обнаружив миру лохматую бороду и заспанные глаза.
-А… что такое… - забормотал я.
-Пора вставать! Пора вставать! – кричал противный электронный голос в перерывах между писком.
-Да заткнись ты уже… встаю я. Лучше музыку поставь. Случайный порядок давай. Да погромче.
Писк прекратился. Колонки, стоявшие по краям от монитора, моргнули индикаторами, и зазвучало лёгкое кантри. Шлёпнув ногами по полу, я поплёлся в ванную. Из зеркала на меня смотрело лохматое чудище с красными глазами. Поплескав в лицо водичкой, я попытался пригладить волосы. Безрезультатно. Ладно, так сойдёт.
Подвывая музыке, я вернулся в комнату. Дверь закрылась.
-Боб, что у нас на сегодня? – спросил я, натянув футболку, и теперь прыгал на одной ноге, пытаясь попасть другой в штанину джинсов.
-Встреча с N… в 11-00, потом сеанс в кино в 14-50. И всё, до вечера никаких записей, - приглушённый голос, казалось, исходил откуда-то издалека.
-Ты где есть вообще? Потише сделай, - музыка притихла.
-Предположительно, под подушкой, - услышал я из-под подушки.
Я скинул её на пол и извлёк на свет массивные часы-компьютер. Я назвал его Бобом в честь Боба Марли. Никаких общих черт, просто помутнение разума в отдельно взятое мгновение. Застегнув Боба на запястье, я взял гитару, накинул ремень на плечо и встал перед зеркалом в героическую позу с высоко поднятым грифом. Покачивая головой в такт музыке, я подбирал на ходу аккорды. Получалось не очень, но кого это волнует?
-А теперь все вместе! – крикнул я и, подняв приветственно руки, качал головой и топал ногой, выкрикивая текст песни.
-До встречи с N… осталось 20 минут.
-Ох, ё! Чего ж ты молчишь!? Вырубай музыку!
Гитара тут же была прислонена к кровати, я подбежал к двери и дёрнул ручку. Вопреки ожиданиям, дверь открываться отказалась. Что это было? Я недоверчиво глянул на дверь, подёргал ещё, но без видимого результата. Тогда я дёрнул изо всех сил, выгнувшись назад и уперев ногу в стену.
-Да что за… - я отошёл от двери и непонимающе уставился на неё. Дверь молчала, а Боб ехидно (насколько это возможно для ИИ) ляпнул:
-Заперто, очевидно.
Я наклонился к ручке двери, осмотрел всё внимательно и обнаружил под ней замочную скважину. Потыкать в неё пальцем? Умно.
-Да как так-то, здесь отродясь замка не было!
-Зарегистрирована замочная скважина. Замок цилиндрового типа. Заперт, - подсказал Боб.
-И откуда оно тут? – я всё-таки поковырял её ногтем.
-Нет информации.
-Чтоб тебя… Боб, звонок N…!
-Нет сигнала сотовой сети.
-Ещё лучше, - я отошёл к кровати, сел на неё и уставился в дверь. Кажется, я схожу с ума.
Цикады скрипели.
-Входящее сообщение. Номер не определён. Читать? – подал голос Боб.
-Читай! – а что ещё делать?
-Живая музыка хранит ответы.
-…всё?
-Да.
-Бред какой-то.
Рука автоматически потянулась к гитаре. Бессмысленно перебирая струны, я сверлил взглядом дверь. Что-то блеснуло в розетке гитары, под струнами. Подняв бровь, я перевернул гитару, потряс. На колени упала свёрнутая бумажка. Что бы это могло быть?
-Это ещё что… - пробормотал я, разворачивая записку. – «Взгляни на себя…» - дальше запись обрывалась, явно разрезанная пополам.
Я осмотрел свои руки, ноги, чувствуя себя последним кретином. Затем подошёл к зеркалу, чтобы рассмотреть себя получше – вдруг что пропустил? - и увидел торчащий из-за рамы уголок ещё одной бумажки. Развернув её, прочёл:
-«…кем ты был и кем ты стал». Что? Что ещё за чушь? Кем я был?..
-Сейчас вы: работник ООО «Город-Телеком», гитарист, певец…
-Так, так, стоп. Что там было в сообщении? Про музыку?
