На Север! День 16
Привет! Мы с мужем едем из Питера на буханке по имени Бегемот на Север. Предыдущие посты все в профиле, там делается понятно, о чем вообще речь)
Солнечное утро! Какой подарок!
Кушаем свою гуляльную яишницу и собираемся.
Первым делом катим посмотреть поближе на большой скальный обрыв на противоположном берегу озерца, у которого мы ночевали. Кажется, что кто то отломил пол горы. Как пол тортика отрезать. Осмотр скальной стенки особой ясности не вносит, зато эта локация хвастается нам своей фауной: из камней высовывается любопытная ласка. Крошечный хищник, на вид весом с лемминга, взволнованно выныривает между камней, поблескивает любопытными глазками на треугольной головке, прячется, выглядывает из другой щели, вертится и принюхивается, шныряет под другие камни, демонстрируя кургузую шоколадную попку.
Взаимно налюбопытстваовавшись с лаской, расходимся. У нее свои юркие хищные планы, у нас свои - путешественные. Путь наш - на восток.
Бегемот катится по холмисто-озерной тундре к бухте Порчнихе, и там тоже своего рода Конец Всех Дорог, как в Териберке, хоть и менее монументальный. Но ощущение края света - не меньшая.
Наше прибытие приветствуют цветущие одуванчики - почему бы и нет, на краю-то света? Сладкий пыльцовый запах мая - маленькие солнышки.
Спускаемся на каменистый пляжик, прогретый солнцем, на северном берегу бухты.
Сэр Макс садится на большой теплый валун поиграть, я ползаю по скользким камням над водой и рассматриваю странные водоросли Макароны, странные водоросли Зеленый Мех, и еще странные водоросли Желатиновый Олений Рог. На самом деле это не их названия, понятия не имею, как они называются, но таких я еще не видела на берегах и пляжах Баренцева за все поездки на север, и мне весело давать им дурацкие имена.
Тем временем в бухту вползает длинный и холодный язык тумана. Мы смотрим, как он ползет мимо нас вглубь бухты, ее дальний берег темным силуэтом возвышается над зябкой белесой полосой. Потом боковина туманного языка достигает нашего маленького пляжика, затапливает холодной бледно- синей сырью. Сэр Макс играет в этом тесном мареве, пока от воды в воздухе ему не начинает не хватать дыхания, и мы выбираемся на склон.
Карабкаемся по округлым скалам в черных кружевах лишайника, находим много спелой морошки - янтарные комочки - во влажных болотистых впадинках и наедаемся морошки, выбираемся на горб мыса.
Серебристо-каменная, с чернением, вершина. Нежный теплый ветер. Отсюда хорошо видно Большой Олнеий остров с маяком и домиком, полуразрушенными. Видно, как туман обползает остров, оставляя клок застрявшим в его бухте, и уползает в Порчниху. Видно голубой горизонт за его краем, слегка размытый в дымке.
А на севере, за перегибом мыса - сплошное, странно-безмятежное облачное море лежит поверх моря водного, слегка колышется, и, кажется, не разобрать, на берегу мы или в горах на головокружительной высоте. Вид - как из иллюминатора самолета. Только со скалы. Сквозь лежачее облако проступает вершина круглого, будто закинутый в море арбуз, скального островка, судя по звукам приютившего всех местных чаек.
Вот такой он - край света. Только облако, потому что дальше ничего и нет.
Спускаемся к Бегемоту. Сэр Макс кипятит чайник на доширак и на чаек, я читаю ему книжку.
Выбираемся. Холмы, мостики и броды, потом водохранилища, ветряки и грейдер, потом асфальт и танцующие березы. Обратно, в обжитой мир, под Мурманск.
Встали на уютном озере на полянке, среди вечно-майского сада танцующих берез, среди пурпурных иванчаев.
Вдоль берега сочится вечер, сперва золотой, после янтарный. Солнце тихонько спускается за дальний почерневший озерный край. Оно пока еще и садится, и встаёт на севере.
На ужин - греча, тушенка и оливки.