Скандальная история в Екатеринбурге со сбежавшей из пензенского народного цирка обезьяной породы хохлатый мангобей по кличке Анфиса продолжила неожиданное продолжение.

Вчера стало известно о том, что представители Филиппа Киркорова подали иск в суд на продюссерский центр, который занимался съемками клипа на песню известного певца с участием сбежавшей из цирка обезьяны. По сведениям инсайдеров, полученным на условиях анонимности источника, оказалось, что съемки проводились подпольно, без одобрения певца и его продюссера.

"Мы в последнее время стали все чаще замечать на интернет-каналах типа Youtube и даже на телевидении появление просто-таки зашкаливающего числа поддельных клипов наших артистов. Особенно от подделок страдают популярные певцы, звезды российской эстрады. Расследование подобных случаев, выявление контрафактных роликов и поиск изготовителей всегда связаны с огромной массой трудностей." - рассказал в интервью нашему корреспонденту источник - "В данном случае произошел удивительный случай. Обезьянка своим участием демаскировала изготовителей контрафактной продукции. Благодаря Анфисе случай получил широкую огласку, и мы надеемся, что организаторам подпольных съемок не удастся уйти от заслуженной ответственности."

Как стало известно редакции от источников в правоохранительных органах, съемка клипа была организована продюсерским центром известного на западе порнопродюссера, студия которого уже три месяца работает на Урале.

Однако, несмотря на разразившийся скандал все его стороны не отказались от идеи осуществить совместный музыкально-цирковой проект с участием Анфисы в главной роли. Реакция сопродюссера нового проекта Федора Бондарчука на возникший поворот событий пока не известна.

- Да и ни какой я не черт, - возмутился он. - Перестаньте, пожалуйста, меня так называть, и не душу вашу я хочу купить, ни какой души у вас нет. Мне нужен ваш image. Я не смогу это объяснить в ваших понятийных категориях.

- На какой срок договор? – спросил Рабинович.

- На весь период существования вашего континуума. Для вас навечно.

- Какие обязательства с моей стороны?

- Вы соглашаетесь, что ваш image переходит к нам в пользование и мы можем закладывать его в любые из наших моделей, без ограничений.

- А раньше, как было? – спросил Рабинович.

- В принципе, раньше у вас было тоже самое с другим провайдером, только с известными ограничениями.

- Какими?

- Они мог закладывать вас только в модели человеческого формата. Непрерывная память между периодами отсутствовала. Вы не могли ничего знать о своей прошлой жизни. У нас этих ограничений нет. Но поверьте, это даже лучше для вас. Вам так будет на много интереснее.

- А что я получаю взамен?

- Если я правильно понимаю, ваш статус писатель-графоман.

- Я с этим не согласен.

- Извините, у нас тут так отмечено. Можем предложить вам четыре варианта продуктивности: Гениально, талантливо, хорошо и «для фейсбука».

- Я бы взял «гениально», наверное, - робко сказал Рабинович.

- На гениально у вас одна страница - восьмь с половиной на одинадцать. На обратной стороне вы писать не можете. Если в компьютерном формате - это 1024 знака с пропусками.

- Почему так мало?

- Послушайте, вам за шестьдесят, у вас несколько серьезных болезней, у вас посредственное образование и довольно ограниченный жизненный опыт, что вы можете сказать людям.

- А если талантливо ?

- Талантливо - это хорошая книжка страниц на триста. Несколько престижных литературных премий. Избрание в почетные члены. Молодая жена из студенток. Попадете в школьную хрестоматию.

- Что такое хорошо?

- Хорошо. Мы делаем так, что вы, со своим произведением появитесь в такое время и при таких обстоятельствах, что сразу же попадете в тренд. Ваши книги будут расходиться большими тиражами, ваши тексты будут цитировать, будет модно читать вас наизусть. Вас будут превозносить, вас будут боготворить, одни только комментарии к вашим книгам будут составлять целую библиотеку, но сами вы будете знать, что пишете ерунду, чепуху, отсебятину. Что вы тяжелый патологический неизлечимый графоман...

- Достаточно, - оборвал его Рабинович. – А что вы скажете на счет «Для фейсбука.»

- О, это самое простое. Мы вам дадим максимально допустимое количество френдов и любое число подписчиков которое вы назовете. Но учтите, что количество всегда обратно пропорционально качеству. А в остальном делайте, что хотите.

- На какой срок?

- До конца жизни.

- А сколько до конца жизни?

- Ну, немного времени у вас еще есть, но точную цифру сказать я не имею права.