-Живая музыка хранит ответы.
Скрипачом, говоришь. Не люблю загадки, он тут, кажется, есть смысл.
-Ну-ка, ну-ка…
Я бросился к стулу, поставил его рядом со шкафом, залез и снял чехол со скрипкой. Сдул с него пыль, и, спрыгнув на пол (привет соседям!), открыл его на кровати. Привет, дорогая, давно не виделись. Бережно достав скрипку, я осмотрел её и отложил в сторону. Так же внимательно рассмотрел смычок. Ничего. Проверим кармашки. Куски канифоли, старые струны, ключ на кольце. Ключ? Откуда?
-Интересное дело, откуда бы…
Ну что, будем пробовать. Я подошёл к двери, вставил ключ в скважину. Вроде подходит… Щёлк – замок открылся. Уже неплохо. Я потянул дверь на себя, заглянул в проём и немного ошалел.
Рядом сидел знакомец. Плыл интерьер в мути. Глаза хотели выжать галлоны слёз. В душе – прорвало от избытка жалости и бездонной жажды смысла. Я оплакивал всех мёртвых, но больше одного несчастного Фрика. Глупого и неповзрослевшего. Я бросил всех и плюнул на всё, с удовольствием растоптав привычный ритм жизни, сделав из него посмешище. И с наслаждением продолжал топтать, прыгая в своём монологе то к этой безалаберной и постыдной экзекуции, то к чему-то постороннему.
- Он был. Он был ещё совсем дурак. Или наоборот. Он стал мудрецом. Я не знаю. Ты знаком с задачей, когда монета. А она строго посередине и ты не знаешь, чему она принадлежит? Знаком?
- Я отведу тебя домой.
Знакомец – простейший. Одноклеточный.
- Ты простейший. Одноклеточный. Я знаю, что ты сейчас сделаешь. И в этом ты – не монета. В тебе нет интереса, раз ты такой. И значит – ты не имеешь право на развитие. Всё сублимируется в дерьмо. Разве ты не видишь?
И бар качается перед глазами. Живой оркестр исполняет какофонию. Меня рвёт беззвучно на зрителей за столиками. Правда, они этого не видят, потому как рвёт меня только в моём искажённом воображении. Внутри – бочка, в которую помещается весь алкоголь, что я сменил на горчичники из своего бумажника. А из своего ли. Из всех ваших. Чужих. Родных.
За кем я?
- А грызня? Достаточно лишь каждому – простора для любимых дел, еды, воды и тепла, - я перебирал пальцы, мягкие и податливые, - а драка, будто царь горы помирает и амбиций, будто сможете оплодотворить всех женщин мира. Да кто вы. Кто мы?
- Мы просто везём тебя домой.
- Но я не сказал вам адреса. Постойте.
Два знакомца. Мои чувства в состоянии пропойцы не так отравлены ядом. Я редко схожу в зелёные дебри и объятия треклятого змея, поэтому я всё понимаю, но так стараюсь не понимать, что ухожу в актёры, которые применили допинг. Я понимаю этих знакомцев. Они несут меня и не бросят. Я могу говорить что угодно – в этом вся прелесть мимолётного пьянства. На время я свободен. Главное – обеспечить себя окружением и чтобы алкоголь был недешёвым.
Шашечки лезут жёлтым в сетчатку глаз. В кошелёк. В карман. Мгновение – и шашечки далеко, в другом конце двора. Мгновение – и я внутри дома. Куда меня привела моя память? Я не слышу знакомого родного запаха Глупышки. Смутно понимаю, что не хотел бы, чтобы она меня видела таким ничтожным червяком.
Последняя мысль. Я поднимаю руку, чтобы меня выслушали:
- В этом и есть смысл – они достойны развития. Эти простейшие. А остальные, что посередине двух областей извечно – достойны лишь избавить этот мир от себя. Выживает сильнейший.
Меня баюкает цикличный тик знакомых с детства часов.
Размеренное пробуждение утром было нарушено кислотным отвратным ощущением во рту. Хотелось пережевать зубы и выплюнуть их вместе с толстым языком. Меня были рады видеть. Мне укоризненно качали головой под аккомпанемент цикличного тика часов. Я протянул своему детскому мимолётному прошлому шоколадку и сел пить чай, ощущая себя крошечным и всем нужным. Окружённым теплом и состраданием.
