Минутка лирики на Пикабу
мой личный Мордор высится в дали,
средь серых зданий, рухнувших высоток.
как в этом мире выжить без любви?
как в этом мире выжить? отчего-то
кольцо на безымянном никого
всевластием еще не наделило -
над миром и не нужно, лишь его
прижать к себе покрепче я просила.
на веки вечные, в печали и беде,
клянемся под присягой, как солдаты,
а вот теперь, ладонями в воде,
пытаюсь снять кольцо. пусть будет снято
хоть с кожею, сорви его, сорви -
шепчу себе - в нем главная причина!
кольцо всевластий глупых, не любви,
пусть канет там,
в огне Ородруина.
средь серых зданий, рухнувших высоток.
как в этом мире выжить без любви?
как в этом мире выжить? отчего-то
кольцо на безымянном никого
всевластием еще не наделило -
над миром и не нужно, лишь его
прижать к себе покрепче я просила.
на веки вечные, в печали и беде,
клянемся под присягой, как солдаты,
а вот теперь, ладонями в воде,
пытаюсь снять кольцо. пусть будет снято
хоть с кожею, сорви его, сорви -
шепчу себе - в нем главная причина!
кольцо всевластий глупых, не любви,
пусть канет там,
в огне Ородруина.
Немного лирики для Пикабу
все забывается и все проходит - разум
умеет вычленять из боли суть.
так что, сотрется худшее, не с разу,
не сразу, разумеется, но грудь
со временем расправится, задышит,
ладони потеплеют, крови ток
наполнит тело, от пола до крыши.
все поимеет вес, значение, толк.
все, что с тобою где-то приключилось,
с тобой, со мной и с кем-нибудь еще,
забудется само, такая милость
небес, что закрывают этот счет,
открытый, словно в душу настежь двери,
твою, мою, любую на земле.
но как себя заставить в это верить,
сказал бы кто-нибудь,
да поскорее,
мне.
умеет вычленять из боли суть.
так что, сотрется худшее, не с разу,
не сразу, разумеется, но грудь
со временем расправится, задышит,
ладони потеплеют, крови ток
наполнит тело, от пола до крыши.
все поимеет вес, значение, толк.
все, что с тобою где-то приключилось,
с тобой, со мной и с кем-нибудь еще,
забудется само, такая милость
небес, что закрывают этот счет,
открытый, словно в душу настежь двери,
твою, мою, любую на земле.
но как себя заставить в это верить,
сказал бы кто-нибудь,
да поскорее,
мне.
...я умею понять очень много чужих грехов
я умею понять очень много чужих грехов -
я сама то реву, то злобствую ежечасно,
но вот как оказалась верность дешевле слов,
я понять не могу, быть может, что и напрасно.
но вот как оказалась дружба пустой игрой,
как любовь оказалась в людях забавой глупой? -
я понять не могу, хотя мир у таких простой,
незатейливый мир. мне б таких рассмотреть под лупой,
может что-то увижу, изъян то, фабричный брак,
может там, наверху, их просто недоглядели?
недодали простых механизмов - где друг, где враг,
и что жизнь заключает большее, чем постели...
это враки, конечно, все в них Господь вложил,
только ноша такая многим, увы, не к месту.
верным быть - это сколько нужно душевных сил?
это значит любить всю жизнь лишь свою невесту,
это значит быть честным перед самим собой,
перед небом и людом честным быть, что есть мочи.
я стараюсь понять их, сердцем ли и душой,
я стараюсь понять, но вот хочется мне не очень
быть с такими на расстоянии пары слов,
не выходит мне верить слову их. и не верю.
я умею понять очень много чужих грехов,
но предательство, нет,
вот предательство я не умею.
я сама то реву, то злобствую ежечасно,
но вот как оказалась верность дешевле слов,
я понять не могу, быть может, что и напрасно.
но вот как оказалась дружба пустой игрой,
как любовь оказалась в людях забавой глупой? -
я понять не могу, хотя мир у таких простой,
незатейливый мир. мне б таких рассмотреть под лупой,
может что-то увижу, изъян то, фабричный брак,
может там, наверху, их просто недоглядели?
недодали простых механизмов - где друг, где враг,
и что жизнь заключает большее, чем постели...
это враки, конечно, все в них Господь вложил,
только ноша такая многим, увы, не к месту.
верным быть - это сколько нужно душевных сил?
это значит любить всю жизнь лишь свою невесту,
это значит быть честным перед самим собой,
перед небом и людом честным быть, что есть мочи.
я стараюсь понять их, сердцем ли и душой,
я стараюсь понять, но вот хочется мне не очень
быть с такими на расстоянии пары слов,
не выходит мне верить слову их. и не верю.
я умею понять очень много чужих грехов,
но предательство, нет,
вот предательство я не умею.
Жили-были
жили-были мы, как могли,
то не сказка, то будет быль,
на двух разных концах земли
мы топтали-сдували пыль.
каждый выстроил не дворец,
но, без малого, дом с трубой.