- Скажите, спросила она, - вам не хочется раздеться всякий раз, когда вы проезжаете через Тайм Сквер?

Рабинович посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Пассажирка - женщина лет шестидесяти, сидела совершенно голая. Вся ее одежда была аккуратно сложена рядом на заднем сидении.

- Вам не холодно, мэм? - спросил Рабинович заботливо. – Может включить печку.

- Пустяки, - сказала она, - я хожу по улицам голой круглый год в любую погоду и у меня , для моего возраста, отменное здоровье. Знаете, что высадите меня здесь и поезжайте вниз по Бродвею. Я хочу немного прогуляться пешком. Пусть одежда остается у вас. Встретимся возле Утюга.

На Бродвее и тридцать четвертой случилась большая авария, и Рабинович простоял в трафике около двадцати минут, поэтому к Утюгу он и голая клиентка прибыли почти одновременно. Она довольно ловко запрыгнула в салон и сказала:

- Уф, за мной гнались полицейские. Пришлось немного пробежаться. Ну, чего вы стоите, поехали отсюда. Вы умеете ездить быстро. Ну-ка покажите на что вы способны.

Когда они стали на светофоре перед Баттери тоннелем Рабинович сказал:

- Вообще-то конец Манхеттена. Куда дальше?

- А куда можно? – спросила она.

- Или назад, наверх, - сказал Рабинович, - или в тоннель в Бруклин.

- Знаете, что, я хочу навестить свою сестру в Сан-Франциско, не согласитесь ли вы отвезти меня в аэропорт.

Рабинович снова глянул на свою пассажирку в зеркало заднего вида и увидел, что она одета и глядя на себя в смартфон, подкрашивает губы.

- Я извиняюсь, - сказал Рабинович.

Она переключила смартфон на переднюю камеру и спросила у изображения Рабиновича на дисплее:

- Ну, так что?

- Мне все-равно, - сказал Рабинович, - только на миттере уже  двадцать, а в аэропорт будет за сорок долларов, вы бы дали хоть какой задаток. А то меняете планы...

- Вы правы, - сказала она, - я сама должна была об этом подумать. Только у меня нет наличных, можно я вы пишу вам чек.

- Ну, я не знаю, - стал мяться Рабинович. Мы вообще-то чеки не берем.

- Вы ничем не рискуете, - сказала она. Или чек на двести долларов, или ничего. Будьте спокойны, я вас не обману. Я типичная богатая американская сумашедшая старуха. Покупать человеческую доброту за деньги – одно из немногих наших старческих удовольствий. Вы лучше спросите у меня то, что вы давно хотите спросить: Почему я хожу голой.

- Мне это не интересно, - сказал Рабинович. - Я на работе.

- Ну, и зря, - сказала обиженно и замолчала до самого Кеннеди.

Там, прямо в Кеннеди он раскешил чек в Вестерн Юнион, потерял на этом только десять баксов, купил в автолавке и съел пластмассовой вилкой китайский суп из пенопластового стакана, сбегал по-маленькому в передвижной туалет для констракторов и, чрезвычайно довольный самим собой, стал выбираться из лабиринтов гигантского аэропорта на экспрессвей. Кеннеди он не любил, в Кеннеди всегда был риск простоять два часа в линии и взять локал куда-нибудь в чернушник на Фар-Роковей за пятнадцать баксов. Рабинович направлялся в ЛаГвардию. ЛаГвардия в Шатл Бостон-Вашингтон - стопроцентный верняк - клиент белый и попросит отвезти в Манхеттен.

На последнем светофоре перед хайвеем, когда загорелся зеленый, Рабинович чуть притопив педаль газа на своей восьмицилиндровой шевролет Классик-Каприз, опережая всех, выскочил на середину перекрестка, где и был застигнут старым линкольном, который довольно сильно ударил его в правую переднюю дверь. Рабинович посидел несколько минут в машине, оглушенный столкновением, потом, пошатываясь, не обращая внимания на объезжавшие машины, обошел место аварии, остановился перед линкольном и закричал на американском английском курса Илоны Давыдовой:  “Чувак, куда же ты нах. прешь на красный!”

Водитель линкольна, пейсатый в очках с линзами, мощности которых хватило, чтобы собрать довольно сильный телескоп, опустил стекло, указал на светофор и сказал: “Где вы видите красный?” И в самом деле, светофор уже два раза сменился на зеленый.

- Kак мне все надоело! – закричал Рабинович и принялся срывать с себя одежду.