- Бабушкин сынок, - хлипко отозвался из кухни мой друг шизофреник.
- Скучаешь по нему... – Бабушка понимала.
Полные чашки крепкого чая, запах старины.
- Скучаю, - отвечаю я этому полному любви ко мне голосу. Но скучал я не только по нему. Вернее причина была более объёмного характера. И алкоголизм, к сожалению, ни от чего не вылечивает. Вылечивает интенсивная терапия и размеренный ритм пробежки по жизненным позициям, а не алкогольная бурда, что просто размазывает пальцем по запотевшему стеклу ясные черты проблем.
- Только я, да я... – прокричал друг из кухни.
- Домой поедешь? Или, может, ещё останешься?
Следовало б остаться, глупый ты кретин. Следовало. Раз уж ты пустил под откос размеренное дыхание этим жалким динамитом из пустых деструктивных дней, так почему бы и не присовокупить ещё один. Остаться, провести его здесь. Тебя же просят! Но вместо этого я почему-то собираюсь. Почему-то сбегаю. Торопливо целую в щёчку и сбегаю, как последняя сявка. Вместо того, чтобы остаться, задавать вопросы и слушать то, что всегда хотел неспеша послушать. Но вместо этого, как обычно, отложил на потом, сетуя на свои никчёмные дела.
Я приваливаюсь лбом к стеклу дребезжащего автобуса. Холодно и воняет гарью. Чёрный дым в голове. Я вижу, как этот дым ползёт по моим извилинам и въедается внутрь, не пропуская ни одну борозду. И я чувствую, что что-то случилось. Руки ищут телефон. Я открываю сообщения. И меня озаряет странным потрясением.
Глупышка беременна.
Вот так просто. Без обиняков. Она носит внутри маленькую жизнь.
Включается внутри телевизор, и оттуда произносят идиотским голосом: «в первом триместре беременности плод имеет размер с кунжутную семечку».
Во мне одновременно борются безграничное удивление, слепой восторг, апатия, желание жить, сомнение и мысли о еде.
Не будь знака Фрика – я бы исключил восторг. Теперь я такая же цепочка жизни.
Не будь Глупышка той, что я знаю – я бы исключил сомнение.
Не будь у меня друга, что вечно ошивается на кухне – я бы исключил удивление.
Не будь я самим собой – я бы исключил апатию.
Не живи я в обрюзгшей квартире с немытыми окнами – я бы не думал о еде.
Но я улыбаюсь, между половинами, где стояли два дуэлянта, один из которых трусливо велел слать всё к чертям, требовать анализа ДНК, в крайнем случае, отдавать часть доходов, а второй просто и с достоинством улыбался – победил второй. Я видел это ясно и чётко. Вызов принят. И будь, что будет.
Спасибо, Фрик за это. Баланс жизней восстановлен.
- Таких как я – миллиарды, - шепчу я, горячей ладонью прожигая на заиндевевшем окне след своей пятерни.
Никому эта затея не нравилась. Ни моему придурку с кухни (он напоминал мне этого вшивого дуэлянта номер один), ни продюсеру, который вконец отвернулся от меня, потому как я отвернулся от него, ни Глупышке, что с недоверием смотрела на меня по ночам, когда я отстукивал очередной штамп о смерти. Ни даже мне. Но как раз именно это – врождённое упрямство и нежелание делать так, как положено и убедили меня делать именно то, что перечило всем.
Я готовился стать отцом. Взвалить на себя ответственность за приход в мир ещё одного экземпляра человека, в тайне надеясь, что он будет точной копией меня, только получше. Аналитики из бюрократического центра левого полушария твердили об обратном – чтобы он был не копией, ибо в таком случае – я буду первым злом для этого человека. Как-никак, по моей вине его пригласили на этот банкет, где до шведского стола надо было пробивать путь локтями, до картин на стенах надо было идти по головам, а для того, чтобы эти картины писать – необходимо было что-то из себя представлять, пробивать путь локтями и бродить по головам.
Но эти заморочки были всего лишь заморочками в сотых долях всех мыслей. Мозг был занят другим. Поиском, анализом, выживанием, мойкой окон и фотографией.