и готов был встречать конец
этой сказки с другим. с другой.
и готовы мы были плыть
по течению, так быстрей,
и готовы мы были быть,
как все сотни до нас людей.
тут бы сказочки и конец,
но не сказочка, быль у нас.
пусть повел ты под тот венец
не меня, а других, не раз,
коль меж нам струится явь
тридесятых небесных врат,
как вместить в себя, как объять
эту нежность к тебе? назад
нет дороги, пути, следа,
потерялась клубочка нить.
посмотри, нам горит звезда,
мы под нею и станем жить -
новый дом будет нам дворец,
я прощу все, что было до,
расскажу, как в плену колец
не жилось бы нам все равно.
я приму тебя со щитом,
на щите я тебя приму.
голубиным своим крылом
я беду отгоню и тьму,
ведь меж нами струится явь,
пусть не сказка, а быль у нас,
мне ни Бог не указ, ни царь,
мне никто теперь не указ.
на двух разных концах земли
слишком долго былось одним.
мы пожили уже, как могли.
время жить теперь, как хотим
то не сказка, то будет быль,
на двух разных концах земли
мы топтали-сдували пыль.
каждый выстроил не дворец,
но, без малого, дом с трубой.
и готов был встречать конец
этой сказки с другим. с другой.
и готовы мы были плыть
по течению, так быстрей,
и готовы мы были быть,
как все сотни до нас людей.
тут бы сказочки и конец,
но не сказочка, быль у нас.
пусть повел ты под тот венец
не меня, а других, не раз,
коль меж нам струится явь
тридесятых небесных врат,
как вместить в себя, как объять
эту нежность к тебе? назад
нет дороги, пути, следа,
потерялась клубочка нить.
посмотри, нам горит звезда,
мы под нею и станем жить -
новый дом будет нам дворец,
я прощу все, что было до,
расскажу, как в плену колец
не жилось бы нам все равно.
я приму тебя со щитом,
на щите я тебя приму.
голубиным своим крылом
я беду отгоню и тьму,
ведь меж нами струится явь,
пусть не сказка, а быль у нас,
мне ни Бог не указ, ни царь,
мне никто теперь не указ.
на двух разных концах земли
слишком долго былось одним.
мы пожили уже, как могли.
время жить теперь, как хотим
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
девчачьим паническим атакам посвящается
и страшно мне случайно увидать,
спросонок, краем глаза, без желанья,
как множится клубится во мне рать
нечеловеческого, взрослого отчаянья.
все потому что знаю я уже,
что горестей охапку нам собрали
и на проверку смелости в душе
вручают нам, без продыху, печали -
друзей, что нас украдкой предадут,
родню, что позабудет в час ненастья.
и хочется укрыться, сгинуть тут
в углу широкой ванны. сжать запястья
руками крепко поверху колен,
сидеть, слегка качаясь в такты пульса,
подальше от людей и от систем,
что до любого нынче доберутся.
и я сижу, покуда стынет день,
и множатся, клубятся эти мысли
во мне, познавшей толику страстей
своей, внезапно ставшей взрослой, жизни.
и кажется, что мир мой однобок,
что боли в нем не счесть простому счету,
и что меня одну оставил Бог,
принявшись за искуснее работу,
что больше он не выглянет ко мне,
помочь и поддержать рукой большою,
что больше нет ни смелости в душе,
ни сил, чтоб управлять своей судьбою.
вот тут-то небо шлет ко мне тебя,
к любой охапке горя прилагая,
как подорожник к ране, и любя
ты снова от меня меня спасаешь.
включаешь свет, там холодеет пол
широкой ванной, где сижу, немая.
от ужаса несовершенных зол
ты вновь меня спасаешь,
обнимая.
спросонок, краем глаза, без желанья,
как множится клубится во мне рать
нечеловеческого, взрослого отчаянья.
все потому что знаю я уже,
что горестей охапку нам собрали
и на проверку смелости в душе
вручают нам, без продыху, печали -
друзей, что нас украдкой предадут,
родню, что позабудет в час ненастья.
и хочется укрыться, сгинуть тут
в углу широкой ванны. сжать запястья
руками крепко поверху колен,
сидеть, слегка качаясь в такты пульса,
подальше от людей и от систем,
что до любого нынче доберутся.
и я сижу, покуда стынет день,
и множатся, клубятся эти мысли
во мне, познавшей толику страстей
своей, внезапно ставшей взрослой, жизни.
и кажется, что мир мой однобок,
что боли в нем не счесть простому счету,
и что меня одну оставил Бог,
принявшись за искуснее работу,
что больше он не выглянет ко мне,
помочь и поддержать рукой большою,
что больше нет ни смелости в душе,
ни сил, чтоб управлять своей судьбою.
вот тут-то небо шлет ко мне тебя,
к любой охапке горя прилагая,
как подорожник к ране, и любя
ты снова от меня меня спасаешь.
включаешь свет, там холодеет пол
широкой ванной, где сижу, немая.
от ужаса несовершенных зол
ты вновь меня спасаешь,
обнимая.