Вспышка тискала комнату мимолётным объятием, охватывая еле видный животик Глупышки, стоящей боком на фоне однотонной шторы. Я просил её не вертеться, чтобы ежедневные фотографии при быстрой перемотке вперёд затем показали весь процесс становления живота-пуза как можно более чётко.
- Ты сегодня не пойдёшь на свои тёмные делишки. Я сказала.
- Не такие уж они и тёмные. На них просто падает мало света.
- Мне всё равно, что ты там бормочешь. Пообещай мне, что не пойдёшь.
- Я лучше расскажу тебе славную историю.
- Я знаю все твои истории.
- Я сочиняю их каждый день по сто штук в разных вариациях с разными концовками.
- Не уходи.
- Помнится, ты вообще хотела быть одной. И забрать его у меня.
- Тогда ты был далеко и рядом. Сейчас ты рядом и рядом. Это будет форменным предательством. Пусть не его, но меня, понимаешь ты меня? Не ходи.
Глупышка понимала. Но старалась поверить в сказку. Стала мягкой. Это было мило. Но эшелон моих личных мыслей тянул тот же экспресс, что и в прошлом. Вернее, до того, как появилось сплетение генов в её чреве. Я глянул на Глупышку и рассмеялся, потому как, услышав она такую формулировку о нашем детёныше – в данный момент она бы принялась активно обижаться, под влиянием бури гормональных цунами.
Оплата квартиры, транспортных и расходов еды, прогулок, раутов со знакомыми. В прошлом (опять же – до появления человека из половины Глупышки и меня) к этому прибавлялось залихватское сорение деньгами, откладывание на сберегательный счёт на чёрный день, бесчисленные взятки по заочному обучению. Всё это пожирало денежные знаки с быстротой броуновского движения разъярённых молекул.
Впрочем – любая задача на азарт – есть самое интересное в жизни.
У нас тесное и установившееся счастье. Я по-прежнему ей не верю. Я не верю маленькому счастью. Оно призрачно. В этом беда мозга – он не может принимать хорошее и бесится с жиру. Толстые бляшки жира по бокам мозга лениво посылают всё к скептицизму.
Она по-прежнему смотрит на меня с неудовольствием пополам с удовольствием. Она поёт песенки на еле слышной частоте, варит кофе и готовит постылые ужины. Пытается оправдаться и уверить меня в том, что я придумываю всё. И от этого я не верю ей ещё больше.
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
- И что, ни капельки эмоций? Опыта? Переживаний?
- Нет, почему же, опыт и эти твои синонимы эмоций присутствуют. Без них никуда, но теория... Теория знает всё и помогает во всём. Знаешь, все эти возбуждающие: тактометрический период, ритмическая система, полиметрия, а ещё вот это – тоническое стихосложение... Ты чувствуешь?
- Я хочу блевать... Ты бесчеловечна, когда говоришь такие гадкие вещи о таких прекрасных вещах.
- Мы все так говорим, когда упрощаем. Не будь занудой. Люди любят циников и практиков, - уже принесли заказ – невообразимой формы мороженое. Она принялась поедать его маленькой ложечкой, разграничивая каждую фразу единождым присестом поедания.
- Знаешь, люди не меньше любят и вдохновлённых усложнителей. Во многие слоя заворачивается простое и становится таким красивым и сложным, что руки прочь от него.
- Да. Ты прав. Но это, остаётся простым, - цезура из погружения ложки в вазочку с мороженым.
- Ты всё такая же упрямая ослица.
- А ты всё такой же непроходимый романтик.
- Хочешь, я прочитаю тебе хокку одного хоккуиста, - спросила она спустя нашу паузу молчания.
- Не хочу, но давай. У меня ещё пол-чашки.
- «На срединном пути. Ворон сидит одиноко. Осенний вечер». Всё.
- Но и в этом есть что-то прекрасное.
- Ты мне надоел. Вечно защищаешь всё, что тебе под руку попадёт.
- Всё достойно защиты. Даже твоё отвратительное поведение. Твой этот бестактный подход к рождению поэзии. Пойдём, я тебя провожу.
- А тебя никто не просит защищать, между прочим.
Чуть позже, возле крыльца её старинного дома, Лейбористская партия прицепляет мне на лацкан значок клуба поэтов. Я верчу носом и критично смотрю ей в глаза.
- У тебя что, синдром дефицита внимания?
Люди, которые вас понимают, эти близнецы по душам – самые замечательные для вас люди. Неважно будет, как они выглядят и кем они являются в материальной жизни. Это будут яркие пятна на холщовой ткани окружающей действительности.
- Может, зайдёшь? Посидим, выпьем чего-нибудь. Явная эпифора, но я не вижу препятствий, почитаем секстин, - она снова смеётся.
- Н-нет. Знаешь, препятствием стало то, что мы когда-то разошлись. Я домой. Кстати, отличное хокку, - мне неловко.
- Единственное, что у меня получается без словаря и пособий, - грустно изрекает она.
Я шагаю домой. Меня ждут.
Люди никогда не меняются. Гнутся, черствеют. Но, ни черта не меняются.
Меня ждут. Я шагаю домой.
Среди ночи раздался телефонный звонок. Тревожный, потому как других звонков среди ночи у меня не бывает. Глупышка спит в позе, будто собирается рожать. Странное зрелище. Я высвобождаю из-под неё руку и иду к телефонному аппарату. Поднимаю трубку.
- Твой брат бьёт себя по щекам во сне.
Со сна невозможно ничего понять. Только если тебя самого не бьют по щекам и не кричат: «Пожар!» или что-то в этом роде. Но меня никто не бьёт, запах дыма отсутствует, а значит – я ничего не понимаю и хочу просто спать дальше. Смысл ускользает и всё забывается.
- Он громко кричит, и я беспокоюсь за него.
- Не беспокойся, всем свойственно кричать во сне.
- Но не бить себя по щекам.
- Может быть, и не бить. Но это его дело.
- Может, ты знаешь причину?
- Я не знаю причины.
- Ты уверен? Можно ведь всё исправить.
Я вру. Я знаю эту проклятую причину и молчу. Потому что всё равно это не исправить. Да и что случится. Удары себя по щекам ни к чему серьёзному не приводили. Моя совесть в пятнах грязи, но посередине проходит светлый стержень чистоты.
- Можно, - снова вру и одновременно проговариваюсь я.
- Ты вернёшься? Было бы здорово, если бы ты вернулся домой, к нам.
Нет смысла объяснять. Нет желания объяснять. Тот, кто мыслит загодя по-другому - не поймёт. Да и я не смогу объяснить, потому что тоже мыслю иначе. Но продюсер решился на шаг. Позвать меня обратно. В тайной надежде, что всё будет хорошо. Как ему хотелось: «Хорошо». Но так уже не будет. Фальшь в обёртке из фольги. Вот что будет. За этим и звонил, наверное, удары по щекам здесь выступают фоном. Вечное враньё от тех, кто не знает, что, оказывается, врёт.
- Передавай ему привет.
Можно было бы добавить ещё и ещё. Но всё было не так. Была прозрачная гелевая стенка. Барьер. Моя сонная голова, весившая сотни тонн это понимала сейчас. А значит – в прогорклом свете ночной лампы, под стук пишущей машинки, отбивающей «...году жизни умер известный...», моя голова поймёт гораздо яснее, что пути назад нет никогда. Назад будет всегда по-другому.
«Умер. Умер. Погиб при исполнении. Скоропостижно скончался. Покинул нас».
Третий час ночи. После звонка – не уснуть. Глупышка проснулась. Прошлёпала на кухню. В клетчатой рубашке. Милая, сонная. Что больно смотреть. Посмотрела на меня. Осуждающе. Принялась варить кофе.
За стеной загудел пылесос. На этот раз, под шум кофеварки, он не показался таким громоподобным и анархичным.
- Эта твоя бесплодная война с самим собой ни к чему хорошему не приведёт.
- Не твоё дело, лживая ты шлюха, - вяло проецирую я на неё своё тусклое женоненавистничество.
- Пошёл ты, знаешь ли, - вяло же отвечает она. Бьюсь об заклад, её голова сейчас тоже весит сотни тонн.
- Почему ты не спишь?
- А почему не спишь ты? И не говори, что ты работаешь.
- Не говорю. Я не вижу смысла в этой работе. На меня косятся, терпят и с радостью б выгнали оттуда.
- Слышала. Тебе кофе налить?
Мы пьём кофе. Мусор попадает в горло, скребёт по стенкам внутри. За окном гудят провода и всё бы хорошо, но я не здесь. И не здесь сейчас мои мысли. Они неведомо где. Шагают по просторам памяти и, смешивая всё, что попадётся под руку – заталкивают меня в эти обрывки прошлого, дезориентируя меня и сбивая с толку.
Я держу её руку, целую её руку и приваливаюсь к её руке. Я ищу спасения в Глупышке, замечая, что я совсем не вижу того, как она ищет спасения во мне. Когда она отвернётся, я постучу себя по голове, чтоб неповадно было.
- Завтра рано вставать. Пойдём? – она встаёт и потягивается.
- Иди, я сейчас, - затем бросаю вдогонку, - ты у меня чудо понимающее.
- Я знаю...
Она польщена. Немного. А я болван. Такая глупая и всё понимает. А может именно поэтому и понимает.
Бью себя по щекам. Не во сне – наяву. Так больнее, дружище Фрик.
Я открываю окно и поддеваю носом снег, лежащий на карнизе. Его много. Хлопья постарались на славу. Огромный псевдо-сугроб за окном. Закрываю окно, поворачиваюсь, Глупышка стоит рядом и осуждающе смотрит на меня.
- Дурак, - вытирает с моего носа растаявший снег и целует.
На столе смятый листок, на котором я вижу строчку, кривым изгибом выползшую к прогорклому свету: «...мерзкая душонка при исполнении своих обязанностей...».
Удары по щекам во сне – это был всего лишь предупредительный сигнал.
Твёрдая земля. С серёдкой из мёрзлых кристаллов льда. И обугленных застывшей грязью краёв. Осыпаются, если ударить по ним всей силой. Звон инструментов в памяти как рыли. Сейчас, когда уже позади. Впереди – скупые, жалкие в падении комья. Тело внизу. Брошено внутрь ямы. Один на один пустое тело без души и желаний и твёрдая монолитная, повидавшая всё земля.
В моих руках маленький бинокль. Я верчу его, словно это поможет мне лучше понять моего младшего брата. Я не верю, что он решился на шаг по вертикали вниз. На несколько секунд свободы. Что оставил нас с носом. Я завидую ему долю секунды. И в следующую - уже ничего не могу понять и ищу виноватых.
Понимание приходит сразу. Принцип двойственности. Мы ведь были похожи. Те же картинки и прочее. Но так ли это. Принцип ведь работает и сейчас.
Я смотрю по сторонам. День солнечный и яркий. Отличный морозный день хрустящей под ногами зимы. Мы с Фриком разлюбили зиму одновременно. Он рос быстрее, судя по этому. Обогнал меня, может, опираясь на меня, а может просто был таким от природы.
Продюсер жизни не находит места. В эти минуты мы рядом. Принцип единства. Только он не может держать слёз, а я ещё могу. Тёмная волна поглотит меня вечером, когда я останусь наедине с собой. А сейчас, держись.
Я за поминальным столом.
И проносится всё бессмысленным, как ничем не заполненные люди, обрывки газет с маленькими заголовками, пресная еда, дешёвые женщины, атавизмы жизни, хиреющие традиции.
- Знак. Знак! Зна-а-ак! – на меня уставлены лица, так или иначе причастные к фильморяду воспоминаний наших с Фриком жизней. Я кричу. Они не понимают того, что видели знак. Видели, но не поняли. Знак видел только я.
Устроил сцену. Продюсер жизни будет огорчён спустя время. Позор и так далее. Но это я. И это моё маленькое представление, которое закончится точно так же. За таким же столом. А сцены, которые я снимал шаблоном и по идеалу - впишутся в шаблонный и идеальный некролог, не принеся мне ничего, кроме ощущения, что фильм банален и никакой радости в процессе создания мне не принёс.
Я бросаю маленький бинокль о стену. Он разбивается на мелкие кусочки.
- Давай возрадуемся. Я мелок, раз так слаб. Чтоб утопить вину и горе в коньяке.
- Тебя потянуло на строфы. Не спасёт.
- Да плевать. Покинул нас. Покинул светлый человечек. Сумасшедший, каких мало. Не средний серый пиджак, каких много, не идиот, нашедший смысл жизни в ерунде.
- А кто тогда?